ка  до
такого расстройства, не познакомившись, не увидев его ни разу. И я похромала
на пятый этаж. У палаты реанимации, в которой лежал Кусяшкин,  стоял  хмурый
детина и сверлил всех маленькими беленькими глазками.
   - К кому? - вежливо рявкнул он, когда я сделала  попытку  протиснуться  в
дверь палаты.
   - Не волнуйтесь, не к вам, - ответила я столь же любезно.
   - Минутку, - он схватил меня за локоть. - К кому?
   - К Кусяшкину, - я мило улыбнулась. - Я его сестра. У нас принято  болеть
всей семьей и обязательно лежать в одной и той же больнице.
   - Туда нельзя.
   - Я только заглянуть.
   - Зачем?
   - Соскучилась.
   Он задумался, хотя было совершенно  очевидно,  что  делать  он  этого  не
умеет. Но, видимо, мой облик - больничный халат, рука на веревочке и  тапки,
которые были мне на восемь размеров велики, пробудили  в  нем  не  то  чтобы
жалость, но снисхождение к сирым и убогим.
   - Пройдите.
   Кусяшкин произвел на меня  сильное  впечатление:  он  весь  был  какой-то
трубчатый. Трубки торчали у него из носа, изо рта, тянулись к его  рукам  от
капельниц, которых было в избытке. Ужас!  Совесть  опять  схватила  меня  за
горло. Но ненадолго. За спиной я услышала до боли знакомый голос:
   - Преступника всегда тянет на место преступления.
   Капитан милиции Василий  Феликсович  Коновалов  стоял  в  дверях  палаты,
привалившись к косяку и скрестив руки на груди.
   - Хотела добить своего убийцу гипсовым кулаком? Правильно.  Пока  суд  да
дело, а сейчас он слаб, беспомощен, самое время вершить произвол.
   - Вершат правосудие, а произвол творят, - промямлила я, стуча  зубами  от
страха.
   - Больше тебе нечего сказать? - Вася отлепился от  косяка  и  сделал  шаг
вперед. Зачем? Куда он идет?! Что  собирается  делать?!  И  я  закричала  от
страха.  Акустика  в  институте  Склифосовского  всегда  была  отменной,   и
покаянное эхо, стукнувшись о потолок, упало к Васиным ногам.
   - Вася, любимый, прости!
   И он смягчился, хотя вида не подал:
   - Любимый? Твоего любимого мне  на  днях  довелось  лицезреть.  Достойный
выбор. Впрочем, при твоих нынешних физических недостатках ты вряд ли  можешь
рассчитывать на большее. Кстати, если твой рыжий тебя бросит за  однорукость
и безмозглость, у меня есть на примете нечто  еще  более  противное  -  Гуся
Зацепин, помнишь? Он месяц, как освободился, сексуальный извращенец  и  тоже
инвалид. У него водянка головного мозга. Голова больша-ая, больша-ая, на вас
двоих хватит.
   - Вася, - я вложила в свой  возглас  столько  мольбы,  что  и  камень  бы
дрогнул, - Васенька, ну прости меня, дуру, так получилось! Я больше не буду!
   - Конечно, не будешь. Я больше близко тебя к МУРу не подпущу.  Документы,
погоны, оружие сдашь коменданту.
   - Ты хочешь отобрать у меня удостоверение?
   - Уже отобрал. Оно, к  счастью,  оказалось  в  твоей  сумке,  которую  ты
подарила уличным хулиганам.
   - Хулиганам?! Да они убийцы и грабители!
   - Ну уж. Мелкое хулиганье. Даже не потерянные для общества люди, можно за
них побороться.
   - Они отобрали у меня сумку и толкнули под машину! Это тебе как?
   - Я их понимаю. Я бы на их месте...
   - Вася!
   - Посуди сама, не сделай они этого, мне бы пришлось трясти тебя  за  ноги
вниз головой, дожидаясь, пока из  тебя  вывалится  удостоверение.  Из  сумки
взять проще, тем более что тебя и трясти теперь опасно, еще развалишься.
   - Грешно смеяться над больными.
   - Я не смеюсь, я плачу. Марш отсюда, и чтоб духу твоего не было у  палаты
умирающего!
   Что мне оставалось? Я поковыляла к себе, размышляя о  том,  ревнует  меня
Вася или мне это показалось.
   По дороге на родной травматологический этаж я решила зайти к  заведующему
травматологическим же отделением Михаилу Ивановичу. Познакомиться. То есть -
представиться.
   Он, в отличие от этого урода Васи, мне обрадовался.
   - А-а, Галочка, уже ходим? Молодец.
   - Ходим потихоньку, Михал Иваныч. Только я не Галочка.
   Он потер переносицу, достал из стола историю болезни, полистал.
   - Сотрясение ищете? - я мучительно придумывала оправдания. -  Дело  не  в
этом. Понимаете, я думала, что меня хотят  убить,  и  спряталась  под  чужим
именем.
   -  Спряталась?  -  Михаил  Иванович  надел  очки  и  посмотрел  на   меня
специальным врачебным взглядом. - Ну-ну.
   - Правда! Я просто испугалась. Но больше не  хочу  морочить  вам  голову.
Меня зовут Саша, фамилия моя - Митина. Вот.
   Михаил Иванович продолжал смотреть на меня с профессиональным интересом.
   - Ну-ка, голубчик, не знаю, как тебя  там  зовут,  иди-ка  сюда,  я  тебя
послушаю. Сядь здесь, та-ак, открой рот, та-ак, ага, дай-ка руку...
   - Да нет, со мной уже все в порядке, - я попыталась увернуться от  цепких
рук доктора. Не удалось.
   - Конечно, в порядке. Так-так... голова не кружится?
   А ведь не хватало для полного  счастья,  чтобы  меня  еще  и  в  психушку
упекли. Вот был бы номер.
   - Михал Иваныч, там наверху, в токсикологии, в  реанимации  мой  знакомый
капитан милиции. Он вам подтвердит, что я все придумала с Другим  именем,  и
объяснит почему. Я вижу, вы мне не верите.
   - И что же с ним случилось?
   - С кем?
   - С капитаном.
   - С ним - ничего. Он там допрашивает одного умирающего.
   - Ага. Ладно, разберемся.
   Возвращаясь в палату, я думала о том, что Вася в отместку с удовольствием
может  поддержать  версию  моего  безумия.  Он  ведь  такой,  мстительный  и
злопамятный. Мент, одним словом.
 
Глава 31 
АЛЕКСАНДРА 
 
   Завтра меня выписывают, и это совершенно закономерное явление, потому что
погода испортилась, пошли дожди и задули ветры. В окно я теперь не смотрю из
принципа. Виталик ликует и уже довольно нагло  интересовался,  может  ли  он
забрать свой  сотовый  телефон,  потому  что  его  "уже  торопят".  Пришлось
отказать, хотя телефон мне совершенно не нужен. Нужен, не  нужен,  а  жмотов
воспитывать надо. Этот недоделанный Виталик все две недели  моей  больничной
жизни ныл и скулил из-за своего телефона: "Извините за  вопрос,  Александра,
но каков, по-вашему, будет счет за ВАШИ  переговоры?"  И  морда  такая,  как
будто я выношу из его квартиры последнюю табуретку, оставляя  несчастного  в
голых стенах. Жадные мужчины изобретательны и предприимчивы,  им  есть,  что
терять, поэтому они выстраивают хлипкие укрепсооружения, делая вид, что  это
непрошибаемые логические конструкции. Например, наехавший  на  меня  Виталик
позволил себе такой псевдологический  пассаж:  "Вам  ведь,  Александра,  уже
лучше, дела пошли на поправку, значит,  и  телефон  вам,  наверное,  уже  не
нужен". Умен, правда? Общеизвестно, что телефоны более  всего  нужны  людям,
находящимся  на  грани  жизни  и  смерти.  Следуя  этой  логике,  Кусяшкину,
умирающему  двумя  этажами  выше,  телефон  сейчас  остро  необходим.  Даешь
повальную телефонизацию реанимаций! Короче, Виталик сам меня  спровоцировал,
и я приняла единственно  правильное  и  принципиальное  решение  -  звонить,
звонить и звонить. Оставалось придумать - кому? Васе, что ли? Действительно,
позвоню, все равно его на работе, застать невозможно.
   Вася, вероломно опровергая все мои предположения, снял  трубку  сразу.  И
даже как будто обрадовался:
   - Ладно, пора уже и грехи замаливать. Ты с Кусяшкиным хотела  проститься,
так вот сбегай к нему, поболтай, он уже пришел в себя.
   - Сбегай - это сильно сказано...
   - Сползай. Мне, собственно,  все  равно,  какой  способ  передвижения  ты
выберешь. Разговори его, ты умеешь.  Повыясняй,  какие  такие  у  него  есть
враги.
   - Вась, а ты простил меня, ведь правда?
   -   Потом.   Это   -   потом.   Все   будет    зависеть    от    качества
исправительно-трудовых работ и от поведения в период  исполнения  наказания.
Нам важно не только изолировать преступника, но и перевоспитать его. Поняла?
   - Так точно. Разрешите выполнять?
   - Да. Позвони мне потом.
   - Позвоню (трепещи, жадный  Виталик).  -  А  меня  пустят?  Там  же  этот
стоит...
   - Скажи, что я разрешил.
   Амбал, охраняющий палату, сразу поверил,  что  я  "от  товарища  капитана
Коновалова", и разрешил войти, "только ненадолго".
   Кусяшкин выглядел неважно, но элегантно. Ввалившиеся щеки, серые тени под
глазами, скучающий взгляд. Я отказала себе в  удовольствии  поинтересоваться
"Как дела?" или "Как самочувствие?", что на  моем  месте  сделал  бы  каждый
вежливый человек, и начала с увеселительного номера нашей программы  -  надо
же как-то взбодрить умирающего.
   - Иван Иванович, позвольте  представиться,  меня  зовут  Саша,  и  это  я
посылала вам те письма.
   Кусяшкин посмотрел на меня внимательно, даже  голову  повернул,  что  ему
было крайне неудобно делать - мешали трубки, которые по-прежнему  торчали  у
него из носа.
   - Зачем? - наконец спросил он слабым голосом.
   - Так я думала, что вы убийца. Причем я думала, что вы и меня хотели,  то
есть пытались убить.
   - Вас? Зачем?! - В его  безжизненном  голосе  появились,  наконец,  некие
цвета - не то чтобы интонация, но все же некое  подобие.  Но  меня  серьезно
тревожила не столько малоэмоциональная речь Ивана Ивановича, сколько скудный
словарный запас. Сможем ли мы продолжить беседу, если он знает  только  одно
вопросительное слово "зачем"? И знает  ли  он  такие  слова,  как  "почему",
"отчего", а также  "где",  "когда",  "кто"  и  "чем",  так  необходимые  при
расследовании убийства? Проверим.
   - После того как я побывала у вас на фирме и мне там все рассказали...  -
я сделала паузу, позволяя ему вклиниться со своим коронным вопросом,  но  он
не стал этого делать, - потом, вечером, на меня  напали,  вот  видите?  -  я
постучала кулаком по гипсу, - и я решила, что это вы наняли бандитов, потому
что я теперь слишком много знаю.
   Кусяшкин прореагировал на мой  правдивый  рассказ  прямо-таки  бурно.  Он
закатил глаза и прошептал:
   - О Господи!
   - Согласна, - сказала я. - Но ведь чего не подумаешь от страху.
   - Теперь вы так не думаете? - спросил он и вдруг тяжело закашлялся, из-за
чего меня немедленно выставили из  палаты.  Васе  докладывать  нечего,  зато
знакомство состоялось. Пообещав амбалу у двери зайти вечером,  я  побрела  к
себе думать. Нет, не похож Кусяшкин на убийцу, не похож, и все тут. Хотя под
капельницей все выглядят более-менее мирно.
   Васе я все-таки позвонила,  главным  образом  для  того,  чтобы  уточнить
мотивы убийства Кусяшкина. У Васи было три предположения: деловое,  семейное
и комбинированное. Деловое - все-таки конкуренты, уничтожающие  фирму  ВИНТ.
Семейное - бывшая жена, претендующая на наследство. Комбинированное - сговор
конкурентов с бывшей женой. Дети наследуют все, в том числе и ВИНТ, а  Ирина
Кусяшкина,  будучи  опекуном,  становится   подставным   директором   фирмы.
Последняя версия понравилась мне больше всего, разумеется своей сложностью и
замысловатостью. Васе она, напротив того, не нравилась  совсем,  потому  что
такие убийства не раскрываются, ибо совершаются наемными киллерами.  К  тому
же в эту схему не вписывалась Марина Грушина, и странными  выглядели  орудия
убийства  -  где  это  видано,  чтобы  киллеры  пользовались   камнями   для
придавливания квашеной капусты или подмешивали яд в  спиртные  напитки.  Все
это попахивало экспромтом. Поэтому, стремясь выполнить и перевыполнить  план
по разорению Виталика, я позвонила бывшей жене нашего больного Ирине.
   - Вот уж не ожидала, - Ирина мрачно усмехнулась, - нами сейчас занимаются
совсем другие представители органов.
   - Честно говоря, Ира, я вами не занимаюсь, а звоню потому,  что  чувствую
себя виноватой перед вашим мужем.
   - Это в чем же?
   - Я думала, что он убийца, и писала ему странные письма, которые вряд  ли
могли его порадовать.
   - А-а, а я-то обрадовалась. Подумала, вдруг это вы его отравили. А то ваш
начальник... или кем он там вам  приходится?  Здоровый  такой,  он  меня  за
убийцу держит. А вот если бы вы его отравили...
   -  Зачем?  -  все-таки  дурной  пример  заразителен,  и,  пообщавшись   с
Кусяшкиным, я в совершенстве освоила его любимое выражение. -  Мне-то  зачем
его травить?
   - Да, правда. Так, и что вы звоните?
   - Не откажите,  пожалуйста,  ответьте  на  несколько  вопросов.  Ваш  муж
выпивал?
   - Да.
   - Часто?
   - Ежедневно. За ужином - грамм сто пятьдесят водки или коньяку. Но только
дома. На деловых встречах - не употреблял. В последнее время, насколько  мне
известно, такие деловые застолья случались у него чуть ли  не  каждый  день,
так что, полагаю, пить он стал меньше.
   - Но в течение одного дня могли поместиться и  деловой  обед,  и  деловой
ужин? - спросила я.
   - Вряд ли. Что-то одно обычно, - разделила мои сомнения Ирина.
   - И тогда, приехав домой, он просто ужинал и...
   - Выпивал, определенно.
   Вот ведь  какая  честная  Ирина  оказалась.  Все  привычки  родного  мужа
поведала. И призналась тем  самым,  что  прекрасно  их  знала.  Увы,  я  так
рассчитывала, что она будет мне врать и делать вид, что не знает, пьет ли он
по вечерам.
   - А кто, кроме вас, Ира, знал, что вечером, придя домой,  он  обязательно
выпьет коньяк?
   - А-а, вот вы о чем. Многие знали. В ВИНТе все, я думаю. Уж точно не хуже
меня. Я, как вы понимаете, последние два года не имела удовольствия  изучать
его привычки. Хотя, говорят, они не сильно изменились.
   Говорят. Она даже не боится признаться, что следила за его привычками.  И
вот тут меня посетила очередная гениальная идея: может быть, убийца - это ее
какой-нибудь воздыхатель?
   Вася подтвердил факт наличия  такового  воздыхателя,  материально,  между
прочим, весьма скромно обеспеченного.
   - Мы его потрясем, но позже, а ты сегодня еще  разок  навести  Кусяшкина,
вдруг у него какие догадки.
   - Вась, а давно у Ирины этот воздыхатель?
   - Года два с половиной. Давно это, по-твоему?
   - Ужас! Сто лет. А зовут его как?
   - Геннадий. Зачем тебе?
   - Мне в ВИНТе рассказывали о том, что Ирина завела себе любовника,  из-за
чего они с Кусяшкиным и развелись. Раз Геннадий, значит, тот же самый.
   Иван Иванович к вечеру пришел в прекрасную спортивную форму. У него  даже
вынули трубки из носа, хотя капельницы пока стояли.
   Меня он встретил как родную:
   - Вот и  жертва  моя  пришла.  А  чем  я  вас  пытался  убить,  позвольте
спросить?
   - Бандитами, я ж вам сказала. Двумя.
   - Били?
   - Нет, пихали. Сумку отняли, с документами, кошельком и диктофоном.
   - Сумку? - он сделал попытку улыбнуться. - Сумку - это мои. Тем  более  с
кошельком.
   - Ладно, я на вас уже не сержусь. К тому же мне поручено вас  разговорить
и составить список тех, кто мог хотеть вас убить.
   - Не знаю. Правда, не знаю.
   - А вот, к примеру, возлюбленный вашей бывшей жены как к вам относился?
   - Гена? Никак.
   - Но любить вас у него нет поводов, правда?
   - Правда. Но и не любить - тоже. Я ему не мешаю, а  однажды  даже  помог.
Освободил его возлюбленную от моей навязчивой  опеки.  Теперь  он  может  ею
располагать практически в любое удобное для него время.
   - А корыстные побуждения? Он ведь бедный человек. Представьте, если бы вы
умерли, все ваше состояние досталось бы вашей жене.
   - Да. Ради того, чтобы этого не произошло, стоит жить вечно.  -  Кусяшкин
принялся ухмыляться и строить рожи каким-то своим мыслям. Видно было, что он
радуется, но вместе с тем радуется не по-доброму.
   - Гм, гм, - я осмелилась-таки прервать его раздумья, - мы, собственно, об
убийстве.
   - Слабоват он для убийства. Тихий он, забитый. Неудачник к  тому  же.  Но
если окажется, что он... Хотя вряд ли. Но если... он ведь в дом к ним ходит.
А там Алеша и Лиза. Я тогда детей к себе заберу. А она пусть живет со  своим
Геной-убийцей и с младшеньким.
   - Вообще-то убийцы, вина которых доказана, У нас, как правило,  проживают
в отрыве от семьи.
   - А, ну да, ну да. Но ведь надо же еще доказать, что он убийца.
   - Вот именно. Я предлагаю вам взять его с  поличным.  Поверьте  мне,  это
самый надежный способ.
   - Вы МНЕ предлагаете  его  брать?  -  Кусяшкин  так  удивился,  что  даже
попытался приподняться в постели.
   - Нет, конечно, - успокоила я его. -  Брать  будут  специально  обученные
люди, а вас мы еще раз подставим под удар. То есть вы  будете  приманкой.  И
когда он опять будет вас убивать, в этот самый момент его и возьмут.
   - Спасибо, конечно, за доверие, но нельзя ли придумать  что-нибудь  менее
рискованное. А, потом, почему вы думаете, что он придет меня убивать?
   - Ну это как раз элементарно. Он же хочет вас убить? Хочет.
   - Почему вы так уверены?
   - Потому что он уже однажды пытался.
   - А вдруг он или не он, ведь неизвестно кто, этим ограничится? - Кусяшкин
явно старался увильнуть от операции по поимке опасного преступника.
   - Вот этого-то как раз допустить нельзя! - Я твердо  решила  пресечь  его
малодушие.
   - Вы думаете? А я бы...
   - Нет, нет и нет. Надо вынудить его совершить последнюю попытку.
   - Последнюю? То есть - удачную?
   - Не обязательно. Мы постараемся этого не допусти...
   - Постараетесь, ага... А как?
   - Ему, вашему убийце, нужно от вас избавиться  с  целью  завладеть  вашим
имуществом. Так?
   - Допустим.
   - Вот. Значит, нужно пустить слух, что вы распродаете все свое имущество.
   - Зачем?
   Ну вот, опять началось.
   - Не зачем, а почему.  Потому  что  испугались  покушения  и  собираетесь
уехать за границу. Навсегда.
   - Я?!
   Может, он идиот?  Или  яд  так  сильно  влияет  на  мозги?  Казалось  бы,
математик, бизнесмен, считать умеет.
   - Да, вы. Тогда уже, даже если вы там умрете...
   - Да что вы все время об этом? -  Кусяшкин  почти  кричал.  Зато  я  была
спокойна, как Вася.
   - Я же сказала: "если". Так вот, тогда никто не  сможет  завладеть  вашим
имуществом, которого, впрочем, уже  и  не  будет,  если  вы  его  продадите.
Заберете денежки и отвалите за рубежи отечества.
   - Я?!
   - Ну не я же! На меня, конечно, тоже покушались, но, в отличие от вас, не
из-за многочисленного имущества.
   Кусяшкин, наконец, понял меня и даже внес свою лепту в построение ловушки
для убийцы Гены.
   - Давайте тогда скажем, что я уже отдал материалы на экспертизу.  У  кого
чего болит...
   - На какую экспертизу?
   - На генетическую. Как же вы не понимаете? Если я  точно  узнаю  и  смогу
доказать, что этот ребенок -  не  мой,  теоретически  я  могу  меньше  Ирине
помогать.
   - Можете?
   - Нет, конечно, но она наверняка так подумает. Она так всегда  думает.  И
тогда она испугается, о чем  и  расскажет  своему  Гене.  И  он  постарается
побыстрее со мной разделаться.
   - Он и так постарается побыстрее. Ему нужно будет  успеть  вас  убить  ДО
продажи  имущества,  иначе  -  что  будут  наследовать  ваши  дети?  Деньги,
полученные в результате продажи, ищи-свищи потом.
   - Отлично. Давайте. Только про экспертизу тоже скажем, ладно?
   -  Кстати,  какие  такие   материалы   вы   отдали   на   экспертизу?   -
полюбопытствовала я.
   - Там годится любой  биологический  материал.  Кровь,  волосы,  ногти.  -
Чувствовалось, что Кусяшкин хорошо подготовился к вопросу.
   - Откуда у вас кровь, волосы, ногти невинного младенца?
   - Из детского сада. Куда-то они там  его  водят,  в  какое-то  дошкольное
учреждение. Скажем, что я подослал своего человека и он отрезал волосок.
   -  Ладно,  скажем.  Только  мне  теперь  надо  договориться  с  капитаном
Коноваловым. Будем надеяться, что он наш план одобрит. И в засаде посидит.
   - Да, пожалуйста, - обрадовался Кусяшкин, - пусть обязательно  посидит  в
засаде. И пусть, если можно, будет повнимательнее.
   Капитан одобрил.  Распускание  слухов  велел  проконтролировать.  Наивный
человек - завтра Кусяшкина навещает Алиса, и для того, чтобы нужный нам слух
охватил  широкие  слои  населения,  более  сильного  и  надежного   средства
придумать невозможно. Что касается меня, то я  намеревалась  покинуть  стены
гостеприимного института Склифосовского