могут пахнуть лишь духи. Хорошие женские духи,
с ароматом которых она еще не была знакома. Первая  мысль  -  это  новые
духи, которые ей купил Кайтанов. Вторая  мысль  -  он  разбил  эти  духи
случайно...
   Третья - здесь могла быть женщина, крепко надушенная этими духами.

***

   С безвольной улыбкой на губах Валентина двинулась по квартире, словно
собака-ищейка по следу. Она искала источник этого запаха. Но  не  нашла.
Им была пропитана вся квартира. Духами пахло даже в спальне.
   Кайтанов - аккуратнейший человек, и если  даже  он  провел  эту  ночь
один, без жены, то утром непременно бы застелил постель.
   Сейчас же Валентина видела разобранную постель, смятые  подушки  (две
подушки!)...
   Она подошла поближе, и ей показалось, что на подушке...  Она  подошла
еще ближе и села на кровать. На  наволочке  подушки,  ее  подушки,  была
размазана губная помада.
   Валентина подскочила и заметалась по спальне. Затем ноги сами привели
ее в гостиную, где она стала изучать каждый  предмет  в  поисках  следов
пребывания здесь женщины.  Но  не  нашла.  Удар  поджидал  ее  в  ванной
комнате, где на полочке она увидела свою расческу с  застрявшими  в  ней
белыми  волосами,  а  в  унитазе  обнаружила  плавающий,   непотопляемый
презерватив...  Кроме  того,  в  корзине  с  грязным  бельем  она  нашла
тщательно запрятанную белую сорочку Кайтанова, испачканную  все  той  же
розовой помадой. Какой неприятный, ядовитый цвет...

***

   Оставалась еще кухня. Ожидая увидеть здесь два хрустальных  фужера  с
остатками  вина  и  следами  губной  помады  на  крае  одного   из   них
(традиционный набор любовников) и не  обнаружив  ничего  подобного,  она
остановилась на пороге, не в силах понять, что же еще ее настораживает в
чисто прибранной кухне. Вот. Одинокая пачка дамских сигарет,  как  будто
спрятанная впопыхах на подоконнике за цветочным  горшком...  Он  спит  с
курящей женщиной, которая красит губы ядовито-розовой  помадой  и  любит
приторные дорогие духи. Они - любовники. А как же я ? Кто я ? Беременная
жена  со  всеми  вытекающими   из   этого   последствиями,   обрекающими
несчастного мужчину на воздержание... Как пошло. Как смешно. Как  подло.
Как невыносимо.

***

   Она как завороженная  смотрела  на  пачку  сигарет,  и  из  горла  ее
вырывались не то стоны, не то всхлипы...

***

   Так вот какие у него неприятности.
   И вот почему он отправил за мной  Иуду.  Не  мог  прийти  сам  -  ему
требовалось  время,  чтобы  привести  в  порядок  квартиру  после  бурно
проведенной ночи в объятиях с блондинкой. И это мой  муж,  Кантонов?  Но
тогда почему же он не убрал сигареты? Презерватив? Не успел, бедняжка.

***

   Валентина быстро собрала чемодан, сумку, куда положила все  консервы,
какие только нашлись в холодильнике, затем вскипятила  воду  и  заварила
чай, приготовила бутерброды и села у окна на кухне поджидать возвращения
Иуды. Ей требовалось время на то, чтобы решить, как ей поступить дальше.
   Понятное дело, ей нельзя больше ни минуты оставаться в этой проклятой
квартире. Кайтанов - такой же, как и Либин. Все они - одинаковые в своем
стремлении  постоянно  пополнять  свой  арсенал  мужественности   новыми
жертвами, женщинами... Но если Либину женщины сами вешались на  шею,  то
Кайтанову наверняка приходилось бороться за каждое новое  женское  тело.
Он завоевывал их, околдовывал, как околдовал в свое время и ее,  дурочку
Валю из провинциального города Саратова.

***

   Слез не было. Они сменились апатией и желанием поскорее покинуть этот
дом, в котором можно было задохнуться от предательства...
   Надо было подумать, что сказать Иуде.
   Без него ей будет, конечно, трудно. Может, это даже  хорошо,  что  он
поверил в этот бред, связанный с неприятностями в банке.
   Тем проще ей будет уговорить его сопровождать ее в Саратов, куда  она
решила вернуться. Там у нее была квартира и даже дача на берегу Волги. И
она бы смогла сама прямо сейчас уехать отсюда  на  Павелецкий  вокзал  и
купить там билет на ближайший саратовский поезд, если  бы  не  опасения,
связанные с ее состоянием. То, что ее перестала  бить  нервная  дрожь  и
больше не клацали зубы, еще не означало,  что  она  успокоилась.  Кризис
может наступить в поезде, по дороге домой, и  тогда  она  может  скинуть
ребенка. А это все, что у нее  осталось,  -  ее  будущий  ребенок.  Хотя
почему будущий?
   Он уже давно живет в ней и слышит все, что происходит вокруг них.

***

   Пять звонков прозвучали резче и громче выстрелов. Пришел Иуда.

***

   - Ну как? Есть новости? - спросил он с порога.
   - Да, есть... Звонил  Кайтанов,  он  успел  сказать  всего  несколько
слов... - лгала она, не желая ни  с  кем  делиться  своей  бедой,  своей
отравой. - Словом, нам надо срочно выезжать из Москвы.
   - Но куда? На дачу?
   - Какая дача... У тебя много бензина?
   - Не очень. Но у  меня  в  багажнике  есть  две  канистры..,  правда,
пустые...
   - Ничего, заправимся по дороге... Да, вот черт... -  Она  только  что
вспомнила про деньги. - Подожди меня минутку...
   Она вернулась в спальню, открыла шкаф, где  за  стопками  постельного
белья был спрятан сейф, открыла его с  помощью  только  ей  и  Кайтанову
известного шифра и взяла почти все деньги. В это время ее боковое зрение
терзал вид разобранной постели и перепачканной подушки: где он ее только
подцепил ? На одном из многочисленных приемов? На  улице?  В  ресторане,
куда зашел поужинать, пока беременная жена томится на нарах?

***

   - Валя, ты можешь мне сказать, куда мы едем?
   - Иуда, - она не слышала его вопросов, - ты взял какой-нибудь свитер,
куртку, я не знаю...
   - У меня в машине кое-что есть.
   - Тогда давай возьмем с собой одеяла, пледы, подушки,  нам  предстоит
долгий путь... - Она позвала его с собой в гардеробную - комнату три  на
четыре метра,  где  на  полках  лежали  аккуратно  сложенные  постельные
принадлежности, одеяла, пледы, обувные коробки, ящики с детскими  вещами
и даже упакованные коляска и кроватка.
   Валентина старалась не  смотреть  на  все  это  приданое  для  своего
ребенка. Она купит для него все там, в Саратове. Пусть Кайтанов водит  в
эту квартиру девиц и делает с  ними  что  хочет  в  спальне,  в  будущей
детской, кухне, даже в этом шкафу...

***

   Иуда молча исполнял  все  ее  приказания,  нагружая  свой  старенький
"Мерседес"  продуктами,  одеялами  и  прочим,  вплоть   до   коробки   с
лекарствами и сумки-холодильника.
   - Думаешь, все так серьезно?
   - Я не думаю - я  знаю,  -  отвечала  она  рассеянно  на  его  редкие
вопросы, оглядывая квартиру и думая, что бы еще  прихватить  с  собой  в
новую жизнь. - Ну, кажется, все. Ключей у  меня  нет,  поэтому  квартира
останется незапертой... Нам надо спешить.
   - Но ты же мне так и не сказала: куда?
   - В Саратов. У тебя есть карта?
   - Есть.., в машине...
   - Вот и прекрасно. До Саратова  не  больше  тысячи  километров,  даже
меньше.
   Завтра к вечеру, если все будет хорошо, будем уже там.  Ты  согласен,
Иуда? Или ты способен только играть в дурацкие игры и жарить котлеты?
   - Не злись, я готов... - Его глаза сделались печальными.
   - Извини...
   Последний раз бросив взгляд на квартиру, где она  провела  так  много
счастливых дней и ночей, Валентина с тяжелым сердцем захлопнула дверь  и
закрыла глаза: как же я могла в нем так ошибиться?

Саратов, 1998 г.

   Вера приехала к Николаиди рано утром, не было еще и восьми. Он  долго
не открывал, но она знала, что он дома.  Она  всю  ночь  проторчала  под
ивами, пока не убедилась в том, что он вернулся домой. Один.
   На такси. Оставшиеся до рассвета часы, приехав домой, она  грелась  в
ванне, запивая аспирин горячим молоком, чтобы не заболеть, и даже успела
час поспать. А в шесть утра уже была на ногах. Она постаралась выглядеть
как можно привлекательнее, роскошнее. Это  придавало  ей  сил  и  делало
увереннее в себе.
   - А-а... Это опять вы? - Он казался больным; большой зеленый халат, в
который он был укутан,  как  в  одеяло,  делал  его  похожим  на  чахлую
сгорбившуюся елку.
   На этот раз Вера решила с ним  не  церемониться.  Сейчас,  когда  она
приняла решение, благодаря которому может перемениться вся ее жизнь,  ее
уже ничто не могло остановить. Через несколько часов она  сможет  сполна
вкусить плоды всех своих усилий, надо только правильно вести игру  и  не
сбиться.

***

   Она  вошла  в  квартиру  так,  как  если  бы  заявилась   отвоевывать
причитающуюся ей по праву территорию. Словно Николаиди самовольно  занял
квартиру и теперь пришло время вернуть ее истинному хозяину.
   Точнее, хозяйке.
   - Вы дома один? - спросила она на всякий случай.
   - Один, а что? Вы думаете, что я прячу  здесь  вашу  подружку?  -  Он
говорил это усталым голосом, без заносчивости.  Он  всю  ночь  не  спал,
переживал, и теперь у него просто  нет  сил.  Значит,  я  все  правильно
рассчитала. Его надо брать тепленьким.
   - Нет, Любы здесь нет. Но я знаю, где она.
   - И где же? - как-то нехорошо ухмыльнулся он.
   - Я скажу вам это, но прежде.., прежде должна вам заявить, что о том,
что я нахожусь здесь, знают два человека (она блефовала, ни одна душа не
знала, где она сейчас и что задумала). И если я в условленное  время  не
вернусь  домой,  мое  письмо  с  прилагающимися  к   нему   фотографиями
(фотографии она тоже не успела сделать, но это, по ее мнению, ничего  не
значило; существовала пленка, а сами снимки  -  это  дело  времени;  они
будут у нее уже сегодня вечером) будет лежать на столе у  прокурора.  Вы
понимаете, о чем я и насколько серьезен наш разговор? Я знаю все.
   Однако, сказав последнюю фразу, она вдруг представила себе, что ночью
из квартиры Николаиди выносили тело вовсе не Любы Гороховой, а одного из
внезапно  умерших  (предположим,  от  передозировки  наркотиков  или   с
перепою) друзей... И как тогда поведет себя  Миша?  Под  ребрами  что-то
кольнуло, а во рту пересохло. Она испугалась.
   - Я не понимаю, о чем вы... - Миша побледнел. Он явно не готов был  к
этому утреннему нападению. Силы его таяли, и это бросалось в глаза.
   Вера решила нанести следующий удар:
   - Я сняла на пленку, как вы со своими друзьями выносили тело из вашей
квартиры. Черные шапки с прорезями вас все равно  не  спасут.  Вы  убили
человека (она решила не  произносить  имя  подружки,  чтобы  не  попасть
впросак) и должны нести наказание. Вас посадят лет на двадцать.
   - Проходи... - Он вдруг пропустил ее в квартиру, и  Вера  напряглась,
ожидая удара сзади.
   - Я никуда не пойду.
   - Все вышло случайно... - Николаиди  развел  руками,  расписываясь  в
своем бессилии перед ее доводами. - Любу никто не убивал...

***

   Значит, это все-таки она. Волосы на голове Веры зашевелились. В  носу
защипало.

***

   - Меня устроила бы тысяча долларов  в  месяц.  -  Это  была  главная,
ключевая фраза разговора, ради которого, собственно, она все и  затеяла.
Ей хотелось как можно скорее все закончить и обо всем договориться. -  Я
человек не жадный. У вас денег много, к тому же, насколько я поняла,  вы
все, абсолютно все замазаны в этом грязном деле...
   Я даже могу предположить, что убийство совершил кто-то  один  и  этот
один так и не сознался, а потому  вы  решили  разделить  ответственность
поровну. Я правильно говорю?
   Николаиди молчал. Он смотрел куда-то мимо нее, в пространство.
   - Я помогу вам в подсчетах. Если вас было пятеро, значит - по  двести
долларов с каждого в месяц. Сумма необременительная.
   - А где доказательства того, что ты и после того, как вытянешь с  нас
кучу денег, не оставишь нас в покое? Мы  что,  теперь  всю  жизнь  будем
работать на тебя?
   Он говорил это скучным, усталым тоном. Но все равно - он ведь  только
что признался в том, что в его доме было совершено убийство.
   - Вы хотите сказать, что меня проще убить, чем платить  мне?  -  Вера
подняла на него глаза и вдруг прочла в них затаившиеся страх и отчаяние.
Получалось, что его слова шли вразрез с  его  мыслями  и  чувствами.  Он
трус, господи, какой же он трус! Как же это хорошо... А его друзья?  Вот
что значит быть порядочным человеком. Все пятеро как овцы на заклание...
Идиоты.  Свалили  бы  все  на  одного,  и  баста.  Дураки.  Интеллигенты
паршивые.
   - Я ничего такого не говорил.
   - Первую тысячу я готова принять прямо сейчас.
   - Мне надо подумать.
   - Ладно, черт с вами, я подожду, так и быть, несколько часов. Вечером
в своем почтовом ящике вы найдете первую фотографию. После того, как  вы
все увидите своими глазами, думаю, что решение будет  в  мою  пользу,  а
потому предлагаю деньги - десять купюр по  сто  долларов  -  заклеить  в
конверт и положить сегодня вечером в десять часов под  резиновый  коврик
Любиной квартиры.
   - Куда?
   - Надеюсь, у вас есть ее адрес...
   И тут произошло неожиданное для Миши - маленькая  рука,  затянутая  в
серую шелковую перчатку, проскользнула где-то справа от него и  схватила
связку ключей с брелоком - рыжей кошечкой.
   - А это я возьму себе на память,  -  сказала  Вера,  бросая  ключи  в
карман своего жакета. - И не советую обманывать меня или пытаться  убить
- к своему письму с фотографиями я присовокуплю еще и вот эти ключики...
Ведь это благодаря им я поняла, что вы убили Любу.  Какими  же  идиотами
надо быть, чтобы не заметить их здесь, на полке, у всех на виду!
   И она убежала. Как могла быстро, скача по ступенькам, словно  за  ней
кто гнался.
   "Тысяча долларов... Тысяча долларов..."
   Твердя про себя  эту  фразу,  она  возвращалась  домой  в  необычайно
приподнятом настроении. Она теперь точно знала, что у нее все получится.
Они слишком дорожат своей устроенной и отлаженной жизнью, своими семьями
и всеми прочими жизненными благами, которыми успели обзавестись за  свою
недолгую жизнь, чтобы вот так взять и отказаться от нее. Никто из них  -
холеных физиков-математиков, инженеров или бизнесменов  (а  именно  так,
судя по тому, что рассказывала  про  них  Люба,  определила  она  друзей
Николаиди) - не захочет сесть в  тюрьму,  а  тем  более  если  настоящий
убийца неизвестен...
   Они перессорятся, потому что никто из  них  так  и  не  признается  в
содеянном (зачем, если преступление можно свалить на другого  ?),  но  в
условленный день все как миленькие соберутся, чтобы положить  в  конверт
по двести баксов.

***

   Образ Любы Гороховой возник большим смазанным  карандашным  рисунком:
копна сияющих рыжих волос с пушистой челкой, курносый нос, веселые глаза
и растянутые в улыбке губы...

***

   Ты уж прости меня, подружка, что я так  подло  воспользовалась  твоей
смертью, но теперь хотя бы одна из нас будет счастлива  в  этой  поганой
жизни. Я перестану ложиться под каждого встречного,  выйду  замуж,  рожу
детей и начну новую жизнь... А  эти  твари,  убившие  тебя,  получат  по
заслугам. Вот если бы еще узнать, куда они отвезли тебя?  В  какой  лес?
Или утопили, привязав к шее камень?
   Я отомщу за тебя и проживу за тебя неплохую жизнь... Чем влачить  две
никчемные жизни, лучше уж одну - настоящую...

***

   Вера вернулась домой и легла спать. Ее  разбудил  телефонный  звонок.
Звонил один из фермеров. Ей показалось, что из трубки потянуло  ароматом
копченого окорока...Этого звонка она ждала  целую  неделю.  Ей  нравился
этот парень, он был ласковым и сильным и  никогда  не  позволял  себе  в
отношении Веры грубости или цинизма. И она решила напоследок, перед  тем
как "завязать" со своим прошлым,  все  же  встретиться  с  ним  и  убить
оставшиеся несколько часов до вечера в его объятиях.
   Но  фермер,  его  звали  Валера,  приехал   не   один.   Привез   без
предупреждения  еще  одного  парня,  лет  двадцати  пяти.  Друзья   были
навеселе, а потому особенно не церемонились. Судя по их  злым  лицам,  у
них были неприятности, которые они, перед тем как прийти к Вере,  успели
залить изрядным количеством водки в одном из саратовских  ресторанов.  И
Вера, так нелепо и глупо вырядившись ради  встречи  со  своим  щедрым  и
ласковым фермером, поняла, что судьба  послала  ей  еще  одно  испытание
перед тем, как позволить ей покончить со своим прошлым.
   Она уже знала, что такое злые и пьяные мужики, да  еще  и  крестьяне,
для которых каждая копейка на счету.
   То, чего она так боялась, все же  произошло  -  ее  использовали,  не
заплатив ни копейки. Грубо и  со  злостью,  так,  словно  это  она  была
виновата в том, что их "кинула" какая-то исчезнувшая фирма, занимающаяся
куплей-продажей зерна и подсолнечного масла. Каких только  слов  в  свой
адрес она не услышала, задыхаясь под телами  озверевших  мужчин  и  моля
бога только о том, чтобы ее оставили в живых. Когда же перед  их  уходом
она попыталась потребовать денег, тот, другой, не Валера, обозвав ее  на
прощание последними словами, влепил ей пощечину. Затем - еще...  И  если
бы не Валера, избил бы ее,  вымещая  на  ней  всю  свою  злость  и  боль
обманутого крестьянина. Наконец хлопнула  дверь,  стало  тихо,  и  Вера,
чувствуя, как по пальцам ее течет кровь из  носа,  бросилась  в  ванную.
Глаза ее были сухи от ненависти. Одно Вера знала твердо - она только что
закрыла двери за последними  в  ее  жизни  "клиентами",  а  потому  надо
успокоиться и не дать себе впасть в депрессию. Она приняла  теплый  душ,
выпила немного коньяку и заставила себя заснуть.
   Такое случалось с ней и раньше,  и  она  научилась  восстанавливаться
физически.
   Что касалось ее психического здоровья, о котором  она  заботилась  не
меньше, то здесь теперь многое зависело от Николаиди.
   Она спала до половины восьмого вечера.
   Проснувшись по звонку будильника, подошла к зеркалу  и  ахнула:  лицо
было распухшим от тяжелых оплеух...  В  ход  тут  же  пошли  крем-пудра,
театральный грим, белый карандаш.
   Надев джинсы и свитер, Вера нацепила очки, взяла пленку  и  вышла  из
дома. В ближайшем супермаркете попросила срочно отпечатать ей фотографии
за двойную цену.
   Она сказала, что очень спешит. Пленку проявляли и печатали фотографии
прямо на ее глазах.
   Из супермаркета  она  поехала  к  Николаиди  и,  ничего  не  боясь  и
уверенная в том, что все идет по заранее намеченному плану, сунула  одну
из фотографий, где были все пятеро, белый кокон и часть черной машины, в
почтовый ящик Миши. Позвонила  ему  из  автомата  и  сказала,  чтобы  он
заглянул в ящик. И, затаив дыхание, прислушалась к  звукам,  доносящимся
из трубки. Она поняла, что Миша не один. Она  слышала  какие-то  голоса.
После паузы услышала:
   - Деньги будут под ковриком через  полчаса.  -  И  Николаиди  положил
трубку.
   Вера поехала к  дому  Любы  Гороховой  и  спряталась  там  в  кустах,
неподалеку от подъезда.  Она  увидела  подъезжающую  черную  машину,  из
которой вышел неизвестный ей мужчина. По времени получалось, что это тот
самый человек, который должен оставить под резиновым ковриком конверт.
   Человек вошел в подъезд и очень скоро вышел оттуда. Машина  отъехала,
Вера вышла из своего укрытия и уже через  пару  минут  держала  в  руках
конверт. Распечатав его в полумраке лестничной площадки, рядом с вонючим
лифтом,  она,   увидев   честно   заработанные   ею   тысячу   долларов,
прослезилась. Это были большие для нее деньги, с помощью  которых  можно
было решить много проблем...
   Не выдержав, она все же позвонила в дверь, где еще не так давно  жила
ее подружка Люба.
   Дверь открыла Елена Андреевна.
   - Любы нет, -  сказала  она  с  трагическим  выражением  лица.  -  Ты
проходи,  поговорим...  Я  вот  что  думаю,  Верочка,  надо  в   милицию
заявлять... Люба не такая девушка, чтобы исчезнуть  и  не  дать  о  себе
знать.
   Она дисциплинированная, аккуратная, я ей всегда  доверяла...  И  если
она  не  может  мне  позвонить,  значит,  действительно  не  может.   Ты
понимаешь, о чем я?
   - А вы звонили...
   - Да куда я только не звонила, - сердито  отмахнулась  она.  -  И  не
только звонил