ляла собой стопроцентно типичную секретаршу. Блондинка с волосами
ниже пояса, с ногами чрезмерной длины, с  ногтями  темно-синего  цвета  и  с
голосом томным и глуховатым. Короче, то что надо.
   Минут через пятнадцать, после ритуального  и  вполне  понятного  в  таких
обстоятельствах  монолога  о  том,  какой  "прекрасный  человек  был   Роман
Владимирович, нет, вы себе не представляете, такой умный, такой  добрый...",
Алиса перешла, наконец, к сути дела. Оказалось, что секретаршей Гарцева  она
больше числилась, а на деле работала с Кусяшкиным.
   - Знаете, Роман Владимирович  фирму  организовал,  все  наладил,  а  Иван
Иванович, ну, они же  друзья  с  детства  и  так  доверяли  друг  другу,  он
расстроится, вы увидите, такой удар! Да, так вот, Иван Иванович - он как  бы
директор и в последнее время всем руководил, а Роман Владимирович,  ну,  они
обсуждали все, наверное...
   - Наверное?
   - Ну, нам-то этого не рассказывали, но так повелось уже,  что  без  Ивана
Ивановича ничего не решалось, и он все время здесь, очень много работает.  А
Роман Владимирович, ну, он, что ли, не  такой  увлеченный.  Он  считал,  что
главное - все хорошо  организовать,  а  там  уж  само  пойдет,  если  рельсы
правильно положены. Потом у него были какие-то другие проекты,  и  на  фирме
иногда ему было, ну, скучно, что ли. Говорят, он даже хотел продать ее Ивану
Ивановичу, то есть не то что он хотел, а ему предлагали.
   - Кто?
   - Ну, все. Сам Иван Иванович, потом,  наш  коммерческий  директор  Сергей
Алексеевич Рехвиашвили.
   - И что?
   - Он  вроде  бы,  согласился.  То  есть  он  не  всю  фирму  продавал,  а
контрольный пакет акций, но все равно оставался в совете директоров.
   - Для вас это что-нибудь изменило бы?
   - Нет, то есть я хочу сказать, что нас не касается, как делятся  прибыли.
Мы тоже получаем маленький процент от суммы продаж, ну, как стимул, что  ли,
лучше работать. А так  Роман  Владимирович  к  нам  относился  лучше,  он  -
добренький, спокойный, а Иван Иванович, наоборот,  очень  строгий,  может  и
наорать, и даже часто орет. Но все равно последнее время всем руководит Иван
Иванович, так что приходится терпеть его плохой характер.
   - А Гарцев не работал?
   - Нет, ну что вы, работал, конечно, но не так много. Ну, так  вышло,  что
они сначала как бы делили работу пополам, а потому Иван Иванович все  больше
участков  себе  забирал,  сам,  не  то  что  Роман  Владимирович   на   него
переваливал,  просто  Иван  Иванович,  он  такой  человек,  он  все   должен
контролировать, его раздражает, если он не знает чего-то,  как  он  говорит,
если у него не полная картина.  Вам,  наверное,  скажут,  ну,  люди  разные,
знаете, не все доброжелательные, и  некоторые  говорят,  что  двум  хозяйкам
стало тесно на одной кухне.
   Коммерческому директору Сергею  Рехвиашвили  гораздо  больше  подошла  бы
фамилия  Иванов  или  Сидоров.  Ничего  грузинского  в  его   внешности   не
просматривалось, скорее все было наоборот: копна соломенных  волос,  светлые
глаза,  маленький  нос  картошкой.  О  том,  что  Рехвиашвили   был   акулой
капитализма,  говорило  не  только  название  его  должности,  но  и  наглый
оценивающий взгляд, жесткие, как  будто  вырубленные  из  камня,  носогубные
складки  и  тонкие  крепко  сжатые  губы.  Он   изучал   якобы   милицейское
удостоверение Александры с видимым удовольствием:
   -  Добровольный  помощник?  Надо  же,  как   времена   меняются.   Раньше
добровольных помощников никому не показывали, и уж тем более сами  помощники
этого не афишировали, а сейчас уже и ксивы выдают. Прелестно.
   - Я... не в том смысле помощник, а наоборот... то есть я хочу  сказать...
Помощники бывают разные.
   - Это конечно! Если  я  правильно  понял,  вы  будете  расследовать  этот
несчастный случай?
   Саша, прекрасно понимая, что Рехвиашвили выбрал самое для нее  невыгодное
направление разговора  и  что,  если  так  пойдет,  через  минуту-другую  ее
милицейский облик будет безжалостно развенчан злым  коммерческим  директором
на глазах доверчивого  коллектива  ВИНТа,  резко  рванула  одеяло  на  себя.
Старательно  изобразив  на  лице  высокомерное  недоумение,   она   перебила
Рехвиашвили:
   - Несчастный случай? - еще одна гримаса, и больше брезгливости, больше...
- Вы полагаете?
   - А вы предполагаете, что  Романа  убили?  -  и  хотя  тон  коммерческого
директора  был  все  еще  ехидным,  Саша  чуть  не   захлопала   в   ладоши:
заглотил-таки наживку!
   - Ну... не то чтобы. Просто, все надо прояснить.
   - И кто же убийца, по-вашему?
   - Как вы справедливо заметили,  я  не  следователь,  а  только  помощник.
Следователь  просил  меня  узнать,  не  было  ли  у  вашего   шефа   врагов,
недоброжелателей, конкурентов, которым он перешел дорогу. Ну, вы же  знаете,
сначала всегда ищут мотивы.
   Рехвиашвили посерьезнел.
   - Вам уже наплели здесь про Ивана? Ерунда! Если  исходить  из  того,  что
люди, занятые бизнесом, теоретически должны хотеть убрать своих компаньонов,
то нам никогда не понять, как это многие компании управляются коллегиально.
   - Может быть, у этих людей просто руки до компаньонов не дошли.
   - Ха. Может. Но к нашей фирме эта схема не очень применима.
   - Это почему?
   - Потому что, во-первых. Роман не очень-то мешал Ивану. Иван забрал  себе
все рычаги управления, и бухгалтерию в том числе, и  имел  все,  что  хотел.
Во-вторых, они обо всем договорились к взаимному удовольствию.
   - А если бы не договорились?
   - Ну, если бы не договорились, то  все  было  бы  по-старому.  Но,  милая
девушка, если игроки в процессе игры  обнаруживают,  что  играют  уже  не  в
футбол, а в шашки, то они оговаривают правила новой игры. Так и у нас: жизнь
изменилась,  и,  соответственно,  назрела  необходимость   перераспределения
полномочий.
   - Я правильно поняла, что Гарцев в результате  перехода  к  шашкам  терял
часть доходов?
   - Не столько доходов, сколько власти. Но - вместе с головной болью.
   - Но ведь Гарцев мог бы отказаться.
   - Тогда Кусяшкин мог бы уйти. И фирма вряд ли пережила бы это,  а  Гарцев
сейчас уже не смог бы, да и не захотел бы опять все на себя  взваливать.  То
есть фирма не закрылась бы, но нас очень  быстро  бы  оттеснили  на  далекие
позиции конкуренты. У Гарцева  и  выбор-то  был  небольшой:  либо  рисковать
фирмой и все равно терять деньги в результате, либо выгодно акции продать  и
доходы сохранить.
   - То есть отношения у них были не очень хорошие?
   - Почему?
   - Ну, если встал вопрос "или - или".
   - Дело не в отношениях, и вопрос этот встал не вдруг.  Он  вставал,  если
хотите, последние два года. Ненормально же, когда два руководителя и главный
не тот, кто реально руководит. Отношения, строго говоря, здесь вообще ни при
чем. Для бизнеса так было лучше. К тому же  "или  -  или"  -  так  никто  не
говорил. Все Понимали, что фирму основал Гарцев и отбирать ее у него было бы
некрасиво. Но на чужом горбу  в  рай  перманентно  въезжать  тоже  нехорошо.
Основные успехи фирмы и прибыли, соответственно, - это  Кусяшкин,  и  только
он. И Гарцев тоже это понимал. Кстати, Иван  никогда  не  угрожал  тем,  что
уйдет, но это как-то подразумевалось.
   - И когда планировалась продажа этих акций?
   - Акций, как вы себе  это  представляете,  вообще  нет.  У  нас  закрытое
акционерное общество. И не было торжественного подписания  договора  о  том,
что некто Гарцев некоему Кусяшкину продает часть фирмы. Они договорились,  и
все. Подобные дела так и делаются. Просто принимаются новые правила,  и  все
участники процесса с этим соглашаются.
   - И теперь Кусяшкин - владелец фирмы.
   - У него 75 процентов.
   - А было?
   - А было 30.
   - И Гарцев так спокойно отвалил ему свои 45?
   - Не за так же! Иван должен был заплатить ему очень приличную сумму.
   - Сколько?
   - Это их дело.
   - Вы не знаете?
   - Я не знаю точно, они долго договаривались, передоговаривались. Спросите
у Ивана, захочет - расскажет.
   - Вы сказали, должен был заплатить. То есть не заплатил еще?
   - Сразу таких денег у Ивана быть не могло, в любом  случае  это  делается
постепенно. Деньги в деле.
   - Но свои 75 процентов он получил сразу, а не постепенно.
   - А что - продавать по  кускам  по  мере  поступления  средств,  что  ли?
Сегодня деньги, завтра стулья - не всегда лучший способ расчетов.
   - Мог Гарцев покончить с собой, как вы думаете?
   - Нет, конечно. С чего? Для него продажа этих акций никакая не  трагедия,
обычная сделка. К тому же он скоро собирался жениться, так что и здесь все в
порядке. Я думаю - несчастный случай, облокотился неудачно,  что-то  в  этом
роде. Я был у Ивана дома, там такие низкие перила на балконе...
   - И когда вы видели Гарцева в последний раз, он не был ни  расстроен,  ни
угнетен?
   - Нет, не был.
   - Кстати, когда это было?
   Рехвиашвили задумался:
   - Точно не помню, дней пять назад примерно. В последний год  он  в  офисе
редко бывал.
   Рехвиашвили был единственным из обитателей офиса, кто, поговорив с Сашей,
немедленно уехал. Остальные демонстрировали просто-таки  бешеную  готовность
поделиться с "сотрудником милиции" наболевшим. И делились  почти  до  девяти
вечера. Ничего принципиально  нового,  правда,  они  не  сообщили.  В  своих
предположениях о причинах смерти хозяина сотрудники  фирмы  были  достаточно
единодушны:  несчастный  случай.  Убийство  и  тем  более  самоубийство  все
отвергали с ходу. И Саша чем дальше, тем больше склонялась к тому,  чтобы  с
ними согласиться. И согласилась бы, если бы  в  офисе  ВИНТа  неожиданно  не
появился новый персонаж. Произошло это  в  тот  момент,  когда  сердобольная
Алиса  отпаивала   Сашу   кофеем   после   трудов   праведных   в   приемной
Гарцева-Кусяшкина. Туда-то и  влетела  милейшая  девушка  Юля,  которая,  по
счастливой случайности, работала в ВИНТе секретаршей Рехвиашвили. Ее не было
в офисе, когда пришла Саша, - по причине посещения зубного врача она ушла  с
работы раньше.
   - Ключи забыла, - сообщила она Алисе, - а вы-то чего здесь делаете?  Ночь
уже практически.
   - Ой, Юля, у нас такая беда, - Алиса  опять  вооружилась  страдальческими
интонациями, - Роман Владимирович, разбился!
   - О господи! - Юля присела на стул рядом с ними. - Конечно,  он  был  так
расстроен сегодня, так огорчен. В таком  состоянии  вообще  нельзя  за  руль
садиться.
   - Да нет, не на машине... - начала  было  объяснять  Алиса,  но  Саша,  у
которой моментально открылось второе дыхание  и  охотничий  азарт,  не  дала
Алисе договорить.
   - Огорчен? Сегодня? Вы его видели?
   - Да, здесь. Он с моим начальником ругался, а потом с Иваном Ивановичем.
   - С обоими сразу?
   - Нет, по очереди. Сначала они ругались в кабинете у Сергея Алексеевича.
   - Рехвиашвили?
   - Да.
   "Интересно, - подумала Саша, - зачем это Сергею  Алексеевичу  Рехвиашвили
потребовалось скрывать от меня  факт  встречи  с  покойным  Гарцевым?  Да  и
глуповато скрывать то, что они виделись сегодня, а не неделю назад. Он  что,
не понимает, что свидетелями их встречи с Гарцевым  была  половина  служащих
фирмы? Но раз врет, значит, есть причина".
   Однако Юля продолжала:
   - А потом Роман Владимирович звонил Ивану Ивановичу из  приемной  -  Иван
Иваныча сегодня в офисе не было, - обвинял  его  в  чем-то,  вроде  тот  его
как-то обманул. Говорил, раз так, то их прежние договоренности не считаются.
   - В чем обманул?
   - Не знаю. Разговор был очень коротким,  но  получалось  так,  что  Роман
Владимирович чего-то не знал раньше, а теперь узнал  и  сердится.  Я  вообще
никогда  не  слышала,  чтоб  Роман  Владимирович  так  с  Иваном  Ивановичем
разговаривал, они же друзья, вы знаете? Он велел ему приехать и поговорить.
   - Сюда приехать?
   - Нет, где-то они  встретиться  должны  были  в  другом  месте.  Вот,  не
сложилось.
   "Ну почему же, - подумала Саша, -  как  раз  сложилось,  судя  по  всему.
Только не в пользу Романа Владимировича Гарцева".
 
Глава 4 
АЛЕКСАНДРА 
 
   Приятно собственными руками найти убийцу и подарить органам правопорядка.
Мы добрые, нам не жалко. Я представляла себе раздавленного  восторгом  Васю,
который долго будет жать мне руку и умолять не оставлять его своими заботами
и впредь. Теперь оставалось только  совместить  мои  интересы  с  интересами
правоохранительных органов. Нехорошо будет, если  Вася  узнает  о  том,  кто
убийца, только из  опубликованного  материала.  Поэтому  лучше  это  сделать
одновременно, то есть завезти Васе написанный материал, который  планируется
в послезавтрашний номер. Тогда он успеет и преступника задержать, и в глазах
начальства свое сыщицкое достоинство не уронить.
   Убийцу я нашла, теперь  осталось  набрать  подробностей,  этих,  как  их,
штрихов к портрету. Типа "дома он был нежным,  заботливым  отцом".  Мой  шеф
называет копание в личной и семейной жизни преступника  "вторым  пластом"  и
"неожиданным ракурсом". Его мало интересовали  судебный  процесс,  протокол,
материалы дела, зато он всегда готов был жизнь продать за информацию о  том,
какую  кашку  ел  в  детстве  маньяк  и  каким  было  его  первое   любовное
разочарование. Однажды я притащила ему бесценное, на мой взгляд, интервью  с
человеком,  приговоренным  к  смертной  казни.   "А   чего   ты   с   ним-то
разговаривала? - удивился он. - Ты с матерью его поговори, с женой..."  Судя
по всему, в юности Майонезу случайно попался учебник по семейной психологии,
который велел искать причины  всяких  гадостей  в  детских  переживаниях,  в
крайнем случае - в юношеских.
   Кстати о шефе. Звали Александр Иванович Полуянов, редакционная  кличка  -
Майонез. Не потому, увы,  что  он  был  универсальной  приправой  ко  всему.
Странная кличка Александра Ивановича родилась в  канун  нового,  1992  года,
когда  отдел  происшествий  готовился   отметить   неумолимо   надвигающийся
праздник. Все  было  готово,  салаты  наструганы,  колбаса  порезана,  водка
охлаждена.  И,  как  водится,  в  самый  последний  момент  вспомнили,   что
заправлять салаты нечем - забыли купить майонез. Стажерка Оля  Козлова  была
немедленно  послана  в  ближайший  гастроном  за  недостающим  ингредиентом.
Александра Ивановича в тот момент в отделе не было - отлучился "по делам".
   Гости прибывали,  возбуждение  присутствующих  нарастало,  всем  хотелось
срочно  праздновать,  но  верноподданнические   чувства   заставляли   ждать
начальника, а привычка  к  вкусной  и  здоровой  пище  мешала  приступить  к
поеданию салатов, не заправленных майонезом.
   "Сейчас, сейчас, - успокаивала всех референт Любочка, - сейчас придет Оля
с майонезом, и мы сядем".
   Оля и Александр Иванович появились одновременно и были встречены  шквалом
аплодисментов. После чего праздник немедленно начался.
   Через пару часов, когда Александр Иванович отлучился по очередным  делам.
Лева Мотькин, корреспондент соседнего отдела и  новый  человек  в  редакции,
спросил  у  присутствующих,  почему  мы,  собственно,  называем   Александра
Ивановича майонезом. Присутствующие вопроса не поняли,  потому  как  никогда
ничего подобного себе не позволяли. "Ну как же, - возразил Лева,  -  вот  вы
все время говорили: "Сейчас придет Оля с  майонезом,  Оля  с  майонезом",  а
потом пришла Оля с Александром Ивановичем. Значит..."
   В этот миг начальник отдела происшествий обрел свое новое имя.
   Родом Майонез был из Хабаровска, чем  чрезвычайно  гордился.  Все  знали:
факт  рождения  не  где-нибудь,  а  именно  в   Хабаровске,   является   его
персональной заслугой. Такое под силу только людям сильным и умным; тем  же,
кто  своевременно  не  позаботился  о  выборе  правильного  места  рождения,
оставалось  только  кусать  локти,  рыдать  по  ночам  и   проклинать   свою
нерасторопность. Я, увы, родилась не в Хабаровске, а потому мне было суждено
только замаливать свой  грех  непосильным  трудом  и  терпеть  презрительное
отношение Александра Ивановича.
   Спорить  с  Майонезом  осмеливались  только   горячо   ненавидящие   себя
мазохисты. Александр Иванович был человеком простым и грубым, но не этим  он
был страшен. Всеобщий дискомфорт достигался тем, что он активно, не страшась
преград, внедрял в жизнь собственную философию, которую сам же  и  придумал.
Майонез на полном серьезе полагал, что редакция газеты - это  воспитательное
учреждение, а на нем - Александре  Ивановиче,  как  руководителе  одного  из
подразделений  редакции,  -  лежит  святая  обязанность  делать  из   сырого
материала (стажеров, корреспондентов и просто авторов) людей. Никому не было
известно, что именно он подразумевал под "людьми" и какой продукт должен был
получиться на выходе после майонезовской обработки, зато методы  превращения
в людей были известны всем. Мой шеф считал, что, если человека, то  есть  не
человека  еще,  а  молодого  корреспондента,   не   возить   с   подкупающей
регулярностью "мордой об стол", не объяснять ему, что он полная бездарность,
дурак и невежда, из него  никогда  ничего  не  получится.  Вот  именно  так:
никогда и ничего.
   Трудностей Майонез не боялся и с готовностью брался за любые, даже  самые
бесперспективные с воспитательной  точки  зрения  варианты.  Чем  хуже,  тем
лучше. Что выдавало в нем истинного художника и профессионала.
   У меня был приятель Саша Катамахин, который промышлял тем, что  исправлял
девушкам фигуры путем зверских физических упражнений. Так вот, если  к  нему
приходила в целом нормальная девушка, недостатки фигуры которой никак нельзя
было назвать дефектами, он за нее не брался. "Что с тобой делать-то, -  вяло
говорил он, - сама все можешь исправить, побегай месячишко вокруг дома,  ешь
поменьше плюшек, все само собой наладится". Зато стокилограммовые девчонки с
кривыми ногами и, желательно, горбом вызывали у Саши прилив творческих  сил.
"Вот это - интересный экземпляр, - Катамахин потирал руки и  облизывался,  -
приступим немедленно".
   Так  и  Майонез  -  его  мало  интересовали  взрослые  мужчины  родом  из
Свердловска или Тюмени (я уже не говорю про Хабаровск), которых "жизнь  уже,
слава богу,  воспитала",  зато  "слабоумные  московские  девочки"  подлежали
длительной термической обработке. Я, разумеется, была из  таких.  И  Майонез
ежедневно зубилом  и  кувалдой  вырубал  из  этой  глыбы  "дури  и  амбиций"
настоящего журналиста, то есть, как я это понимала, забитого покорного типа,
неуверенного в себе, сильно  пьющего  и  с  плохим  цветом  лица.  При  этом
допускались, то есть не отрицались начисто, творческие способности.
   А уж если воспитуемый умел найти  "неожиданный  ракурс"  и  набрать  пару
килограмм "штрихов к портрету", он мог не бояться выволочек  и  справедливых
высказываний в свой адрес в течение целого дня.
   Источник недостающих "штрихов к портрету"  убийцы  мне  подсказал  еще  в
ВИНТе Алексей Сунцов, директор по маркетингу. По его  словам,  исчерпывающей
информацией о Кусяшкине владела его бывшая  жена  Ирина,  которую  на  фирме
знали хорошо и, как мне показалось, не любили. Хотя среди женского персонала
у нее было полно приятельниц,  с  которыми  она  регулярно  созванивалась  и
встречалась.
   - Шпионит, - заверил меня Алексей Сунцов. - Ей нужна свежая информация об
Иване.
   - Информация какого плана?
   - Прежде всего денежного, ну и амурные дела, конечно. Но тут у нее вечный
облом. Иван принципиально на работе - ни-ни.
   - А после работы? Сергей развел руками:
   - Это его личное дело. Но Ирка даже  нанимала  частного  детектива,  чтоб
следил за Иваном и ей докладывал. Но момент неудачный выбрала - конец  года,
финансовые отчеты. Короче, он здесь днями и ночами торчал,  а  через  неделю
засек этого детектива у себя в  подъезде  и  с  лестницы  спустил.  А  потом
перевербовал.
   - Как?
   - Так. Доплатил ему немного и послал следить за  женой.  И,  представьте,
удачно. Нет, это слово не подходит. Результативно, вот! С помощью  детектива
он ее заст