а деваться?..
     Он подошел к окну, отодвинул шторку, внизу во дворе  два  милиционера
разбортировали скат, "уазик" стоял на домкрате. Джума не  успел  закурить,
только достал пачку сигарет из кармана, как зазвонил телефон.
     - Слушаю. Майор Агрба.
     Откуда-то издалека сквозь потрескивание и шуршание донесся голос:
     - Товарищ майор, "Вольво" на подходе.
     - Вы где? Откуда звоните?
     - С заправочной на Богучаровском шоссе.
     - А он?
     - Тут же. Стал в очередь. Куда-то из будки звонил.
     - Очередь большая?
     - Минут сорок простоит.
     - Ждите и следуйте за ним. Я перехвачу вас у въезда на Гоголевскую, у
памятника танкистам.
     - Все ясно.
     - Смотрите, не упустите...
     Джума прикинул: "От заправки до  танка-памятника  девять  километров;
пока поляк заправится, доедет, успею".
     Он быстро вышел из кабинета.


     Тадеуш Бронич ехал  уже  по  городу,  его  серая  "Вольво"  осторожно
обгоняла идущий  впереди  транспорт.  Все  складывалось  хорошо,  человек,
которому он позвонил с заправочной, ждет, он  заскочит  к  нему  минут  на
десять-пятнадцать, надо рассчитаться, уплатить, потом - в  Дольницкий  лес
забрать из тайника кадмиево-никелевые плиты, аккуратно уложить их в другой
тайник - под машиной и - домой. Дом уже рукой подать, через два часа будет
на границе! Это  радостное  нетерпение  передалось  в  ногу  и,  чуть-чуть
шевельнув ею на  акселераторе,  он  почувствовал,  как  двигатель,  словно
поймав этот сигнал, прибавил обороты.


     Для этого дела Проценко расщедрился, дал свою  служебную  "Волгу",  и
Джума, сидя рядом с водителем, приклеивался  взглядом  к  серой  "Вольво",
шедшей через три  машины  впереди.  На  заднем  сидении  за  спиной  Джумы
вольготно устроился коллега-оперативник.
     В старой части города поляк  свернул  на  улицу  Спартака,  она  была
тупиковой, выезда не имела, даже стоял знак с указанием на  это,  и  Джума
понял, что "Вольво" сейчас будет парковаться.
     - Не обгоняй, притормози, - велел он водителю.
     Поляк остановился у дома номер  двенадцать,  вышел,  запер  дверцу  и
направился к подворотне. Это было старое очень высокое трехэтажное здание,
узкое, с трудом втиснувшееся меж двумя домами;  полуцилиндры  застекленных
эркеров, как пузыри, выступали на  тех  местах  фасада,  где  внутри  дома
находились лестничные площадки, на каждую выходило две двери - слева и  по
центру.  Джума  знал  такие  дома:  когда-то  каждый  этаж  занимала  одна
многокомнатная квартира, имевшая два выхода - для хозяев  парадный  и  для
прислуги боковой. В советское время квартиры изуродовали перегородками  из
сухой штукатурки, разделили, создали коммуналки...
     Джума не спеша шел за поляком, слышал его шаги в  глубокой  сводчатой
подворотне, затем хлопнула дверь подъезда.  Бронич  поднимался  по  крутым
скрипучим деревянным ступеням, достиг третьего этажа.
     Агрба остановился на первом, отошел  в  самую  глубину  эркера,  чтоб
видеть хотя бы ноги Бронича, и понять, у какой  двери  он  остановился:  у
той, что слева или по  центру.  Поляк  остановился  у  центральной.  Стоял
долго, видимо не открывали, наконец его впустили. Джума сбежал вниз, сел в
машину.
     - Поехали? - спросил сзади оперативник.
     - Нет, будем ждать.
     - Тогда перекурим.
     - Давай.
     Ожидание  длилось  минут  двадцать.  Наконец   Бронич   появился   из
подворотни, огляделся по сторонам и направился к "Вольво".
     - Поедешь за ним. Только осторожненько, - сказал Джума. - Я  останусь
здесь, надо выяснить, у кого он гостил, - Агрба вылез из машины,  и  когда
оба автомобиля скрылись за углом, вошел в дом...


     На утренний поезд Королец билет не  достал,  но  все  же  приехал  на
вокзал пораньше в надежде сесть спустя час на проходящий международный.  И
вдруг вокзальное радио прогавкало что-то неразборчиво,  из  всего  Королец
только  и  уловил,  что  нужный  ему  поезд  опаздывает   на   два   часа.
Раздосадованный, он затащил рюкзак  и  оба  чемодана  в  угол  за  киоском
"Союзпечать" в зале ожидания и притих там, наблюдая  за  копошением  сотен
людей. Через какое-то время он стал следить, когда освободится  хоть  одна
из трех кабин телефона-автомата. Наконец, из крайней вышла девушка.  Надев
рюкзак  и  подхватив  чемоданы,  Королец  поспешил  к  кабине,  втиснулся,
притянул дверь, бросил монетку  и  набрал  номер.  После  гудка  и  щелчка
раздался знакомый голос:
     - Я слушаю.
     - Привет. Что делаешь? - сказал Королец.
     - Только что принял душ.
     - Это хорошо. Чистое бельишко натянул. Приготовь еще одну смену.
     Скрипнула дверь,  Королец  испуганно  оглянулся,  но  сообразил,  что
толкнул ее рюкзаком, висевшим за спиной.
     - В чем дело, "Проба"? Что  мелешь?  Ты  откуда  звонишь,  что  такой
галдеж?
     - Из аэропорта. Народу тьма. Одни прилетают, другие  улетают.  Я  вот
тоже улетаю. В отпуск. Понял?
     - Не очень. В Сочи, что ли?
     - В Калмыкию. Поглубже. Срочно. Понял?
     - Начинаю. Ты подробней.
     - Все прибери, подмети. Соседа своего Володьку Усова помнишь?  Пьянь.
У него мент был. Интересовался бериллием, Кубраковой, мною.  Понял?  Тадек
не появлялся? Слышь, ты что оглох? Алло! Тадек не появлялся?
     - Только что ушел, - голос говорившего вдруг осип.
     - Ты ему сказал,  что  товар  в  "ямке"  в  Дольницком  лесу?..  Чего
молчишь? Алло?! Ладно, будь! Кажется, объявили посадку, - он бросил трубку
на рычаг, распахнул дверь плечом, вмял себя в толпу, першую к  выходам  на
перроны...


     В его ушах еще звучали слова "Пробы" на фоне голосов и  шарканья  ног
сотен людей. Он даже положил трубку не на аппарат, а рядом, на  столик,  и
она выбрасывала  в  тишину  комнаты  короткие  "би-би-би-би".  Он  пытался
угадать, что произошло, отчего "Проба" пустился в бега. Но даже  не  узнав
от него никаких подробностей, понял: милиция вышла на бериллий  и  кольца,
раз уж Королец упомянул Кубракову. Не зря "Проба" посоветовал  приготовить
еще одну пару чистого белья. В тюрьму?..  Что  делать?..  Бежать?..  Куда?
Нет, никуда бежать не  надо...  Если  поймают,  это  вызовет  еще  большее
подозрение... Сидеть и ждать, пока придут и заберут?.. А что, если явиться
с повинной? Самому... Дурак, в чем пойдешь виниться? Ты же не знаешь,  что
у них есть против тебя... Лучше  же  на  первом  допросе  признаться:  да,
участвовал  в  изготовлении  фальшивых  колец.  Каким  образом?   Доставал
бериллий. Хотел еще достать от имени  Кубраковой.  Вот  и  вся  моя  вина,
гражданин следователь... Сколько дадут за это? Ведь сам кольца  не  делал,
сбытом не занимался... Я, гражданин следователь, так сказать, снабженец  в
этом деле... И на этом точка! И ни слова больше!... О том они ничего знать
не могут. Никто меня не  видел  с  нею  ни  в  Богдановске,  ни  там,  над
обрывом... Ах, посмотреть бы, что у них в папочке, заведенной  на  тебя!..
Кто сбывал? Понятия не имею, гражданин следователь!.. "Проба"?  Давно  его
не видел. Нет, куда он  исчез,  -  ни  сном,  ни  духом...  Знают  ли  они
что-нибудь о Тадеке, о поликаувиле? Вряд ли... Как он  границу  проскочит?
Тоже вопрос, важный вопрос... У него на границе всегда был порядок, нужные
люди схвачены. Столько раз ездил! И с каким товаром!..
     Он сидел в майке и трусах, и только сейчас почувствовал, что  весь  в
липком поту, даже ноги. Разболелась голова, что-то  колотилось  в  висках.
Осмотрел комнату. Тут все чисто...  Надо  в  гараж  смотаться,  посмотреть
машину: не забыл ли чего в ней,  не  наследила  ли  она,  когда  ехали  из
Богдановска  к  обрыву...  Времени,  правда,  прошло  с  тех  пор   много,
что-нибудь ненужное попалось бы на  глаза...  В  "бардачке"  вроде  ничего
такого:  манометр,  фигурная  отвертка,  пачка  сигарет,  коробка  спичек,
каскетка - привез из Таллинна несколько штук таких,  раздарил  знакомым...
Каскетку надо выбросить...


     Джума поднялся на третий этаж, подошел к  двери,  из  которой  десять
минут назад вышел Тадеуш Бронич. На косяке торчал звонок, рядом  табличка,
указывала, кому  из  соседей  сколько  раз  звонить:  "Ишанкулиева  -  1",
"Веретенникова - 2", "Супрун - 3". Ни одна из этих фамилий не  была  Агрбе
знакома. Поразмыслив, он подошел к двери слева: кнопка  звонка  и  никаких
фамилий. Джума нажал. Открыла женщина лет шестидесяти в  переднике  поверх
халата:
     - Вам кого?
     - Я  из  пожарной  инспекции,  -  сказал  Джума.  -  Вы  извините  за
беспокойство. С полчаса назад сюда, -  он  указал  на  соседнюю  дверь,  -
должен был зайти трубочист из ЖЭКа. Он мне срочно нужен. Вы не  знаете,  к
кому он мог?
     - Кто-то звонил в квартиру Супрунов. К ним три звонка.
     - Вы уверены?
     - Господи, у нас тут сплошь стены, как из фанеры, слыхать  не  только
звонки, а в какой комнате сколько раз чихнули.
     - Значит, к Супрунам?
     - Супруны давно померли, дочка их тут жила, Наташа.
     За спиной у женщины из глубины коридора послышался плач ребенка.
     - Извините, спешу, внучка кричит, - заторопилась  женщина,  -  Наташа
уже здесь не живет, разошлась с мужем, он оставил ей свою  квартиру,  -  а
сам перебрался сюда. - Ваш трубочист, наверное, к нему...
     - К кому?
     - К Лагойде, Лагойде! К Юрию Игнатьевичу! - она торопливо  захлопнула
дверь.
     Джума на секунду прикрыл глаза, остро захотелось курить, но не  стал.
Повернувшись, заспешил по ступеням вниз...
     - Что скажете? - Джума, закончив рассказ, посмотрел на Проценко.
     -  Лагойда!  Кульбиты!..  -  он  покачал  головой.  -  Ты  никуда  не
отлучайся. Бронич выехал на Грудковское шоссе, значит жмет  к  границе.  Я
звонил Чеславу, пусть встречает своего земляка на  той  стороне,  а  мы  с
тобой проводим его до самого КПП отсюда. Ты Скорику сообщил о Лагойде?
     - Нет еще. Сейчас свяжусь с ним от себя, - Джума встал.
     - Давай по-быстрому к себе и бегом вниз, я буду в машине...


     - Витюша, кто это висел  у  тебя  на  телефоне?  Еле  дозвонилась,  -
услышал Скорик голос Кати.
     - Джума... Ты что-то хотела?
     - Ты торопишься?
     - Очень.
     - Что-нибудь случилось?
     - Да.
     - Хорошее?
     - Не знаю, еще не знаю... Говори, что там...
     - Утром, когда ты ушел, а я еще собиралась, приехала твоя  мама.  Она
будет жить у тебя дня два, пока Луша ей квартиру уберет. Так что я от тебя
съезжаю. Поскучай. Ну, привет, - она положила трубку.
     Но ему было не до этих новостей: его и Щербу ждал прокурор области, у
которого сидел начальник УВД...



                                    39

     Вечером мне домой позвонил Миня Щерба:
     - Я нашел статью твоей сестры из Харькова. Можешь зайти забрать.
     - Спасибо. В понедельник зайду...
     Получилось, правда, не в понедельник, а во вторник.
     - Привет, Артем. Садись, -  он  откинулся  грузным  телом  на  спинку
кресла.  -  Ну  что,  победитель,  торжествуешь,  пьешь  по  этому  поводу
коньячок? - сощурился он.
     - Ладно тебе, Миня, - озлился я.
     - Шучу, шучу...  Возвращайся  в  прокуратуру,  а  я  вместо  тебя,  -
засмеялся он.
     - Поздновато...
     - Тоже верно... Ничего, Скорику этот синяк на пользу пойдет. Тут и  я
немного виноват, правда, я был в отпуске.
     - Ты передай ему: будь я на его месте, все делал бы почти так, как  и
он. Ну, может, чуть мягче, не столь  ретиво.  В  остальном  у  нас  просто
разные роли. Ты понял?
     - Это я давно понял.
     - Что с делом? - спросил я.
     - Лагойда на первом же допросе был  душка.  Без  особого  усердия  со
стороны Скорика торопился все признать, выложить свои грехи: как  доставал
бериллий, кто и где делал фальшивые кольца, сколько получал за  услуги  от
поляка Бронича... Но о поликаувиле, сукин сын, умолчал.  А  в  конце  даже
улыбнулся: мол, облегчил я душу,  гражданин  следователь,  и  готов  нести
наказание. Правда, осторожно поинтересовался, какой срок ему  грозит.  Что
скажешь? - хитровато сощурился Миня.
     - Не люблю я таких торопливых признаний.
     - Я тоже. На этом и последующих допросах Скорик ни  разу  не  касался
гибели  Кубраковой.  Так,  полувопросы,  полубеседы,  уточнения   каких-то
деталей, мелочей, общие  слова,  прямо  тебе  светские  разговоры.  Скорик
расслаблял его, как бы успокаивал, иногда вставляя между словесами  нужный
вопросик. Как-то вдруг спросил: "Юрий Игнатьевич, а  где  вы  были  и  что
делали двадцатого августа? Скажем, в десять утра?" - и дату и месяц Скорик
взял с потолка. Сейчас поймешь, почему. Лагойда сперва опешил, а  потом  у
него искренне вырвалось: "Совершенно не помню! Это же  было  месяц  назад!
Где тут в нашей суете упомнить. Разрешите спросить: почему вас  интересует
именно этот день и час?"  -  Наши  польские  коллеги  проверяют  показания
Бронича", - придумал Скорик. Дальше опять пошел малозначительный  треп.  А
на последующем допросе, позавчера, продолжая  ту  же  трепотню,  Скорик  к
концу, когда почувствовал, что Лагойда подустал, затеял вроде  неожиданный
разговор о гибели Кубраковой, мол, какие  у  вас  с  нею  были  отношения,
показал очки Кубраковой и между  делом  сообщил:  "Она  ведь  была  сперва
оглушена газом из баллончика "Метах". В общем приводил Лагойду в состояние
боевой готовности, чтоб у того в каждой извилине появилась Кубракова, чтоб
задницу ему бдительность сверлила. Когда Скорик почувствовал, что  Лагойда
уже в нужной кондиции, спросил: "Юрий Игнатьевич, а утром  в  среду  16-го
июня, где вы были, что делали?" Назвал ему число, день и  время  убийства.
На что расчет? Если наши предположения верны, то Лагойда  должен  был  все
время ожидать этот вопрос и, естественно, иметь заготовленный ответ. И  он
на ходу выпалил: "Сидел дома, зуб у меня разболелся, я даже на  работу  не
пошел". - "Вы уверены, что это было именно в этот день?" - "Абсолютно".  -
"Однако странная у вас память. То, что произошло месяц  назад,  двадцатого
августа, вы запамятовали, а вот в какой день недели, какого числа утром  у
вас заболел зуб три месяца назад в июне, вы помните. С чего бы это?" - Тут
я должен рассказать вам следующее, - закурив, Миня заходил по кабинету.  -
Во время обыска у Лагойды среди всяких бумажек нашли страховой полис. Этот
негодяй страховал свою машину. Взглянув на дату, словно  уксусу  глотнули:
16-е июня, т.е. среда, день убийства Кубраковой! Значит алиби?! И  все  же
Скорик   допросил    страхового    агента,    такая    бабуля-пенсионерка,
подрабатывает. Она страхует его "Жигули" уже семь лет. В тот день,  как  и
договорилась с Лагойдой, пришла к нему в четверть десятого  утра.  Звонит,
значит, в  дверь  -  никто  не  отзывается.  Тут  из  другой  квартиры  на
лестничной площадке  выходит  соседка,  спрашивает:  "Вы  к  кому?"  -  Та
говорит: "К Юрию Игнатьевичу Лагойде, он ждет меня". - "Не  ждет  он,  еще
рано утром уехал". Вторично бабуля из госстраха в тот  же  день  позвонила
Лагойде около пяти вечера, он уже был дома, она  пошла  к  нему,  оформила
полис. Чтоб закрепить это, Скорик допросил  соседку.  Та  говорит:  точно,
было такое. А на вопрос, откуда у нее уверенность,  что  это  было  утром,
ведь прошло три месяца, могла забыть, спутать время,  сказала:  "В  начале
десятого, когда я уже возвращалась  из  молочного  магазина,  женщина  эта
стояла под дверью и звонила. А занимать очередь за  сметаной  я  ходила  в
шесть утра, видела, как Юрий Игнатьевич садился в свою машину, отъезжал. Я
ему купила бутылку сметаны и молока.  Он  всегда  просит  накануне,  когда
нужно. А в четыре часа занесла ему, слышала, когда  он  вернулся."  Скорик
ему это выложил и тут же закончил допрос; пусть понервничает, пусть  перед
глазами у него попрыгают вопросительные знаки, пусть гадает: а что мы  еще
знаем? Лагойда на вопрос Скорика среагировал заготовленной ложью.  С  чего
бы? - Миня остановился, загасил окурок и сам себе ответил: - Этого пока мы
еще не знаем, но щелочка для интуитивных блужданий появилась. Люблю, когда
ловятся на лжи в  самом  начале!  Возможно,  конечно,  утренний  поспешный
отъезд Лагойды к нам не имеет никакого отношения... Черт его  знает!  Хоть
бы Агрба привез из Богдановска что-нибудь. Уже неделю сидит там, роет.  Не
может быть, чтоб кто-нибудь, кроме Омеляна,  не  видел  красные  "Жигули",
женщину в них и водителя в каскетке. Но на этот раз не Назаркевича.
     - Достаточно водителя  в  каскетке  и  красных  "Жигулей",  даже  без
женщины, - сказал я.
     - Тоже правильно, - согласился Щерба. - Если, конечно, в то  утро  он
был там.
     - Ты подскажи Скорику, мне неудобно: я почти убежден, что колпачок от
газового баллончика Назаркевичу в машину подкинул кто-то свой,  кто  знал,
что правая передняя дверца не запирается, замок сломался дней за десять до
поездки Назаркевича в Богдановск. Человек, подбросивший  колпачок,  должен
был также знать, где обычно Назаркевич держит машину. Таких два  места:  у
дома и на стоянке возле института.  Поговорите  с  Назаркевичем,  выясните
круг лиц, знавших о поломке замка. Их не может быть много,  ну  три-четыре
человека.
     - Захочет ли он разговаривать со Скориком?
     - Ну, может, ты... "Пробу" нашли?
     - Нет, в бегах он, где-то "партизанит". Дали во всесоюзный  розыск...
- Артем, - снова хитро сощурился Миня, - скажи честно, как ты нашел  этого
Агеева?
     - Да не искал я его! - соврал я и понял, что Миня не поверил.
     - Ну Бог с тобой... Что дома? Внук большой уже?
     - Шесть лет. Собираемся в конце недели в отпуск.
     - Куда?
     - В Евпаторию.
     - Отдыхай, я уже свое отгулял, - он встал. - Старые мы уже, а?
     - Что поделать...


     Из Богдановска Джума вернулся ни с чем.
     В субботу жена осталась с детьми,  а  он  отправился  на  Центральный
рынок. Он любил осенние базары, их толчею, шум,  пестроту  красок  -  горы
овощей, фруктов, местных  и  привезенных  из  Молдавии  и  Кавказа.  Джума
закупал обычно на всю неделю, в будни  времени  нет  выбраться  отсюда.  С
двумя большими сумками он долго ходил  в  мясных  рядах,  торговался,  как
опытная хозяйка, помня наставления жены: "Ты торгуйся,  цены-то  -  с  ума
сойти! Как жить дальше будем?!" Купив баранины и говядины,  Джума  ушел  в
свои любимые овощные ряды: баклажаны, укроп, петрушка,  помидоры,  тархун,
кинза... Для него обеденный стол без этого - не стол... Некоторые продавцы
с Кавказа, постоянно продававшие здесь в сезон, уже встречали  Джуму,  как
своего покупателя, тем более знавшего толк в товаре, отпускали подешевле и
провожали с пожеланиями мира его дому...
     Купив все, что нужно, стоя с двумя тяжеленными сумками, Агрба еще раз
обвел медленным взглядом ближние  и  дальние  ряды  с  овощами  частников,
брезгливо посмотрел на морковь, огурцы и  капусту  в  ларьках  торговли  и
словно ощутил их гнилостный запах, шибанувший в нос, когда  он  ступил  на
территорию овощной базы в поисках алкаша Усова...
     "Усов... Усов... - думал Джума, сидя в троллейбусе. - А что если..."
     Дома, поставив сумки на кухне, сказал жене:
     - Разбери сама, Надя. Мне нужно по делу съездить в управление...
     У себя в кабинете Джума  порылся  в  сейфе,  нашел  несколько  старых
фотографий, пожалуй, не вспомнил бы,  где  и  когда  изъял  их,  вложил  в
конверт и сунул в карман. Затем позвонил Скорику домой. Трубку сняла Катя:
     - Джума? Здравствуйте.
     - Мне Виктора, пожалуйста.
     - А он на работе, Джума...
     - Спасибо. - Агрба тут же перезвонил Скорику в прокуратуру:
     - Я к тебе сейчас подъеду. Ты долго там будешь?
     - До обеда побуду, - сказал Скорик. - Что случилось?
     -  Ничего.  Просто  возникла  одна  мыслишка.  Может  и  зряшная,  но
прокачать ее нужно... Приезжай.


     - То, что Лагойда и "Проба" хорошо знакомы, нам уже ясно.  Могли  они
встречаться в доме у "Пробы"? Вполне. Бутылочка, рюмочка, разговоры всякие
под стопку. А разве разок-другой туда не мог заскочить Усов,  по-соседски?
У него нюх