о его, но не находил!  Валентина  оказалась  оборотнем,
чудовищной  лгуньей,  женщиной,  легко  переступившей  те   нравственные
барьеры, которые ни при  каких  обстоятельствах  не  переступил  бы  сам
Кайтанов. Он всегда грешил тем, что постоянно сравнивал чужие поступки с
собственными и все примерял на себя. Предположить сходную ситуацию он не
мог. Он расставался с женщинами таким образом, что ни  одна  из  них  не
была способна вот так навязчиво преподнести себя  и  тем  более  посметь
занять место его законной жены. И уж если бы  какая-нибудь  особа  вдруг
вздумала претендовать на него, то он бы сумел ей дать от ворот поворот.
   Он даже дошел в своих  рассуждениях  до  того,  что  представил  себе
существование двух Валентин: одну - из  его  прошлой  жизни  (с  тем  же
накалом страсти и любви, что всегда отличал их отношения), другую  -  ту
Валентину, о которой узнал всю правду.
   И получилось нечто странное и болезненное - он был одинаково привязан
к ним, а потому не знал, кого  предпочесть.  Он  успокоился  лишь  после
того, как понял, что двух Валентин не существует, а потому все его мысли
и чувства - сплошные фантазии, которые ничего, кроме вреда, принести  не
могут. И если  допустить,  что  Валентина  одинаково  страстно  и  нежно
относилась к своим двоим мужьям и поэтому не  могла  одного  предпочесть
другому, то это лишний раз указывает на то,  что  Кайтанов  в  ее  жизни
занимал не исключительное место, а лишь временное, быть может,  заполняя
собой брешь, образовавшуюся после ее  разрыва  с  Либиным.  А  раз  так,
значит, он не должен позволять себе относиться к Валентине как прежде. И
если следовать логике, то и страдать из-за той женщины, для  которой  он
сейчас готовил обед, не следует. Ведь  это  совсем  другой  человек.  Но
тогда где же та Валентина? Умерла? Боль потери ведь еще сильнее...

***

   Он очнулся, когда услышал телефонный  звонок.  Замер  и  прислушался.
Валентина разговаривала с  Гуртовым.  И,  судя  по  обрывкам  слов,  они
договаривались на семь часов вечера, она записывала  адрес  Николаиди...
Делала вид, что не знает, хотя список адресов,  продиктованный  Руденко,
лежал у нее перед глазами.  Вот  и  хорошо.  Возможно,  сегодня  вечером
что-нибудь прояснится.
   Когда он, вытирая руки, вошел в комнату, Валентина сидела в кресле  с
лицом ярко-розового цвета. Возможно, у нее поднялась температура или она
испугалась предстоящей встречи, и кровь бросилась ей в лицо от нехороших
предчувствий...
   - Ну что? Договорились?
   - Да, сегодня в семь. Ты будешь звонить Руденко?
   Она разговаривала с ним как с совершенно чужим человеком. Словно и не
было двух лет невероятного,  головокружительного  счастья,  пронизанного
звуками  ночного  любовного  шепота,  откровенных  признаний,   взаимных
ласк...
   - Да, я буду звонить Руденко, но сначала я хотел бы спросить у  тебя:
ты сможешь сейчас поехать со мной к Иноземцевой?

***

   Что я делаю здесь, в этом городе, какое  мне  дело  до  той  девушки,
которая умерла от перитонита ? Даже если я узнаю, кто помог ей  умереть,
то что изменится? Неужели этот человек как-то опасен для Валентины?
   Зачем ему было ломиться к ней сегодня  утром  ?  Что  руководило  им,
когда он стрелял в Иуду? Безумие? Он безумен?

***

   Он даже не слышал, что ответила ему Валентина. Ей пришлось повторить:
   - Да, я и сама хотела бы увидеться с ней и задать ей пару вопросов...
Думаю, что теперь, когда Либин мертв, она не посмеет мне солгать...
   - Тогда давай перекусим и поедем. Воспользуемся машиной  Иуды,  будем
надеяться, что нас не остановят... Как ты думаешь, нам хватит на обед  и
сборы часа?
   - Да, конечно... -  Она  поднялась  с  кресла,  выпрямилась,  провела
руками по животу и тяжело вздохнула.

***

   "Да, не такой представляла она себе последнюю неделю перед родами", -
подумал Кайтанов и почувствовал неприятную дрожь где-то под ребрами.

Саратов, 2000 г.

   Ирина Иноземцева была очень удивлена звонком Оси Краснова.  Сообщение
о смерти Либина она восприняла  как  удар.  И  несколько  секунд  стояла
ошарашенная, не в силах ответить Краснову. Она видела  себя  в  зеркале:
высокая стройная суховатая женщина с бледным лицом и  вишневыми  губами.
Черные длинные волосы, черные изломанные брови и ярко-голубые  глаза.  И
все это когда-то  принадлежало  красивому  парню  -  Сергею  Либину.  Он
наматывал эти волосы на кулак и,  шепча  ей  на  ухо  горячие  бесстыжие
слова, которые распаляли их обоих, обнимал ее до хруста в костях.  И  ей
нравились эти объятия,  его  голос,  его  жаркое  дыхание  и  запах  его
влажной, солоноватой на вкус кожи. Она  и  сама  не  могла  понять,  как
случилось, что его место в постели все чаще и чаще  стал  занимать  Жора
Игудин, не менее красивый  и  даже  более  сильный  в  физическом  плане
молодой мужчина, который к тому же еще был при деньгах.
   Вспоминая события пятилетней давности, когда она,  замужняя  женщина,
обманывая порядочного и ничего не подозревающего мужа, встречалась сразу
с двумя любовниками, Ирина испытывала чувство, скорее  напоминающее  все
же стыд, чем нечто другое, что в те годы подогревало  ее  уверенность  в
себе и свидетельствовало о ее сексуальности и внешней красоте. Но тогда,
казалось, сама судьба вела ее к сладкой и живущей в крови, как наркотик,
радости измены: умерла родственница, оставившая ей маленькую квартирку в
центре города, где можно было спокойно встречаться с мужчинами,  а  мужа
повысили  в  должности,  и  он   зачастил   в   командировки.   Случайно
познакомившись у своего старинного приятеля Миши Николаиди с  Либиным  и
Игудиным, она позвонила Сергею и обратилась к нему с каким-то  пустяком,
после чего они и начали встречаться, а уж  потом,  когда  Либин  куда-то
уехал на месяц,  черт  дернул  ее  позвонить  Игудину,  который  только,
казалось, и ждал ее звонка... И вот здесь-то  она  и  почувствовала  всю
разницу в общении с Сергеем и с Жорой. У  Жоры,  в  отличие  от  Либина,
всегда были деньги, которые он щедро тратил на Ирину, покупая ей дорогие
духи, предметы роскоши, и только потом, когда их отношения  стали  более
близкими, стал давать ей просто деньги. А у Либина спустя три года с  их
первой встречи начался  роман  с  некой  Валентиной.  Казалось  бы,  что
особенного в том, что Либин вздумал жениться? Тем  более  что  у  Ирины,
кроме Либина, всегда под рукой, что называется, был  Игудин.  Но  Ирина,
уже  успевшая  привыкнуть  к  Либину  и  считавшая   его   почти   своей
собственностью, не могла вот так, без крови,  отдать  какой-то  девчонке
своего молодого любовника. Ревность расцвела в ней пышным цветом и  дала
всходы: ей захотелось поделиться своей болью с Игудиным, и  очень  скоро
она сделала его, соперника  Либина,  своим  союзником,  натравив  против
Либина и используя его как оружие в борьбе за Сергея. Она не знала  что,
обратясь за помощью к Жоре, она тем самым оказала  ему  великую  услугу,
развязав руки и позволив  ему  действовать  любыми  способами,  лишь  бы
разлучить Сергея с Валентиной.
   Откуда было ей знать, какие отношения до  этого  связывали  Либина  с
Игудиным, если в течение трех лет, что она встречалась с обоими,  ей  ни
разу не пришла в голову мысль, что они, прекрасно зная о существовании в
ее жизни друг друга, превращали каждое свое свидание с ней в возможность
продемонстрировать   свои   качества   соперников   и   доказать    свое
превосходство друг перед другом. Что касается соперничества  вообще,  то
Либин и Игудин росли вместе, в  одном  дворе,  ходили  в  одну  школу  и
учились в одном классе. Но  если  природа  наделила  Либина  талантом  и
множеством способностей,  не  считая  красивой  внешности,  то  Игудину,
скованному,  казалось,  от  рождения  разного  рода  комплексами,  всего
приходилось добиваться огромным трудом, терпением и  потом.  Если  Либин
блистал своей памятью и ему ничего не стоило выучить любое стихотворение
буквально  за  четверть  часа  и  прочесть  его  на  уроке  с  легкостью
гения-самородка, то Игудин учил стих  несколько  часов,  декламируя  его
дома перед зеркалом  до  отвращения  к  самому  поэту,  сочинившему  эту
словесную абракадабру. То же самое относилось и  к  точным  наукам,  где
Либин все схватывал на лету и дома лишь небрежно  просматривал  текст  в
учебнике, в отличие от Жоры, стены комнаты которого были сплошь  увешаны
сделанными им самим наглядными таблицами для лучшего запоминания формул,
как математических и физических, так и химических, системы  координат  и
даже таблицы Менделеева. Либин был прекрасно  развит  физически,  быстро
вырос и делал успехи в легкой атлетике. Игудин же, внутренне  восхищаясь
Либиным, был невысок, неловок, неповоротлив и с тринадцати  лет  страдал
от прыщей (у Сергея, кстати, всегда была гладкая нежная кожа). Но  какие
бы витамины Жора ни принимал, сколько бы пивных дрожжей ни пил, его лицо
напоминало минное поле  с  розовато-малиновыми  блестящими  бугорками  с
желтыми головками готового прорваться наружу гноя... И лишь  к  десятому
классу Игудин внешне изменился - его перестали узнавать  даже  знакомые.
Во-первых, он догнал своих одноклассников в  росте,  его  тело  быстрыми
темпами приобретало черты и формы мужественности и  физической  силы,  а
лицо чудесным образом  очистилось  от  подростковых  высыпаний  и  стало
гладким, как у женщины. Он стал красив настолько, что  у  него  случился
маленький, но очень бурно переживаемый им роман с учительницей по  химии
- Ларисой Владимировной, худенькой рыженькой девушкой, затащившей своего
породистого  ученика  прямо  с  апрельского  субботника,  с   солнечного
школьного двора, наполненного детским  визгом  и  суетой,  в  прохладную
лаборантскую с  жесткой  кушеткой,  обтянутой  дерматином...  Они  позже
встречались несколько раз у Ларисы Владимировны дома,  пили  чай,  вино,
она угощала красного от волнения Жору  яблочной  шарлоткой,  после  чего
раздевалась сама и раздевала его, ставила рядом с собой перед зеркалом и
объясняла, что настоящий мужчина не должен стесняться  своей  наготы,  а
тем более проявления желания, что ему надо гордиться  тем,  чем  одарила
его природа. Слышать такое из нежных уст своей первой возлюбленной  Жоре
было все равно что купаться в меду. Он даже  хотел  жениться  на  Ларисе
Владимировне и подумывал о том, где бы ему для начала взять денег на то,
чтобы иметь хотя бы возможность покупать  ей  цветы,  ухаживать  за  ней
по-настоящему.
   И  вдруг  на  выпускном,  после  выпитого  шампанского  и  танцев   с
разодетыми в пух и прах,  потными  и  надушенными  одноклассницами,  он,
распаленный желанием, пошел поискать свою любимую  учительницу  и  вдруг
застал ее в той же прохладной лаборантской. Дверь оказалась запертой, но
за толстой, с морозным узором стеклянной преградой золотисто мерцал свет
и качались тени. Жора вышел из школы, обошел ее и влез на крышу  старого
гаража, откуда он мог видеть все, что происходило  на  втором  этаже  за
окном лаборантской.  Его  огненно-рыжая  подруга  была  на  этот  раз  с
Либиным...
   Жора после этого случая чуть  не  покончил  с  собой.  Все  ходил  на
кладбище, где весной  нашли  труп  одного  подростка,  повесившегося  на
могильном кресте из-за неразделенной любви, и пытался представить себя с
веревкой на шее и опухшим посиневшим лицом.  На  нервной  почве  у  него
началась страшная стрептодермия, руки его покрылись  мокнущими  зудящими
бляшками, которые он по ночам, не контролируя себя, раздирал в  кровь...
Его спасла "болтушка", приготовленная в аптеке по рецепту  известного  в
городе  дерматолога:  ядовито-желтая  густая   кашица,   основанная   на
персиковом масле, которой на ночь обкладывали горящие руки Жоры,  бинтуя
их широкими жесткими, словно накрахмаленными, бинтами...

***

   Однако судьбе было угодно, чтобы они вместе с  Либиным  поступили  на
физфак университета и даже почти подружились.
   Все детские обиды были забыты, у них появились  общие  друзья  -  Ося
Краснов, Игорь Гуртовой,  классные  ребята,  с  которыми  можно  было  и
позаниматься, готовясь  к  сессии,  и  отдохнуть  дружной  компанией  на
университетской турбазе на берегу Волги.  Уже  работая  в  геофизическом
тресте,  стали  бывать  в  доме  Миши  Николаиди  -  сына  известного  в
университете профессора Александра Николаиди, грека по происхождению,  в
начале девяностых эмигрировавшего вместе со своей женой и младшим  сыном
в Грецию. Миша тоже собирался  в  Грецию  каждый  год,  но  по  каким-то
причинам его отъезд постоянно откладывался. Скорее всего, он  просто  не
торопился расстаться со своей свободой, которой  лишился  бы  сразу  же,
стоило ему только ступить на землю солнца и олив, - отец уже давно нашел
ему невесту и собирался купить молодым большой дом...
   Познакомившись у Николаиди с роскошной брюнеткой Ириной  Иноземцевой,
Жора понял, что влюбился. Он долгое время не мог себя заставить спросить
у Миши телефон этой необыкновенно красивой женщины,  и  вдруг  произошло
чудо - она позвонила ему сама и пригласила сопроводить  ее  на  какой-то
концерт. После концерта был ресторан, а очнулся Жора уже утром в постели
с Ириной, которой тут же и сделал предложение.  Но  оказалось,  что  она
замужем, что мужа своего хоть и  не  любит,  но  уважает  и  никогда  не
бросит. Они договорились встретиться через день,  и  для  Жоры  началась
новая жизнь. Он считал, что ни одна душа в городе не знает о его  романе
с  Иноземцевой,  и   прикладывал   все   усилия   к   тому,   чтобы   не
скомпрометировать  свою  замужнюю  любовницу.   Когда   же   подвыпивший
Николаиди проболтался и Жора узнал, что Ирина раскрыла ему свои  объятия
только на время, пока отсутствует ее постоянный  любовник  (конечно  же,
Либин!), он понял, что в его организме  произошли  какие-то  необратимые
изменения.  Ему  больше  не  хотелось  быть  порядочным  и   покладистым
человеком. Ему захотелось увидеть Либина в гробу. Что-то мощное,  душное
и черное клубилось где-то внутри его и требовало выхода. Он  мог,  да  и
хотел встретиться с Либиным и выяснить отношения и даже  пустить  в  ход
кулаки, если не нож, но тогда бы он потерял Ирину.  А  потому  он  решил
действовать иначе - попросту купить эту красивую женщину  как  вещь.  Он
знал, что она любит деньги, а потому понял, что она только ради подарков
и денег будет встречаться с ним, с Жорой Игудиным, чаще, чем с  Либиным.
У Либина было одно слабое место - он не умел  делать  деньги.  При  всем
таланте, образовании и способностях он всегда жил в долг, в  отличие  от
остальных своих друзей,  которым  после  развала  геофизического  треста
повезло устроиться таким  образом,  что,  даже  занимаясь  исключительно
научной работой, они получали какие-то государственные  заказы  и  могли
позволить себе постепенно купить и квартиры, и машины. Либин  же,  меняя
место  работы  одно  за  другим,  постоянно   вступал   в   конфликт   с
руководством, никогда не  шел  на  компромисс,  так  необходимый  в  это
смутное и непонятное время черного нала, а потому,  застряв  в  каком-то
сомнительном проектном институте с окладом в три тысячи  рублей,  он  на
время успокоился, хотя и замкнулся. Он  оказался  не  гибким,  брезговал
здоровым приспособленчеством, а потому платил за роскошь  жить  высокими
принципами высокую цену. Собираясь у Николаиди  за  преферансом,  друзья
часто спорили на эту тему, предлагая Либину хорошую и высокооплачиваемую
работу, и всякий раз дело доходило чуть ли не до скандала, когда Сергей,
объясняя свой отказ нежеланием поступаться своей  совестью  и  бросая  в
воздух громкие фразы, готов был  набить  морду  всякому,  кто  осмелится
усомниться в искренности его слов.  "Да,  пусть  у  меня  нет  денег.  Я
проживу в маленькой квартире, и без машины, и без дачи, и моя жена, если
я, конечно, когда-нибудь соберусь жениться, поймет меня... Но я  никогда
не перешагну через свои принципы и не  стану  принимать  участия  в  тех
воровских посреднических схемах, которыми живете вы. Вы же все повязаны,
вы все по уши в дерьме,  и  если  ваше  руководство  станет  тонуть,  то
потопит и всех вас..."

***

   С Либиным было трудно спорить, казалось, в каждом  человеке,  умеющем
зарабатывать деньги, он видит вора. А потому  эти  разговоры  постепенно
сошли на нет,  и  общими  темами,  когда  они  собирались  у  Николаиди,
оставались политика, футбол и женщины.

***

   Поэтому  расчет  Игудина  в  отношении  Ирины  оказался  верным:  она
восприняла этот поток подарков  и  денег  как  доказательство  растущего
чувства Жоры, как  проявление  его  настоящей  любви  к  ней,  а  потому
поспешила внести в их отношения элемент душевности, нежных откровений  и
заботы.
   И на фоне Игудина ее роман с Либиным уже выглядел как жалкая и пошлая
интрижка, о чем она ему не преминула  намекнуть...  И  тогда  Сергей  со
свойственной ему прямотой сказал ей о том, что знает о  ее  параллельном
романе с Жорой и что он давно ждал подходящего момента, чтобы  высказать
ей все.
   Больше того, Сергей, понимая, что его упрекают в безденежье, оскорбил
Ирину, резко бросив ей, что только продажные женщины ценят в  отношениях
лишь материальную сторону. "Ты,  Ира,  -  замужняя  проститутка.  Привет
Жоре..." И Либин ушел, хлопнув дверью. Это был разрыв.  Это  был  конец.
Это было начало мести. Ее мести.

***

   Сейчас, вспоминая эту сцену, Ирина почувствовала, как у нее  начинают
пылать щеки. Либин... Она  любила  его.  И  появление  рядом  с  Либиным
Валентины не могло пройти для нее незамеченным. И однажды случилось так,
что она, лежа рядом с Жорой и  думая  о  Либине,  обратилась  к  Жоре  с
просьбой помочь ей отомстить Либину  и  разлучить  их  с  его  невестой.
Словно знала, что Жора не откажет ей никогда и ни в чем...

***

   Как же глупо они действовали, особенно после того, как произошла  эта
история с Гороховой... Да, поистине, Жора был ради  нее  готов  на  все,
даже на подлость, иначе как назвать то, что  они  проделали  над  бедным
Сергеем? И хотя Либин уже успел к тому времени жениться, все равно Ирина
сочла момент наиболее благоприятным для  совершения  своей  мести.  Жоре
было поручено раздобыть компрометирующие мелочи типа любовных  записочек
или даже более интимных предметов, принадлежащих  Любе  Гороховой  и  ее
подружке Вере Обуховой, с тем чтобы подкинуть на квартиру Либину. Игудин
сказал, что сам видел однажды, как Либин с  Гороховой  мило  беседуют  в
кухне у Николаиди, где друзья собрались в очередной раз, чтобы расписать
свою любимую пульку, и что Сергей вроде бы дал Любе свою визитку...

***

   Но когда они готовили эту "гадость" (это было  ее  слово,  она  и  не
скрывала всей сути того,  что  замышляла  против  бывшего  любовника,  а
потому называла вещи своими именами), никто из них, конечно же, не знал,
чем может это закончиться для  Либина.  Да  и  разве  можно  было  тогда
предположить, что труп Любы Гороховой спустя некоторое время после  этой
злополучной вечеринки у Николаиди найдут закопанным в лесу?

***

   Когда Либина арестовали, Жора примчался к Ирине  и,  чуть  не  плача,
начал уговаривать ее  разрешить  ему  пойти  в  прокуратуру  и  во  всем
сознаться. Но Ирина смалодушничала и испугалась. Ей казалось, что  стоит
Жоре только явиться в прокуратуру и признаться в том, что все эти вещи и
записки он подкинул с целью опорочить Либина в глазах его жены, как  вся
личная жизнь Ирины будет выставлена напоказ. Она уже видела себя  дающей
показания. Не разбираясь в  юриспруденции,  она  была  уверена,  что  ее
вызовут в  суд,  где  она  будет  во  всеуслышание  рассказывать  о  том
чудовищном, с моральной точки зрения, плане, который ей помог претворить
в жизнь ее любовник Игудин. А какое потрясение это будет для Иноземцева,
ее мужа? Кроме того (но об этом она уже не  посмела  сказать  Жоре),  ей
вдруг подумалось, что Либин  вполне  способен  на  убийство.  Вспоминая