следовать первым, самым искренним, движениям души.
     Я заснул, умиротворенный принятым решением.
     На следующее утро я отправился в спецгараж и взял "мустанг"  под  тем
предлогом, что мои "жигули" забарахлили. Как им было не забарахлить,  если
для придания убедительности своей жалобе, я тщательно  развальцевал  шилом
жиклеры карбюратора, делая вид, будто прочищаю  их.  Сев  за  руль  мощной
машины, я ощутил, как мои  собственные  0,25  HP  [horse-power  (англ.)  -
лошадиная сила, единица мощности] (я имею в виду физическую, а не духовную
мощность)  подкрепляются  сотнями  лошадиных  сил,  скрытых  под   голубым
капотом. Светило солнце, на каждое движение акселератора "мустанг" отвечал
мягким рокотом, серая полоса дороги мчалась  навстречу.  Мы  еще  повоюем,
черт возьми!
     Проехав сотни две километров, я остановил машину и огляделся.  Слева,
в полутора километрах возвышался небольшой холм, поросший кустарником,  за
ним поблескивала речушка с заболоченными берегами. Осторожно, стараясь  не
посадить машину в какую-нибудь  яму,  образовавшуюся  на  месте  заросшего
травой старого окопа времен Великой Отечественной войны, я заехал на холм.
Насколько хватал глаз,  жилья  или  каких-нибудь  строений,  кроме  редких
павильонов для отдыха водителей, выстроенных на  обочине  шоссе,  не  было
видно. Только на самом горизонте краснели  крыши  какой-то  совхозной  или
колхозной фермы. Время от времени по  шоссе  проходили  одиночные  машины,
водители которых вряд ли  могли  заметить  мой  "мустанг",  почти  скрытый
кустами.
     Включив компьютер и убедившись при помощи тест-программы в полной его
исправности,  я  достал  из  кейса,  купленного  в  Норвегии  и  так   мне
понравившегося, что я оставил его себе, листок с текстом шифровки  Виктора
Богдановича, точнее, его копию,  аналогичную  той,  которую  я  продал  за
десять тысяч долларов Организации в качестве первого  доказательства  моей
готовности сотрудничать с ними, и принялся за работу.
     Сперва я пытался расшифровать текст при  помощи  различных  вариантов
ключевого числа, комбинируя цифры натурального ряда. Но  после  нескольких
безуспешных попыток выделил заключительную часть  шифровки,  состоящую  из
нескольких десятков чисел, и перешел  к  методу  статистического  анализа,
хотя для него выборка была маловата. То, что я взял для анализа именно эту
часть текста, было бы понятно любому криптографу: неопытные шифровальщики,
а как раз таким следовало считать  Виктора  Богдановича,  прибегнувшего  к
тайнописи единственный раз в жизни, если не учитывать игр с детьми,  самую
ценную информацию обычно помещают в  конце  записки.  Поэтому  можно  было
рассчитывать  обнаружить  там  какое-нибудь  собственное   имя,   название
местности, улицы, здания.
     Почти два часа я упорно и безуспешно трудился над шифровкой, время от
времени  выключая  компьютер,  чтобы   отдохнуть   и   сделать   кое-какие
промежуточные выкладки на бумаге, так что восстановить ход мыслей и логику
поиска только по информации, содержащейся в  компьютере,  было  бы  весьма
затруднительно,  если  вообще  возможно.  Для   постороннего   наблюдателя
появление на дисплее среди хаоса цифр и бессмысленных буквосочетаний  двух
слов - ПАРК и ПАМЯТНИК - показалось  бы  настоящим  чудом,  подобным  акту
божественного творения земли и неба из беспорядочной тьмы.  Впрочем,  если
говорить честно, так оно и было. Все  мои  манипуляции  преследовали  одну
цель: выяснить,  по-прежнему  ли  контролирует  Организация  работу  моего
компьютера. Это было необходимо сделать раньше, чем начинать опасную игру,
где ставкой был уже не сверкающий бриллиант, а нечто гораздо более ценное.
     Я не боялся, что мои противники уже  достали  "Суассон"  из  тайника.
Дело в том, что передавая им текст, я предварительно немного поработал над
ним - перешифровал  числа  методом  Виктора  Богдановича,  но  при  помощи
известного только мне ключевого  числа...  Так  что,  даже  обладая  двумя
кольцами и зная число-параметр, они никак не могли прочесть записку.
     Чему они приписали свою  неудачу  -  ошибке  профессора,  которую  он
допустил при шифровании, или моему коварству? Во всяком случае, упреков  с
их стороны за нечестную сделку я пока не слышал. Гриф, подписи, печати  на
листке, с которого была сделана фотография, не вызывали сомнений, они были
подлинными, это давало мне возможность  некоторое  время  делать  невинную
физиономию. И  то,  что  я  сейчас  трудился  в  поте  лица  над  текстом,
аналогичным врученному им, тоже должно было в их глазах  свидетельствовать
в мою пользу.
     Так что, сидя здесь на холме и имитируя напряженную  интеллектуальную
деятельность, я  убивал  сразу  двух  зайцев:  проверял  работоспособность
"жучка" и строил себе "алиби", если употреблять этот термин,  обозначающий
"факт  нахождения  подозреваемого  вне   места   преступления   в   момент
преступления",   в   неграмотно-расширительном    смысле    доказательства
невиновности   вообще,   чем   часто   грешат    наши    литературные    и
кинематографические "детективщики".
     Правда, второй "заяц"  был  условно-проблематичным,  его  можно  было
поймать только в случае удачной охоты на первого, то есть если они в самом
деле все еще контролируют  мой  компьютер.  Впрочем,  учитывая  прекрасный
воздух и замечательный вид, открывавшийся с холма,  можно  было  прибавить
сюда еще одного маленького зайчишку: просто удовольствие немного отдохнуть
на лоне природы в теплый осенний денек.
     Как только упомянутые слова появились на дисплее, я, как бы озаренный
внезапной догадкой  и  делая  вид,  что  боюсь  спугнуть  удачу,  выключил
компьютер.
     "Как глупо выглядят все мои манипуляции  и  старания,  если  за  ними
никто в действительности не следит", - подумал  я,  подливая  по  привычке
каплю яда в слишком уж разыгравшееся оптимистическое настроение. "Судя  по
тому, как быстро я перехожу от мрачной подавленности к  малообоснованному,
во всяком случае пока что, оптимизму, я заболеваю характерным  психическим
расстройством,  циклотимией..."  Так   я   приводил   себя   в   привычное
скептическое состояние, осторожно спускаясь с холма.
     Возвращался я уже в сумерках. Опять,  как  три  месяца  назад,  яркая
голубая звезда горела над прямой  полосой  шоссе  Е-20,  и  зарево  Города
постепенно расширялось на горизонте.



                                    21

                                       Как дело измены, как совесть тирана
                                       Осенняя ночка черна...
                                                            И.Гольц-Миллер

     Тем, кто знал обстоятельства жизни Виктора Богдановича, нетрудно было
догадаться, о каких "памятнике" и "парке" идет  речь.  Конечно,  о  старом
институтском парке, занимающем  весь  холм,  где  расположено  большинство
первых зданий института - воздвигнутых еще в конце прошлого  века  учебных
корпусов и жилых домов для профессорско-преподавательского состава в стиле
английских "иннов" из  крепких  серо-желтых  кирпичей,  которые  придавали
характерный  колорит  всем  зданиям,  построенным  в  то  время.   Сколько
поколений студентов  готовились  к  экзаменам  и  назначали  свидания  под
густыми  кронами  каштанов,  лип,  тополей,  прогуливались  по  аллеям   и
тропинкам,  сиживали  на  заветных  скамейках!  Молодые  мамаши  со   всех
окрестностей возили здесь свои коляски, выгуливали на  свежем  воздухе,  в
безопасности от постоянно растущего и увеличивающего  скорость  городского
транспорта,  будущих  студентов;  пенсионеры  читали  толстые  романы   на
солнышке или в тени - в зависимости от погоды и  времени  года;  школьники
объедались  сладкими  цветками  акаций,  обрывали  не  успевающие  никогда
созреть груши-дички, собирали пестрые осенние листья и лакированные шарики
каштанов...
     Правда, в последние годы парк сильно пострадал от неумеренного рвения
строителей, вырубивших замечательную каштановую  аллею,  которая  отделяла
территорию института от идущей у  подножья  холма  магистрали.  Намечалось
расширение ее проезжей части из-за увеличившегося потока  транспорта,  но,
главным образом, для того,  чтобы  высокое  начальство  и  сановные  гости
города могли несколько раз в году  промчаться  на  своих  огромных  черных
машинах  по  асфальтовому  простору,   заранее   очищенному   от   частных
автомобилей, мимо  вытягивающихся  и  отдающих  честь  милиционеров,  мимо
размахивающих флажками горожан, довольных перерывом в  монотонном  рабочем
дне, мимо сорванных с уроков принаряженных школьников, к загородным дачам,
саунам и охотничьим домикам. Но, как оказалось, хватило и  прежней  ширины
проспекта, а вырубленная за одну ночь  ретивым  прорабом  аллея  бесстыдно
оголила институт.
     Потеснили  деревья  парка  и  многочисленные  новые  корпуса  учебных
зданий, лабораторий, библиотеки,  актового  зала,  в  котором  совершались
торжественные церемонии и проходили концерты. Один из  очередных  ректоров
решил, наподобие многих владык более крупного ранга, увековечить память  о
себе монументальными зданиями, грандиозными сооружениями  и  не  жалел  ни
личной энергии, ни институтского бюджета, ни учебного времени студентов  и
преподавателей,  превращаемых  периодически  в  подсобных   рабочих,   для
осуществления своего замысла. Институт  превратился  в  целый  городок  со
своей  поликлиникой,   спорткомплексом,   библиотекой,   общежитиями   для
студентов  и   аспирантов,   гаражами   и   мастерскими,   аудиторными   и
лабораторными корпусами. Здания украшались мозаичными панно  и  накладными
фигурами, вычеканенными из листового металла, которые изображали парящих в
космическом  пространстве  покорителей  звезд  и  над  чем-то  трудившихся
титанов-созидателей, стать каковыми надлежало стремиться  студентам.  Одна
из этих фигур была так неудачно сконструирована, что во время дождя  струя
воды весьма натуралистически стекала  между  ног  обнаженного  Космонавта,
привлекая   нездоровое   любопытство   молодежи   и   заставляя   краснеть
девушек-первокурсниц под ржание местных хулиганов. Пришлось произвести при
помощи автогена хирургическую операцию и заменить некий орган  старомодным
фиговым листком, игравшим роль водостока и отводившего струю в нейтральное
место. Архитектурно-строительный бум привел к  гибели  многие  участки  со
старыми деревьями, однако, парк все еще оставался большим и красивым.
     Памятник в парке был только один - розовая гранитная стена с фигурами
взявшихся за руки юноши и девушки. Бронзовые буквы  образовывали  надпись:
"КТО ЗА СВОБОДУ ВЫШЕЛ ПРОТИВ СМЕРТИ, ТОМУ НЕ  БУДЕТ  СМЕРТИ  НА  ЗЕМЛЕ"  -
строка из стихотворения поэта Андрея  Малышко.  Памятник  был  сооружен  в
честь студентов  и  сотрудников  института,  погибших  во  время  войны  с
фашистской Германией.
     Естественно было предположить, что Виктор Богданович именно под одним
из углов этого памятника зарыл свой клад. Во-первых, это позволяло ему при
необходимости легко  достать  бриллиант,  а  во-вторых,  будучи  одним  из
главных административных и научных руководителей института, он находился в
курсе всех ремонтов, реконструкций и новостроек и мог  не  только  вовремя
узнать об угрожающей тайнику  опасности,  но,  вероятно,  и  предотвратить
нежелательные работы или, в крайнем случае, успеть перенести его в  другое
место. Психологически понятно  было  также  желание  постоянно  находиться
вблизи своего сокровища, чувствовать, что  до  него  рукой  подать,  а  не
поминутно беспокоиться: не случилось ли чего-нибудь, не работает ли  рядом
экскаватор, управляемый  пьяным  рабочим,  не  роют  ли  яму  под  саженцы
старательные школьники...
     Очевидно, не я один выстроил  такую  логическую  конструкцию,  потому
что, когда в три часа ночи (а было совершенно темно, так как администрация
экономила электроэнергию и рано выключала свет) я подошел  к  памятнику  с
фонариком и стальным прутом-щупом, в кустах  произошло  движение,  которое
нельзя было объяснить только порывом легкого ветерка.
     Я выключил фонарик и замер, прислушиваясь и приглядываясь. Не  стоило
долго имитировать поиски несуществующего клада, так как человек в  кустах,
если только он действительно был там, мог воспользоваться этим и незаметно
уйти, тогда вся моя затея пошла бы  насмарку.  Я  осторожно  воткнул  прут
наискось в мягкую землю, так что остался торчать лишь кончик  в  несколько
сантиметров. Зная место, его нетрудно будет потом найти, пошарив  рукой  в
траве. Потом еще раз прислушался. Было тихо.  Я  выпрямился  и  решительно
направился к кустам. Это могла быть и запоздавшая парочка, в таком случае,
придется изобразить местного блюстителя нравов.
     В кустах был только один человек. И, видно, он хорошо знал, с кем ему
предстоит столкнуться, потому что  не  стал  дожидаться,  пока  я  подойду
вплотную. Я был еще в десяти  метрах  от  зарослей,  когда  мне  навстречу
сверкнула едва заметная вспышка красноватого пламени и  хлопнул  негромкий
выстрел. Пуля свистнула далеко в стороне от меня,  и  сразу  же  затрещали
ветки под быстро удаляющимися шагами. Он не хотел убить или  ранить  меня,
ему нужно было лишь  задержать  меня  на  несколько  секунд,  пока  он  не
скроется в темной глубине парка, не  растворится  между  черными  толстыми
стволами деревьев. Я тоже не хотел рисковать и не стал его преследовать.
     Когда я подошел к месту, где  он  прятался,  в  луче  моего  фонарика
что-то блеснуло. Я раздвинул ветки и в маленьком круге света увидел черную
трубу, похожую на гипертрофированную  половинку  призматического  бинокля.
Прибор  ночного  видения.  В  сочетании  со  стрельбой  это  неопровержимо
свидетельствовало, что за мной подглядывал не любитель-"вуайерист".
     Я не стал продолжать поиски мнимого клада  и,  взяв  трубу,  вернулся
домой. Слежки за моей машиной не было ни когда  я  ехал  к  парку,  ни  на
обратном пути, очевидно, в этом не было необходимости, да и трудно было бы
незаметно организовать такую слежку на пустынных ночных улицах. Они знали,
где следует меня ожидать.
     Итак, первая часть задачи была выполнена. Как я  и  предполагал,  мои
противники по-прежнему  контролировали  работу  моего  компьютера.  Теперь
можно было заняться детальной разработкой дальнейших действий, основываясь
на этом обстоятельстве. Не подумают ли они, однако, что я догадался, каким
образом им стали известны мои намерения? Ведь в таком  случае  я  рисковал
попасть в собственную  ловушку.  Оставалось  надеяться,  что  нет.  Скорее
всего, они решат,  будто  я  приписываю  появление  человека  в  кустах  у
памятника  постоянной  слежке.  Чтобы  убедить  их  в  этом,  надо   будет
демонстрировать повышенную "бдительность", попытки оторваться от "хвоста",
проявлять некоторую нервозность на улицах, устроить демонстративный  обыск
своей квартиры и машины якобы в поисках "жучков". И проявлять одновременно
полное доверие к компьютеру, рассчитывая на нем самые  "секретные"  детали
своих планов. Я также не опасался, что мои новые  "друзья"  рассорятся  со
мной из-за попытки увести "Суассон" у них  из-под  носа.  Им  должна  быть
понятна такая жадность: бизнес есть бизнес. За информацию мне заплатили, а
дальше - кому первому повезет!  Это  было  вполне  в  духе  их  морального
кодекса и соответствовало моему имиджу, который я для них выстраивал.
     Впрочем, мои ночные похождения в поисках  сокровищ  не  остались  без
последствий. Утром следующего дня,  часов  в  семь,  зазвонил  телефон,  и
незнакомый голос вежливо попросил меня быть в шесть  вечера  у  кинотеатра
"Космос".  Поскольку  он  назвал  условное  слово-пароль,  я  понял,   кто
приглашает меня на свидание, и не проигнорировал просьбу незнакомца.
     Я стоял рядом со своим "мустангом", вызывающим, хотя  в  городе  было
много иномарок, любопытство прохожих и  ожидающих  сеанса  зрителей.  Часы
показывали шесть. "Подожду минут пятнадцать и уеду", - решил я. И  тут  же
заметил приближающегося ко мне Антона.
     - Привет, Джек!
     - Здравствуй, Антон. - Я считал возможным отвечать ему на  "ты",  раз
он называл меня по имени, хотя мы и не пили на  брудершафт.  Меньше  всего
мне хотелось изображать покорного подчиненного перед лицом большого босса.
Если ему и не понравилась моя фамильярность, он никак  не  выразил  своего
недовольства.
     - Подвези меня к Почтамту, - принял  он  мою  игру.  -  По  дороге  и
поговорим.
     Мой "Боливар" нес нас двоих, а  черная  "волга",  в  которой  приехал
Антон, и "жигули" с его охраной следовали за нами в  некотором  отдалении.
Сначала мы ехали молча, и только после того, как  миновали  мост  метро  и
свернули на Набережное шоссе, он заговорил снова.
     - Джек, поиски сокровищ штука опасная. Я тебе  симпатизирую  и  делаю
все, что в моих силах, но кое у кого могут сдать нервы, и в следующий  раз
ты вместо бриллианта получишь кусочек свинца. Брось это дело, ты  нам  его
продал - и с концами. Если считаешь, что продешевил, скажи, подбросим тебе
еще тысячу-другую. Ты меня понял? А щуп твой я оставлю себе на память.
     - Я тебя понял, Антон. - Мой ответ не  обещал  ничего  определенного,
как и следует в подобных ситуациях. Опять наступило молчание. Значит,  они
снова побывали там и нашли мой прут. Очень хорошо!  Пусть  еще  поищут,  а
если ничего не найдут, то ведь в Городе много парков  и  памятников...  Мы
остановились  в  Главпочтамта,  обрушившийся  портал  которого   похоронил
недавно под своими обломками несколько случайных прохожих, прятавшихся  от
дождя. Сейчас все было убрано,  но  забор  еще  ограждал  северо-восточный
фасад.
     - Пока, Джек.
     Он вышел из машины, и  я  провожал  его  глазами,  пока  атлетическая
фигура, мощь которой не могла скрыть просторная куртка-"дутик", не исчезла
в подъезде огромного здания.



                                    22

                                         На миг умерьте ваше изумленье
                                         И слушайте, что я вам расскажу...
                                                                 В.Шекспир

     Больше в одиночку действовать я не мог. Наступил период,  когда  было
нужно, например, одновременно присутствовать и здесь, и на юге, где должны
были  концентрироваться  боевики  Организации.   Кроме   того,   следовало
подготовить  "массовое  обращение"  к  руководству.   Мой   рапорт   могли
проигнорировать, приписав  его  расстроенному  воображению,  отложить  под
предлогом необходимости тщательной проверки фактов как  раз  тогда,  когда
промедление  было  смерти  подобно.  Отмахнуться  же   от   одновременного
сообщения нескольких сотрудников было уже гораздо труднее.
     Не знаю, какой повод мне пришлось  бы  придумать,  чтобы  полететь  в
Москву, если бы не удачно подвернувшийся вызов  на  очередное  оперативное
совещание. По должности я обязан был на нем присутствовать, хотя моя  роль
на таких совещаниях сводилась к роли немого статиста или, в лучшем случае,
"певца за сценой", когда мои материалы  включались  в  качестве  составной
части в один из докладов. Я всегда  с  раздражением  воспринимал  подобные
вызовы, отрывавшие от текущей работы в самое  неподходящее  время,  но  на
этот раз был очень доволен, так как опасался вызвать подозрение моих новых
"друзей", если бы вдруг без достаточно убедительной и веской причины уехал
из Города.
     Совещание должно было продлиться три дня. В первый же день я нашел во
время перерыва Гришу Ратманова, стоявшего у  малиновой  портьеры.  На  его
лицо падали отблески, делавшие его похожим на оперного Мефистофеля. В зале
вообще было много красного - от малиновых портьер до  бархатного  занавеса
"партийного цвета", по  выражению  нашего  штатного  художника-оформителя.
Полный контраст с тем, что я недавно видел на собрании командного  состава
Организации.
     - Есть дело, Гриша. Предупреди ребят, соберем