о  присутствие
здесь, и, раздраженно осматриваясь, каждую минуту  ожидал  подвоха.  Галли
задержался около Кейт, сказал что-то подходящее к случаю, вышел из  церкви
и нацепил монокль. Увидев Минти, он сделал попытку улизнуть, но тот  успел
схватить его за локоть.
   - Вы будете на обеде выпускников?
   - Разумеется, разумеется.
   - Мне пришла в голову такая мысль,  -  сказал  Минти,  -  всем  изрядно
надоели традиционные тосты, разговоры о школе, директоре и всякой  чепухе.
Что если посланник скажет что-нибудь о литературе, а вы - об искусстве?..
   - Что ж, - ответил Галли. - Имеет смысл подумать, мой дорогой.
   - Вы такой многогранный, вы бы могли сказать  что-нибудь  о  музыке,  о
драме - и само собой - о военном деле.
   - Только предупредите меня вовремя, - сказал Галли, освобождая руку.  -
Бросьте открытку.
   - Вы были с ними в тот вечер, да?
   - Не понимаю - где?
   - Вы играли с ними в карты?
   - А-а, да. Да.
   - И, конечно, знаете, что говорят люди: что даже при таком тумане он не
мог просто так свалиться в воду?
   - Мало ли что говорят!
   - Он был пьян?
   - Немного. Дорогой мой, вы не можете себе представить, какой тогда  был
туман. Я целый час добирался до миссии.
   - Почему же, отлично представляю, - ответил Минти, - я  ведь  тоже  там
был. - Он закашлялся. - Я до сих пор  не  могу  прокашляться,  весь  вечер
торчал на улице. - Он сунул руку в карман и  достал  серебряную  спичечную
коробку. - Вот, хотел подарить ему. - Повернул коробку, чтобы Галли увидел
герб. - Я на самом деле был в  Харроу,  мне  она  ни  к  чему.  А  ему  бы
пригодилась.
   - Ну вот, значит, и вы помните, какой был туман.
   - Он вышел с Холлом. Я не стал подходить, решил идти за ними  следом  и
сразу потерял их из виду. А через десять минут услышал его крик.
   - Бедняга.
   - Еще бы! Но самое интересное, что Холл вернулся после  крика.  Он  был
ближе к нему, чем я, и все равно ничего не слышал.
   - У вас разыгралось воображение, Минти. - Отвернувшись, Минти  смотрел,
как из церкви выходит Холл. Галли воспользовался этим, чтобы  ускользнуть.
- Бросьте открыточку насчет обеда, дружище.
   - Да-да, - ответил Минти, - насчет обеда. - Он, не  отрываясь,  смотрел
на подходившего к дверям Холла,  закипая  дикой  бессмысленной  злобой  от
одного вида осиной талии,  коричневых  вельветовых  лацканов;  если  бы  я
что-нибудь мог сделать; желтый кусачий уголек, он  стоял  между  Холлом  и
улицей с холодным  чистым  солнцем,  толпой  народа  и  узорной  вереницей
самолетов в небе.
   - Прошу прощения, мистер Холл. - Он шагнул  к  нему  навстречу,  трогая
зубы воспаленным, прокуренным языком, и уже  чувствовал,  как  будничность
обстановки остужает его мстительное пламя, оставив только желание  уколоть
побольнее, разозлить. - Вы не желаете сделать заявление?
   - Какое еще заявление?
   - Вы, конечно, войдете теперь в число директоров  компании?  -  спросил
Минти и, словно остужая кофе, часто задышал в лицо Холлу табачным запахом.
- С вашим опытом вы, разумеется, будете руководить филиалом в Нью-Йорке?
   - Нет, - ответил Холл. - Туда поедет Лаурин.
   - Но мистер Крог стольким вам обязан...
   - Запомните раз и навсегда, - сказал Холл. - Он мне  ничем  не  обязан.
Это у меня перед ним обязанности. - Он натянул тесные коричневые перчатки.
- И если у нас возникают разногласия относительно моих методов работы,  то
страдаю от этого только я. Пока я рядом, - закончил Холл, - вам  лучше  не
раздражать мистера Крога.
   - Вы не прислали венок, - сказал Минти. - Разве вы не  были  в  хороших
отношениях с ним?
   - Не был, - ответил Холл.
   Он подождал, когда выйдет Крог, и оба направились  к  машине,  рядом  и
врозь, не обменявшись ни единым словом. По случаю похорон  толпа  обошлась
без восклицаний. Мозг и рука:  плотное  крестьянское  тело,  томившееся  в
визитке и  тесном  воротничке,  воплощало  мозг  дела,  а  рядом  шла  его
недумающая сокрушительная рука  с  осиной  талией  и  холодно  сверкавшими
брильянтовыми запонками. Говорить им было не о чем. Смерть - как с ней все
просто, и как мудрено, труднее, чем любовь мужчины и женщины, было то, что
связывало их, отталкивало и казнило одиночеством в машине.
   После их отъезда толпа стала расходиться. Ждать было  нечего,  смотреть
не на что.
   - Гляди, - запрокинув голову и спотыкаясь на каждом шагу, кричал малыш,
- гляди!
   - Мне пора в редакцию, - сказал Минти, - надо сдавать материал. - Как с
ней говорить? Женщина. Одно это вызвало  в  нем  озлобление.  -  Он  очень
подвел меня с этой вашей свадьбой.
   - Мы собирались пожениться.
   - Ладно, мне пора, - сказал Минти. -  Надеюсь  еще  увидеть  вас.  Если
надумаете работать вместе... - Ему не терпелось уйти, он презирал все  это
- духи, шелковые чулки, пудру, крем;  маленький,  насквозь  прокоптившийся
Савонарола, он брезгливо морщил нос; только задобрив счетчик и выпив какао
под школьной фотографией, он сможет сказать, что вполне очистился. Он даже
вздрогнул, когда она заговорила: он не привык к продолжительным беседам  и
разговорчивую женщину подозревал во всем смертных грехах.
   - Вы слышали, как он кричал, - сказала Кейт. - А я нет. Я  даже  ничего
_не чувствовала_.
   - Я не сообразил, - сказал Минти, - ничего не было видно. А потом  Холл
вернулся, и я решил, что ничего страшного не произошло.
   - Они поссорились, - сказала Кейт. - Эрик и Холл.
   - Вы думаете, - начал Минти, - что Холл...
   - Думаю! - оборвала его Кейт. - Я знаю. - Он  обмер  от  этого  "знаю":
ведь надо что-то делать, если знаешь, а что, тоскливо  подумал  он,  может
сделать Минти?
   - И поэтому в Нью-Йорк едет Лаурин, - сказала Кейт.
   - Вы, конечно, остаетесь здесь? - не скрывая своего презрения,  спросил
Минти.
   - Нет, - ответила Кейт, - я уезжаю.
   - Правильно! - воскликнул Минти. - Хорошо. Пусть  побесятся!  А  вы  не
можете придумать что-нибудь посильнее? Все-таки - брат, это мне он  был...
- Он не решился сказать вслух  -  "друг",  его  отпугнул  ее  спокойный  и
дорогой траур, он  мог  претендовать  только  на  знакомство.  Перчатками,
туфлями, элегантным платьем она отнимала у него Энтони.
   - Несколько дней назад я могла погубить их, - сказала она. - Достаточно
было намекнуть "Баттерсону". Только зачем? Свой своего не выдаст.  Все  мы
воры, все заодно.
   - Он не был вором, - возразил Минти,  вступаясь  за  Воробья,  Коннела,
Бакстера...
   - Мы все воры, - продолжала Кейт. - Хватаем, что плохо лежит, и  ничего
не даем взамен.
   - Так вы до социализма договоритесь, - фыркнул в ответ Минти.
   - Вот уж чего нет - того нет,  -  сказала  Кейт.  -  Это  не  про  нас.
Братских отношений в нашей лодке не  признают.  Хватай  кусок  побольше  и
благодари Бога, если умеешь плавать.
   Над озером опять появились самолеты,  оставляя  позади  перистый  след:
"Крог", "Крог". Дымное кружево повисло над Стокгольмом,  и  пока  самолеты
выписывали последнюю букву - первая успевала растаять.
   - Значит, возвращаетесь в Англию? - спросил Минти, думая  о  пятидесяти
шести ступеньках, о пустующей квартире и итальянке на четвертом этаже...
   - Нет, - ответила Кейт. - Просто снимаюсь с места. Как Энтони.
   ...о ладане и сгущенном молоке, о чашке (чашку-то я забыл купить)...
   - Найду работу в Копенгагене.
   ...о требнике в шкафу, о Мадонне, о пауке, томящемся  под  стаканом,  о
доме вдали от дома.