ает силы. Нет причины, уверяет меня
лекарь, почему бы мне не поправиться быстро. А я чахну день ото дня.

- Да, плохо дело, - повторил Ипи.

И, тихонько напевая, пошел дальше, пока не наткнулся на отца и Хори,
которые были заняты проверкой счетов.

Лицо Имхотепа, осунувшееся и озабоченное, просветлело, когда он увидел
своего любимого младшего сына.

- А вот и мой Ипи. Какие у тебя новости?

- Все в порядке, отец. Начали уборку ячменя. Урожай хороший.

- Да, по милости Ра на полях все идет превосходно. Неплохо, если бы и в
доме было так. Но я надеюсь на Ашайет - не думаю, что она откажет нам в
помощи в трудный час. Вот только Яхмос меня беспокоит. Откуда у него эта
слабость, которой не видно конца?

- Яхмос всегда был хилым, - отозвался Ипи.

- Ничего подобного, - стараясь говорить мягко, возразил Хори. - Яхмос
отличался отменным здоровьем.

- Здоровье зависит от присутствия духа, - настаивал Ипи. - А Яхмос никогда
не был твердым. Он даже боялся отдавать распоряжения.

- Последнее время это было совсем не так, - сказал Имхотеп. - Последние
месяцы Яхмос проявил себя как человек, умеющий действовать на свой страх и
риск. Я был просто удивлен. Но вот эта его слабость в ногах меня крайне
беспокоит. Мерсу уверял, что как только яд из него выйдет, Яхмос тотчас
пойдет на поправку.

Хори отодвинул от себя какие-то бумаги.

- Бывают и другие яды, - тихо заметил он.

- Что ты хочешь этим сказать? - круто повернулся к нему Имхотеп.

- Есть яды, - спокойно и задумчиво сказал Хори, - которые действуют не
сразу и не сильно. В этом их коварство. Такой яд, каждый день попадая в
тело человека, накапливается там, и после долгих месяцев угасания наступает
смерть... Про такие яды знают женщины; они пользуются ими, когда хотят
извести супруга так, чтобы смерть его казалась естественной.

Имхотеп побледнел.

- Ты хочешь сказать, что... в этом причина слабости Яхмоса?

- Я хочу сказать, что такая возможность не исключается. И то, что его еду,
когда ее приносят из кухни, всякий раз пробует раб, ничего не значит, ибо
количество яда в каждом блюде настолько мало, что сразу не оказывает
вредного воздействия.

- Чепуха! - громко сказал Ипи. - Полная чепуха! Я не верю, что существуют
такие яды. Никогда о них не слышал.

Хори поднял глаза.

- Ты еще очень молод, Ипи. Тебе пока известно далеко не обо всем.

- Но что нам делать? - воскликнул Имхотеп. - Мы обратились с посланием к
Ашайет. Мы сделали подношения храму, хотя храмовым жрецам я не очень-то
доверяю. Это женщины на них надеются. Что еще можно предпринять?

- Пусть еду Яхмосу всегда готовит один заслуживающий доверия раб, за
которым следует постоянно наблюдать.

- Но это означает... что здесь, в моем доме...

- Вздор! - закричал Ипи. - Сущий вздор!

Хори поднял брови.

- Давайте попробуем, - предложил он. - И очень быстро узнаем, вздор это или
нет.

Ипи в раздражении выбежал из главных покоев. Хори задумчиво смотрел ему
вслед. Лицо его было хмурым и озадаченным.

IV

Ипи выбежал так стремительно, что чуть не сбил с ног Хенет.

- Прочь с пути, Хенет! Вечно ты болтаешься по дому и лезешь куда не следует!

- Какой ты невоспитанный, Ипи. Ушиб мне руку.

- И очень хорошо. Мне надоели и ты сама, и вечное твое нытье. Чем скорее ты
навсегда уберешься из нашего дома, тем лучше. Уж я постараюсь, чтобы это
случилось.

- Значит, ты меня выгоняешь, да? - Глаза Хенет блеснули злобой. - Это при
том, какой заботой и любовью я всю жизнь вас окружала? Это при том, что я
всегда преданно вам служила? Твоему отцу об этом очень хорошо известно.

- Он наслышан об этом досыта. И мы тоже. По-моему, ты просто старая
сплетница и всегда старалась посеять раздор в нашей семье. Ты помогала
Нофрет плести заговор против нас - об этом всем известно. А когда она
умерла, ты снова стала подлизываться к нам. Увидишь, скоро отец будет
слушать только меня, а не твои лживые басни.

- Ты не в духе, Ипи. Что тебя так рассердило?

- Не твое дело.

- Ты чего-то боишься, а, Ипи? Странные вещи происходят в этом доме.

- Меня ты не напугаешь, старая ведьма! И он бросился мимо нее вон из дома.

Хенет медленно повернулась, чтобы войти в дом, и услышала стон. Яхмос с
трудом приподнялся на своем ложе и сделал попытку встать. Но ноги не
держали его, и, если бы не Хенет, кинувшаяся ему на помощь, он упал бы на
пол.

- Не спеши, Яхмос, не спеши. Ложись обратно.

- Какая ты сильная, Хенет. Вот уж чего не скажешь, глядя на тебя. Он
устроился поудобнее, положил голову на деревянный подголовник. - Спасибо.
Что со мной? Откуда у меня такое ощущение, будто из тела ушла вся сила?

- Это все потому, что наш дом заколдован. Это сделала та дьяволица, что
явилась к нам с севера. Оттуда, известно, добра не жди.

- Я умираю, - вдруг упав духом, пробормотал Яхмос. - Да, умираю...

- Кое-кому суждено умереть до тебя, - мрачно произнесла Хенет.

- Что? О чем ты говоришь? - Он приподнялся на локте и уставился на нее.

- Я знаю, что говорю, - закивала головой Хенет. - Следующая очередь не
твоя. Подожди, сам увидишь.

V

- Почему ты избегаешь меня, Ренисенб? Камени загородил ей дорогу. Ренисенб
залилась краской, не зная, что сказать в ответ. Она и вправду старалась
свернуть в сторону, когда замечала, что навстречу идет Камени.

- Почему? Скажи, Ренисенб, почему? Но у нее еще не было ответа, а потому
она только безмолвно помотала головой. Затем подняла глаза и посмотрела ему
прямо в лицо. Ее пугала мысль, что и лицо Камени тоже изменилось. И она
была на удивление самой себе рада, что оно ничуть не изменилось, только
глаза его смотрели на нее с грустью, и на этот раз на его губах не было
улыбки.

Встретив его взгляд, она опустила глаза. Камени всегда вызывал в ней
какую-то тревогу. Когда он оказывался рядом, она чувствовала волнение.
Сердце у нее забилось быстрее.

- Я знаю, почему ты избегаешь меня, Ренисенб.

- Я... Я вовсе не избегаю тебя, - наконец обрела она голос. - Я просто тебя
не заметила.

- Ты лжешь, красавица Ренисенб! - Он улыбался. Не видя его лица, по голосу
она поняла это и почувствовала его теплую сильную руку на своей руке.

- Не трогай меня, - отпрянув, сказала она. - Я не люблю, когда до меня
дотрагиваются.

- Почему ты сторонишься меня, Ренисенб? Ты ведь понимаешь, что происходит
между нами. Ты молодая, сильная, красивая. Противно воле природы всю жизнь
горевать по покойному мужу. Я увезу тебя из этого дома. В нем поселились
смерть и злые духи. Ты поедешь со мной и будешь в безопасности.

- А если я не захочу ехать? - отважилась спросить Ренисенб.

Камени рассмеялся. Его ровные белые зубы сверкали на солнце.

- Но ведь ты хочешь поехать, только стыдишься в этом признаться. Жизнь
прекрасна, Ренисенб, когда сестра и брат живут вместе. Я буду любить тебя и
сделаю счастливой, а ты станешь "плодоносной пашней мне, твоему господину".
Я не буду больше взывать к Птаху: "Любимую дай мне сегодня вечером", а
пойду к Имхотепу и скажу: "Отдай мне мою сестру Ренисенб". Но здесь тебе
оставаться опасно, а потому я увезу тебя на север. Я хороший писец, меня
возьмут в любой богатый дом в Фивах, если я захочу, хотя, признаться, мне
больше по душе сельская жизнь - поля, скот, песни крестьян во время уборки
урожая и небольшая лодка на реке. Мне бы хотелось катать тебя по реке,
Ренисенб. И Тети мы возьмем с собой. Она красивая, здоровая девочка, я буду
любить ее и постараюсь быть ей хорошим отцом. Ну, Ренисенб, что ты мне
скажешь?

Ренисенб молчала. Она слышала стук своего сердца, ощущала истому во всем
теле. Но вместе со стремлением к Камени рождалась странная неприязнь к
нему. "Только он дотронулся до моей руки, как слабость завладела мной... -
думала она. - Потому что он сильный... У него широкие плечи... На губах
всегда улыбка... Но я не знаю, о чем он думает, что у него в душе и на
сердце. Нет между нами нежности... Мне тревожно рядом с ним... Что мне
нужно? Не знаю... Но не это... Нет, не это..."

И тут вдруг она услышала свой голос. Но даже ей самой ее собственные слова
показались неуверенными и неубедительными.

- Мне не нужен второй муж... Я хочу быть одна... Сама собой...

- Нет, Ренисенб, это не так. Ты не должна быть одна. Посмотри, как дрожит
твоя рука в моей... Ренисенб вырвала у него свою руку.

- Я не люблю тебя, Камени. По-моему, я тебя ненавижу.

Он улыбнулся.

- Меня это не страшит, Ренисенб. Твоя ненависть так похожа на любовь. Мы
еще поговорим об этом.

И удалился легкой, быстрой поступью - так движется молодая газель.

А Ренисенб не спеша направилась к пруду, где Кайт играла с детьми.

Кайт заговорила с ней, но Ренисенб, занятая своими мыслями, отвечала
невпопад.

Кайт, однако, этого не заметила, как обычно, все ее внимание было обращено
на детей.

Внезапно, нарушив воцарившееся молчание, Ренисенб спросила:

- Как ты думаешь, Кайт, выйти мне снова замуж?

- По-моему, да, - равнодушно отозвалась Кайт, не выказывая большой
заинтересованности. - Ты молодая и здоровая, Ренисенб, и сможешь родить еще
много детей.

- Разве в этом вся жизнь женщины, Кайт? Быть занятой по дому, рожать детей
и сидеть с ними на берегу водоема в тени фиговых деревьев?

- Только в этом для женщины и есть смысл жизни, разве ты не знаешь? Ты ведь
не рабыня. В Египте настоящая власть в руках женщин: они рожают детей,
которые наследуют владения отцов. Женщины - источник жизненной силы Египта.

Ренисенб задумчиво, посмотрела на Тети, которая, нахмурившись от усердия,
плела своей кукле венок из цветов. Было время, когда Тети, выпячивая нижнюю
губу и чуть наклоняя набок голову, так походила на Хея, что у Ренисенб от
боли и любви замирало сердце. А теперь и лицо Хея не всплывало в памяти
Ренисенб, и Тети больше не выпячивала губу и не наклоняла набок голову.
Раньше были минуты, когда Ренисенб, страстно прижимая к себе Тети,
чувствовала, что ребенок - это часть ее собственного тела, ее плоть и
кровь. "Она моя, моя - и больше ничья", - твердила она про себя.

Теперь же, наблюдая за Тети, Ренисенб думала:

"Она - это я и Хей..."

Тети подняла глаза и, увидев мать, улыбнулась. Серьезная и ласковая улыбка.
В ней были доверие и радость.

"Нет, она это не мы с Хеем, она - это она, - подумала Ренисенб. - Это Тети.
Она существует сама по себе, как я, как все мы. Если мы любим друг друга,
мы будем друзьями всю жизнь, а если любви нет, то, когда она вырастет, мы
станем чужими. Она Тети, а я Ренисенб".

Кайт смотрела на нее с любопытством.

- Чего хочешь ты, Ренисенб? Я не понимаю. Ренисенб ничего не ответила. Как
облечь в слова то, что она сама едва понимала? Оглядевшись, она как бы
заново увидела обнесенный стенами двор, ярко раскрашенные столбы галереи,
неподвижную водную гладь водоема, стройную беседку, ухоженные цветочные
клумбы и заросли папируса. Кругом мир и покой, доносятся давно ставшие
привычными звуки: щебет детей, хриплые пронзительные голоса служанок в
доме, отдаленное мычание коров. Бояться нечего.

- Отсюда не видно реки, - рассеянно произнесла она.

- А зачем на нее смотреть? - удивилась Кайт.

- Не знаю, - ответила Ренисенб. - Наверное, я сказала глупость.

Перед ее мысленным взором отчетливо встала панорама зеленых полей, покрытых
густой сочной травой, позади которых раскинулась уходящая за горизонт даль
удивительной красоты, сначала бледно-розовая, а потом аметистовая,
разграниченная посредине серо-серебристой полосой - Нилом...

У нее перехватило дыхание от этого богатства красок. Все, что она видела и
слышала вокруг, исчезло, сменившись чувством безграничного покоя и
безмятежности...

"Если повернуть голову, - сказала она себе, - то я увижу Хори. Он оторвется
от своего папируса и улыбнется мне... Скоро сядет солнце, станет темно, я
лягу спать... И придет смерть".

- Что ты сказала, Ренисенб?

Ренисенб вздрогнула. Она не знала, что говорит вслух. И теперь, очнувшись,
вернулась к действительности. Кайт с любопытством смотрела на нее.

- Ты сказала "смерть", Ренисенб. О чем ты думала?

- Не знаю, - покачала головой Ренисенб. - Я вовсе не... - Она снова
огляделась вокруг. Как приятна была эта привычная сцена: плещется вода,
рядом играют дети. Она глубоко вздохнула.

- Как здесь спокойно. Нельзя даже представить себе, что может случиться
что-то страшное.

Но именно здесь возле водоема на следующее утро нашли Ипи. Он лежал лицом в
воде - чья-то рука, окунув его голову в водоем, держала ее там, пока он не
захлебнулся.

ГЛАВА ХVIII

Второй месяц Лета, 10-й день

I

Имхотеп сидел, бессильно ссутулившись. Выглядел он гораздо старше своих лет
- убитый горем, сморщенный, жалкий старик. На лице застыла растерянность и
смятение.

Хенет принесла ему еду и с трудом уговорила поесть.

- Тебе нужно поддерживать свои силы, Имхотеп.

- Зачем? Кому нужны эти силы? Ипи был сильным, сильным и красивым - а
теперь он лежит мертвый... Мой сын, мой горячо любимый сын! Последний из
моих сыновей.

- Нет, нет, Имхотеп, у тебя есть еще Яхмос, твой добрый Яхмос.

- Как долго он проживет? Он тоже обречен. Мы все обречены. Что за несчастье
обрушилось на наш дом? Я и представить себе не мог, что ожидает нас, когда
привел в свой дом наложницу. Ведь я поступил по обычаю, одобренному людьми
и богами. Я почитал эту женщину. За что же мне такая кара? Или это месть
Ашайет? Она не хочет даровать мне прощения? Она не вняла моему посланию,
ибо беда не покидает наш дом.

- Нет, нет, Имхотеп, не говори так. Прошло еще совсем немного времени с тех
пор, как урну с посланием поставили в поминальном зале. Разве мы не знаем,
как долго вершатся у нас дела, требующие правосудия? Как их без конца
откладывают в суде при дворе правителя и как еще дольше приходится ждать,
пока они попадут в руки визиря? Правосудие вершится медленно и в царстве
живых, и в Царстве мертвых, но в конце концов справедливость восторжествует.

Имхотеп недоверчиво покачал головой. И тогда Хенет продолжала:

- Кроме того, Имхотеп, ты должен помнить, что Ипи не сын Ашайет, его родила
тебе твоя сестра Ипи. Станет ли Ашайет так о нем печься? Вот с Ях-мосом все
будет по-другому. Яхмос поправится, потому что за него похлопочет Ашайет.

- Должен признаться, Хенет, твои слова меня утешают... В том, что ты
говоришь, есть правда. К Яхмосу и вправду с каждым днем возвращаются силы.
Он хороший, надежный сын, но Ипи, такой отважный, такой красивый... - И
Имхотеп снова застонал.

- Увы! Увы! - с участием всхлипнула Хенет.

- Будь проклята эта Нофрет с ее красотой! И зачем только довелось мне ее
увидеть!

- Сущая правда, господин. Настоящая дочь Сета, я сразу поняла! Обученная
колдовству и злым наговорам, нечего и сомневаться.

Послышался стук палки, и в главные покои, прихрамывая, вошла Иза.

- Все в этом доме с ума посходили, что ли? - иронически фыркнула она. -
Что, вам делать больше нечего, как осыпать проклятьями приглянувшуюся тебе
бедняжку, которая развлекалась тем, что пакостила и досаждала глупым женам
твоих сыновей, потому что они по своей дурости сами ее на это толкали?

- Пакостила и досаждала? Вот, значит, как ты это называешь, Иза, когда из
трех моих сыновей двое погибли, а один умирает? И ты, моя мать, еще
упрекаешь меня!

- По-видимому, кому-то следует это сделать, ибо ты закрываешь глаза на то,
что происходит на самом деле. Выкинь из головы глупую мысль о том, что все
это творится по злому умыслу убитой женщины. Рука живого человека держала
голову Ипи в воде, пока он не захлебнулся, и та же рука насыпала яд в вино,
которое пили Яхмос и Себек. У тебя есть враг, Имхотеп, он здесь, в доме. А
доказательством этому то, что с тех пор, как по совету Хори, еду Ях-мосу
готовит Ренисенб или раб под ее наблюдением, и она сама эту еду ему
относит, с тех пор, говорю тебе я, Яхмос с каждым днем обретает здоровье и
силу. Перестань быть дураком, Имхотеп, перестань стонать и сетовать, чему в
немалой степени поспешествует Хенет...

- О Иза, ты несправедлива ко мне!

- Чему, говорю я, поспешествует Хенет, потому что она либо тоже дура, либо
у нее на то есть причина...

- Да простит тебя Ра, Иза, за твою жестокость к бедной одинокой женщине!

Но Иза, угрожающе потрясая палкой, продолжала:

- Соберись с силами, Имхотеп, и начни думать, Твоя покойная жена Ашайет,
которая была славной и неглупой женщиной, может, и использует свое влияние
на том свете, чтобы помочь тебе, но уж едва ли она сумеет за тебя думать.
Надо действовать, Имхотеп, ибо если мы этого не сделаем, смерть еще не раз
проявит себя.

- Враг? Враг из плоти и крови в моем доме? Ты вправду этому веришь, Иза?

- Конечно, верю, потому что здравый смысл подсказывает мне только это.

- И, значит, нам всем грозит опасность?

- Конечно. Но не от злых духов или колдовства, а от человека, который
сыплет яд в вино или крадется вслед за мальчишкой, возвращающимся из
селения поздно вечером, и сует его головой в водоем.

- Для этого требуется сила, - задумчиво проронил Имхотеп.

- По-видимому, да, но я не очень в этом убеждена. Ипи напился в селении
пива, плохо соображал, зато был самоуверен и бахвалился не в меру.
Возможно, он вернулся домой, с трудом держась на ногах, и, когда встретил
человека, который заговорил с ним, не испугался и сам наклонился к воде
ополоснуть лицо. В таком случае большой силы не требуется.

- Что ты хочешь сказать, Иза? Что это сделала женщина? Нет, не могу
поверить. Все, что ты говоришь, невероятно. В нашем доме не может быть
врага, иначе мы бы давно о нем знали. По крайней мере, я бы знал!

- Вражда, которая таится в сердце, не всегда написана на лице.

- Ты хочешь сказать, что кто-то из слуг или рабов...

- Не слуга и не раб, Имхотеп!

- Кто-то из нас? Или Хори и Камени? Но Хори давно стал членом нашей семьи и
заслуживает всяческого доверия. Камени мы почти не знаем, это правда, но он
наш кровный родственник и верной службой доказал свою преданность. Более
того, сегодня утром он пришел ко мне с просьбой отдать ему в жены Ренисенб.

- Вот как? - проявила интерес Иза. - И что же ты ответил?

- Что я мог ответить? - раздраженно спросил Имхотеп. - Сейчас для этого
неподходящее время. Так я ему и сказал.

- А как он к этому отнесся?

- Он сказал, что, по его мнению, сейчас самое время говорить о замужестве
Ренисенб, потому что ей опасно оставаться в этом доме.

- Интересно, - задумалась Иза. - Очень интересно... А мы-то с Хори
считали... Но теперь...

- Пристало ли устраивать свадебные и погребальные церемонии одновременно? -
возмущенным тоном произнес Имхотеп. - Это неприлично. Вся провинция будет
об этом судачить.

- Сейчас можно позабыть о приличиях, - возразила Иза. - Тем более что
бальзамировщики, по-видимому, поселились у нас навечно. Боги, видно,
благоволят к Ипи и Монту - они прямо разбогатели на нашей беде.

- Повысив свои цены еще на одну десятую, - тотчас подхватил Имхотеп. -
Какая наглость! Они говорят, что их услуги подорожали.

- Нам бы они могли сделать скидку - мы так часто пользуемся их услугами, -
мрачно усмехнулась Иза собственной шутке.

- Дорогая Иза, - в ужасе глянул на нее Имхотеп, - сейчас не время для
веселья.

- Вся жизнь - сплошное веселье, Имхотеп, и смерть смеется последней. Разве
не так говорят на пирах? Ешьте, пейте и веселитесь, ибо завтра вас уже не
будет в живых. Это будто для нас сказано. Вопрос только: кому суждено
умереть завтра?

- Даже слушать тебя страшно. Лучше скажи, что делать?

- Не доверять никому, - ответила Иза. - Это первое и самое главное. - И
повторила: - Никому. Хенет принялась всхлипывать.

- Почему ты смотришь на меня?.. Уж если кто достоин доверия, то прежде
всего я. Я доказала это долгими годами усердия. Не слушай ее, Имхотеп.

- Успокойся, дорогая Хенет, естественно, тебе я не могу не доверять. Я
хорошо знаю, что у тебя честное, преданное сердце.

- Ничего ты не знаешь, - возразила Иза. - И никто из нас не знает. В
этом-то вся опасность.

- Ты обвиняешь меня, - ныла Хенет.