с  ней  об  этих  событиях  и  задавали
вопросы?
   - Нет, дело обстояло не совсем так.
   - Она информировала вас по собственной инициативе?
   - Да, можно сказать, что так и было.
   - Сэр, - сказал доктор Фелл, который, храня  на  лице  весьма  загадочное
выражение, развалился в кресле, положив рукопись и шпагу-трость на колени. -
Мне чрезвычайно помогло бы - черт возьми, как бы мне помогло! - если  бы  вы
повторили все, что говорила вам эта леди. Если  бы  вы  сделали  это  здесь,
сейчас, причем (простите меня) постарались бы ничего не упустить и ничего не
интерпретировать по-своему.
   Майлс подумал, что уже, наверное, очень поздно. Стояла такая тишина,  что
был слышен бой часов в кухне. Должно быть, Марион крепко спала наверху,  над
библиотекой,  а  Фей  Ситон   -   в   своей   комнате   на   нижнем   этаже.
Мертвенно-бледные лунные лучи набирали силу, затмевая тусклый свет  лампы  и
рисуя на стене тени окон.
   Майлс, у которого  пересохло  в  горле,  неторопливо,  тщательно  выбирая
слова, передал им свой разговор с Фей Ситон. Доктор Фелл перебил его  только
один раз.
   -  Джим  Морелл!  -  резко  повторил  доктор,  заставив  профессора  Риго
подскочить. - Закадычный друг  Гарри  Брука,  которому  Гарри  писал  каждую
неделю. - Он повернул свою большую голову к Риго:
   - Вы знаете какого-нибудь Джеймса Морелла?
   Риго, который  присел  на  журнальный  столик,  приложив  ладонь  к  уху,
энергично замотал головой.
   - Насколько я могу припомнить, дорогой доктор,  это  имя  мне  совершенно
незнакомо.
   - Гарри Брук никогда не упоминал его при вас?
   - Никогда.
   - И оно ни  разу  не  упоминается,  -  доктор  Фелл  слегка  постучал  по
рукописи, - в  вашем  замечательном  отчете,  в  котором  вы  все  так  ясно
изложили. Оно не фигурирует ни в  показаниях,  данных  под  присягой,  ни  в
каких-либо других. Между тем Гарри Брук писал этому человеку  письмо  в  тот
самый день... - Доктор Фелл ненадолго замолчал. Объяснялось ли выражение, на
мгновение появившееся на его лице, лишь игрою лунного света? - Не  важно!  -
сказал наконец он. - Продолжайте!
   Однако Майлс вновь увидел то же самое выражение у него на лице  незадолго
до  окончания  своего   рассказа.   Доктор   Фелл   выглядел   ошеломленным,
встревоженным: казалось, истина уже забрезжила перед ним, при этом повергнув
в настоящий ужас. Это выбило Майлса из колеи. Он машинально  продолжал  свой
рассказ, в то время как в мозгу у него рождались самые жуткие мысли.
   Разумеется, доктор  Фелл  не  мог  верить  в  такую  чушь,  как  вампиры.
Возможно, профессор Риго искренне считал, что существуют злые духи,  которые
поселяются   в   теле   человека;   которые   способны   покинуть   тело   и
материализоваться в воздухе, высоко  над  землей,  так  что  их  белые  лица
появляются за окнами...
   Но только не доктор Фелл.  В  этом  можно  было  не  сомневаться!  Майлсу
хотелось лишь одного: чтобы тот сказал об этом вслух.
   Майлсу хотелось дождаться слова, жеста, подмигивания, способных  рассеять
ядовитый туман, который Антуан  Риго  назвал  бы  туманом  вампира.  "Ладно,
довольно! Довольно! Властители Афин!" - раздастся радостный рев. И он, как в
прежние времена,  возликует  при  виде  трясущихся  подбородков  и  ходящего
ходуном жилета,  а  Гидеон  Фелл  развалится  в  кресле  и  застучит  о  пол
металлическим наконечником трости.
   Но Майлс так этого и не дождался.
   Когда он окончил свой рассказ, доктор Фелл сидел  откинувшись  на  спинку
кресла, прикрыв глаза рукой, а шпага-трость с засохшими пятнами крови лежала
у него на коленях.
   - Это все? - спросил доктор Фелл.
   - Да. Это все.
   - Так-так. Вам же, друг мой, - доктор Фелл громко  откашлялся,  предваряя
этим свое обращение к профессору Риго, - я хотел бы задать один  чрезвычайно
важный вопрос. - Он кивнул на рукопись:
   - Вы тщательно выбирали слова, когда писали этот отчет?
   Профессор Риго с чопорным видом выпрямился.
   - Есть ли необходимость говорить, что дело обстояло именно так?
   - У вас нет желания что-нибудь изменить?
   - Нет, уверяю вас! С какой стати?
   - Позвольте мне зачитать две-три фразы из той части вашего повествования,
в которой вы описываете, как оставили мистера Говарда Брука на  крыше  башни
незадолго до той минуты, когда на него напали,  -  веско  проговорил  доктор
Фелл.
   - Слушаю вас.
   Доктор Фелл послюнявил большой палец, поправил очки на черной ленточке  и
начал листать рукопись.
   - "Мистер Брук, - прочел он, - стоял у парапета, решительно  повернувшись
к нам спиной. Рядом с ним..."
   - Извините, что перебиваю вас, - сказал Майлс, - но то же самое, слово  в
слово, говорил нам профессор Риго вчера вечером.
   - Вы совершенно правы, - с улыбкой подтвердил профессор Риго. - Моя  речь
лилась плавно, не правда ли? Вам запомнились эти фразы. Вы  можете  найти  в
рукописи все, что я говорил вчера. Продолжайте, продолжайте, продолжайте!
   Доктор Фелл с любопытством смотрел на него.
   - "Рядом с ним, - вы по-прежнему имеете в виду мистера Брука, -  рядом  с
ним была прислонена к парапету его легкая деревянная трость желтого цвета, а
с  другой  стороны,  тоже  у  парапета,  находился  пухлый  портфель.   Этот
полуразрушенный зубчатый бортик, по грудь человеку, опоясывает крышу башни и
весь покрыт бледными иероглифами - инициалами тех, кто побывал здесь".
   Доктор Фелл закрыл рукопись и снова слегка постучал по ней.
   - Вы описали все, - требовательно спросил он, - именно так, как  было  на
самом деле?
   - Ну разумеется, в точности так, как было.
   - Остается один маленький вопрос, - сказал доктор  Фелл  с  просительными
нотками в голосе. - Он касается шпаги-трости. Вы сообщаете в вашем прекрасно
написанном отчете, что полицейские унесли на  экспертизу  обе  ее  половины.
Полагаю, они не стали вставлять шпагу в ножны? Просто унесли обе части в том
виде, в котором они находились?
   - Естественно!
   Майлс потерял терпение:
   - Ради Бога, сэр, давайте поставим  точки  над  "i"!  Давайте  решим,  по
крайней мере, что мы думаем обо всем этом и в каком положении  очутились!  -
Он возвысил голос:
   - Вы ведь не верите в них, правда?
   Доктор Фелл бросил на него взгляд:
   - Не верю в кого?
   - В вампиров!
   - Нет, - мягко проговорил доктор  Фелл.  -  Не  верю.  Разумеется,  Майлс
никогда в этом и не сомневался. Он все время  твердил  это  себе,  внутренне
усмехаясь, мысленно расправляя плечи, и был готов рассмеяться вслух.  И  все
же он с облегчением перевел дух и почувствовал,  как  его  заливает  горячая
волна радости при мысли, что теперь можно не думать о каких-то ужасах.
   - Было бы только справедливо заявить об этом, - серьезно продолжал доктор
Фелл, - до нашего отъезда. Вернувшись  в  Лондон,  два  пожилых  джентльмена
будут  раскаиваться,  что  предприняли  эту  безумную   ночную   поездку   в
Нью-Форест, повинуясь внезапному романтическому порыву Риго, - он  прочистил
горло, - и его желанию взглянуть на библиотеку вашего дяди. Но прежде чем мы
уедем...
   - Клянусь всеми силами зла, - выпалил Майлс с некоторой горячностью, - вы
ведь не собираетесь сейчас отправиться в обратный путь?
   - Не собираемся отправиться в обратный путь?
   - Я размещу вас в доме, - сказал Майлс,  -  хотя  комнат,  пригодных  для
жилья, не так уж много. Я  хочу  увидеть  вас  обоих  при  дневном  свете  и
почувствовать, что нахожусь в здравом уме. А моя сестра  Марион!  Когда  она
услышит всю историю до конца!..
   - Ваша сестра уже что-нибудь об этом знает?
   - Да,  кое-что.  Кстати,  сегодня  вечером  я  спросил  ее,  как  бы  она
поступила, если бы ей явилось  некое  ужасное  сверхъестественное  существо,
способное перемещаться по воздуху. А я ведь  тогда  еще  и  не  слышал  этой
истории про вампира.
   - Действительно! - пробормотал доктор Фелл. - И что же она вам  ответила?
Майлс рассмеялся:
   - Она сказала, что, вероятно, выстрелила  бы  в  него  из  револьвера.  Я
нахожу, что к подобным вещам разумнее всего относиться  с  юмором,  как  это
делает Марион. - Он отвесил поклон профессору  Риго.  -  Приношу  вам,  сэр,
глубокую  благодарность  за  то,  что  вы  проделали  весь   этот   путь   и
предостерегли меня относительно  вампира  с  белым  лицом  и  окровавленными
губами. Но мне кажется, что у Фей Ситон было уже достаточно неприятностей. И
я не думаю...
   Он прервал свою речь.
   Звук, который они все услышали, донесся с верхнего  этажа.  Он  показался
очень громким в ночной тишине. Его происхождение  не  вызывало  сомнений,  и
нервы у всех напряглись. Профессор Риго застыл,  сидя  на  краю  журнального
столика. Громада доктора Фелла содрогнулась, очки слетели с  носа,  а  части
шпаги-трости медленно соскользнули с колен. Все трое  были  не  в  состоянии
даже пошевелить пальцем. Это был звук револьверного выстрела.

Глава 10

   Профессор Риго, будучи не в силах дождаться реакции остальных,  заговорил
первым. Он согнал с лица появившееся было на нем саркастическое выражение  и
посмотрел на Майлса.
   - Да, друг мой? - вежливо поощрил он его. -  Прошу  вас  продолжить  ваши
интересные рассуждения. Ваша сестра отнеслась с  юмором,  с  изрядной  долей
юмора к вопросу... - Но он не смог сохранить этот тон  в  такой  напряженной
атмосфере. Его хриплый голос задрожал, и он посмотрел на доктора Фелла:
   - Не возникла ли у вас, дорогой доктор, та же мысль, что и у меня?
   - Нет!  -  Громоподобный  голос  доктора  Фелла  ослабил  сковавшее  всех
напряжение. - Нет, нет, нет! Профессор Риго пожал плечами:
   - Что до меня, то я  считаю:  назвав  невероятным  событие,  которое  уже
произошло, мы мало поможем делу. - Он взглянул на Майлса:
   - У вашей сестры есть револьвер?
   - Да! Но...
   Майлс вскочил со своего места.
   Он говорил себе, что не должен делать из себя посмешище  и  со  всех  ног
мчаться наверх, хотя белые пятна выступили  на  лице  Риго,  а  доктор  Фелл
вцепился в подлокотники обтянутого гобеленовой тканью кресла. Майлс вышел из
комнаты в большую темную гостиную. Из нее можно было подняться по лестнице в
коридор второго этажа - и тут Майлс кинулся бежать.
   - Марион! - закричал он.
   Наверху он попал в очень длинный узкий коридор; на полу светилось  желтое
пятно от ночника,  а  множество  дверей  с  обеих  сторон  казались  наглухо
запертыми.
   - Марион! С тобой все в порядке?
   Ответа не последовало.
   Дверь спальни Марион была последней слева.  По  дороге  Майлс  задержался
только затем, чтобы взять с отопительной батареи ночник, маленькую  лампу  с
цилиндрическим стеклянным абажуром.
   Майлс обнаружил, что руки у него дрожат. Он терпеливо возился  с  лампой,
прибавляя огня. Повернув дверную ручку, он рывком  распахнул  дверь,  высоко
подняв лампу.
   - Марион!
   Марион была в комнате одна: она полулежала на постели, опершись головой и
плечами о спинку кровати. При бешено пляшущем  свете  лампы  Майлс  все-таки
умудрился это разглядеть.
   В комнате было два ряда маленьких окон. Окна одного  ряда,  расположенные
напротив стоявшего в дверном проеме Майлса, выходили на  восток,  и  на  них
висели шторы. Окна второго ряда выходили на юг - южная стена являлась задним
фасадом здания, - и в них лился бледный лунный свет.  Лицо  лежавшей  Марион
(нет, она скорее полусидела) было обращено к этим  смотрящим  на  юг  окнам,
находившимся напротив нее.
   - Марион!
   Она оставалась неподвижной.
   Майлс очень медленно двинулся вперед. Дрожащий свет его лампы  выхватывал
из темноты одну деталь за другой.
   На Марион была светло-голубая пижама; на ее постели царил полный хаос. Ее
лицо изменилось почти до  неузнаваемости.  Остекленевшие  карие  глаза  были
полуоткрыты, но она не прищурилась, когда на зрачки упал свет лампы. На  лбу
блестели капли пота. Рот приоткрылся для крика, которому так  и  не  удалось
вырваться из ее груди.
   В правой руке Марион сжимала револьвер 32-го калибра.  Взглянув  направо,
на те окна, к которым было обращено лицо  Марион,  Майлс  увидел  на  стекле
отверстие от пули.
   Лишившись дара речи, с бешено  колотящимся  сердцем,  Майлс  стоял  у  ее
кровати, когда позади раздался хриплый голос.
   - Вы позволите? - спросил этот голос.
   Жорж Антуан  Риго,  бледный,  но  бесстрастный,  вошел  в  комнату  своей
косолапой походкой, подпрыгивая на ходу. В руке у него была  лампа,  которую
он забрал из маленькой гостиной на первом этаже. Справа от Марион  находился
ночной  столик  с  наполовину  выдвинутым  ящиком,  из  которого,  по   всей
видимости,  и  был  взят  револьвер.  На  столике   -   Майлс   с   какой-то
патологической  отрешенностью  отмечал  все  эти  детали  -   стояли   давно
погашенная лампа Марион, бутылка с водой и крошечный  флакончик  французских
духов с красно-золотой этикеткой. Майлс ощутил запах этих духов, и ему  едва
не стало дурно.
   Профессор Риго поставил принесенную из гостиной лампу на столик.
   - Я немного разбираюсь в медицине, - сказал он. - Позвольте мне!..
   - Да, да, да!
   Двигаясь по-кошачьи бесшумно,  профессор  Риго  обогнул  кровать  и  взял
Марион за безвольно  лежавшую  на  постели  левую  руку.  Ее  тело  казалось
безжизненным, безжизненным и отяжелевшим. Профессор  Риго  осторожно  прижал
руку к груди девушки в области  сердца.  По  лицу  его  пробежала  судорога.
Теперь в нем не осталось  и  тени  сарказма,  только  глубокая  и  искренняя
скорбь.
   - Мне очень жаль, - объявил он. - Эта леди мертва.
   Мертва.
   Этого не могло быть.
   Майлс уже не был в состоянии удержать лампу трясущейся рукой: еще секунда
- и она очутилась бы на полу. На ватных ногах  он  подошел  к  комоду  и  со
стуком поставил на него лампу.
   Потом он посмотрел поверх кровати на профессора Риго.
   - Но, - в его горле стоял ком, - но отчего?..
   - Шок.
   - Шок? Вы имеете в виду...
   - С медицинской точки зрения,  -  сказал  профессор  Риго,  -  правомерно
говорить о смерти, явившейся следствием сильного испуга. Сердце (вы  следите
за моей мыслью?) внезапно теряет способность  снабжать  мозг  кровью.  Кровь
попадает в брюшную полость и застаивается в венах. Видите эту  бледность?  И
капли пота? И расслабленные мускулы?
   Майлс не слушал его.
   Он любил Марион,  по-настоящему  любил  ее  неосознанной  любовью,  какую
испытываешь к тому, кого знаешь двадцать восемь лет из своих тридцати  пяти.
Он думал о Марион, и он думал о Стиве Кертисе.
   - Потом наступают коллапс и смерть,  -  продолжал  профессор  Риго.  -  В
некоторых случаях... - Внезапно в его лице  произошла  пугающая  перемена  -
даже щеточка усов встала дыбом. - О Боже! - закричал он,  и  этот  вопль  не
прозвучал менее искренне оттого, что сопровождался театральным жестом.  -  Я
забыл! Я забыл! Я забыл!
   Майлс смотрел на него во все глаза.
   - Может быть, - сказал профессор Риго, - эта леди не умерла.
   - Что?!
   - В некоторых случаях, - быстро и невнятно проговорил профессор, -  пульс
невозможно найти. И, даже прижав руку  к  груди  в  области  сердца,  вы  не
почувствуете его биения. - Он сделал паузу. - Не хочу вас  обнадеживать,  но
такое случается. Где живет ближайший врач?
   - В шести милях отсюда.
   - Вы можете ему позвонить? Здесь есть телефон?
   - Да! Но тем временем!..
   - Тем временем, - сказал профессор Риго, потирая лоб и лихорадочно блестя
глазами, - мы должны стимулировать работу сердца. Именно так!  Стимулировать
работу сердца! - Он размышлял, крепко прижав руку  к  глазам.  -  Приподнять
конечности, надавить на брюшную полость и... У вас есть стрихнин?
   - Черт побери, нет!
   - Но у вас есть  соль,  правда?  Обычная  поваренная  соль!  И  игла  для
подкожных инъекций?
   - По-моему, у Марион когда-то была такая игла. Мне кажется...
   Если до сих пор все происходило со страшной быстротой,  то  теперь  время
словно остановилось. Каждая  секунда  тянулась  невыносимо  медленно.  Когда
спешка становится жизненно необходимой, вы не способны сдвинуться с места.
   Майлс вернулся к комоду, рывком открыл верхний ящик и начал в нем рыться.
На этом кленовом комоде, освещенные лампой, которую принес Майлс, стояли две
большие фотографии в кожаных рамках. На одной был запечатлен Стив  Кертис  в
шляпе, призванной скрыть его лысину, со второй улыбалась круглолицая Марион,
ничуть не похожая на жалкую куклу  с  пустым  взглядом,  которая  лежала  на
кровати.
   Майлсу казалось, что прошло несколько минут - на  самом  деле,  вероятно,
секунд пятнадцать, - прежде чем он нашел шприц, обе части которого лежали  в
аккуратном кожаном футляре.
   -  Отнесите  его  вниз,  -  торопливо  проговорил  профессор  Риго,  -  и
простерилизуйте в кипящей воде. Затем  нагрейте  еще  воды,  бросьте  в  нее
щепотку соли и принесите все сюда. Но прежде всего позвоните врачу. А я пока
приму другие меры. Скорее, скорее, скорее!
   Кинувшись исполнять приказы Риго, Майлс столкнулся  в  дверях  спальни  с
доктором Феллом. Выбегая в коридор, он бросил еще один взгляд на них  обоих,
доктора Фелла и профессора Риго. Риго, снявший пиджак и закатывающий  рукава
рубашки, атаковал доктора Фелла.
   - Видите это, дорогой доктор?
   - Да. Вижу.
   - Вы догадываетесь, что она увидела за окном?
   Но он уже не слышал их голосов.
   В маленькой гостиной на первом этаже было бы совсем  темно,  если  бы  не
великолепие лунного света. Подойдя к  телефону,  Майлс  щелкнул  зажигалкой,
отыскал записную  книжку,  которую  Марион  положила  сюда  вместе  с  двумя
лондонскими телефонными  справочниками,  и  набрал  номер  Кадмен  4321.  Он
никогда не встречался с доктором Гарвисом, даже при жизни дяди, но в  трубке
раздался спокойный, уверенный голос: врач быстро задавал  вопросы,  и  Майлс
достаточно четко на них отвечал.
   Через минуту он уже был в кухне, расположенной в западном крыле  дома;  в
нее вел такой же длинный коридор, как на втором этаже, и по обе стороны  его
располагались пустующие спальни. Кухня была просторная и сверкала  чистотой;
Майлс зажег там несколько ламп, включил газ, зашипевший на  новой,  покрытой
белой эмалью плите. Он налил воду в кастрюли и с  грохотом  поставил  их  на
огонь, опустил в одну из них обе части шприца. И все время  тикали  висевшие
на стене большие часы с белым циферблатом.
   Без двадцати два...
   Без четверти два...
   Господи Боже, да закипит когда-нибудь эта вода?
   Он отказывался думать о Фей Ситон, спящей  на  первом  этаже  в  комнате,
находящейся в каких-то двадцати футах от кухни.
   Он отказывался думать о ней, пока не повернулся  и  не  увидел,  что  она
стоит посередине кухни позади него, опершись рукой о стол.
   Дверь кухни была распахнута в тьму коридора. Он не услышал шагов  Фей  по
каменному полу, покрытому линолеумом. На ней были очень тонкая белая  ночная
сорочка с накинутым поверх нее розовым стеганым халатом  и  белые  шлепанцы.
Пышные рыжие волосы разметались по плечам. Розовые ногти выбивали  неровную,
еле слышную дробь на чисто вымытом столе.
   Какой-то животный инстинкт подсказал Майлсу, что она  где-то  поблизости:
это чувство всегда возникало у него, когда эта женщина  находилась  рядом  с
ним. Он  повернулся  так  стремительно,  что  задел  ручку  кастрюли,  и  та
завертелась на конфорке. Раздалось тихо шипение выплеснувшейся воды.
   И он был поражен, встретив  взгляд  Фей  Ситон,  полный  самой  настоящей
ненависти.
   Голубые глаза сверкали, яркий румянец окрасил белую кожу, сухие губы были
полуоткрыты. Это была ненависть, смешанная - да! -  с  безумным  страданием.
Когда Майлс повернулся к ней, Фей не успела взять себя  в  руки,  не  смогла
согнать это ненавидящее выражение со своего лица -  она  глубоко,  судорожно
вздохнула и сцепила пальцы.
   Однако ее голос звучал очень кротко:
   - Что.., случилось?
   Большие часы на стене четыре раза  сказали  свое  "тик-так",  прежде  чем
Майлс ответил ей:
   - Возможно, моя сестра мертва или умирает.
   - Да. Я знаю.
   - Зна