казал про это?  -  Алик  ткнул  окольцованным
пальцем в статью "Бензобак".
   - А что, изложенное не соответствует действительности?
   - Совсем не соответствует. Ни сзади, ни спереди.
   - В таком случае, я могу вам сказать следующее. Во-первых, я не знаю, кто
предоставил журналисту данную информацию, это не мое дело, а во-вторых, даже
если бы и знал, то ничего вам рассказывать  не  обязан.  Согласно  закону  о
печати, я имею  право  не  называть  источников.  Я  уверен,  что  журналист
располагает документальным  подтверждением  своих  слов,  это  норма  работы
любого нашего автора.
   "Какой еще, на хрен, закон?" - подумал Алик, но  вспомнил,  что  пистолет
отобрали и придется терпеть.
   - Алексей Максимович Буров будет подавать предъяву  в  суд.  Обижены  его
честь и достоинство.
   - Это его  право.  Вот  там,  если  потребуется,  мы  и  предоставим  все
необходимые документы. А сейчас я не вижу предмета для разговора.
   Алик приподнялся. Товарищи за спиной тоже.
   - Так что передать Крен... Алексею Максимовичу?
   - Передайте, что я искренне сожалею о возникшей проблеме, -  Коваль  тоже
поднялся, - что поделать, это закон  жанра.  Всегда  будут  недовольные.  Он
может, кстати, встретиться с журналистом. Если Саша Тихомиров сочтет нужным,
то все пояснит.
   В  приемной,  возвращая  Черному   прапору   пистолет,   охранник   мягко
предупредил:
   - Передай своему Кренделю  наш  пламенный  привет.  И  больше  беспокоить
Василия Егоровича по пустякам крайне не рекомендуем. Пупок развяжется.
   Эстонец  хотел  тут  же  открыть  огонь,  но  патроны   в   стволе   были
предусмотрительно конфискованы в  пользу  охранной  фирмы  "Пилар",  поэтому
оставалось лишь улыбнуться в ответ.
   - До свидания.
   ГЛАВА 6
   Маша появилась только утром следующего дня. Шурик,  уже  находившийся  на
грани вымирания, вскочил со скамейки и метнулся  к  подъезду.  Он  провел  в
Машином дворе весь вчерашний день и  прошедшую  ночь,  боясь  пропустить  ее
возвращение. Это, конечно,  чистое  "шекспирство",  глупость,  но,  если  бы
потребовалось, он провел бы на лавочке всю неделю. Хорошо, что майская ночка
была тепла и не  пришлось  скакать  вокруг  дома,  чтобы  согреться.  Амуры,
по-прежнему гонявшие  в  футбол  головой  бедняги,  перешли  от  разминки  к
серьезной игре. Помимо радостных,  Шурика  навещали  всякие  мрачные  мысли,
которые  волей-неволей  рождаются  в  мозгу,  когда  понимаешь,  что  объект
сердечных мук провел ночь вне стен родного дома.
   - Привет, Маша...
   - Саша?! Здравствуй. Ты что тут  делаешь?  Тщательно  готовивший  тронную
речь журналист мгновенно сбился с курса и простонал в ответ:
   - Случайно... Тебя увидел... Ну...
   -  А  я  с  дежурства.  Тяжелая  ночь   была.   Два   летальных   исхода,
представляешь? Один парень, совсем молодой, с дозой не рассчитал, не  смогли
откачать. Двадцать лет.
   - С какой  дозой?  -  Шурик  после  бессонной  ночи  соображал  в  режиме
задержки.
   - Наркотики. Перекололся.
   - Да, жалко... Маша, ты вечером свободна?
   - Не знаю еще. А что?
   - Может, сходим куда? На дискотечку там, или просто...
   - Хорошо, я позвоню тебе. Часиков в пять. Сейчас я  с  ног  валюсь,  надо
передохнуть.
   - Да, я тоже устал... Позвони обязательно, ладно?  Даже  если  никуда  не
захочешь.
   - Ладно, позвоню, - улыбнулась Маша. - Я, кстати, твою статью  прочитала.
А ты смелый. У нас в больнице многие читали. Привет тебе передают.  Классно.
Ленка, моя напарница, сказала, что здорово ты какого-то Кренделя умыл.
   - Да обычное дело, - потупился Шурик, вспоминая, кто такой Крендель и что
он про него написал. Не было вроде никакого  Кренделя.  Был  Буров.  Алексей
Максимович.
   - Ну, до вечера, - обнадежила Маша и, еще  раз  улыбнувшись  так,  что  у
журналиста подкосились нижние конечности, скрылась в подъезде.
   Один из амуров  пробил  штрафной,  и  мяч  влетел  в  девятку.  Не  иначе
Рональде.  Возвращение  домой  происходило  как  у  опытных  пьяниц   -   на
автопилоте. Ничего не соображаю, но дорогу найду.
   Маша позвонила, как и обещала, в пять. Шурик  предусмотрительно  попросил
Тамару не снимать трубку и в течение дня дежурил на телефоне.  Часа  два  он
блаженно спал на боевом посту, этого хватило, чтобы  снять  усталость.  Маша
сообщила, что у нее  есть  немного  времени  и  можно  куда-нибудь  сходить.
Счастье схватило Шурика за глотку наманикюренными пальчиками, он  едва  смог
прошептать, что будет ждать Машу в шесть,  возле  ее  подъезда.  А  куда  им
пойти, решим на месте. Повесив трубку, он искренне перекрестился и  бросился
в душ приводить себя в порядок. У него оставалось минут тридцать  на  сборы,
по армейским понятиям - вагон времени, но по ухажерским - цейтнот. К тому же
надо было успеть раздобыть хотя бы полтинник. Идти на свидание без  денег  -
все равно что на рыбалку без бутылки. У Тамары просить бесполезно, он  ей  и
так по гроб задолжал. У Генки вообще денег нет.  Оставался  еще  сосед,  но,
кажется, его не было дома. Эх... Вот она, истинная поэзия  жизни.  Ты  готов
для любимой женщины звезду с неба сорвать, а приходится  думать  о  двадцати
несчастных копейках, которых может  не  хватить  на  прозаический  флакончик
духов. Не жидкость же для снятия лака ей дарить?
   Машенька... Прихватило  так,  что  не  отпустит.  Это  тебе  не  подружку
зацепить для нарушений правил общежития. Тут сам на карачках поползешь, если
потребуется.
   Соседа дома не оказалось. Выручил Генка, к которому  Шурик  заглянул  без
особой надежды. "Башку не потеряй, жрать нечем будет",  -  сухо  сказал  он,
доставая из-под шконки заначку. Шурик прикинул, что сегодня  можно  обойтись
катанием на лодке в городском парке. Не стоит  баловать  девушек  на  первых
порах всякими боулингами или "кенгуру под майонезом". А то привыкнут.
   Маша вышла из дома, опоздав минут на пять, в течение которых Шурика вновь
активно навещали мысли типа "А вдруг передумала?".  На  ней  была  беленькая
блузка, жакет и средней длины юбочка. Все было подобрано со  вкусом.  Шурик,
оказывается, раньше совершенно не придавал значение тому, во что  одеты  его
подружки. Какая разница? Главное, что под, а не  над.  Оказывается,  разница
была, да еще какая.
   - Ну, господин журналист, куда пойдем?
   - В сад. Пардон, в парк. Я хочу показать  тебе  самое  красивое  место  в
городе.
   Ирокез почесал пятерней подбородок и,  повернувшись  к  Челюсти,  спросил
загробным голосом:
   - Ну и какого хера мы второй день этого шибздика пасем? Вчера всю ночь  в
тачке сидели, теперь, блин, ползай за ним. А щас чего? На водном  велосипеде
за ним плыть? Кайфово мы смотреться будем. Может, еще и уточек покормить?  У
тебя булочки нету? Давно бы уж за шкирятник, да в Блуду башкой. А телку  его
за уши и в стойку. И никаких проблем.
   - Алик велел. Чтоб с лазаревскими его засветить. Или с нашими... С  теми,
кто ему про бензин слил.
   - Чего там светить? Два контакта в  ноздри,  и  сам  засветится.  Позвони
эстонцу, спроси, сколько еще за этим обрубком кататься?
   Челюсть снял с торпеды трубку, набрал номер. Доложил обстановку, выслушал
ответ.
   - Все, - он поставил  трубку  на  место,  -  пришло  время  "Пепси".  (НЕ
РЕКЛАМА!).
   - Пусть всегда будет "Пепси", пусть всегда  будет  "Кола",  пусть  всегда
будет "Фанта", пусть всегда будет "Спрайт"!
   Ирокез отхлебнул из зеленой стеклянной бутылки с  этикеткой  "Спрайт".  В
бутылке был "Джонни Вокер" (НЕ РЕКЛАМА!). Крендель  под  страхом  увольнения
запретил пить на службе, приходилось маскироваться. Даже от Челюсти, который
мог застучать.
   - Они вдвоем в багажник-то поместятся?
   - Впихнем...
   Надо ли объяснять, что, когда  висишь  вверх  ногами,  испытываешь  некую
странную неловкость, сравнимую примерно с той, что охватывает душу при  виде
отбойного молотка на  столике  дантиста.  Плюс  явный  дискомфорт,  вносимый
ненавязчивой мыслью-вопросом: "А как я здесь оказался и почему?"  Эта  мысль
совершенно заглушает боль от веревки, впившейся в лодыжки,  и  абсолютно  не
дает рассмотреть окружающую действительность. Впрочем, постепенно неловкость
проходит, зрение адаптируется, и вот уже на фоне пугающей темноты  различимы
контуры тяжелых, дурно пахнущих ботинок, остановившихся в двадцати дюймах от
носа.  Из  чего  напрашивается  утешительный  вывод,   что   висишь   ты   в
непосредственной близости от землицы-матушки и головушку,  в  случае  обрыва
веревки, не расшибешь.
   Шурик, к положению которого и относились  названные  наблюдения,  оторвал
взгляд от пола  и  попытался  перевести  его  наверх,  а  если  относительно
собственного тела, то вниз. Частично это удалось. Из  упомянутых  гигантских
ботинок росли черные брюки, затем начиналась шелковая рубашка теплых  тонов,
усиленных  золотом  висящей  цепи,  и  завершал  композицию  фрагмент  плохо
выбритого  подбородка  размером  с  туркменскую  дыню.  Выше  (ниже)  ничего
рассмотреть не получалось даже при активных качательных движениях.
   - Во, очухался, - тяжеловесный бас принадлежал хозяину подбородка-дыни, -
с добрым утром, кочерыжка.
   - Здрасте, - отозвался Шурик, по резкому встряхиванию тела понявший,  что
приветствие обращено к нему.
   - Переворачивать будем?
   - Как хочешь, мне  лично  и  так  удобно.  Последняя  фраза  принадлежала
второму лицу, которого Шурик не видел, и не очень-то и хотел.
   - Сдохнет еще.
   Шурик почти не ушибся при падении. Переворачивать, как  обещано,  его  не
стали, а просто перерезали  веревочку.  Подставить  руки  он  не  смог,  они
находились где-то за спиной, связанные чем-то липким, скорей всего  скотчем.
Приподнявшись, он сел  на  пол  и  секунд  десять  настраивал  вестибулярный
аппарат, который абсолютно не хотел настраиваться. Такое ощущение, что Шурик
смотрел телевизор с перевернутым экраном. Наконец адаптация  завершилась,  и
он вернулся в исходное виртуальное положение.
   Помещение, в котором происходили описываемые события, представляло  собой
что-то среднее между деревенским сараем и трюмом танкера. Но Шурика в первую
очередь  волновало  не  это.  Глупо  любоваться  восходом  солнца,  сидя  на
электрическом стуле. Волновало его положение в целом, как  говорил  когда-то
президент Горби. Башка, в отличие от компьютера,  не  оборудована  кнопочкой
"backspace", приходилось все вспоминать самому, что давалось через силу.
   ...Они бродили по парку, по дорожке, ведущей к водопаду. В самой  дальней
части парка бурлил водопад искусственного происхождения. Крайне  живописный.
Две трубы, торчащие прямо из стенки небольшого  оврага.  Вода  ниспадала  из
труб в озерцо цвета мореного дуба. Что это за трубы и что это за вода, Шурик
не знал, но более романтичного места в городе не существовало,  и  он  решил
привести сюда Машеньку. По пути он, с помпезностью  катафалка,  рассуждал  о
тонкостях философии, сыпал цитатами из любимого Гегеля, в общем, не  отдавал
отчета в своих действиях. Маша была проще, она рассказала,  что  в  больнице
работает не столько из-за заработка, сколько из-за рекомендации, необходимой
для поступления в медицинский. Врачом хочет стать по призванию... Когда  они
подошли к озеру, Шурик нагнулся, пытаясь увидеть в озере свое отражение, и в
ту же секунду его ноги резво полетели куда-то вверх, а охваченная  любовными
мыслями голова нырнула  вниз,  зачерпнув  раскрывшимся  ртом  порцию  теплой
водички. Вкус у водички оказался так себе - слабый раствор уксуса в  соленой
моче. Находился Шурик в этом экзотическом состоянии до тех пор, пока наличие
кислорода в крови не стало критическим и связь  с  внешним  миром  оказалась
потерянной.  Все  предшествующие  попытки  вынырнуть  или  как-то   изменить
положение оказались тщетными, оставалось смиренно рассматривать дно водоема.
Последний кадр запечатлел зеленую бутылку из-под "Спрайта",  плавно,  словно
подводная лодка, опустившуюся на грунт в десяти сантиметрах от  глаз.  Потом
наступила кромешная тьма, и сколько она продолжалась, засечь не  получилось.
Когда же немного расцвело,  мир  оказался  перевернутым.  Сейчас  вместе  со
зрением, кряхтя, возвращались и остальные чувства. И  вот  наконец-то  Шурик
без труда различал двух чудовищ, стоявших напротив, и  совершенно  отчетливо
слышал их дивные речи.
   "А Маша?! Где Маша?!"
   Шурик приподнялся на ноги, огляделся. Маша неподвижно сидела на  стуле  в
темном углу сарая, похожая на маленькую  статуэтку  египетского  фараона,  и
укоризненно-ошалевшим  взглядом  смотрела  на  Шурика.  Собственно,   ничего
другого она и не могла. Руки находились за спиной, вернее за спинкой  стула,
нижнюю часть лица, словно  медицинская  маска,  закрывала  широкая  полоска.
Попыток вырваться Маша не предпринимала, что  говорило  о  высоком  качестве
китайского скотча. Интересно, какие сейчас у Маши мысли? "Пригласил милок на
свидание, потеряла милка сознание..."
   Шурик перевел глаза наверх. Над головой болталась веревка,  прикрепленная
к какой-то балке под потолком.  Наконец-то  он  смог  сделать  малорадостный
вывод о месте нахождения. Это был чердак, вероятно, старого  дома,  судя  по
ветхости перекрытий и  количеству  паутины.  Источником  света  служили  два
круглых оконца у основания крыши. Пол был засыпан мелким гравием,  прекрасно
поглощающим звуки шагов, так что топай не топай - никто не  услышит.  А  это
было бы не лишним: Шурик уже понял, что привезли их сюда  не  за  тем,  чтоб
показать выступление дрессированных крыс.
   Одно из  чудовищ  тем  временем  достало  из  кармана  свернутую  газету,
прислонило ее к балке и всадило нож, длиной с акулий плавник. Второе подошло
к Шурику, дыхнуло в лицо "Джонни Вокером" и, положив  руку-шпалу  на  плечо,
промурлыкало:
   - Ну что, обрубок, давай покалякаем. Тебя Сашей зовут, да? Мы тебе другое
имя  придумали,  более  подходящее.  Должно  понравиться.  Труп.  Ничего?  В
переводе с  китайского  означает  "енд",  то  есть  конец.  Так  вот,  Труп,
прочитали мы тут одну статейку, вот эту.
   Чудовище сорвало газету со столба и наклонило к свету.
   - Называется "Бензобак". Говорят, твоя, Труп, работа? Верно?
   Шурик героически не отзывался, подбирая достойный ответ. Хотя  ответ  был
начертан под статьей жирными буквами, и подбирать, собственно, было  нечего.
Тем не менее он решил побороться.
   - Не совсем.
   - Как это, Труп? Тут же вот написано - Труп  Тихомиров.  Или  это  другой
Труп? И другой Труп деньги, наверно, получал? А мы сейчас вот у нее спросим.
Челюсть, отлепи ей бубнилку, тока чтоб не визжала.
   - Не трогайте ее, это я писал, - обреченно признался Шурик. Маша и так по
его милости попала - хуже некуда. К  тому  же  она  подтвердит,  что  статья
написана им.
   - Ага, молодец. Труп. Теперь вопрос "намбер  ту".  От  кого  ты  про  это
знаешь? Желательно фамилию, имя, отчество. Ты понял вопрос?  Кто  тебе  слил
эту мочу?
   Шурик сделал шаг назад и, зацепившись за трубу, рухнул вниз.
   - Да не волнуйся ты так, - Ирокез поднял журналиста за  шиворот  с  такой
легкостью, будто это и не журналист, а вешалка с курткой, - мы  пока  только
спрашиваем... Расскажи и умри спокойно, га-га-га...
   Попал, товарищ Шурик. Положение было идиотским со  всех  точек  обстрела.
Откуда он знает, где Коваль взял фактуру? Перевести стрелки на  Коваля?  Что
после этого скажет Маша? Хорош писака. Выдумать первую  попавшуюся  фамилию?
Можно, но это на крайний случай. А сейчас-то?..
   - Не знаю, я читал про это где-то, - оставалось  тянуть  время,  надеясь,
что на чердак заглянет дворник и прогонит чудовищ метлой.
   - Где это ты читал? Уточни-ка, Труп.
   -  Не  помню...  Кажется  в  "Комсомольской   правде".   В   Новоблудском
приложении. Я просто передрал...
   Маша застонала. Вероятно, в предыдущую секунду Шурик пал в ее глазах  как
журналист.
   -  Ответ  не  засчитан.  Труп.  Мы  внимательно   читали   каждый   номер
"Комсомольской правды". Не было там ничего про  бензобак.  Стыдно,  товарищ,
обманывать.
   Ирокез чуть пригнулся и локтем припаял Шурику в живот.  В  очередной  раз
имидж журналиста упал ниже плинтуса. И самостоятельно подняться уже не мог.
   - Пусть валяется,  меньше  шума,  -  внес  в  беседу  рациональное  звено
Челюсть, - и потише мочи, пришибешь еще раньше срока.  Жизнь  хороша,  когда
бьешь не спеша.
   - Слышь, говнюк, я на тебя время  тратить  не  собираюсь.  Хватит  пузыри
пускать. Кто рассказал тебе про бензин и  кто  заплатил  бабки  за  статью?!
Быстро соображалку настраивай.
   - А может, ему жилы вытащить, чтоб вспоминалось удобнее? Я как-то  статью
читал, тоже в газете, что в Китае так пытали. Моментально народ кололся.
   "Черт,  угораздило...  Хорошо,  я  не  написал,  как  там  ломали  пальцы
бамбуковыми палочками". - Шурик дал  себе  клятву  не  сочинять  больше  для
желтых изданий сведений, не имевших места в жизни общества.
   - Ну, - поддал ногой Шурику Ирокез, - долго телиться будешь?
   - Мне редактор текст дал. Велел доработать. Я  не  знаю,  откуда  у  него
фактура.
   Закладывать невинного Макса Кутузкина было делом последним, а  до  Коваля
вряд ли эти динозавры доберутся.
   Ирокез  скосил  глаз  на  Челюсть,  тот  отрицательно  помотал   головой.
Очередной подарок Шурик  получил  куда-то  в  область  левой  почки.  Ногой.
Качественно, по доступной цене.
   - Были мы у редактора. Труп! Он сказал, что байда твоя! Короче,  пидорок,
даю последнюю попытку, - Ирокез достал из-за пояса короткий ломик.
   Пот выступил на лице бедного  Шурика,  словно  утренняя  роса  на  траве.
Несерьезно было думать, что красавчик решил поправить крышу дома. Второй тем
временем шагнул к Маше и ловко  приподнял  ее  вместе  со  стулом,  перенеся
поближе. Откуда на чердаке стул, Шурика в настоящий момент волновало  меньше
всего.
   Ирокез небрежно размахнулся и с первого удара  переломил  переднюю  ножку
стула. Маша свалилась набок, лицом ударившись о камни.
   - Следующей будет твоя вонючая клешня! Ты слышишь, Труп?! Кто заказал эту
херотень?!!
   "Где, блин, дворник?!"
   Шурик выплюнул порцию песка, влетевшего в рот после предыдущего удара,  и
еле слышно прошептал:
   - Не знаю...
   Добавить к сказанному было нечего, сдавать Макса он не стал,  по  причине
врожденной порядочности.
   - Ну, сучонок!
   Солнечный зайчик, отразившись от блестящего  металла,  прыгнул  Шурику  в
глаз, и через мгновение журналисту показалось,  что  левую  руку  перекусили
огромными кусачками.  Чуть  повыше  кисти.  Слепящая  вспышка  боли  тут  же
перекинулась на все тело,  атакуя  широким  фронтом.  Зайчик  рассыпался  на
мельчайшие осколки, закружившиеся  в  безумном  вальсе.  В  общем,  сказочно
красиво... Сие  представление  сопровождалось  мощными  шумовыми  эффектами,
самопроизвольно вырывавшимися из перекошенной глотки. Орал  Шурик  от  души,
что на его месте делал бы каждый.
   -  Заткни  его!  -  Челюсть  опасливо  посмотрел  на  дверь  чердака.   -
Полквартала сбежится!
   Ирокез  схватил  кусок   ветоши,   когда-то   служивший   нижним   бельем
какому-нибудь бомжу, и с силой  ввинтил  его  Шурику  в  рот.  Ветошь  пахла
крысиной мочой. Шурик, разумеется, уже снова лежал  на  камешках,  извиваясь
ужом, пытаясь хоть как-то унять боль. Скотч выступал в качестве смирительной
рубашки и не давал покувыркаться вволю.
   - Слушай, урод, - зашептало в ухо  чудовище,  -  сейчас,  бля,  такое  же
случится с твоей бабой, а потом снова с тобой. Считаю до трех...
   Шурик с отчаянным усилием открыл глаза. Лучше б не открывал.
   Машенька...
   - Раз-Машенька!!!
   - Два.
   Шурик замотал головой, ударившись о бетонную балку. Ирокез вырвал кляп.
   - Ну?!
   "И что говорить?"
   Ломик завис над Машей.
   - ЭТО БЕТОН! -  полувыкрикнул,  полупростонал  Шурик.  Почему  это  слово
пришло ему в голову, он в ту секунду не понял,  может,  потому,  что  голова
соприкасалась с бетонной балкой.
   Ломик опустился.
   - Какой еще бетон? Кто такой?  -  с  непо