б. Сатипи язвительно проговорила:

- Не притворяйся, будто любишь Нофрет, Ренисенб.

- А я и не притворяюсь. Но в тебе столько злости!

- Я забочусь о моих детях и о Яхмосе. Я не из тех, кто терпит оскорбления.
У меня есть чувство собственного достоинства. И я с удовольствием бы
свернула этой женщине шею. К сожалению, это нелегко сделать. Можно навлечь
на себя гнев Имхотепа. Но, по-моему, кое-что придумать можно.

II

Копьем, вонзившимся в рыбу, влетело в дом письмо.

Ошеломленные, в полном молчании, Яхмос, Себек и Ипи слушали, что читал им
Хори, разворачивая свиток папируса.

- "Разве я не говорил Яхмосу, что возлагаю на него вину за всякую обиду,
чинимую моей наложнице? Отныне, покуда ты жив, мы друг другу враги. Я буду
стоять против тебя, а ты - против меня. Отныне тебе не место в моем доме,
ибо ты не выказал должного почтения моей наложнице. Ты мне больше не сын,
не плоть моя. Равно как Себек и Ипи не сыновья мне, не плоть моя. Каждый из
вас сотворил зло моей наложнице, чему свидетели Камени и Хенет. Я изгоню
вас из дому всех, с детьми и женами! Я был вам кормильцем и защитою, отныне
не стану кормить и защищать!"

Хори помолчал, а затем продолжал:

- "Имхотеп, жрец души умершего, обращается к Хори. О ты, кто верно служит
мне, пребываешь ли ты во здравии и благополучии? Передай мои благопожелания
моей матери Изе и дочери Ренисенб, передай слова приветствия Хенет. Правь
моим хозяйством, пока я не вернусь домой, и тем временем составь грамоту,
согласно которой наложница Нофрет отныне, как жена моя, обретает право
владеть вместе со мной всем, что я имею. Ни Яхмоса, ни Себека я не возьму в
совладельцы и не буду им больше опорою, ибо обвиняю их в том, что они
причинили зло моей наложнице! Содержи все в сохранности, пока я не вернусь.
Как горько, когда сыновья хозяина дома дурно относятся к его наложнице! Что
же до Ипи, то предупреди его, что если он причинит хоть малейший вред моей
наложнице, он тоже покинет мой дом".

Молчание всех словно парализовало. Затем в порыве ярости с места сорвался
Себек.

- В чем дело? Что стало известно отцу? Кто это ему насплетничал? Мы этого
не потерпим! Отец не имеет права лишать нас наследства и отдавать все свои
владения наложнице!

- По закону он волен распоряжаться своим имуществом как ему
заблагорассудится, - мягко объяснил Хори, - хотя, конечно, пойдут разные
разговоры и его будут обвинять в несправедливости.

- Она околдовала его! Эта вечно улыбающаяся змея заворожила отца! - кричал
Себек.

- Невероятно... Не могу поверить, - бормотал вконец потрясенный Яхмос.

- Отец сошел с ума! - выкрикнул Или. - Эта женщина настроила его даже
против меня!

- Имхотеп, по его словам, скоро вернется, - спокойно сказал Хори. - К тому
времени его гнев, возможно, остынет; не думаю, что он поступит так, как
пишет.

В ответ раздался короткий и неприязненный смех. В дверях, ведущих на
женскую половину, стояла Сатипи и, глядя на них, смеялась.

- Значит, нам остается только ждать и надеяться, о мудрый наш Хори?

- А что еще? - растерянно произнес Яхмос.

- Что еще? - возвысила голос Сатипи. И выкрикнула: - Что течет в ваших
жилах? Кровь или молоко? Яхмос, насколько мне известно, не мужчина. Но ты,
Себек, ты тоже не знаешь средства избавиться от этой нечисти? Нож в сердце,
и эта женщина навсегда перестанет причинять нам зло.

- Сатипи, - вскричал Яхмос, - отец нам этого никогда не простит!

- Это ты так считаешь. А я считаю, что мертвая наложница совсем не то, что
живая. Как только она умрет, он снова обратится всем сердцем к своим
сыновьям и внукам. И, кроме того, откуда он узнает, что было причиной ее
смерти? Можем сказать, что ее ужалил скорпион. Мы ведь все заодно, не так
ли?

- Отец узнает. Хенет ему скажет, - возразил Яхмос.

Сатипи истерически захохотала.

- Благоразумный Яхмос! Тихий и осторожный Яхмос! Это тебе следовало бы
приглядывать за детьми и выполнять прочие женские обязанности в доме.
Помоги мне, о Себек! Я замужем за человеком, в котором нет ничего мужского.
А ты, Себек, ты ведь всем рассказываешь, какой ты храбрый и решительный!
Клянусь богом Ра, во мне больше мужества, чем в любом из вас.

Она повернулась и скрылась внутри дома.

Кайт, которая стояла за ее спиной, сделала шаг вперед.

- Сатипи верно говорит, - глухим дрожащим голосом сказала она. - Она
рассуждает, как настоящий мужчина, а вы, Яхмос, Себек и Ипи, только сидите
сложа руки. Что будет с нашими детьми, Себек? Их вышвырнут на улицу умирать
с голоду. Обещаю вам, если вы ничего не предпримете, тогда за дело возьмусь
я. Вы не мужчины.

И, повернувшись, тоже скрылась в женской половине дома. Себек вскочил на
ноги.

- Клянусь Девяткой богов Эннеады[23], Кайт права. Это дело мужчин, а мы
только болтаем и в растерянности пожимаем плечами.

И он решительно направился к выходу.

- Себек! Куда ты, Себек? - вдогонку ему крикнул Хори. - Что ты собираешься
делать?

Прекрасный в своей ярости, Себек отозвался:

- Не знаю, но что-нибудь придумаю. А уж то, что надумаю, сделаю с
удовольствием.

ГЛАВА IX

Второй месяц Зимы, 10-й день

I

Ренисенб выскочила из дому на галерею и остановилась на мгновенье, прикрыв
глаза от слепящих лучей солнца.

Ее мутило и трясло от какого-то непонятного страха. Она твердила про себя
одни и те же слова:

"Я должна предупредить Нофрет... Я должна предупредить ее..."

За ее спиной еще слышались мужские голоса:

Хори и Яхмос убеждали в чем-то друг друга, их слова были почти неразличимы,
зато звенел по-мальчишески высокий голос Ипи:

- Сатипи и Кайт правы; у нас в семье нет мужчин! Но я мужчина. Если не
возрастом, то сердцем. Нофрет смеется и глумится надо мной, она обращается
со мной, как с ребенком. Я докажу ей, что давно уже не ребенок. Мне нечего
опасаться отцовского гнева. Я знаю отца. Он околдован, эта женщина
заворожила его. Если ее не будет, его сердце снова обратится ко мне, да, ко
мне! Я его любимый сын. Вы все смотрите на меня как на ребенка, но я докажу
вам, чего стою. Увидите!

Выбежав из дому, он столкнулся с Ренисенб и чуть не сбил ее с ног. Она
схватила его за рукав.

- Ипи! Ипи, куда ты!

- К Нофрет. Она узнает, каково смеяться надо мной!

- Подожди! Успокойся. Нельзя действовать необдуманно.

- Необдуманно? - Ипи презрительно расхохотался. - Ты похожа на Яхмоса.
Благоразумие! Осторожность! Ничего нельзя делать, не подумав! Яхмос -
древняя старуха, а не мужчина. Да и Себек - только на словах молодец. Пусти
меня, Ренисенб!

И выдернул у нее из рук свой рукав.

- Где Нофрет?

Хенет, только что появившаяся в дверях дома, промурлыкала:

- Дурное дело вы затеяли, дурное. Что станется со всеми нами? Что скажет
моя любимая госпожа?

- Где Нофрет, Хенет?

- Не говори ему, - выкрикнула Ренисенб. Но Хенет уже отвечала:

- Она пошла задним двором. Туда, на поля, где растет лен.

Ипи бросился обратно в дом.

- Зачем ты ему сказала, Хенет? - укорила ее Ренисенб.

- Ты не доверяешь старой Хенет. Ты всегда отказывала мне в доверии. - Обида
явственно зазвучала в ее ноющем голосе. - А бедная старая Хенет знает, что
делает. Надо, чтобы мальчишка остыл,. Ему не найти Нофрет возле тех полей.
- Она усмехнулась. - Нофрет здесь, в беседке... с Камени. - И она кивнула в
сторону водоема, повторив с явным удовольствием: - С Камени...

Но Ренисенб уже шла через двор.

От водоема навстречу матери бежала Тети. Она тянула за веревочку своего
деревянного льва. Ренисенб схватила ее на руки и, когда прижала к себе,
поняла, какая сила движет поступками Сатипи и Кайт. Эти женщины защищали
своих детей.

- Мне больно, пусти меня, - закапризничала Тети.

Ренисенб опустила девочку на землю. И медленно двинулась в сторону беседки.
У дальней стены ее стояли Нофрет и Камени. Когда Ренисенб приблизилась, они
повернулись к ней.

- Нофрет, я пришла предостеречь тебя, - быстро проговорила Ренисенб. - Будь
осмотрительна. Береги себя.

По лицу Нофрет скользнула презрительная улыбка.

- Собаки, значит, завыли?

- Они очень рассердились и могут причинить тебе зло.

Нофрет покачала головой.

- Никто из них не способен причинить мне зла, - с уверенностью изрекла она.
- А если попытаются, я тотчас же сообщу Имхотепу, и он найдет способ, как
их наказать. Что они и сами поймут, если как следует призадумаются. - Она
рассмеялась. - Как глупо они себя вели, оскорбляя и обижая меня разными
пустяками! Ведь они только играли мне на руку!

- Значит, ты все это предусмотрела? - спросила Ренисенб. - А я-то жалела
тебя - мне казалось, что мы поступаем плохо. Больше мне тебя не жаль...
По-моему, ты дурная женщина. Когда в судный час тебе придется каяться в
грехах перед сорока двумя богами - Владыками справедливости[24], ты не
сможешь сказать: "Я не творила дурного", как не сможешь сказать: "Я не
вожделела чужого богатства". И когда твое сердце положат на чашу весов, она
перетянет другую чашу - кусочек правды, чаша с сердцем резко пойдет вниз.

- Ты что-то вдруг стала чересчур благочестивой, Ренисенб, - угрюмо
отозвалась Нофрет. - А ведь я на тебя не жаловалась. Про тебя я ничего не
писала. Спроси у Камени, он подтвердит.

И она, пройдя через двор, поднялась по ступенькам вверх на галерею.
Навстречу ей вышла Хенет, и они обе исчезли в недрах дома.

Ренисенб повернулась к Камени.

- Значит, это ты, Камени, помогал ей против нас?

- Ты очень сердишься на меня, Ренисенб? - с отчаянием в голосе спросил
Камени. - Но что мне оставалось делать? Перед отъездом Имхотеп поручил мне
по первому же требованию Нофрет написать ему все, что она прикажет. Скажи,
что ты не сердишься, Ренисенб. Что я мог сделать?

- У меня нет права сердиться на тебя, - ответила Ренисенб. - Я понимаю, ты
был обязан выполнить волю моего отца.

- Я не хотел писать, говорил, что мне это не по душе... И, между прочим,
Ренисенб, клянусь, в письме не было ни слова против тебя.

- Мне это безразлично.

- А мне нет. Невзирая ни на какие приказы Нофрет, я бы никогда не написал
ничего такого, что могло бы быть тебе во вред. Прошу тебя, Ренисенб, верь
мне.

Ренисенб с сомнением покачала головой. Попытки Камени оправдаться звучали
для нее неубедительно. Она чувствовала себя оскорбленной и сердилась на
Камени: ей казалось, что он в какой-то степени предал ее. Хотя что с него
спросить? Ведь он ей чужой, хоть и родственник по крови, но чужой человек,
приехавший к ее отцу из далеких краев. Он был всего лишь младшим писцом,
получившим распоряжение от своего господина и безропотно выполнившим его.

- Я писал только правду, - настаивал Камени. - В письме не было ни слова
лжи, клянусь тебе.

- Конечно, - согласилась Ренисенб, - лжи там и быть не могло. Нофрет
слишком умна для этого.

Значит, старая Иза оказалась права. Эти мелкие гадости, которым так
радовались Сатипи и Кайт, лишь сослужили службу Нофрет. Нечего удивляться,
что с ее лица не сходила злорадная ухмылка.

- Она плохая, - сказала Ренисенб, отвечая своим мыслям. - Очень плохая.

- Да, - согласился и Камени, - она дурная женщина.

Ренисенб повернулась и с любопытством посмотрела на него.

- Ты знал ее и до приезда сюда, верно? Ты был знаком с ней там, в Мемфисе?

Камени смутился.

- Я знал ее совсем немного... Но слышал про нее. Говорили, что она гордая,
заносчивая и безжалостная, из тех, кто не умеет прощать.

Ренисенб вдруг сердито вскинула голову.

- Я не верю тому, что написал отец, заявила она. - Он не выполнит своих
угроз. Сейчас он сердится, но по натуре он человек справедливый, и, когда
вернется домой, он нас простит.

- Когда он вернется, - сказал Камени, - Нофрет постарается сделать так,
чтобы он не изменил своего решения. Она умна и своего добьется, к тому же,
не забудь, она очень красивая.

- Да, - согласилась Ренисенб, - она красивая. - И двинулась в сторону дома.
Почему-то слова Камени о том, что Нофрет очень красивая, показались ей
обидными...

II

Всю вторую половину дня Ренисенб провела с детьми. Пока она с ними играла,
неясное чувство боли, сжимавшей ее сердце, исчезло. Уже почти село солнце,
когда она поднялась на ноги, пригладила волосы и расправила складки на
мятой и перепачканной одежде. Интересно, почему это ни Сатипи, ни Кайт ни
разу не вышли во двор?

Камени давно ушел. Ренисенб направилась к дому. В главном зале никого не
было, и она прошла вглубь, на женскую половину. В своих покоях дремала Иза,
а ее маленькая рабыня ставила метки на куски полотна. В кухне пекли
трехугольные караваи хлеба. Дом словно опустел.

Ренисенб вдруг стало одиноко. Куда все подевались?

Хори, наверное, поднялся к себе наверх. Может, и Яхмос с ним или он пошел
на поля? Себек и Ипи, скорее всего, при стаде или приглядывают за тем, как
засыпают в закрома зерно. Но где Сатипи с Кайт, и где, да, где Нофрет?

В просторных покоях, которые облюбовала для себя Нофрет, терпко пахло ее
притираниями. Ренисенб остановилась в дверном проеме и обвела взглядом
деревянный подголовник кровати, шкатулку с украшениями, кучку браслетов из
бусинок и кольцо с лазуритовым скарабеем. Душистые притирания, масла,
одежды, белье, сандалии - все говорило о том, что их владелица Нофрет была
чужой в этом доме и даже врагом.

"Где, интересно, сама Нофрет", - подумала Ренисенб.

Она пошла к дверям, ведущим на задний двор, и столкнулась с Хенет.

- Куда все подевались, Хенет? В доме никого нет, кроме бабушки.

- Откуда мне знать, Ренисенб? Я занята работой, помогаю ткать, приглядываю
за тысячью и одним делом. Мне некогда гулять.

Это означает, решила Ренисенб, что кто-то отправился на прогулку. Может,
Сатипи поднялась вслед за Яхмосом к гробнице, чтобы и там досаждать ему
упреками? Но где тогда Кайт? Как не похоже на Кайт так надолго оставлять
своих детей!

И снова, словно подводным течением, пронеслась мысль: "А где Нофрет?"

И Хенет, будто прочитав ее мысль, тотчас откликнулась:

- Что касается Нофрет, то она уже давно пошла наверх, к Хори. - И Хенет
язвительно рассмеялась. - Вот Хори ей ровня. Он тоже человек умный. - Она
придвинулась к Ренисенб совсем близко. - Ты даже не представляешь себе,
Ренисенб, как я переживаю из-за всей этой истории. В тот день - помнишь? -
она явилась ко мне с отпечатком пощечины Кайт, и кровь текла у нее по лицу.
Она позвала Камени, чтобы он писал, а меня заставила подтвердить, что я все
видела собственными глазами. И разве я могла сказать, что ничего не видела?
О, она очень умная. А я, вспоминая все это время твою дорогую мать...

Но Ренисенб, не дослушав ее, выбежала из дверей в золотой закат вечернего
солнца. Скалы уже окутала густая тень - как прекрасен был мир в этот час!

Дойдя до тропинки, ведущей наверх, к гробнице, Ренисенб ускорила шаг. Она
поднимется туда и разыщет Хори. Да, разыщет Хори. Так она всегда поступала
в детстве, когда у нее ломались игрушки, когда она чего-либо не понимала
или боялась. Хори был сам как скала - несгибаемый, стойкий, твердый духом.

"Все будет в порядке, как только я доберусь до Хори", - убеждала себя
Ренисенб.

И снова ускорила шаг. Она почти бежала.

Потом вдруг увидела, что навстречу ей идет Сатипи. Сатипи, должно быть,
тоже побывала наверху.

Как странно идет Сатипи: шатается из стороны в сторону, спотыкается, словно
слепая...

Когда Сатипи увидела Ренисенб, она замерла на месте, прижав руку к груди.
Ренисенб подошла к ней и была поражена, увидев ее лицо.

- Что случилось, Сатипи? Тебе плохо?

- Нет, нет.

Голос у Сатипи был хриплым, глаза бегали.

- Ты что, заболела? Или испугалась? Что произошло?

- Что могло произойти? Ничего не произошло.

- Где ты была?

- Я ходила наверх, искала Яхмоса. Его там нет. Там никого нет.

Ренисенб смотрела на нее во все глаза. Перед ней была другая Сатипи, словно
она разом лишилась твердости характера и решительности.

- Пойдем, Ренисенб. Пойдем домой. Рука ее чуть приметно дрожала, когда она
схватила Ренисенб за плечо, принуждая повернуть назад, и это прикосновение
вызвало у Ренисенб внезапный протест.

- Нет, я поднимусь наверх.

- Говорю тебе, там никого нет.

- Я хочу посидеть и посмотреть на реку.

- Но уже поздно. Солнце почти село. Пальцы Сатипи впились ей в плечо.
Ренисенб попыталась вырваться.

- Пусти меня, Сатипи.

- Нет. Пойдем вместе назад.

Но Ренисенб уже удалось вырваться, и она бросилась вверх по тропинке.

Там что-то есть, инстинктивно чувствовала она, что-то есть... Она ускорила
шаги...

И тут она увидела - в тени от скалы что-то лежит... Она подбежала.

И ничуть не удивилась тому, что увидела. Словно именно это ожидала увидеть.

Нофрет лежала навзничь в неестественной позе. Ее открытые глаза были
безжизненны.

Наклонившись, Ренисенб дотронулась до холодной, уже застывшей щеки. Потом
выпрямилась, не отводя взгляда от Нофрет. Она не слышала, как сзади подошла
Сатипи.

- Наверное, она упала, - сказала Сатипи. - Шла по тропинке наверх и
сорвалась...

Да, подумала Ренисенб, возможно, именно так и случилось. Нофрет сорвалась
со скалы и, пока падала, несколько раз ударилась об известняковые глыбы.

- Возможно, увидела змею, - говорила Сатипи, - и испугалась. На тропинке
часто можно встретить спящих на солнце змей.

Змеи. Да, змеи. Себек и змея. Змея, голова у нее разбита, она лежит на
солнце. И Себек с горящими от ярости глазами...

Себек... Нофрет...

- Что случилось? - раздался голос Хори. Ренисенб с облегчением вздохнула. К
ним подошли Хори и Яхмос. Сатипи принялась с жаром объяснять, что Нофрет,
по-видимому, сорвалась со скалы.

- Она, наверное, поднималась, чтобы разыскать нас, но мы с Хори ходили
проверять оросительные каналы. Нас не было здесь около часа. А когда шли
обратно, увидели, что вы стоите здесь, - сказал Яхмос.

- А где Себек? - спросила Ренисенб и сама удивилась тому, как хрипло звучит
ее голос.

Она скорей почувствовала, чем увидела, как, услышав ее вопрос, резко
повернул голову Хори. Яхмос же, видно, не очень удивился, потому что
ответил:

- Себек? Во второй половине дня я его не видел. Во всяком случае, с тех
пор, как он, рассердившись, убежал из дому.

Но Хори продолжал смотреть на Ренисенб. Она подняла голову и встретилась с
ним взглядом. И когда увидела, что он отвел глаза и задумчиво смотрит на
тело Нофрет, поняла, что знает, о чем он думает.

- Себек? - переспросил он.

- О нет, - услышала Ренисенб собственный ответ. - Нет... Нет...

- Она сорвалась с тропинки, - настойчиво повторила Сатипи. - Как раз над
нами тропинка становится узкой, и поэтому особенно опасно...

"Опасно? О чем это говорил Хори? Ах да, он рассказывал ей, как еще ребенком
Себек напал на Яхмоса и как ее покойная мать, растащив их, сказала: "Нельзя
этого делать, Себек. Это опасно..."

Себек любит убивать. "А уж то, что надумаю, сделаю с удовольствием..."

Себек убил змею... Себек встретился с Нофрет на узкой тропинке...

И опять она услышала собственный шепот:

- Мы не знаем... Мы не знаем...

А потом с огромным облегчением, будто с души у нее спала тяжесть, услышала,
как Хори твердо и с уверенностью подтвердил предположение Сатипи:

- Да, наверное, она сорвалась со скалы... Взгляд его снова встретился со
взглядом Ренисенб. "Мы оба знаем... - подумала она. - И всегда будем
знать..."

- Да, она сорвалась со скалы, - услышала Ренисенб собственный дрожащий
голос.

И эхом отозвался Яхмос, словно ставя заключительную точку:

- Скорей всего, она и вправду сорвалась со скалы.

ГЛАВА Х

Четвертый месяц Зимы, 6-й день

I

Имхотеп сидел перед Изой.

- Они все рассказывают одно и то же, - хмуро пожаловался он.

- Что ж, по крайней мере, хоть это удачно.

- Удачно? Что значит "удачно"? Странные у тебя выражения!

Иза издала короткий смешок.

- Я знаю, что говорю, сын мой.

- Правда ли то, что они рассказывают, - вот что я должен решить, - с важным
видом заявил Имхотеп.

- Ты не богиня Маат[25]. И не умеешь, как Анубис[26], взвешивать сердца на
весах правды.

- Несчастный ли это случай?