звал ее сюда.
   Шум внизу, крики, взвизги сирены "Скорой помощи" прервали ее раздумья,  и
на балкон она вышла  просто  из  любопытства.  Первым  желанием,  когда  она
посмотрела вниз, было  броситься  туда,  к  нему,  но  ноги  стали  ватными,
перестали ее слушаться, а через несколько мгновений ее сознание  помутилось,
и Марина уже не понимала, где она, что с ней и кто она такая.
 
Глава 6 
РОМАН 
 
   Знаете ли вы, что значит быть ребенком из учительской семьи?
   Роман знал это очень хорошо. Его мать  была  не  просто  учителем,  но  и
завучем, и твердо знала, как нужно воспитывать детей, чего они хотят, к чему
стремятся и что для них лучше. Отец - тихий, спокойный человек,  служащий  в
военкомате - был чистым подкаблучником и в процессе воспитания единственного
сына участия не принимал. Не потому, что не хотел, а потому,  что  в  семье,
слава  богу,  был  "специалист",  имеющий  на  воспитательскую  деятельность
лицензию, то есть диплом педагогического вуза.
   Было бы преувеличением  утверждать,  что  Рома  страдал  от  материнского
деспотизма, нет: он  к  нему  неплохо  приспособился.  Для  спокойной  жизни
всего-то и надо было - маме не противоречить и соблюдать  ее  требования.  В
разговорах с посторонними она почему-то называла его  "парнем":  "парень  не
лишен способностей", "парень старается",  "парень  делает  успехи",  "парень
чистит  зубы  перед  сном".  Но  похвастаться  тем,  что  парень   проявляет
инициативу,  мать  не  могла.  Поэтому  она  самолично  пристроила  его   на
пионерскую работу - "пусть учится руководить  людьми".  Он  научился.  Более
того, предался общественной деятельности с пылом. Причина была простой:  ему
просто понравилось в пионерском штабе. Оказалось, что ему раньше не  хватало
внимания, заботы и задушевных разговоров.
   К тому же пионерские девушки столь щедро одаривали его  своим  вниманием,
что Рома преисполнился почти манией мужского величия.
   - В этом месяце, - рассказывал  тринадцатилетний  Рома  отцу,  -  в  меня
влюблены Настя, Зина, Катя и Вера. По-моему, неплохо, а? Как ты считаешь?
   - Для тебя количество, что ли, важно? - спрашивал отец.
   - Нет, пап, ты представь: у нас всего девять  девчонок,  и  четверо  меня
любят.
   Отец,  отлученный  от  процесса  воспитания,  только  вздыхал  и  пожимал
плечами. Может, так и надо? Как времена изменились.
   Потом, в старших классах, начались романы.  Их  было  много,  собственно,
ровно столько, сколько  девушек  предавались  активной  общественной  работе
вместе с Ромой. Нужно было просто  выбрать  ту,  которая  сегодня  нравилась
больше. Одноклассниц Рома не трогал, и не по идейным соображениям, не  из-за
их общественной пассивности, а потому что однажды сильно обжегся на интересе
к  ним.  Пятеро  его  одноклассников  измолотили  его  со  страшной   силой,
приревновав соответственно к пятерым же одноклассницам. Самое  обидное,  что
Роме можно было инкриминировать только одну из них, на остальных четырех  он
даже не взглянул. Правда, после избиения, точнее, после того как раны зажили
и синяки  рассосались,  Рома  по-своему  отомстил  обидчикам  и  по  очереди
совратил их подружек, после чего начисто утратил интерес как к ним, так и ко
всем остальным  "вольным"  девушкам,  не  занятым  постоянной  комсомольской
работой.
   Девушки из штаба не обижались на Рому за  непостоянство.  Как  же  можно,
ведь он такой  замечательный  и  всеобщий  любимчик?  Единственная  женщина,
которая имела на него особые права, как говорили в штабе -  абонемент,  была
Люся Морозова. Он был с нею  тогда,  когда  ОНА  этого  хотела,  и  столько,
сколько ОНА считала нужным. Надо отдать Люсе должное, она  своим  правом  на
Рому не злоупотребляла и монополизировать Рому не  стремилась,  за  что  все
остальные представительницы прекрасного пола были ей благодарны.  Постепенно
дошло до того, что девушки из штаба  стали  просить  у  Люси  разрешение  на
романчик с Ромой. Она разрешала, но не  всем.  Положительную  визу  получали
только те, кто, с Люсиной точки зрения, вел  себя  достойно.  И  Рома  обрел
статус награды, поощрения за хорошее поведение,  за  что  и  получил  кличку
"Переходящий кубок". Со временем первое слово отвалилось и  забылось,  а  от
"кубка" остался только первый слог.
   К имени Куб Рома привык быстро. Новые люди, которые появлялись  в  штабе,
глядя на худосочного Рому, удивлялись: странная кличка, она  больше  подошла
бы человеку упитанному и  накачанному.  Им  объясняли:  это  производное  от
"кубок". "Пьет, что ли, много?" - спрашивали новички.
   Кстати говоря, Рома не пил совсем, хотя в штабе  пили  часто  и  большими
дозами.
   В университете он чувствовал себя неуютно, потому что особого, интереса к
нему никто из однокурсников не проявлял и девушки его не домогались.  Друзей
за время учебы у него не появилось. Вот только Иван Кусяшкин...
   Они подружились при странных и смешных обстоятельствах, на картошке перед
вторым курсом.
   Мужская часть курса размещалась на четвертом этаже колхозного  общежития.
Воды в здании не было, и  приходилось  ее  таскать  из  ближайшего  колодца.
Установить очередность никак не удавалось, и каждый вечер студенты  долго  и
громко скандалили, пытаясь определить, кому следует идти за водой,  пока  не
изобрели универсальный метод  назначения  водоноса:  проигрыш  в  преферанс.
Играли каждый день, и только на воду. Рома  проиграл  в  неудачный  вечер  -
погода была мерзейшая, шел дождь, а дорожка к  колодцу,  как  водится,  была
глиняной и потому скользкой. Однако добрые сокурсники внять его  мольбам  об
отсрочке не захотели и потребовали воды немедленно. Рома, разозленный  сверх
всякой меры, пошел. Но на обратном пути просчитался и завернул на  "женский"
третий этаж. Не глядя по сторонам, вошел в  комнату  и,  шарахнув  по  столу
ведрами, мрачно гаркнул: "Пейте, суки".
   У девушек просто не было слов, до того они были  тронуты  его  щедростью.
Подарок был действительно царский - необходимость таскать  воду  из  колодца
угнетала женскую половину курса куда сильнее, чем мужскую.
   Иван, который оказался невольным свидетелем эффектного появления Романа с
ведрами  (потому  что  проводил  на  женском  этаже  большую  часть   своего
свободного времени), оценил ситуацию по достоинству.
   - Неплохо! - сказал  он.  -  Просто-таки  элегантно.  Имеешь  шанс  стать
дамским угодником.
   После  чего   он,   по   непонятным   причинам,   стал   оказывать   Роме
покровительство. К третьему курсу они стали практически неразлучны.
   Ромина мать дружбы этой не одобряла, называла Ивана "развратным типом"  и
"попрыгуном-стрекозлом". Иван  отвечал  ей  взаимностью  и  с  удовольствием
прикрывал Рому, когда тот совершал поступки, которые мать не одобряла. Рома,
в свою очередь, стал для Ивана универсальным прикрытием от жены после  того,
как Иван женился. В силу этого Иван был  максимально  осведомлен  о  Роминых
похождениях, а Рома,  соответственно,  о  грехах  Ивана.  Это  сближало  еще
больше.
   Отношения треснули, когда Рома стал ухаживать за Мариной.
   - Зачем она тебе. Куб? - сказал Иван. - Не надо, оставь ее в покое.
   - Так вы же... того, она же от тебя, то есть, я хочу  сказать,  тебе  уже
все равно.
   - Как видишь, не все равно.
   Роман не оставил Марину в покое, но больше Иван ни разу разговора на  эту
тему не заводил. И прежней теплоты никак не обозначал.
 
Глава 7 
ИРИНА 
 
   В последние годы он весь ушел в работу, и, по ее представлениям,  уже  ни
сил, ни времени на девок у него не оставалось,
   Было так: на работе - он главный; дома - она. Она  организовывала  быт  в
соответствии со своими представлениями о прекрасном, а  Иван  не  мешал,  не
вмешивался. Он мог, конечно, побубнить по поводу еды, беспорядка, отсутствия
нужной  вещи  в  нужном  месте.  Ну  так  как  же  без  этого?  Зато   потом
подлизывался.
   Когда Ирина захотела замуж, а случилось это в  ее  шестнадцать  лет,  она
приблизительно так и представляла себе семейную жизнь.  Любовь  просто  ради
любви - это какая-то собачья чушь. Отношения должны иметь свое  продолжение,
а именно: замужество, детей, нормальный дом. Поэтому  она  с  пренебрежением
относилась к школьным "любовям" и увлечениям - это все несерьезно.  Ей  было
совершенно очевидно, что мальчики из класса ухаживают за девочками вовсе  не
с целью жениться, а "просто так", а это  столь  же  легкомысленно,  сколь  и
нечестно. При этом наивные девочки - всегда жертвы, а похотливые мальчики  -
всегда коварные искусители. И девочкам следует  всегда  быть  начеку,  если,
конечно, их интересует собственное будущее.
   К восемнадцати годам Ирина была убеждена: странность мужчин как явления в
том, что  сначала  они  предпочитают  не  жениться  и  избегают  регистрации
отношений всеми возможными способами, но впоследствии  женятся  обязательно.
Логики в подобной отсрочке нет никакой, тем более что в браке мужики  только
здоровеют, хорошеют и, по статистике, живут чуть не вдвое дольше холостяков,
и, главное, их дурацкая жизнь наполняется смыслом. Ирина  объясняла  мужскую
бракобоязнь инфантильностью, скудоумием и безответственностью и не  намерена
была потворствовать дефективным сторонам мужской натуры. Не  надо  ждать  от
мужчин милости, взять их - вот наша задача.
   Смешно сказать, но в университет на факультет вычислительной математики и
кибернетики она поступала не столько  за  образованием,  весьма  престижным,
сколько в  надежде  встретить  среди  студентов  мужского  пола  "что-нибудь
поумнее и посговорчивее". Она хорошо училась в школе, и если  иметь  в  виду
склонность к  какому-то  роду  деятельности,  то  скорее  всего  выбрала  бы
филологию, но только идиотки в наше время поступают в вузы, где обучаются  в
основном девушки.  Поэтому  с  девятого  класса  она  грызла  математику  со
страшной силой. Наивные  учителя  приветствовали  ее  страсть  к  учебе,  не
понимая, что это была совсем другая страсть - к законному браку,  неизбежным
следствием которого является счастливая семейная жизнь.
   С Иваном Ирина познакомилась  во  время  вступительных  экзаменов,  и  он
показался ей типичным  представителем  безответственных  и  инфантильных.  И
выглядел соответственно: тертые джинсики, широченные свитера,  гитара  через
плечо, серьга в ухе. Представить его в роли семейного человека  было  просто
невозможно. Последующие два года показали, что он бабник и  развратник  и  к
женщинам относится безо всякого  уважения.  Она  жалела  своих  однокурсниц,
которые с восторгом принимали ухаживания Ивана и были  готовы  на  все  даже
безо всяких гарантий. Он покупал их искренним (ха-ха,  Ирина-то  знала  цену
этой   искренности)    к    ним    интересом,    песенками    под    гитару,
шуточками-прибауточками.  Интерес  Ивана  к   очередной   девушке   возникал
стремительно и с такой же поспешностью проходил.  Но  следующую  жертву  это
ничему не учило, она верила Ивану на свою голову, а потом рыдала у разбитого
корыта. Среди  "отработанного  материала"  попадались  девушки  настойчивые,
которые требовали "продолжения банкета". В результате они нарывались на  еще
большее унижение -  Иван  относился  к  повышенным  притязаниям  на  себя  с
неизменным удивлением: "Дружочек,  я  тебя  чем-то  обидел?  Я  тебе  что-то
обещал? Я тебя обманул в чем-то? Тогда я не понимаю, чем ты недовольна".
   Рома Гарцев казался ей  куда  более  перспективным.  Мальчик  из  хорошей
семьи, с очевидными карьерными устремлениями - Ирина не сомневалась,  что  с
работой у него все будет в порядке. И главное, Рома выделял Ирину  из  всех,
она ему явно очень нравилась. И когда однажды Ирина проговорилась о том, что
для нее важнее всего в жизни  -  семья.  Рома  отнесся  к  этому  с  большим
пониманием и сказал: "Правильно. Семья для человека - это самое главное".
   Ивану же было все едино - все  симпатичные  девушки  были  ему  одинаково
интересны, а потом - одинаково  безразличны.  "Жениться?  -  говорил  он.  -
Ни-ког-да!"
   Все изменилось во время их поездки в Болгарию. После  второго  курса  они
поехали туда собирать помидоры, якобы на заработки. Большинство из тех, кому
удалось попасть в эту группу, нисколько  не  интересовались  помидорами,  но
очень хотели за границу, даже "за такую простенькую".
   Жили они в отвратительном  бараке  и  весь  месяц  работали,  как  негры.
Девушек в их передовом отряде было только пять, а таких,  которые  могли  бы
заинтересовать Ивана, - всего две. Уже к концу первой недели  Ирина  поняла,
что настал ее черед.
   "Отлично! - думала она. - Вот сейчас ты у меня и получишь!"
   Однако по мере того, как  круги  вокруг  нее  сужались,  решимость  Ирины
"врезать" Ивану ослабевала, и чем ближе подходил  Иван,  тем  интересней  ей
становилось.
   Рома с изумлением наблюдал, как Ирина принимает ухаживания  Кусяшкина,  и
не скрывал своего неудовольствия. "Ничего, - думала Ирина, - я потом ему все
объясню". Почему потом,  а  не  сейчас?  Рома  играл  важнейшую  роль  в  ее
сценарии: вся соль была в том, что Ивану выбирать было не из кого,  а  Ирина
могла делать вид, что колеблется между Романом и Иваном,  чтобы  потом,  под
свист и улюлюканье, выбрать первого. Ей казалось, что Ивану будет  от  этого
еще больнее: ему не просто  отказали  -  ему  предпочли  другого.  На  тебе,
получай!
   Решительный час пробил за несколько  дней  до  отъезда.  Руководитель  их
группы - преподаватель линейной алгебры - уехал на сутки к своим приятелям в
Софию, и  Иван  на  правах  бригадира  их  студенческого  отряда  немедленно
оккупировал его комнатку - единственное помещение в лагере, рассчитанное  на
одного проживающего и прозванное  студентами  "одноместным  номером".  Ирина
была приглашена на чай. К чаю была  подана  водка,  привезенная  с  собой  в
качестве обменной валюты, но  почему-то  уцелевшая.  "Специально  берег  для
этого случая", - сказал Иван. "Врет", -  подумала  Ирина,  но  от  водки  не
отказалась.
   Вечер прошел чудесно - они играли в карты, и Иван рассказывал, как они  с
Ромой ездили в Софию продавать  электрочайники.  Рассказывал  очень  смешно,
Ирина просто умирала от смеха, когда он изображал торгующихся болгар.  Потом
в  лагере  началась  дискотека,  и  музыку  традиционно  врубили  на  полную
мощность,  поэтому  даже  в  "одноместном  номере"  и  при   закрытом   окне
разговаривать не было никакой возможности. Иван  пригласил  ее  потанцевать.
Глаза у него были веселые и ласковые, а руки - теплые. И танцевал он хорошо.
Ирина не то чтобы забыла о своем  плане,  но  все  отодвигала  и  отодвигала
момент сладостной мести.
   Потом сломался дискотечный магнитофон, и  все  стихло.  "Поздно  уже",  -
сказал Иван, и Ирина  испугалась.  Ей  показалось,  что  он  сейчас  скажет:
"Спокойной ночи", и ей придется уйти.
   "Поздно? Разве?" - она залезла с ногами на диван и приступила к  поеданию
персиков. "Останешься?" - спросил он,  и  Ирина  окончательно  запуталась  в
себе. Ответив "нет", она ничем его не обидит и не заденет. "Нет так нет",  -
скажет Иван, и скорее она, чем он, окажется в дурацком положении. Вот сейчас
он так скажет, и пиши пропало. А если она ответит "да", то -  какая  же  это
месть?
   Ирина молчала, Иван сидел напротив,  смотрел  насмешливо  и  не  торопил.
Наконец он не выдержал: "О, я придумал. Давай я уйду, а ты оставайся  здесь.
Хоть одну ночь поспишь в нормальных условиях",  -  он  опустился  на  колени
рядом с диваном, уткнулся носом в ее  колени  и  посмотрел  на  нее  уже  не
насмешливо, а жалобно. "Нет, - сказала Ирина, - не уходи".
   Интересно, что утром она совсем не чувствовала себя униженной. И вовсе не
считала, что ее план провалился. Да, он развивается не совсем так, как  было
задумано, но это не страшно. Потому что она  уже  знала,  что  будет  делать
дальше.
   Когда следующим вечером Иван зашел за ней с предложением "погулять", она,
сонно потягиваясь, отказалась: "Ой, нет, надо же и спать когда-нибудь, а  то
эти помидоры меня доконают". На следующий день произошло то же самое.  Через
день - опять. Иван, правда, хранил такое  же  спокойствие:  "Понимаю,  спать
действительно хочется все время". Но на четвертый день он не пришел.
   Ирине  пришлось  самой  проявить  активность.  В  лагере  опять  бушевала
дискотека, и она пошла туда с Ромой. И хотя они весь вечер ходили,  взявшись
за  руки,  причем  Ирина  выбирала  такие  маршруты,  чтобы  все  время,  по
возможности, попадаться Ивану  на  глаза,  на  Кусяшкина  это  не  произвело
никакого впечатления. Он мило улыбался,  каждый  раз,  когда  они  проходили
мимо, махал им рукой и даже принес и ей, и Роме холодного лимонада.  Короче,
чурбан бесчувственный.
   Решительный разговор состоялся  лишь  в  поезде,  на  обратной  дороге  в
Москву. Ирина курила в тамбуре, когда там появился Иван.
   - Соскучилась? - спросил он.
   - По тебе, что ли? - мрачно уточнила она.
   - По мне? - Иван удивился. - Нет. По маме, по папе, по родине.
   - По маме - соскучилась.
   - А что Рома? - спросил Иван. - Шансы есть?
   - Ты за Рому волнуешься?
   - Конечно. Не чужой же человек. - Да, шансы есть, он мне  нравится,  -  с
вызовом и даже с надрывом сказала Ирина.
   - Ну, дай Бог, дай Бог, - совершенно спокойно отреагировал Иван.
   И ушел. План провалился. Так ей казалось. А через  неделю  он  сделал  ей
предложение. Правда, в своем стиле, но самое настоящее. Он сказал:
   - Боюсь, Рома для тебя слишком хорош. Тем более что и тебе он на  фиг  не
приснился.
   - С чего это ты взял? - спросила Ирина, в буквальном смысле слова трясясь
от злости.
   - С того... ну, все-таки мы с тобой целый вечер пили чай  в  Болгарии.  А
чайная церемония позволяет заглянуть в душу.
   - Чего ты хочешь? - спросила Ирина зло.
   - Тебя, - ответил Иван. - А ты чего хочешь?
   - А я хочу выйти замуж.
   - Правда? - Иван встал и вытянул руки по швам. - Знаешь, мне никто еще не
делал предложения. Но поскольку мое сердце сейчас свободно, не вижу  причин,
почему бы мне его не принять.
   Ирина чувствовала себя полной дурой, но вместе с  тем  ей  было  легко  и
радостно. Только вот Рому жалко, как теперь ему все объяснить?
   Они поженились, и вскоре родилась Лиза. Так  что  все  было  хорошо.  Все
правильно и закономерно. Почти так, как  и  задумывалось.  Но,  как  принято
выражаться в студенческой среде, "почти не считается".
 
Глава 8 
ВАСИЛИЙ 
 
   - Достали! - орал  старший  оперуполномоченный  МУРа  Василий  Феликсович
Коновалов. - Я просто обожаю, когда все ставится с ног на  голову,  а  потом
все начинают радоваться, как оно хорошо поставлено! Ну, свалился  человек  с
балкона, ну что такого-то? Ах, он такой известный! Ах, к делу  надо  подойти
серьезно! Да будь ты хоть папа римский, девятый этаж - он не пощадит.
   Ярость старшего оперуполномоченного пытался ввести в цивилизованное русло
следователь Георгий Владимирович  Малкин,  которого  Коновалов,  по  его  же
словам, "нежно любил и трепетно ценил" и обращался к которому не иначе,  как
"дружочек Гоша". Василий Феликсович старательно распускал по МУРу слухи, что
работать с Гошей Малкиным - одно удовольствие, потому что он, в  отличие  от
среднестатистического следователя, в душу к операм не лезет, без нужды их не
торопит, по мелочам не придирается и нрав при этом имеет легкий  и  веселый.
Кроме того, Гоша Малкин по первой своей специальности числился  математиком,
а потому  знал  много  такого,  что  обычному  следователю  было  совершенно
неведомо. Например, таблицу умножения. Шутка  о  таблице  принадлежала  перу
младшего оперуполномоченного Леонида Константиновича  Зосимова,  неизменного
напарника, младшего товарища и подчиненного Василия Коновалова. Леонид  свою
шутку любил, считал очень удачной и, чтобы личный состав не дай Бог шутку не
забыл, здоровался со следователем Малкиным не совсем обычно. Завидев Гошу  в
конце коридора, Леонид громко и  четко  вопрошал:  "Шестью  шесть?"  Н