ет сейчас много хлопот.  Я  пожалел,  что  не
взял запасной магазин.
     Грянувший над моим  ухом  выстрел  чуть  не  оглушил  меня.  Один  из
близнецов  дернулся  и  свалился  на  своего  папашу.  Второй,   мгновенно
сообразив, что дисциплине следует подчиняться, ибо без  нее  все  мы,  как
говаривал подпоручик Дуб, лазили бы голыми по деревьям, вспомнил последний
приказ, повернулся и побежал  за  невозмутимо  продолжавшим  свое  шествие
человечком с портфелем, но было  поздно.  Второй  выстрел  уложил  его  на
месте. Я обернулся, в ушах у меня звенело.
     Руководитель  хладнокровно  продул  ствол   своего   "кольта-спешиал"
тридцать восьмого калибра, чтобы уменьшить количество  осевшего  нагара  и
тем  облегчить  последующую  чистку  револьвера,  и   спрятал   оружие   в
подмышечную кобуру.
     - Я отвечаю за вашу безопасность,  -  сообщил  он  тем  же  спокойным
тоном, каким задавал  вопросы  Константину.  -  А  эти,  -  он  кивнул  на
валявшиеся в живописных позах тела, - отработанный материал. Слишком много
пили, стали увлекаться анашой. Я так и знал, что этим кончится.
     Константин мог бы быть доволен  -  его  непосредственные  мучители  и
убийца пережили свою жертву всего на несколько минут. К  сожалению,  я  не
верю в существование астральных тел, оставляющих  бренную  оболочку  после
смерти и наблюдающих за тем,  что  вокруг  нее  происходит,  а  при  жизни
бедняге не удалось испытать сладость мщения.
     Мы перешагнули через трупы - в буквальном  смысле,  ибо  в  противном
случае пришлось бы возвращаться в подвал, настолько  узок  был  проход,  и
ускоренным шагом догнали  успевшего  скрыться  за  поворотом  человечка  с
портфелем.
     Через несколько минут подземелье расширилось и превратилось в  нечто,
напоминавшее обширный склеп. Здесь было немного светлее,  чем  в  проходе,
поэтому  я  воспользовался  остановкой,  и  пока  мой  проводник  и,   как
выяснилось, телохранитель, прислушивался, нет ли за нами  погони,  занялся
своей раной.
     Из внутреннего нагрудного  кармана  я  вытащил  маленькое  зеркальце,
которым пользовался, когда хотел  проверить,  нет  ли  за  мной  "хвоста".
Собственно  говоря,  это  был  просто  небольшой,  размером  с   карманный
календарик,  прямоугольный  кусочек  нержавеющей  стали,  подаренный   мне
приятелем, работающим в Институте металловедения. Одну  сторону  пластинки
по моей просьбе отполировали  до  зеркального  блеска  умельцы  из  нашего
гаража. Такое зеркальце имело то преимущество, что, в отличие от обычного,
не разбивалось при всяких передрягах, в которые мне случалось попадать.
     Ранка уже подсохла и напоминала порез от бритья. Ничего страшного,  я
дешево отделался. Несколько бурых пятен на воротничке придется  застирать.
"Будем надеяться, что Константин не болел СПИДом, ведь его кровь наверняка
осталась на ноже толстяка, как он его ни  вытирал",  -  подумал  вдруг  я.
Впрочем, насколько я знал, сын Виктора Богдановича не был гомосексуалистом
и в отличие от своей сестры никогда не грешил по части наркотиков, так что
мне скорее  могла  угрожать  заурядная  инфекция,  занесенная  с  грязного
фартука палача.
     В подземелье царила тишина. Прежде, чем пуститься в погоню  за  нами,
преследователям пришлось бы сокрушить замаскированную  стальную  дверь,  а
это не могло не сопровождаться шумом и грохотом. Вероятнее всего,  они  ее
еще не обнаружили. Распорядитель указал на один из узких лазов, на  первый
взгляд ничем не отличающийся от остальных:
     - Сюда!
     Сохраняя все тот же порядок следования, наша наполовину сократившаяся
с момента начала пути процессия углубилась в боковой  проход.  Здесь  было
совсем  темно,  поэтому  человечку  в  очках  пришлось  включить  фонарик.
Наверно, он достал его из своего объемистого портфеля. "Интересно, нет  ли
у него там термоса с кофе и несколько сэндвичей?", -  подумал  я.  Никакие
переживания не могут лишить меня здорового аппетита,  а  время,  когда  во
всех приличных учреждениях делают перерыв на обед, давно прошло.
     Но обедом здесь и не пахло. Мы продолжали углубляться в подземелье, и
пахло здесь сыростью и плесенью. В  отблесках  света  от  фонарика  нашего
лидирующего я  мог  различить,  что  стены  прохода  сложены  из  каких-то
необычных по форме и размерам  кирпичей.  Похоже  было,  что  этот  проход
сделан несколько столетий назад. Мое  предположение  подтвердилось,  когда
вскоре нам стали встречаться ниши, в которых лежали кости,  кучки  тряпья,
черепа.  Это  напомнило  мне  знаменитую  Лавру,   привлекавшую   когда-то
паломников со всех концов Руси. В  пещерах  Лавры  тоже  сохранились  мощи
древних  монахов,  заселивших  еще  в  эпоху  становления  в  наших  краях
христианства горы на высоком правом берегу могучей реки, протекавшей через
Город. Только там катакомбы не были облицованы кирпичом.  Вероятно,  почва
здесь была более рыхлой.
     Наше  путешествие  продолжалось  уже  почти  час.  Мы  сворачивали  в
какие-то проходы, делали повороты, запомнить которые я  даже  не  пытался.
Наконец, в лицо мне пахнуло свежим воздухом. Еще через несколько минут  мы
вышли на площадку, где лишь заржавленная решетка отделяла нас от какого-то
обширного помещения. Распорядитель долго возился с замком, наконец, открыл
его, и  мы  оказались  в  том  самом  полуразрушенном  храме,  очертаниями
которого я любовался, подъезжая к городку.  Уже  смеркалось,  под  темными
сводами высоко над нами ворковали голуби, устраиваясь на ночлег.



                                    28

                                             Прочь, прочь, слеза позорная,
                                             Кипи, душа моя!
                                             Твоя измена черная
                                             Понятна мне, змея!
                                                               М.Лермонтов

     Выпутаться помог мне Гриша, который все еще был в Городе. Использовав
каналы нашего ведомства и свой авторитет столичного работника, приехавшего
с инспекцией, он устроил все так, что происшествие  приняло  вид  обычного
налета на склад "теневиков" по наводке агента, долго за  ними  следившего.
Гриша изъял мой "маячок" в окурке  под  предлогом  того,  что  это  новая,
совершенно секретная разработка, и  предупредил,  что  о  нем  не  следует
упоминать в отчете. Настоящую причину тревоги, по которой поднялась группа
захвата, знали лишь дежурный оператор, сидевший  на  прослушке  эфира,  да
несколько человек из местного начальства. Но даже  и  последние  не  знали
всей сути и не стремились ее узнать, удовлетворившись скупыми  пояснениями
Гриши. Это входило в этику нашей работы.
     Поэтому я  рассчитывал,  что  утечки  информации,  которая  могла  бы
заставить руководителей Организации заподозрить меня в  предательстве,  не
произойдет. Конечно, был элемент риска, но  какой-то  процент  его  всегда
присутствует даже в самых тщательно разработанных операциях, и я надеялся,
что на этот раз моя ошибка сойдет мне с  рук.  Легенда  о  простом  налете
выглядела тем более правдоподобно, что на  базе  действительно  обнаружили
большое количество "левого" товара широкого ассортимента.  Задержаны  были
лишь двое - старичок-привратник и кладовщик, на последнего завели  обычное
дело по хозяйственной статье.
     При первом же свидании я устроил Антону "сцену у фонтана", возмущаясь
тем, что меня "подставили". Атака - лучший метод обороны.
     - Это все Грегор, - сказал он. - Я был против. Ты слишком ценный  для
нас человек, чтобы рисковать тобой из-за пустяков. Кроме того,  ты  просто
чем-то мне нравишься.
     - Кто такой Грегор? - спросил я.
     - А, я забыл, что ты не знаешь. Это тот старик, что сидел со  мной  и
Аркадием  во  время  нашей   первой   встречи.   Он   прямо   помешан   на
драгоценностях. Ты видел его перстни?
     Я вспомнил поросшие жестким волосом пальцы, унизанные  кольцами.  Так
вот кто послал Константина в подвал...
     - Ну, ничего, ручаюсь тебе, больше такого не повторится,  -  закончил
мой собеседник, видя, что я помрачнел, и беседа повернула в другое русло.
     Антон долго расспрашивал меня о моем новом московском руководителе, о
его характере, привычках, о том, что говорят о нем в  курилках.  Очевидно,
Организация искала подходы к моему  "парашютисту",  собираясь  завербовать
очередного номенклатурного работника. В данном случае это представляло для
меня определенную опасность, так как мой шеф знал  слишком  много  о  моих
перемещениях за последнее время, о том,  какими  архивными  материалами  я
интересовался, кто входил в круг  моих  знакомых  сотрудников.  Любое  мое
действие теперь могло попасть  под  двойной  контроль  и  сразу  же  стать
известным мафии. Но, тем не менее, пришлось выложить  все,  что  я  о  нем
знал. Попытка ввести Антона в заблуждение могла дорого мне  обойтись  -  у
него наверняка  были  параллельные  каналы  информации,  и  он  легко  мог
проверить все, что я ему  рассказал.  Зато  теперь  я  знал,  что  с  моим
руководителем следует быть осторожнее вдвойне.
     Когда я приехал домой, позвонила Вероника. Мы еще не  виделись  после
возвращения из санатория, и я рад был встретиться с ней, чтобы на какое-то
короткое время отвлечься  от  своих  забот  и  неприятных  размышлений  об
ошибках, которые допустил за последнее время.
     Стояла теплая осенняя погода, и мы снова гуляли по усыпанным  опавшей
листвой  аллеям  Ботанического  сада,  потихоньку  распутывая  и  связывая
кое-где оборвавшиеся  нити  наших  прежних  отношений.  Говорят,  возня  с
клубком   шерсти   хорошо   успокаивает   нервы...   Прогулка   окончилась
естественным путем  в  моей  квартире,  только  почему-то  после  коротких
мгновений уже неоднократно испытанного нами совместного экстаза она  вдруг
разрыдалась, и я с трудом  ее  успокоил.  Я  приписал  тогда  все  обычным
женским причудам, хотя и  стоило  проанализировать  ее  поведение  немного
глубже. Так я совершил очередную свою ошибку.
     Гриша вскоре должен был возвращаться к себе в Москву - когда-то,  как
мне казалось, давным-давно, я сказал бы: "К нам в  Москву",  но  теперь  я
стал ощущать своим домом квартиру в Городе и невольно думал  и  говорил  о
ней: "У меня", "Ко мне домой". Я пригласил Гришу к себе - посидеть вечерок
по старинке - и познакомил его с Вероникой, о которой уже рассказывал ему.
Конечно, мы и здесь, как всегда и всюду,  соблюдали  вошедшую  в  плоть  и
кровь осторожность и даже вскользь не упоминали о делах. Для беседы вполне
хватало воспоминаний. Нам с Гришей было что вспомнить,  но  в  присутствии
моей подруги круг тем и интервал времени пришлось  ограничить  детскими  и
юношескими годами. Гриша, подобно Маше Распутиной, "родился  в  Сибири"  и
очень много и интересно рассказывал о своих охотничьих подвигах, о таежных
обычаях и приключениях. Мои попытки похвастать своими успехами на  рыбалке
выглядели бледно и прямо-таки жалко.  Разве  можно  было  противопоставить
пудовому тайменю низку верховодок,  пусть  их  там  и  была  целая  сотня?
Словом, если бы Гриша погостил у нас еще с недельку, и наши встречи втроем
продолжались,  боюсь,  повторилась  бы  история  с  Отелло,  заворожившего
Дездемону байками из своей биографии,  так  увлеченно  внимала  его  речам
Вероника.
     Гриша уехал, а Вероника нет-нет да и спрашивала меня о нем: не звонит
ли, не собирается ли снова навестить Город... Видно, он понравился  ей  не
просто как интересный собеседник. В такой деликатной сфере,  как  взаимное
влечение полов, основную роль, насколько я могу судить, исходя  из  своего
небольшого  жизненного  опыта,  играют   неуловимые   сигналы,   тончайшие
"флюиды", как  сказали  бы  в  прошлом  веке.  Отелло  очаровал  Дездемону
рассказами о своих подвигах в битвах с турками и страданиях в плену, Гриша
привлек  внимание  Вероники  романтичными  таежными  приключениями,  но  я
уверен, что если бы тот и другой целые  вечера  вели  речь  о  составлении
годового бухгалтерского отчета, результат был бы тем же. Все решают первые
мгновения знакомства,  первый  взгляд,  первое  прикосновение,  и  никакие
последующие разговоры не могут изменить первое впечатление. Впрочем, я  не
специалист, не  профессиональный  "ходок",  а  кроме  того,  даже  в  моей
скромной  практике   наблюдал   несколько   случаев,   которые   полностью
противоречат сказанному, и поэтому не стану настаивать на своей теории.
     Интерес Вероники к особе моего друга меня не очень удивил и совсем не
беспокоил. Но когда вдруг и Антон завел речь о Грише, мне пришлось пустить
в ход всю свою выдержку, чтобы не выдать  себя.  Конечно,  мои  встречи  с
Ратмановым не могли остаться незамеченными,  я  не  сомневался,  что  люди
Организации следят за мной, прослушивают мой телефон. И  если  Организация
намеревается "купить" моего начальника, то почему бы ей не  прихватить  на
довесок еще и Гришу Ратманова, во всяком  случае,  не  попытаться  сделать
это? Но то, что они начали проявлять повышенное внимание именно к  нему  и
именно сейчас... В таких случаях неизбежна  проверка  всех  связей,  всего
круга знакомств, всей  деятельности  "разрабатываемого  объекта",  в  ходе
которой они обнаружат массу интересных пересечений с данными моего досье -
общих  наших  знакомых,  совместное  пребывание  в  определенных   местах,
совпадение  запросов  в  архиве   и   научной   библиотеке...   Достаточно
проницательному аналитику будет нетрудно по всем этим  "засечкам  пеленга"
рассчитать центральную точку, догадаться о цели моей работы  за  последнее
время. И тогда...
     Впрочем, возможно, у меня просто разыгрались нервы, и все это -  плод
моего воображения. Излишнее копание в мелочах и чрезмерная осторожность  в
нашем деле могут оказать такую же  плохую  услугу,  как  и  скольжение  по
поверхности фактов и беспечность, ибо распыляют внимание  и  нерационально
распределяют наши ограниченные интеллектуальные возможности.
     Но мне не пришлось  успокоить  себя  такими  рассуждениями.  Когда  я
садился в машину у ворот дачи Антона, дорогу к которой от  меня  перестали
скрывать, мое внимание  привлекла  салатная  "волга",  стоящая  рядом.  По
привычке я окинул ее взглядом, замечая номер, цвет,  характерные  приметы.
Нет, этот номер мне никогда не встречался. Однако, одна  деталь  внешности
"волги" показалась мне знакомой.
     ...Я пытался вспомнить, где  же  я  видел  эту  вмятину,  похожую  на
улыбающийся рот или повернутый рожками вверх молодой месяц. Тогда  еще  по
дверке скатилась капля росы, и я подумал: "По  усам  текло,  а  в  рот  не
попало!" Медленно, словно из тумана, как на  листке  фотобумаги  в  кювете
проявителя под красным светом фонаря,  в  моей  памяти  всплывало:  вечер,
надвигающаяся гроза, теплый, насыщенный влагой воздух, троллейбус,  упрямо
выставивший  крутой  лоб,  чем-то  похожий  на  лоб  знаменитого  кашалота
Моби-Дика, поравнявшаяся с моей  машиной  салатная  "волга",  напоминающая
мокрую карамельку, вытащенную из детского рта... В ушах  у  меня  зазвучал
голос Георга Отса, поющего "Сормовскую лирическую". Значит, они еще  тогда
контролировали нашу "случайную" встречу! Это не была простая  слежка,  они
не ехали за мной от самого дома и не стали  прослеживать  мой  маршрут  до
конца.  Они  только  встретили  меня  на  полпути,  точно  зная,  куда   я
направляюсь, убедились, что она сидит в моей машине,  и  отстали.  А  ведь
Антон угрожал взять ее заложницей... Да она и так уже принадлежала  им  со
всеми своими потрохами! Я вспомнил некоторые подробности наших свиданий  и
почувствовал,  как  у  меня  горят  щеки.  Где  же  были  мои  глаза,  моя
проницательность,  которой  я  всегда  так  гордился?  Клюнул  на  дешевую
приманку, как последний мальчишка! И вдруг  я,  как  наяву,  увидал  перед
собой скуластое, изрезанное морщинами смуглое лицо старика-корейца,  моего
учителя приемам рукопашного боя,  услышал  его  скрипучий  голос:  "Мудрый
превращает свое поражение  в  первый  шаг  к  победе..."  Ладно,  повторим
историю  с  компьютером-предателем,  попробуем  поймать  врага  в  его  же
ловушку.
     - Вам плохо? - К окну моей машины наклонился знакомый мне по  прежним
посещениям дачи охранник.
     - Нет. Почему вы спросили?
     - Вы уже десять минут сидите неподвижно. И лицо у вас...
     Я  и  не  заметил,  что  прошло  столько  времени.  Что   называется,
задумался, погрузился в воспоминания.
     - Нет, нет, ничего страшного. Просто соображаю, как мне лучше  отсюда
проехать к мосту.
     - Ну, тогда ладно... - Он с  сомнением  еще  раз  взглянул  на  меня,
покачал головой и не спеша направился к воротам.
     Я повернул ключ зажигания.



                                    29

                                                Прости, священная свобода!
                                                Он раб.
                                                За саклями лежит
                                                Он у колючего забора.
                                                                  А.Пушкин

     Несмотря на привычку к игре,  несмотря  на  большой  опыт  в  обманах
всяческого рода, мне, наверное, трудно было бы после  сделанного  у  ворот
дачи Антона  открытия  притворяться  перед  Вероникой,  изображая  нежного
любовника. Очень уж неожиданным был  удар.  Но,  на  мое  счастье,  пришел
приказ  из   Центра   -   отправляться   на   юг,   где   активизировались
бандформирования   националистического   толка.   Руководство    опасалось
нападения на склады ядерных боеприпасов.
     В последнее время политики, общественные деятели, пресса  за  рубежом
оживленно обсуждали перспективы развития постоянно тлеющего  конфликта  на
Ближнем Востоке в  том  случае,  если  в  руки  фанатиков-фундаменталистов
попадет атомная бомба. Одним из возможных путей к  обладанию  ею  был,  по
мнению многих, захват склада  боеголовок.  Случиться  такое  могло  скорее
всего в одной из наших южных республик, где  с  недавних  пор  все  громче
раздавались голоса мусульманских проповедников, призывавших к  объединению
со своими зарубежными братьями в борьбе против сионизма и империализма.
     Конечно, это было маловероятно, но руководство  использовало  удобный
предлог, чтобы сделать еще одну  попытку  спасти  свою  власть,  сохранить
разваливающуюся на глазах страну. Когда в Баку были  введены  войска  "для
предотвращения кровавых межнациональных столкновений", как было  заявлено,
это вызвало недоумение. Действительно, к моменту ввода  войск  прошло  уже
несколько дней с начала  резни,  и  погромы  угасли  сами  по  себе  из-за
отсутствия жертв - уцелевшие армяне превратились в беженцев.  Не  осталось
без внимания и то, что "акцию умиротворения" предприняли сразу после того,
как на площади перед зданием республиканского правительства  многотысячные
толпы стали требовать разгона Верховного Совета.  Было  ясно,  что  защита
армян лишь не очень убедительный предлог.  "У  советского  руководства,  -
писала английская "Санди Таймс", - не  оставалось  другого  выбора,  когда
погром против армянского  населения,  начатый  националистами,  перерос  в
антисоветские выступления."
     Как бы в ответ на  подобные  высказывания,  для  успокоения  наиболее
дотошных политиков и журналистов появилась другая версия,  которую  начали
неофициально распространять авторитетные  и  близкие  к  правительственным
кругам  люди:  настоящей  причиной  введения  войск  была  угроза  складам
ядерного оружия. Моей миссией, насколько я понял, было собрать в  регионе,
куда я направлялся, достаточно убедительный материал для подкрепления этой
версии, чтобы оправдать очередное возможное вмешательство войск в "процесс
развития демократии". Специалистом по Востоку я не был, и моя командировка
была  ловко  инспирирована  Павлом  Владимировичем,  вовремя  подкинувшего
нужную мысль начальству. Нам было необходимо