Ирина уже почти согласилась, но опять позвонила Маша.
   - Ир, Алиса говорит, что он в детсад к твоему Павлику  посылал  шофера  и
тот взял с его шапки волосок для экспертизы.
   - Что-о?!
   У Ирины в буквальном  смысле  подогнулись  ноги,  и  она  стала  медленно
оседать на пол.
 
Глава 34 
АЛЕКСАНДРА 
 
   Мой  приход  в  редакцию  произвел  фурор.  Синяки  особенно  понравились
девушкам,  гипс  -  мужчинам.  Меня  щупали,  трогали,  стучали   по   гипсу
карандашами и ковыряли его ножницами.
   - СанеЧка, - томно, с придыханием и особенно выделяя звук "ч", сказал мне
начальник отдела иллюстраций, шестидесятивосьмилетний Марк  Семенович,  -  в
жесткой оболочке вы стали еще сексуальнее.
   Что касается  моего  непосредственного  начальника  Александра  Ивановича
Полуянова, то он моих увечий просто "не заметил". Подумаешь, рука  в  гипсе!
Он же здесь посажен не затем, чтобы меня рассматривать. Он  здесь  для  дела
посажен! Во всяком случае задания, которые  он  мне  выдал  в  переполненном
объеме  -  куда  "сбегать"  и  что  "разнюхать",  предполагали  немалую  как
мобильность, так и подвижность.
   - Дописывай уже свою бодягу с ВИНТом, - мрачно велел Майонез, - а  то  ты
почему-то неприлично затянула это дело.
   Можно подумать, по моему внешнему  виду  было  непонятно,  ПОЧЕМУ  я  так
нерасторопна.
   - Ладно, - согласилась я, со  скрежетом  почесывая  гипсом  голову.  Звук
Майонезу не понравился, он поморщился, но комментировать не стал.
   - Твой бред насчет ограбления адвоката вышел в прошлом номере. Видела?
   - Видела.
   - И как?
   - Так я его читала, когда, так сказать, над ним работала.
   - И/как?
   - Ну, бред, он и есть бред.
   Майонез удовлетворенно кивнул.  Видимо,  он  считал,  что  в  деле  моего
человеческого становления все же происходят некоторые положительные сдвиги.
   Мне было ведено сходить на редколлегию и раздобыть  хронику  происшествий
прошедшей недели.
   Редколлегия в тот день была многолюдной и бурной. Накануне,  в  прошедшую
пятницу, отмечался день рождения Марка  Семеновича,  где  к  водке  подавали
квашеную капусту и соленых опят, по поводу  вкусовых  качеств  которых  Марк
Семенович всем проел плешь: "Чудесные грибочки, сам собирал, сам солил  -  с
чесночком, с укропчиком, сейчас так уже не умеют, они ведь что, плюхнут  пуд
соли в банку и думают, что так можно, а я по старой рецептуре, мне  возиться
не лень, гриб - дело благородное, его портить грех..." и  т.д.  и  т.п.  Так
вот, опята оказались пересоленными, и их пришлось промывать  над  ванной,  в
которой  раньше,  до  научно-технического   прогресса,   сотрудники   отдела
иллюстраций  промывали  снимки.  Технология  изготовления   фотографий   для
газетных иллюстраций сто лет как изменилась, а ванна в отделе осталась.  Она
считалась историческим памятником и служила емкостью для охлаждения  бутылок
и арбузов. Все бы обошлось, если бы кран над этой ванной не тек  уже  второй
год. Закрыть воду было просто невозможно,  но,  поскольку  затычки  в  ванне
сроду не было, вода как втекала в нее круглосуточно, так же круглосуточно из
нее и вытекала. Беда случилась из-за гриба,  который  выпал  из  дуршлага  и
широкой шляпкой закрыл слив. Во время самой пьянки этого никто не заметил  -
вода из крана текла тонкой струйкой и  прибывала,  зараза,  очень  медленно.
Однако за прошедшие после пятницы субботу и воскресенье вода не просто дошла
до краев ванны, но и залила все  пространство  фотолаборатории.  Строго  под
отделом иллюстраций на  четвертом  этаже  нашего  пресс-здания  располагался
кабинет главного редактора газеты "Финанcы и бизнес", и, что  приятно,  этот
самый кабинет за неделю до дня  рождения  Марка  Семеновича  был  капитально
отремонтирован. Когда главный редактор "Финансов"  Николай  Павлович  Крутой
пришел на работу в понедельник, на его рабочем  столе  поверх  бумаг  лежала
прекрасная итальянская лепнина, а с того,  что  раньше  было  потолком,  шел
дождь, и ковер дышал влагой, то есть был покрыт мутным раствором глубиной  в
шесть сантиметров, что трудолюбиво замерили подчиненны е Николая Павловича.
   Редколлегия  прошла  под  девизом  "Кто  и  сколько  должен   платить?!".
Обсуждались также вопросы, каков персональный вклад Марка Семеновича  в  это
безобразие, насколько виноваты  сантехники,  которые  не  только  не  чинили
текущий кран годами, но и не  выбросили  "устаревшее  оборудование"  в  виде
ванны, а также решительно осуждался факт пьянки в редакции всеми, кто в ней,
в силу непонятных причин, не участвовал.
   Марк Семенович придерживался версии, что он, конечно, виноват, но  он  не
виноват, потому что "те, кто портил такие замечательные  грибы  промыванием,
просто варвары", а сантехники, конечно, "просто бездельники, их  никогда  не
дозовешься". Участники пьянки стояли на том, что а как же не  отметить  день
рождения, не люди, что ли?" и "есть  грибы,  которых  в  банке  в  пять  раз
меньше, чем соли, попробовали бы сами".
   Короче,  решение  принято  не  было,  если  не  считать  того,  что  все,
замеченные в промывании грибов над ванной, были направлены на уборку  мусора
в кабинете Крутого.
   Лида Мещерякова из  отдела  общества,  которой  тоже  предстояло  принять
участие в субботнике, схватила меня за руку и потащила с собой.
   - Поболтаем, пока я буду переодеваться. Синявский приходил  пять  раз,  -
говорила она, стаскивая через голову платье, гораздо  более  подходящее  для
коктейлей, чем для уборки мусора. - У тебя ничего  простенького  здесь  нет?
Свитера или халатика? Орал, ногами топал. Меня чуть не убил.  Хороший  он  у
тебя, тьфу, зацепилось, посмотри, что там... Да, тебе  тоже  обещал  райскую
жизнь, сказал, что просто так ты от него не отделаешься, убьет обоих.  Сань,
загляни к Аське, а то я уже голая, попроси у  нее  маечку.  У  них  в  шкафу
валялись какие-то тряпки.
   - Кого "обоих" он убьет?
   - Тебе какая разница, кого еще. Главное, что среди них есть ты.
   - Но людей-то жалко.
   - Принеси маечку, будь  человеком.  Я  принесла  Лиде  грязную  майку  из
секретариата, и в тот момент, когда она брезгливо ее  осматривала,  появился
Савельченко. Странного в этом не было ничего - у него был  удивительный  нюх
на голых женщин. Стоило кому-либо из наших девиц начать  примерять  колготки
или  лифчик,   неизменно   распахивалась   дверь,   и   появлялся   Вячеслав
Александрович  Савельченко,  начальник  коммерческого  отдела.  Редакционные
девушки  к  этому  давно  привыкли  и  стеснения  в  подобных  ситуациях  не
испытывали никакого. Лидино поведение было лучшим тому доказательством.
   - Вот, - мрачно сказала она Савельченко, как только он возник на  пороге,
- вот скажите, Вячеслав Александрович, можно такую гадость на себя надевать?
   - В принципе  для  мытья  полов  -  самая  подходящая  одежда,  -  сказал
Савельченко, - только советую вам снять французское белье.
   - Во-первых, оно английское, - ответила  Лида,  -  а  во-вторых,  другого
белья у меня здесь  нет.  А-а,  ладно.  -  Она  натянула  на  себя  майку  и
отправилась в "Финансы и бизнес". И тогда Савельченко  обратил  внимание  на
меня, хотя смотреть было особо не на что - я была не просто одета,  а  одета
сверх всякой меры.
   - Здравствуйте, Александра. - Он медленно  прошел  через  комнату  и  сел
напротив меня. - Скучал. Ждал. Надеялся.
   - На что? - мрачно спросила я.
   - Все на то же. Вы же знаете, Александра,  много  мне  от  вас  не  надо.
Просто знать, когда вы будете моею.
   Я виновата развела руками:
   - Боюсь, в ближайшее время не получится.
   - Дела?
   - Да.
   - Но ведь каждый человек имеет право на  отдых,  -  доверительно  сообщил
Савельченко.
   - И отдых распланирован.
   - Весь?
   - Весь.
   - Тогда так поступим: я жду вашего  ответа  в  течение  недели,  а  потом
перехожу к решительным действиям. - Он встал и аккуратно  придвинул  стул  к
стене.
   - Вы меня пугаете, Вячеслав Александрович?
   - Боже сохрани! Ставлю в известность. Предупрежден - значит вооружен,  не
так ли? - он отвратительно улыбнулся. Я уверена,  что  ровно  так  улыбаются
крокодилы перед тем, как сожрать свою жертву.
   - Не так. У меня, если я вас правильно поняла, нет выбора?
   - Вот именно. Хотя выбор всегда есть, главное - не ошибиться. Кстати,  мы
сейчас меняем компьютеры в отделах. У вас, кажется,  старый  и  плохой?  Фу,
какая дешевка! Я даже взбодрилась после столь щедрого жеста.
   - Спасибо, меня устраивает мой, я привыкла.
   - Но мы меняем ВСЕМ.
   - Тогда зачем спрашиваете? Всем  так  всем.  Вячеслав  Александрович  был
маленьким человечком крупного телосложения, сидящим на мешках с деньгами. Он
мог их давать (не мешки, а деньги), мог не давать, мог давать, но мало,  мог
(вдруг!) дать  побольше...  Он  был  всесилен,  а  потому  строг.  Он  журил
журналистов за "слабоватые  заметки",  а  они,  томясь  мыслями  о  деньгах,
покорно  выслушивали   его   нарекания;   он   позволял   себе   безобразные
высказывания, типа "мы вас кормим, так что вы уж...", и знать не  знал,  что
ему  отвечают,  потому  что  ответы  цедились  ему  вслед  лишь  с  большого
расстояния. Он внимательно следил за своей внешностью, ходил по  редакции  с
теннисной  ракеткой,  покупал  самые  модные  одеколоны,  поэтому  от   него
отвратительно пахло сладкой парфюмерией, и курил  четыре  сигареты  в  день,
потому что "это еще не вредно". Он был не великим, но ужасным, и он за  мной
"ухаживал". Короче, в жизни мне очень не везло.
   Однажды Савельченко навалял объемную справку о  редакционных  расходах  и
"по-дружески" показал ее мне. Из справки явствовало, что отдел  происшествий
сжирает чуть ли не треть газетных  денег,  следовательно,  половину  штатных
единиц названного отдела следует немедленно сократить.
   - Долг велит мне довести эти данные до сведения  руководства,  -  скорбно
заметил Савельченко. - Я же отвечаю за расходование средств.
   - Почему вы думаете, Вячеслав Александрович, что сократят именно меня?  -
поинтересовалась я.
   - А кого же? Пуприянова не сократят,  он  начальник.  Дубика  только  что
переманили из "Комсомолки", не для того же, чтобы выгнать.  Полгода  за  ним
гонялись. Майоров - любимчик главного, вы же знаете. А Лобова  собирается  в
декрет, так что КЗоТ на ее стороне. Но я могу,  поверьте,  могу  поступиться
совестью и не давать хода этой служебной записке.
   Так что, припертая к стенке его железными нежностями, я даже  побывала  у
него в гостях, наивно полагая, что ему требуется лишь один визит  и  лишь  с
одной целью. Под лозунгом "пусть подавится, собака"  я  набралась  решимости
принести себя в жертву родной газете, из которой мне ужас  как  не  хотелось
уходить, тем более из-за Савельченко. Однако я себя переоценила. Когда ровно
через три минуты после прихода он  плюхнулся  на  диван  (а  чай  попить?  а
поговорить?) и томным голосом сказал:  "Сядь  со  мной  рядом",  у  меня  от
отвращения даже голова закружилась.
   - Чайку попьем? - спросила я дрожащим голосом.
   - Девочка! У меня есть кое-что получше чая. -  И  Савельченко  извлек  из
холодильника бутылку игристого вина. - Вот. Берег к такому случаю.
   После чего удалился в ванную, велев мне накрывать на стол.
   Кухня  Вячеслава  Александровича  была,  мягко  говоря,  не  в  идеальном
состоянии, и я на нервной почве принялась  за  уборку.  Когда  он  вышел  из
ванной в коротком шелковом халате с драконами, на меня обрушилась  настоящая
тошнота. А уж когда он подошел ко мне и потерся  носом  о  мое  плечо,  что,
вероятно, свидетельствовало о нежных чувствах, мне и вовсе  стало  дурно.  К
тому же я никогда не видела его лица так близко и впервые смогла оценить его
красоту. Лицо его почему-то лоснилось (не умывался он  там,  в  ванной,  что
ли?), и еще меня поразили широкие поры и мелкие угри на носу.  Почему  я  не
замечала этого раньше? Может, он пудрится перед выходом на работу?
   Изо всех сил борясь с рвотным  рефлексом,  я  сказала:  "Сейчас,  сейчас,
только раковину домою. Нет ли у вас чистящего порошка?"
   - Порошка? Нет, кажется, - удивленно ответил он.
   И тогда я, как ненормальная, рванула к двери, бормоча на ходу, что  "одну
минуточку, я сейчас быстренько сбегаю и куплю".
   - Как порошок? - поинтересовался он на следующее утро. - Удалось купить?
   - В вашем районе - страшный дефицит. До ночи бегала по магазинам -  нигде
ничего.
   Санкции последовали немедленно.  Меня  вычеркнули  из  списка  делегации,
которая должна была ехать на какой-то там  форум  в  Швецию,  и  "что-то  не
получилось" с выделением мне бесплатной путевки на  Кипр,  хотя  почти  всем
сотрудникам газеты коммерческий отдел сделал такой подарок к отпуску.
   Пришлось идти к главному - не с тем чтобы требовать поездку, а  для  того
чтобы прояснить, будет-таки сокращение в отделе или нет.
   - Сокращение? - Главный удивился. - Что за чушь.
   - Но ведь Савельченко написал вам служебную записку?
   - Ну и что? Он мне их тоннами пишет.
   - И что же, вы их игнорируете?
   -  Не  все,  надо  же  его  иногда  потешить.  Вот,  например,  он   внес
рационализаторское предло-жение  поставить  плевательницы  у  двери  каждого
отдела. Умно? Умно. Разумно?  Разумно.  Человек  толково  все  обосновал.  -
Главный  расхохотался.  -  Жалуются  сотрудники,  что  у   их   плевательниц
собираются посторонние, то есть журналисты из других отделов.
   - Поплевать?
   - Покурить. И поплевать. Он считает, пусть каждый плюет на своем месте, у
своего отдела. Логично?
   Главный меня успокоил, но Савельченко все равно проходу мне  не  давал  и
мелко пакостил при каждой возможности.  При  этом  он  продолжал  нежно  мне
улыбаться, заходить по утрам "на  кофеек",  в  подробностях  рассказывать  о
совершенных им накануне покупках, зачастую с предъявлением  оных  -  "хочешь
понюхать, какой я купил одеколон?", "конечно, хочу, ах, какая прелесть!", "а
как тебе свитерок?", "очень элегантно, и очень к лицу".  Разумеется,  каждый
визит заканчивался заверениями, что я всегда могу на него рассчитывать.
   Однажды Савельченко столкнулся в нашей комнате  с  Синявским.  Беседовали
они довольно долго и, я бы сказала, понравились друг другу.
   - Новый сотрудник? - строго спросил Савельченко.
   - Никак нет, - гаркнул Синявский. - Старый сотрудник другой газеты.
   - Кем же вы, если не секрет, приходитесь нашей очаровательной Сашеньке? -
поинтересовался Савельченко.
   - Я прихожусь ей поддержкой и опорой, - со свойственной  ему  скромностью
ответил Синявский.
   - Даже так? - как бы удивился Савельченко. - И что, серьезные намерения?
   - Вы хотите спросить,  собираюсь  ли  я  на  ней  жениться?  -  Синявский
временами бывал омерзительно прямолинеен.
   - Я,  знаете  ли,  как  деловой  человек,  считаю,  что  все,  подлежащее
регистрации, должно быть зарегистрировано. Мало ли что, знаете ли, - пояснил
Савельченко.
   - Вот, уговорите девушку, а то ей все некогда, и к  священному  институту
брака она относится без должного рвения, - пожаловался Синявский.
   - Будете уговаривать? - спросила я не без интереса, хотя сам по  себе  их
разговор меня тревожил.
   - А как же! - Савельченко уселся поудобнее и в течение  получаса  излагал
мне преимущества замужней жизни, а  также  свою  вольную  трактовку  женской
природы, тяготеющей к замужеству, как важнейшей стадии  самореализации,  ибо
женщины, в отличие от мужчин, стремятся... И так далее, и тому подобное.
   - Ладно, уговорили, - сказала я, когда он в очередной раз  сделал  паузу,
чтоб набрать воздуха для следующей идиотической тирады. - Вы так убедительно
говорили, что мне ничего другого не  остается,  кроме  как  выйти  замуж  за
первого встречного.
   - За кого? - переспросил Синявский, намекая на то, что я  опять  брякнула
глупость. - И где ты собираешься его встречать?
   - Не волнуйтесь, юноша, - сказал Савельченко, - учитывая, что  нас  здесь
двое, думаю, вы как минимум один из двух первых встречных.
   - Грустно быть случайным встречным и одним  из  двух,  -  весело  заметил
Синявский, - хочется быть единственным, и не встречным, а найденным.
   - Где же мне тебя искать, - спросила я, - если ты уже сам нашелся?
   - Спрячьтесь, а Александра вас поищет. Она девушка  упорная,  так  что  в
любом случае найдет, и вы станете и встречным, и найденным, так что  удастся
убить сразу двух зайцев, - посоветовал Савельченко.
   - Да, - Синявский разыгрался не на шутку и немедленно залез под  стол,  -
Саня, найди меня, я здесь!
   Я сидела, как изваяние, и даже мысли не допускала, что буду участвовать в
их молодецких забавах.
   - Саня! - вопил Синявский из-за стола. - Где ты? Найди меня, найди!
   В этот момент появился Майонез. Синявский продолжал орать,  настаивая  на
том, чтобы я проявила смекалку и сообразила, наконец, где же  "твой  любимый
первый встречный".
   Майонез с минуту послушал его крики и  мрачно  посоветовал  мне  поискать
моего любимого вот под этим столом, а также предположил, что  "у  него  там,
видимо, какие-то проблемы". Синявский  вылез,  нисколько  не  смутившись,  а
Савельченко, напротив, смущенно развел руками, что, мол, поделаешь, молодежь
балуется.
   На  следующий  день  Савельченко  заметил,  что  вообще-то  против  этого
конкретного юноши он ничего не имеет, но лично ему кажется, что я заслуживаю
большего, и если уж мне так важно непременно выйти замуж,  что  понятно  для
девушки моего пола (интересно, какого еще пола бывают девушки?), то он готов
это обсудить.
   Я сказала,  что  еще  слишком  молода  как  для  замужества,  так  и  для
долговременных отношений с мужчинами мужского пола.
   - А для кратковременных? - быстро спросил Савельченко.
   - А кратковременные ниже моего достоинства, - ответила я, по-моему, очень
удачно.
   Вообще этим разговорам не было конца, и временами  в  минуты  сомнений  и
тягостных раздумий я сама себе казалась жалкой мышью, томящейся в мышеловке,
причем хвост мой был варварски придавлен.
 
Глава 35 
ВАСИЛИЙ 
 
   Пансион для одаренных  детей  произвел  на  старшего  оперуполномоченного
странное  впечатление.  Возможно,  место  для  санатория  "Леса"  в  поселке
Николиха, на территории которого располагался пансион, было выбрано  удачно;
возможно, природа в этом уголке Подмосковья была прекрасной,  но  сейчас,  в
конце  сентября,  оценить  это  уже  не  представлялось  возможным.  Деревья
облетали,  трава  была  трудолюбиво  вытоптана,  и  единственным  украшением
детской площадки была огромная песочница, которая  вряд  ли  была  интересна
детям хоть и младшего, но школьного возраста.
   Одаренные дети мрачно  слонялись  по  пустому  двору  в  ожидании  обеда;
некоторые из них вяло собирали  кленовые  листья.  Дежурная  воспитательница
призывала их предаться подвижным играм.  Дети  на  призывы  не  реагировали.
Василия воспитательница встретила вежливым вопросом:
   "Как это вы проникли на территорию, мужчина?", на что он ответил прямо  и
честно: "Через ворота". Внимательно изучив удостоверение сотрудника милиции,
воспитательница разрешила Василию проследовать  к  директору.  По  дороге  к
директору сыщика поразило роскошное убранство пансиона  -  в  холлах  стояли
кожаные диваны и столики из красного дерева,  инкрустированные  мрамором.  В
стенах детского учреждения они выглядели дико. Над некоторыми холлами висели
таблички "Игровая", но ни одной игрушки старший  оперуполномоченный  там  не
заметил, из чего сделал вывод, что дети здесь играют в диваны и столы.
   Директором пансиона  оказался  молодой  человек,  которому  Василий  тоже
попытался предъявить свое удостоверение, но безуспешно. Директор  смертельно
побледнел, замахал руками и с. криками: "Что вы,  что  вы,  я  вам  верю"  -
выбежал из собственного кабинета.  Вернувшись  через  несколько  секунд,  он
извинился и представился:
   "Роговцев.  Игорь.  Можно  без  отчества".  Старшему  оперуполномоченному
поведение директора пансиона не то