авда,
немножко "зеленых" и "деревянных", когда сдаст шмотки,  придется  отвалить
парням за прежнюю партию колец. Но вот брать ли у "Пробы" новую -  вопрос.
Может, потерпеть,  отложить  до  следующего  раза,  чтоб  не  перенасыщать
польский рынок и  не  привлекать  внимания,  хотя  здорово  выручает  этот
поликаувиль?!..  При  воспоминании  о  Польше  остро   захотелось   скорее
добраться, услышать родную речь; сестра Марыська  сварит  любимые  флячки,
выставит две бутылки "сенатора" из холодильника. Подумав о холодном  пиве,
Тадеуш ощутил вязкую слюну во рту; сейчас, потный от зноя, он  уплатил  бы
любые деньги за бутылку... Дома, уладив все дела, отлежавшись два-три дня,
позвонит в Тарнув и услышав в ответ веселое женское  "Хальо,  я  слухам!",
скажет: "Баська, укладывай  чемодан,  дорогая,  едем  в  Сопот  на  месяц.
Позвони в тамошний  ОРБИС  [польская  туристическая  фирма]  на  Богатеров
Монте-Кассино, закажи хорошую частную квартиру. Закажи  от  своего  имени.
Поняла? Самую лучшую, форсы есть. Захвати ракетку, я привез  тебе  коробку
мячей "Шлезингер". Будешь бегать в  шортиках  по  корту,  показывать  свои
длинные ножки  бесплатно.  А  ночью  я  сниму  с  тебя  эти  шортики  тоже
бесплатно,  а  потом  пойдем  на  пляж  и  будем  купаться   голенькими...
Ха-ха-ха!".



                                    32

     Как каждый нормальный человек, Юрий Лагойда не любил очередей, но как
каждый нормальный "совок", увидев хвост  к  лотку,  где  продавали  свежую
горбушу, Лагойда пристроился за  какой-то  взмыленной  дамой,  от  которой
резко разило смесью пота и дезодоранта. Прикинув, понял,  стоять  придется
минут  сорок-пятьдесят,  значит  опоздает,  а  Вячин  будет   ждать,   как
уговорились. Не годится. Лагойда не любил опаздывать. Горбушу продавали по
45 за килограмм. Он знал, что к  концу  дня,  на  рынке  тетки-спекулянтки
будут гнать по сотне за рыбину. Ему, одинокому (в прошлом году разошелся с
женой), денег хватало через голову, поэтому, поразмыслив, решил не стоять.
И едва хотел отойти, как услышал:
     - Юра! Лагойда! - кто-то позвал из очереди.
     Оглядевшись, увидел знакомого фармацевта-технолога  с  химфармзавода.
Они познакомились лет пять назад в круизной поездке по Дунаю,  с  тех  пор
иногда перезванивались, встречались за кружкой пива,  а  еще  их  связывал
Назаркевич, знавший обоих.
     Поздоровались.
     - Рыбки захотел, - спросил фармацевт.
     - Стоять не буду, времени нет.
     - Я слышал, ты ушел в кооператив к Коле Вячину?
     - По совместительству.
     - Что у Сереги Назаркевича? Все еще под следствием?
     - Да.
     - Жалко парня.
     - Да.
     - Дело у нас с ним хорошее сорвалось.
     - Какое?
     - С поликаувилем.
     - С поликаувилем?
     - Ты только не очень распространяйся.  Кубракова  была  против,  мол,
кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет,  но
все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный
материал: таблеток,  всяких  драже.  Это  была  идея  Назаркевича.  Эффект
потрясающий, срок хранения лекарств  увеличивается  в  три-четыре  раза...
Экономия денег, а, главное, - сырья: фольги, сам понимаешь...  Теперь  все
накрылось.
     - А откуда у вас поликаувиль? - насторожился Лагойда.
     - Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из  отстойника.
Этого хватало с лихвой.
     - Запатентовали?
     - На каком основании? Во-первых,  до  конца  эксперимент  не  довели,
во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.
     - Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы  опять  достали
лак, продолжал бы работы?
     - Где ты теперь возьмешь лак? Серега - ту-ту.
     - Это я гипотетически.
     - Нет, все равно в итоге надо  выходить  на  ваш  институт.  Возможно
сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под  опеку
эту тему. Но без Назаркевича не потяну.
     - Да... зигзаги... - Лагойда посмотрел на часы. -  Будешь  стоять?  -
кивнул на очередь.
     - Постою.
     - Я пошел, опаздываю.
     - Привет Коле Вячину...


     Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от  фармацевта,
пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так
ничего и не решил...
     В узенькой  приемной  Вячина  секретарша  мягко,  как  на  беззвучном
пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.
     - Николай Николаевич у себя? - поздоровавшись, спросил Лагойда.
     - Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.
     - Давно? - насупился Лагойда.
     - Минут сорок назад.
     - Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:
     - Юрий Игнатьевич, вам звонили.
     - Кто?
     - Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.
     - И больше ничего?
     - Больше ничего.
     - Спасибо, - он быстро вышел.


     Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:
     - Я приходил, но ты побежал в прокуратуру.  С  повинной,  что  ли?  -
спросил он шутливо. - Чего они хотели?
     - Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил  к
Кубраковой,  на  чем  ездил  в   Польшу,   зачем,   почему   интересовался
поликаувилем...
     - Подлавливали, может на этот раз соврешь... Мною не интересовались?
     - Спросили только, есть ли у тебя автомобиль,  какая  модель,  какого
цвета... так что жди, наверное, пригласят.
     - На хрена им моя машина и я вместе с нею?
     - У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда  он
вышел из этого же кабинета... Приходи завтра часов в десять. Сможешь?
     - Завтра нет, много работы в институте.
     - Что с металлом?
     - Договорился, в пятницу завезут...



                                    33

     Накануне я созвонился со Скориком, на мою просьбу встретиться, он и в
этот раз дал любезное согласие, хотя я понимал, чего оно  ему  стоило.  Не
успел я усесться перед ним, как вошел Миня Щерба,  вроде  случайно,  но  я
понимал, что это отрепетировано.
     - О! Артем! Привет, - заулыбался  он,  протягивая  мне  руку.  -  Ты,
говорят, у нас теперь частый гость.
     - Что поделать, Миня. Как отдохнул? - спросил я.
     - Уже начинаю забывать. С вами не соскучишься, - сказал неопределенно
"с вами", но я-то понял, что он имел в виду. - Я не помешаю, если  посижу?
- сощурил Миня добрые хитрые глазки. - Я молча.
     - Мне нет, - ответил я.
     - Мне тем более, - сказал Скорик.
     - Тогда приступим, - повернулся я  к  Скорику.  -  Виктор  Борисович,
директор Богдановского завода резиновых  изделий  Омелян  показал,  что  в
среду около  десяти  утра  у  шлагбаума  во  встречной  машине  он  увидел
Кубракову.
     - Совершенно верно.
     - И что на водителе была знакомая нам каскетка, надвинутая  низко  на
лоб. На вопрос криминалиста Войцеховского: "Солнце било в  глаза?"  Омелян
ответил: "Нет, в эту пору оно еще  на  востоке,  значит  в  глаза  мне,  а
встречным  в  затылок".  Назаркевич  не  отрицает,  что  был  в  каскетке,
поскольку мешало солнце, но оно могло мешать ему лишь во  второй  половине
дня, где-то часов в 17-18.
     Омелян видел Кубракову и водителя у шлагбаума в среду,  а  Назаркевич
утверждает, что в Богдановске он был во вторник.
     - Какая разница? Сейчас нам важны не день, а время дня.
     - А если Назаркевич врет,  что  солнце  било  в  глаза,  врет,  чтобы
сместить время, внушить вам, мол, час заката, а Кубракову видели,  дескать
утром.
     - Позвольте, но откуда ему известно, что ее видели утром?  Он  же  не
знаком с показаниями Омеляна.
     - Ну хорошо, - вроде согласился  Скорик  и  тут  же  довольно  удачно
нашелся, - пусть будет по-вашему: каскетку он надвинул на глаза  во  время
заката, когда действительно возвращался из  Богдановска,  отмахав  к  этой
поре  процентов  восемьдесят,  а  может  и  все  девяносто   дороги.   Но!
Происходило это не во вторник, как он утверждает,  а  в  среду,  в  среду,
после всего содеянного, отсидевшись где-то до предвечерья.
     Боковым зрением я увидел, как довольно ухмыльнулся Миня. Он  встал  и
вроде безразлично произнес:
     - Ладно, сражайтесь, я  пошел,  своих  дел  полно,  -  по-приятельски
попрощавшись со мной, удалился.
     -  Допустим,  Назаркевич  все  это  рассчитал.  Но  зачем  ему  такие
сложности городить? Ведь он мог просто заявить: "Каскетку, которую нашли у
меня в машине, я не надевал уже месяц. Валяется  она  на  всякий  случай".
Согласитесь, таких каскеток,  наверное,  тысячи:  одинаковой  расцветки  и
одного покроя.
     - Вы хотите сказать, что  Омелян  видел  не  Назаркевича,  а  другого
человека? - Скорик выпрямился.
     - Не утверждаю, но допускаю, - кивнул я. Скорик, как мне  показалось,
был раздражен, возможно тем,  что  Миня  отмолчался  и  как  привередливый
зритель покинул наскучивший спектакль.  Не  дожидаясь  ответа  Скорика,  я
продолжал: - Виктор Борисович, с  вашего  разрешения  я  хотел  бы  задать
несколько вопросов тому, кто осматривал одежду Кубраковой и Назаркевича.
     - Это делал Войцеховский.
     - Если можно, пригласите его.
     Он снял трубку, позвонил:
     - Адам Генрихович? Может зайдешь,  тут  Артем  Григорьевич  Устименко
хочет тебя видеть?.. Хорошо, ждем.
     Вскоре  Войцеховский  пришел,  мы  поздоровались.  Вопросы,   как   и
положено, я задавал ему через Скорика:
     - Адам Генрихович, экспертизу одежды Кубраковой  и  Назаркевича,  как
зафиксировано в деле, проводили у вас?
     - Да.
     - На пиджаке  и  брюках  Назаркевича  обнаружены  микрочастицы  кофты
Кубраковой, в которой она была в день убийства. Из показаний  Омеляна  нам
известно, что Кубракова сидела сзади  водителя.  Адам  Генрихович,  у  вас
автомобиль есть?
     - Есть.
     - Как часто вы оказываетесь на заднем сидении?
     - Практически никогда. В этом нет нужды, - он, видно, понял,  куда  я
клоню, сказал: - Но мы же не можем исключить, что  где-то  по  дороге,  по
какой-то неизвестной нам причине Назаркевич остановил машину и  пересел  к
Кубраковой. Может быть ради какого-то разговора.
     -  Разумеется.  Адам  Генрихович,  вы  лично  делали  экспертизу   на
наложение микрочастиц?
     - Нет, мой помощник, стажер. Я в тот день уезжал  -  изнасилование  в
Клинцах.
     - Вы не могли бы пригласить его сюда?
     - Конечно можно, - Войцеховский позвонил: - Роман, оставь все,  зайди
к Скорику.
     Романом оказался молодой человек  лет  двадцати  шести,  он  смущенно
стоял у двери.
     - Садись, - сказал ему Войцеховский. - Артем  Григорьевич  Устименко,
адвокат Назаркевича. У него к тебе есть вопросы, - Войцеховский указал  на
меня.
     - Роман, ваше отчество? - спросил я.
     - Степанович.
     - Роман Степанович, вы готовили к  экспертизе  одежду  Назаркевича  и
Кубраковой на наложение микроволн?
     - Да.
     - Как? Опишите пожалуйста.
     Он  посмотрел  недоуменно  на  Войцеховского,   затем   на   Скорика,
записывающего мои вопросы и его ответы.
     - Сперва выложил на стол мужской костюм из мешка N_1, потом  упаковал
его обратно и достал женскую кофту из мешка N_2.
     - И куда выложили?
     - Ну, на стол, на этот, он покрыт оргстеклом.
     - Значит содержимое обоих мешков вы осматривали на  одном  и  том  же
столе? - уточнил я.
     - Да.
     - Я  же  тебе  сказал  делать  это  на  разных  столах!  -  багровея,
Войцеховский уперся взглядом в лицо стажера - понял, что произошло.
     - Второй стол был занят, Адам Генрихович, - поникнув,  тихо  произнес
стажер. - Там были разложены пять экземпляров  какой-то  рукописи,  вы  не
велели их трогать. А стекло я маленько протер, - голос его совсем  сел  от
волнения, горло пересохло.
     Войцеховский досадливо махнул рукой.
     - У меня больше вопросов нет, - сказал я.
     - И ко мне? - спросил Войцеховский.
     - И к вам тоже, Адам Генрихович.
     Резко  поднявшись,  Войцеховский  вышел,  за  ним  понуро  последовал
стажер.
     - Какова цена этой экспертизы для суда? - обратился я к Скорику.
     - Грош, - раздраженно он бросил на стол ручку. -  Даже  если  перенос
волокон с кофты Кубраковой на пиджак Назаркевича произошел  не  на  столе,
как полагаю я... Какие у вас еще ко мне просьбы  или  ходатайства?  -  уже
откровенно недружелюбно спросил Скорик.
     - Я хотел бы еще раз выслушать пленку на автоответчике,  если  вы  не
возражаете.
     Ничего не ответив, Скорик вытащил из сейфа автоответчик Кубраковой:
     - Можете устроиться в соседнем кабинете, там никого, люди в  отпуске,
- он отодвинул  маленький  столик  с  графином,  открыл  дверь  в  смежную
комнату...
     Я запустил  кассету.  Запись  пошла  с  монолога-угрозы  Назаркевича,
поскольку, видимо, Скорик был сосредоточен именно на этой улике. Мне  тоже
хотелось вновь услышать и слова Назаркевича, и их интонацию.  Когда  голос
его умолк,  после  краткой  паузы  заговорил  Яловский:  "...куда  это  вы
запропастились? Уже  половина  первого  ночи..."  Затем  несколько  секунд
пленка до самого конца была "немой", никакой записи. Щелчок  -  и  аппарат
автоматически  выключился.  Посидев  какое-то  время  в  раздумьях,  снова
оценивая грозные слова  Назаркевича,  финальную  фразу  "Вы  еще  об  этом
пожалеете", я стал "перегонять" пленку к началу, к тому месту, с  которого
начал слушать, но, похоже, не рассчитал, отмотал слишком  много,  и  когда
нажал клавишу пуска, ничего не услышал, пленка была чистая, без записи,  а
потом возник голос Кубраковой: "Меня нет дома. Говорите", а за ним мужской
голос: "Елена Павловна, это Ставицкий с авиаремонтного.  Я  смогу,  как  и
обещал, дать вам немного бериллиевой бронзы. Надеюсь и  вы  мне  поможете.
Жду вашего звонка". Стоп! Бериллиевая  бронза!  Кольца...  из  бериллиевой
бронзы!..  Покрыты  каким-то  сверхпрочным  лаком...  Так  сообщил  офицер
польской  полиции...  Бутылка  с  поликаувилем  в  гараже...  как   его...
Бронича...  Бериллиевая  бронза...  Зачем  она   Кубраковой?..   Но   ведь
обращалась же  к  какому-то  Ставицкому  на  авиаремонтный  за  бронзой!..
Бериллиевой... Ни я, ни  Скорик  еще  при  первом  прослушивании  кассеты,
естественно не обратили внимания, ибо история с кольцами всплыла через два
с лишним месяца. Оба мы были  загипнотизированы  одним:  монологом-угрозой
Назаркевича, тут мудрено было вспомнить записанный на автоответчике звонок
какого-то Ставицкого с авиаремонтного завода  -  обычный  деловой,  как  и
звонок Яловского. Наружу выпирали  только  слова  Назаркевича  -  они  для
Скорика слишком плотно вписывались в его версию! Все же остальное  выпало,
как пустяки чисто служебного свойства!..
     Вернув запись к звонку  Ставицкого,  я  выключил  прибор  и  вошел  к
Скорику. Тот читал какие-то бумаги.
     - Закончили? - отвлекшись, равнодушно спросил он.
     - Виктор Борисович, хочу познакомить вас с одним сюжетом, - я опустил
на стол перед ним автоответчик.
     - Что еще, - сдерживая недовольство, спросил он.
     - Послушайте вот это, - стоя перед ним, я включил прибор.
     Все заняло секунд десять. Скорик был не дурак, дослушав,  сразу  усек
ход моих мыслей.
     - Любопытно, - слабо улыбнулся он. -  Как  вам  пришло  в  голову?  -
искренне вырвалось у него.
     - На то же самое натолкнулись бы и вы, отмотав пленку к началу. Чисто
механически, случайно, как и я.
     - Надо будет попросить Агрбу... заняться.
     - Конечно. - И чтобы укрепить его в этом желании, когда наши интересы
впервые совпали, я добавил: - С самого начала  до  места,  где  начинаются
записи, пленка чистая. Либо ничего не записывалось...
     - Либо стерто  Кубраковой,  -  перебил  он.  -  Скорее  последнее,  -
включился он в ход моих рассуждений. - Иначе какой смысл отматывать чистую
пленку почти до конца и оставить кусочек для трех последних разговоров? Но
почему Кубракова не стерла ее всю?
     - Есть два объяснения: или три последние записи:  звонки  Ставицкого,
Назаркевича и Яловского она хотела сохранить, как важные для нее,  или  не
успела стереть перед отъездом в Германию.
     -  Едва  ли.  Почему-то  хотела  сохранить.  Ну,  звонок  Назаркевича
понятно... А вот предыдущий - Ставицкого и  последующий  Яловского,  -  он
пожал плечами. - Тут, возможно, был какой-то интерес у нее.
     Мы так оживленно и согласно обсуждали мое открытие,  что  со  стороны
казалось, будто  беседуют,  подбадривая  друг  друга,  единомышленники.  В
действительности же каждый из нас преследовал свою цель:  Скорик  надеялся
усилить  свою  обвинительную  позицию,  где  Назаркевич  уже  виделся  ему
связанным не только с поликаувилем, найденным в гараже Тадеуша Бронича, но
и с бериллием для фальшивых колец; я же рассчитывал на противное  -  вдруг
все откроется таким образом, что получу еще один козырь против  обвинения.
Правда, интуитивно побаивался,  что  Скорик  тут  имеет  предпочтение,  но
пренебречь открывшимся обстоятельством я не мог.  Несколько  смущало  меня
(а, возможно, и Скорика,  но  он  умолчал  об  этом),  каким  образом  тут
замешана Кубракова: Ставицкий  с  авиаремонтного  обещал  бериллий  именно
ей?!..



                                    34

     Телефонограмма пришла утром:  Тадеуш  Бронич  на  машине  "Вольво"  с
польскими номерами миновал Ростов-на-Дону, движется в сторону Украины.
     Для Агрбы оставалось неясным, где Бронич  решит  пересекать  границу:
тут или через Волынь махнет на Брест, в  Белоруссию.  Проанализировав  всю
ситуацию, Проценко и Агрба пришли к  выводу,  что  логичнее  ждать  тут  -
польская граница и таможня рядом, отсюда до  дома  Броничу  рукой  подать.
Такого же мнения придерживался и майор Чеслав  Ендрых.  Поэтому  все  было
сориентированно на этот вариант...
     Выйдя от Проценко, Джума уехал на авиаремонтный завод  к  Ставицкому,
предварительно  выяснив,  что  таковой  на  заводе  имеется,  и   что   он
замдиректора по режиму. Созвонившись, Джума договорился о времени встречи.
"Приезжайте, пропуск будет на проходной", - заверил Ставицкий...
     В комнатке на проходной сидел солдатик с красной нарукавной повязкой.
Агрба протянул в окошечко удостоверение. Солдатик с  интересом  глянул  на
фотографию Джумы в форме, а затем на Агрбу в неприметном штатском одеянии,
выписал пропуск, оторвал от корешка, протянул Джуме, объяснил, как  пройти
в заводоуправление и открыл автоматический турникет.
     Замдиректора по режиму уже ждал Джуму. Агрба  подал  удостоверение  с
вложенным внутрь пропуском.
     - Садитесь, товарищ Агрба. Слушаю вас.
     - Георгий Семенович, вы Елену Павловну Кубракову знали?
     - Да. Иногда она к нам обращалась.
     - А вы знаете, что она погибла?
     - Я был на похоронах.
     - На кассете ее автоответчика есть запись вашего  телефонного  звонка
по поводу бериллиевой бронзы.
     - Я звонил ей, сообщил, что она может получить, я ей обещал.
     - Как часто она обращалась к вам за бериллием?
     - Это впервые. А что вас смущает?
     -  Институт,  в  частности  лаборатория  Кубраковой  им  никогда   не
пользовались. А что вы рассчитывали получить взамен?
     -  Они  испытывали  новое  антикоррозионное  покрытие  на  нескольких
автомобилях. Я тогда купил "Жигули-пятерку"  и  предложил  ее  в  качестве
подопытного кролика. И им хорошо, и мне полезно. Елена Павловна пообещала.
     - И попросила бериллий?
     - Нет. А вот недели через три от ее имени позвонил человек и попросил
с килограмм бериллиевой бронзы.
     - Назвался?
     - Просто сказал, что от Елены Павловны. Мне этого было достаточно.
     - Он был у вас?
     - Нет.
     - Георгий Семенович, расскажите-ка все это подробно,  с  мелочами,  -
попросил Агрба.
     - Значит, обратился он от ее имени. У меня как раз в наличии не  было
бронзы. Порекомендовал ему связаться со мной через две недели.  Но  металл
поступил раньше.  Вечером  я  позвонил  Елене  Павловне  домой,  попал  на
автоответчик, я передал  все,  что  нужно.  Дня  через  т