едию.  Вот  я  и подумал:  может  быть,  он  тогда  не
обманывал? Может,  у него действительно был роман с замужней дамой  и, желая
усыпить   подозрительность   обманутого   мужа,   он   затеял   спектакль  с
жениховством?
     - Вы намекаете, что у Бориса была связь с Ларисой?
     -  Я  думал  об  этом,  но нет, вряд ли. Нашу рыжую красотку муж ни  на
минуту не выпускал  из поля зрения.  Я знаю об этом не понаслышке - наблюдал
собственными  глазами. Мы с ней пару раз случайно  столкнулись в городе:  на
концерте  в  консерватории и в кафе.  Оба раза Льва  при ней не было, но  за
спиной  маячил крепкий мужик  со зверской рожей. Он так вперивался в любого,
кто проявлял намерение приблизиться к Ларисе, что люди невольно ускоряли шаг
и проходили мимо.  Я  даже не  рискнул  с  ней  поздороваться,  хотя никаких
фривольностей у меня и в мыслях не было.
     - Но помимо сестры Бориса Натальи среди нас только одна замужняя дама -
Лариса.
     - А почему вы решили, что  Борина пассия обязательно должна  находиться
среди нас?
     - Потому что  в  противном  случае убийство не имело смысла. Ведь тогда
среди нас нет и мужа таинственной незнакомки.
     - Разве я говорил об убийстве?
     -  Да. По  вашим словам, вы вспомнили нечто такое, что могло бы пролить
свет на внезапную кончину Бориса. Но если в отеле нет ни дамы его сердца, ни
ее мужа-рогоносца, то мы по-прежнему в потемках.
     - Вы меня не поняли.  Я рассказывал о том, как пришел к мысли, что ваша
помолвка - фикция.  Вопрос  о возможной  причине  убийства был лишь толчком;
благодаря  ему  я вспомнил  историю со звонком  полугодовалой  давности, что
стало первым звеном в  цепочке моих  рассуждений. Но вы не ответили мне: как
Борису удалось склонить вас к участию в своей игре?
     -  Я,  в  отличие от вас, не  наблюдала за  брачными  танцами  Бориса в
прошлом и  долгое  время не догадывалась, что принимаю участие  в спектакле.
Боюсь,  Борис мною манипулировал. Он чувствовал, что его ухаживания вызывают
у меня  острое неприятие,  которое я из вежливости старалась не проявлять, и
пользовался  этим. Перед тем как вывести  меня  в свет, ваш друг навязчивыми
нежностями и  знаками внимания добивался, чтобы  у  меня отказали тормоза. Я
зверела и,  позабыв обо  всех  нормах  поведения в  цивилизованном обществе,
давала себе волю, после чего  чувство стыда на некоторое время  пересиливало
все остальные. Вот тут-то Борис и выводил  меня - притихшую и виноватую - на
люди. Зачем все это было ему нужно - ума не приложу. Но если, по-вашему, его
тайна не имеет отношения к убийствам в отеле, то и бог с ней. Сейчас главное
-  вычислить убийцу. Вы уверены,  что  у  мужа Натальи  не хватило бы пороху
подмешать яд Борису и Леве?
     Замухрышка  ответил не  сразу.  Он  поменял местами  судки на  подносе,
отрезал  себе кусочек фаршированного  языка,  долго смаковал  его  во  рту и
вообще вел себя так, будто меня с  моими вопросами не было в комнате. Я  уже
начала жалеть,  что отказалась от плана Марка. В страхе Замухрышка наверняка
не держался бы столь нагло. Я решила  досчитать про себя до ста, а потом без
подготовки выдать ему  новость о затопленном  подвале. "Будем надеяться, это
известие  собьет  с тебя спесь",  - злорадно подумала я, начиная  отсчет. На
шестидесяти восьми Замухрышка соизволил повернуть голову в мою сторону.
     - Я ни в  чем не  уверен, - изрек он, цыкнув зубом.  - Звягин влюблен в
себя  до  патологии.  Если смерть Бори и Льва  могла  принести  ему  пользу,
моральные устои его не удержали бы. Но вот хватило бы ему ума - сомневаюсь.
     -  Теоретически смерть Левы могла принести  ему пользу, - произнесла я,
изображая задумчивость. - Например, в  том случае, если Лева - его кредитор.
А  вот  зачем  Вальдемару убивать шурина -  непонятно.  Наследство,  которое
достанется Наталье, слишком невелико, чтобы ради него марать руки.
     -  Почему   невелико?  -   насторожился  Георгий.  -  Вполне   солидное
наследство. Людей убивали ради гораздо менее значительной суммы.
     - Думаю, Наталье  придется продать фирму  брата, чтобы вернуть  кредит,
взятый под строительство отеля. Конечно, остается еще квартира и машина...
     -  Но  в  недалеком  будущем  отель начнет  приносить хороший  доход, -
перебил Георгий.
     - Ах,  вы  же еще не знаете!  -  воскликнула  я, отведя глаза.  - Павел
Сергеевич пришел в себя и рассказал, что в подвале отеля полно воды, которую
он  не  сумел  откачать, как ни старался.  По его  предположению, строители,
отрыв  котлован,   задели   водоносный  пласт,   и  теперь   вода  подмывает
фундамент...
     Приглушенный  ковром  металлический  лязг  заставил  меня умолкнуть.  Я
уставилась на  валяющийся  на полу  поднос и  перевернутые судки. Содержимое
одного  из  них  завораживающе-медленно растекалось  по  ковру.  Я  с трудом
оторвала  взгляд  от  расплывающегося  пятна и подняла глаза на  Замухрышку,
голова которого запрокинулась на спинку дивана. Его лицо приобрело землистый
оттенок,  в  прорезях век блестели желтоватые,  в красных  прожилках,  белки
глаз. Левая щека прекратила свой конвульсивный танец, и уголок рта больше не
дрожал в недоделанной кривой ухмылке.

     С минуту я  таращилась на Замухрышку,  дивясь внешней перемене, которая
произошла  с  этим  неврастеником в момент, когда  на него внезапно снизошел
покой, потом  придвинулась  и неуверенно  похлопала  ладонью по  неподвижной
щеке. Никакого эффекта.
     "Боже,  неужели  я  все-таки довела  его до  инфаркта?" Эта мысль мигом
оторвала  меня от дивана и  швырнула  в прихожую. Ругаясь, как  грузчик, я в
несколько  секунд   разбросала  баррикаду,  любовно  сложенную  Замухрышкой,
выбежала   в   коридор  и   испуганной  ланью  помчалась   к  номеру  триста
восемнадцать.
     - Ты хотел увидеть реакцию Георгия на известие о скорой гибели отеля? -
обрушилась я  на Марка, выскочившего из спальни при моем шумном появлении. -
Беги, полюбуйся! Только поторопись, пока зрачки на свет реагируют.
     Марк чертыхнулся  и опрометью вылетел из номера. За ним после секундной
заминки последовала реанимационная бригада в составе Генриха, Прошки и Леши.
Последний небрежно  уронил  предыдущего пациента на загаженный кафельный пол
ванной, но пребывающий в неведомых  далях Вальдемар не обиделся. Я некоторое
время пыталась решить, этично ли  оставлять беспомощного  страдальца в столь
некомфортабельных условиях,  но, вспомнив,  что  он,  по всей вероятности, и
учинил двухдневный кошмар в отеле, тоже покинула номер.
     Обморок  Замухрышки  оказался  глубоким.  Даже  с  помощью  нашатырного
спирта, который Генрих  отыскал  в аптечке,  нам  не сразу удалось  привести
несчастного  в  чувство.  Едва он  открыл  глаза, как  в  него тут же  влили
полфлакона сердечных капель  и изрядную порцию  валерьянки. Но, наверное, мы
напрасно  старались. Замухрышка очнулся таким  спокойным  и безучастным, что
его, пожалуй, наоборот, следовало бы напоить чем-нибудь возбуждающим.
     - Нельзя оставлять его одного, - высказался Генрих, с тревогой глядя на
физиономию  Георгия, которая приобрела  удивительно тупое  выражение.  -  Не
забрать ли его с собой?
     - Лучше  отведите его  в сторожку к Наталье, - решил Марк. - Думаю, она
быстрее других сумеет привести его в чувство.
     Генрих и выделенный  ему в помощь Прошка упаковали Георгия в дождевик с
сапогами,  взяли  его под белы ручки и  повели  к  лифту. А я,  Леша  и Марк
вернулись к бесчувственному Вальдемару.
     - Все, не могу больше, - сказал Марк, с  отвращением поглядев  на тело,
распластавшееся в тошнотворной жиже. - Пусть валяется, пока не поднимется на
ноги самостоятельно.
     - Может, хоть перенесем его на кровать? - предложил Леша.
     - В таком виде? -  Марк  брезгливо передернул плечами. - Наталья нам за
это спасибо не скажет.
     - Нечего суетиться вокруг этого подонка, - согласилась  я с Марком. - О
нем  в тюремном лазарете  позаботятся. Или вы по-прежнему  считаете  убийцей
Георгия, мистер Ватсон?
     Марк поморщился, но крыть ему было нечем. Если  бы не бескровное лицо и
не  внезапно пропавший  тик  Замухрышки,  он еще мог бы  выдвинуть версию  о
притворном обмороке, а так ему оставалось лишь достойно принять поражение.
     - Ладно, Варвара,  ты оказалась права. Только не вздумай задирать  нос,
гениальная сыщица!
     - Но откуда же в  коридоре взялся ключ  от цоколя?  - задумчиво спросил
Леша. - Раз Георгий ничего не знал о затоплении, ключ потерял кто-то другой.
     - Борис? - неуверенно предположила я.
     -  Нет, это почти  невероятно. Даже если  ключи  лежали  в  кармане его
пижамной куртки, они не могли выпасть оттуда,  потому что Бориса  закутали в
одеяло и везли по коридору в кресле.
     - Зато Леву мы тащили  на руках, - мрачно сказал Марк, -  и ключ вполне
мог выпасть у  него  из  кармана. В коридоре ковер,  поэтому звяканья мы  не
услышали.
     - Выходит,  Лева  не только установил в  номере  Бориса "жучок",  но  и
стащил у  него за  ужином ключи?  -  Я  покачала  головой.  -  Зачем?  Хотел
убедиться собственными глазами, что подвал затоплен? Но это же глупо!  Какой
смысл Павлу Сергеевичу обманывать Бориса?
     - Наверное, ключ от подвала понадобился Леве с какой-то другой целью, -
изрек после продолжительного раздумья Леша. - Помните, вчера утром Лариса не
могла найти мужа? Потом искали  мы, и тоже безрезультатно. А часа  через три
Варька  обнаружила Леву  в холле  цокольного этажа, где  он почему-то  решил
переодеться.  Я думаю, он чем-то тайно  занимался  в  подвале,  и следы  его
деятельности остались на одежде.
     - Да  что ты,  Леша! Чем  он мог  заниматься  в  залитом холодной водой
подвале на протяжении нескольких часов?
     - Не знаю, - честно признался Леша.
     -  Идея, конечно, дурацкая,  но проверить  можно,  - высказался Марк. -
Обувь придется снять, штаны закатать выше колен, но, если двигаться в темпе,
насмерть замерзнуть не успеем...
     -  А  потом можно будет  попарить  ноги  и  опрокинуть рюмку-другую,  -
поддержал его Леша.
     - Ладно, пошли, - согласилась я. - А вы знаете, как там включить свет?
     - Свет зажигать нельзя, - сказал Леша. - Вдруг коротнет? Но у меня есть
фонарь.
     Он сходил  к  себе в  номер, принес фонарь, и мы  втроем  спустились  в
цоколь.  Сняв сапоги и закатав штанины, Марк достал из кармана ключ,  открыл
правую  дверь  и пропустил  Лешу с  фонариком вперед. Я  двинулась следом и,
погрузив в ледяную воду ступни ног, едва не задохнулась.
     -  Быстрее Леша, - поторопила я, сразу  застучав зубами. - Я не хочу во
цвете лет погибнуть от пневмонии.
     Леша  прибавил шагу,  но  идти по  колено  в воде с  большой  скоростью
сложно. Ступни у меня начали неметь. Быстро перебирая ногами,  мы  двигались
по  коридору  за  конусом  света.  Леша на  ходу водил фонарем из стороны  в
сторону,  освещая стены, Марк  дергал  попадавшиеся по пути  двери.  Вот луч
высветил  провал  ниши, куда  выходила  дверь лифта. Леша  повернулся к нише
лицом  и  замер. Марк врезался в него  и начал было ругаться,  но  замолк на
полуслове  и  тоже застыл.  Я несколько секунд  смотрела им в  спину, ожидая
комментариев, и, не дождавшись, протиснулась между ними.
     Горло у меня  перехватило,  и вместо истошного вопля из груди  вырвался
полузадушенный писк.
     В  дальнем углу  ниши  стояло  инвалидное  кресло.  Большие колеса были
наполовину погружены в воду. В кресле сидел человек. Пятно света поднялось к
его лицу, и на нас уставились безжизненные выпученные глаза Бориса.

Глава 20

     Первым опомнился Марк.
     - Леша, забирай Варвару, возвращайтесь в холл, - крикнул он, выхватывая
фонарик. - Я вас догоню.
     Леша мертвой хваткой вцепился мне в запястье и потащил,  как ребенка, к
прямоугольнику дверного проема, белеющему в конце коридора.
     -  Что  значит -  забирай?  -  выговорила я, отбивая зубами  чечетку. -
Лариса  утверждает,  что   забрать  можно  только  неодушевленный   предмет.
По-моему, от частой возни с трупами Марк начал путать живых и мертвых.
     Леша  продолжал  неуклонно  двигаться  вперед,   рассекая  воду,  точно
заправский буксир.
     - Расслабься, Варька. Мне свой кураж можешь не демонстрировать.
     - Ах  да, я и забыла,  что  ты предпочитаешь  истерики.  Но  боюсь, без
тренировки у меня ничего  не получится. Если хочешь, могу  изобразить легкий
обморок. Только подхвати меня  сразу, пожалуйста.  У меня  нет  ни малейшего
желания принимать ледяную ванну.
     -  Тогда  подожди  с  обмороком,   пока  не  выберемся  из  подвала,  -
посоветовал Леша, не снижая темпа.
     Я изо всех сил старалась  не отставать, но ноги плохо слушались - то ли
потому, что совсем  застыли,  то ли из-за слабости, охватившей меня, когда я
увидела неподвижные стеклянно-прозрачные глаза Бориса.
     Марк  нагнал нас  в холле, где мы задержались, чтобы обуться.  Он запер
замок на два оборота, а на короткий Лешин вопрос: "Ну?" -  ответил почти так
же коротко:
     - Потом.
     Надеясь согреть заледеневшие ноги, мы взбежали, перепрыгивая ступеньки,
на третий этаж.  В моем  номере Марк  достал из  бара  бутылку, не  скупясь,
плеснул водки в стакан чешского стекла и протянул мне:
     - Залпом, Варвара! И бегом в ванную.
     Я послушно  влила  в  себя лекарство, юркнула  в  спальню,  сдернула  с
вешалки  купальный халат и заперлась  в  ванной. Но вместо ожидаемой горячей
воды из-под крана полилась прохладная струйка. "Этого и следовало ожидать, -
угрюмо  подумала я.  - Павел  Сергеевич  с прошлой  ночи  лежит  с  разбитой
головой, а Лева, исполнявший обязанности истопника сегодня утром,  пребывает
в лучшем мире".
     Завернув кран, я  покинула ванную, прошла через спальню  и остановилась
на пороге гостиной. Леша с Марком только что оторвались от своих стаканов.
     - Так что там? - крякнув, спросил Леша.
     - Борис умер не от яда, - тихо ответил Марк. - У него на шее отчетливый
след удавки.
     - А я-то чуть не  расплакалась, растроганная твоей заботой, - прошипела
я, вторгаясь в гостиную. - Оказывается,  ты просто хотел от меня избавиться.
Зачем, интересно? Мне не следовало знать, что Бориса  задушили? По-твоему, я
спала бы спокойнее, считая, что мертвец выбрался из болота, добрел до  отеля
и, утомившись, прикорнул в инвалидном кресле?
     Лучшая защита, как известно, нападение.
     - Ты почему не в ванной? - обрушился на меня Марк. - Хочешь свалиться с
температурой? Здесь и без тебя достаточно лежачих больных.
     - Не думаю, что еще одна холодная ножная ванна прибавит мне здоровья. И
нечего увиливать от ответа. Зачем ты меня отослал?
     -  Горячей  воды   нет?  Леша,   разотри   этой  скандалистке  ноги,  -
распорядился Марк. - Сядь, Варвара.  Не собирался я от тебя ничего скрывать.
Хотел только, чтобы ты сначала немного успокоилась.
     - Я всегда спокойна, - гордо объявила я,  почти справившись с дрожью, и
уселась на диван. Леша было опустился передо мной на  корточки, но я поджала
ноги. - Не нужно мне ничего растирать. И так ступни горят. Лучше скажите: вы
уверены,  что Лева мертв?  Не  окажется  он потом  где-нибудь  в котельной с
кровоточащей раной в груди?
     - За Леву я ручаюсь, - сказал Марк. - Лично проверил ему пульс, и не на
запястье,  на  шее.  И   потом  это  искаженное  багрово-синее  лицо...  Без
специального грима такого эффекта не добьешься.
     - Ладно,  будем считать, что Лева  действительно  отравлен.  Теперь  не
мешало бы разобраться с Борисом...
     - Подожди, Варвара,  -  перебил  меня  Марк.  -  Я вызвал сюда Прошку с
Генрихом. Отложим обсуждение до их прихода. А пока натяни на себя что-нибудь
теплое и прекрати дрожать. Налить тебе еще рюмку водки?
     - У меня и так голова идет кругом.
     Я  встала и  пошла в спальню  за  теплой шалью.  Но, уже набросив ее на
плечи, передумала и закуталась в одеяло.  Дрожь все равно  не унималась, но,
быть может, одеяло позволит ее скрыть...  В голове у меня царил полный хаос:
из  памяти выплывали  разрозненные сцены, увиденные  мною  в  отеле, обрывки
фраз. Казалось, мне показывают  фильм,  смонтированный  безумным режиссером,
который покромсал  все отснятые  пленки на  отдельные  кадры  и произвольным
образом склеил. Вот бледное лицо Бориса на подушке, жалкая улыбка, сменившая
страдальческую  гримасу.  "Боюсь, вчерашние анчоусы  оказались несвежими"...
Сдавленное рыдание Павла Сергеевича:  "Боря умер"... Застывшее лицо Натальи,
заплаканные  глаза Ларисы. Неужели все они притворялись? Кто  же  должен был
играть роль зрителя? Ведь не для нас был устроен этот спектакль?.. Наталья с
белыми  таблетками  на  ладони...  Кому  они предназначались?..  Замухрышка,
орущий: "Это очень похоже на заговор. И объект его - я!"  Может быть, он был
прав? Но Замухрышка жив, а Лева и Борис мертвы...
     Из задумчивости меня вывел голос Прошки:
     - Что у вас происходит? Что за спешка такая?
     - Бориса убили, - ответил ему Леша.
     - Вот так новость! До тебя только что дошло? А завтра ты разбудишь меня
спозаранку, чтобы сообщить о кончине Левы?
     Я выплыла из  спальни, кутаясь в одеяло. Прошка стоял посреди гостиной,
гневно сверля  глазами сидящего на диване Лешу. Марк  доставал из бара новые
стаканы, Генрих сражался в прихожей с  дверным  замком. Я подошла к большому
кожаному креслу и забралась в него с ногами.
     - Что это вы все  молчите? - Прошка перевел взгляд на бутылку.  - Марк,
ты позвал нас выпить за помин Борисовой души? И  тебя тоже  вдруг как громом
поразила мысль: "Боже, а Борис-то мертв!"?
     Марк медлил с ответом,  и  Генрих, которому  удалось наконец  повернуть
ключ, забеспокоился.
     - Что тут у вас случилось? - спросил он, медленно обведя нас взглядом.
     Марк вручил им с Прошкой по стакану.
     - Мы нашли  труп Бориса в подвале, - объявил он. - В инвалидном кресле.
На шее у него четкий след провода или гладкого шнура. Рядом с креслом в воде
валяется большой разбитый фонарь, принадлежащий, по  всей вероятности, Павлу
Сергеевичу.  Борис   полностью  одет:  сапоги,  брезентовые  штаны,  свитер,
штормовка. Одежда заскорузлая и грязная.
     Прошка с Генрихом, как лунатики, влили в себя содержимое стаканов.
     -  Выходит... -  минуты  через две произнес Прошка и покачал головой. -
Ничего не выходит. Кто-нибудь из вас в состоянии объяснить, что это значит?
     -  Это значит,  что  вчера  утром  нас  с вами  провели,  как последних
дураков,  - ответила  я  с  готовностью.  - Никакого  отравления  и никакого
аппендицита у Бориса  не было,  он  не умирал  в машине и не тонул в болоте.
Цель этого милого  розыгрыша  я пока не понимаю, но участников  - по крайней
мере, нескольких - назвать могу.  Это  сам Борис, его сестра, Лариса и Павел
Сергеевич.
     -  Какая ерунда!  - возмутился Прошка.  -  Когда мы встретили Ларису  и
Наталью  в  лесу,  Лариса  была  вся  зареванная,  а  Наталья двигалась, как
сомнамбула. Сегодня днем в разговоре с Натальей я упомянул имя  ее  брата, и
она побелела, как вон та стена. Павел Сергеевич, еще не вполне придя в себя,
вспоминал сегодня, как умер Борис, и ты, Варвара, сама бросилась  искать ему
валидол. Если все  это было игрой, то они не просто гениальны, они -  труппа
бесподобных актеров, равных которым нет и не было на свете.
     В комнате воцарилось молчание.
     - Ну, по крайней  мере, один твой  довод я могу разбить, - заговорила я
наконец. -  Ты помнишь,  что именно  сказал Наталье, когда  она изменилась в
лице?  Нет? А  напрасно.  Ты сообщил ей,  что ночью мне привиделся Борис. Во
всяком случае, именно после  этого ты спросил,  не плохо ли ей,  и предложил
отложить  разговор. Она побледнела не потому, что вспомнила о действительной
смерти брата, а потому, что его видели живым.
     -  И  не  просто видели  живым, а  видели  живым под  окнами  отеля,  -
подхватил  Марк.  -  Я  не  знаю, какую цель  ставили  перед собой участники
спектакля,  если  не побег Бориса.  Причем  побе