шно
мазнула  взглядом  по  машине,  оказавшись  в  свете  фонаря,   покачнулась,
восстановила равновесие, бормоча ругательство,  и  пошла  дальше.  Двигатель
"девятки" не заработал, значит,  те,  кто  в  ней,  ничего  не  заподозрили.
Удалившись от дома на несколько кварталов, я остановила такси и  вскоре  уже
стояла на объездной дороге. Из города мне надо срочно выбираться, но  вокзал
для меня слишком опасен - там будут искать в первую очередь и милиция, и те,
кто за мной  охотится.  Моей  маскировки  хватит  ненадолго.  Стоит  первому
попавшемуся милиционеру  спросить  у  меня  документы,  и  неприятностей  не
оберешься. Остается попутный транспорт. Добраться до  ближайшего  областного
центра, а дальше в Екатеринбург. Там живут люди, способные ответить  на  мои
вопросы и помочь разобраться в том,  что  происходит.  Мои  родители  должны
знать, что случилось со мной год назад?
 
*** 
 
   Была ещ„ одна причина, по которой я так торопилась в  Екатеринбург.  Если
Андрей жив, он позвонит моим родителям или приедет, но непременно даст знать
о себе. Я даже думать не хочу о том, что он погиб.
   Ночь была темной, я зябко ежилась, стоя на обочине, движение  на  дороге,
несмотря на позднее время, было довольно оживленное, но подвезти меня  никто
не спешил. И тут  мне  наконец  повезло.  Старенькие  "Жигули"  притормозили
рядом, а я, назвав соседний  областной  центр,  удостоилась  кивка  пожилого
дядьки за рулем, устроилась на заднем сиденье и вскоре уснула.
   Мне снился тот же  кошмар:  темная  комната,  распахнутая  дверь,  силуэт
человека и ужас, парализовавший меня. Я хочу кричать и не могу?  Тут  словно
кто-то толкнул меня, я мгновенно проснулась, ещ„ до этого во сне  сообразив,
что машина стоит на месте. Приоткрыла глаза. Предрассветные  сумерки.  Мы  в
лесу. Мужик на переднем сиденье потрошит мою сумку. На его лбу  капли  пота,
он завороженно смотрит на увесистую пачку долларов. Перевел взгляд на  меня,
облизнул губы, доллары исчезли в его кармане, а рука  скользнула  вниз,  там
под сиденьем скорее всего монтировка. Я расслабленно  полулежала  на  заднем
сиденье, выжидая, что будет дальше. Монтировкой в кабине "Жигулей" особо  не
намашешься? Видимо, решив так же, мужик открыл свою  дверь,  вышел,  обогнул
машину, а я подобралась. Как только он распахнул дверь  с  моей  стороны,  я
обеими ногами ударила его в живот, дядька слабо хрюкнул и осел в траву, а  я
ударила ещ„ раз, теперь в голову. Выскочила из машины,  монтировка  валялась
рядом, он попытался схватить е„, но я его опередила.
   - Где ты украла деньги? - пробормотал он. - Ты ведь их украла?  Откуда  у
тебя деньги? Тебя в тюрьму посадят. - Дослушивать я не стала, ударила его по
голове, и он отключился.
   Я достала деньги  из  его  кармана,  затем  подтащила  мужика  к  дереву,
выдернула старенький ремень из брюк и связала ему  руки.  Если  учесть,  что
руками он обхватывал ствол,  сидя  к  нему  спиной,  освободиться  будет  не
просто. Пошарив в машине, я нашла полотенце и,  вернувшись  к  незадачливому
грабителю, очень ловко соорудила кляп.
   Колеса на влажной траве буксовали, и я потратила минут десять, прежде чем
выехала на лесную дорогу. Я понятия  не  имела,  с  какой  стороны  мы  сюда
прибыли, и отправилась наугад. Дорога вывела меня  к  леспромхозу.  Судя  по
запустению, здесь либо был выходной, либо леспромхоз вообще  приказал  долго
жить.
   Я развернулась возле давно не крашенных  металлических  ворот  и  поехала
назад. Через несколько минут песчаная дорога расширилась,  на  смену  соснам
пришли чахлые березки, из травы  торчали  пни,  а  я  усомнилась,  смогу  ли
выбраться из этого богом забытого  места.  Затормозив,  вышла  из  машины  и
прислушалась: где-то совсем рядом шумело шоссе.
   Я продолжила движение по единственной  дороге  и  через  некоторое  время
выбралась на асфальт. Ни одного указателя. Оставалось только гадать, в какой
стороне мой город, а в какой  тот  самый,  куда  я  желала  попасть.  Первый
указатель появился через несколько километров, ехала я в нужном направлении,
с чем себя и поздравила. Вряд ли дядька сможет  быстро  освободиться  (места
здесь не очень оживленные, да и с ремнем ему придется  повозиться),  но  все
равно: машина не лучший вид транспорта для меня. Первый же инспектор прервет
мое путешествие. Однако до областного центра я добралась  без  происшествий,
остановилась в пригороде, переоделась в машине, оставила е„ возле гастронома
и дальше отправилась пешком.
   Через сорок минут тряски на стареньком трамвае я  стояла  на  площади  со
зданием железнодорожного вокзала в центре, построенном ещ„ при царе  Горохе,
давно не ремонтированном, грязным и каким-то  неприютным.  Здесь  мне  опять
повезло: поезд в нужном мне направлении отправлялся меньше  чем  через  час.
Купив билет, я едва успела позавтракать  в  кафе,  таком  же  обшарпанном  и
неуютном, как и вокзал. Еда тоже оставляла желать лучшего,  но  я  особо  не
привередничала и съела все, что мне подали.
   Через десять  часов  я  опять  стояла  на  площади,  почти  точной  копии
предыдущей, с билетом в кармане до Екатеринбурга, перекусила в  ресторанчике
со скромным названием "Метрополь", а ещ„ через два  часа,  лежа  на  верхней
полке, наблюдала, как исчезают в ночной темноте редкие огни, вновь  дремала,
вздрагивала, чего-то  пугаясь,  прислушивалась  к  стуку  колес  и  пыталась
отгадать, что ждет меня впереди.
   Солнечным днем я стояла на площади рядом с вереницей такси,  смотрела  по
сторонам и пыталась успокоиться. Сердце билось так, что я всерьез  подумала:
может, стоит устроиться где-нибудь на скамейке и переждать? И тут я  увидела
четырнадцатый  троллейбус.   Он   совершенно   не   отличался   от   других,
прогрохотавших мимо меня, но я, разом вспомнив рассказы Андрея, бросилась  к
остановке и успела вскочить в него. Не  знаю,  на  что  я  рассчитывала,  но
торопливо оглядела салон и вздохнула: наверное, всерьез  верила,  что  увижу
здесь мужа. Он так же, как и  я,  добрался  до  Екатеринбурга  и,  повинуясь
безотчетному порыву? Три остановки я таращилась в окно, силясь прийти в себя
от  разочарования,  затем  начала  приставать  к  пассажирам,  и  вскоре   к
разочарованию прибавилось  чувство  тревоги:  мои  родители  жили  в  другом
районе, так что добираться домой на четырнадцатом троллейбусе  я  не  могла.
Либо мои родители переехали, либо Андрей что-то напутал. Наверное, до дома я
добиралась с пересадкой, ведь я понятия не имею, где находится  институт,  в
котором училась. Из-за какого-то странного упрямства я доехала до  конечной,
а здесь пересела на такси.
   Родители жили в сто двадцать восьмом  доме,  но  я  попросила  остановить
возле восьмидесятого. Очень возможно,  что  те,  кто  преследуют  меня,  уже
здесь. Нырнув в ближайшую подворотню, я переоделась  в  спортивные  штаны  и
футболку, нахлобучила на голову парик, который однажды уже выручил меня, и в
таком виде достигла сто  двадцать  восьмого  дома.  Типовая  девятиэтажка  с
застекленными лоджиями, пять подъездов, квартира родителей во втором,  этаж,
должно быть, третий. Я мельком заглянула во двор, проходя  мимо,  через  два
квартала свернула и вышла к дому с другой стороны  только  для  того,  чтобы
убедиться: поблизости  нет  безопасного  места,  откуда  я  могла  бы  вести
наблюдение за подъездом. Все осложнялось ещ„ и тем,  что  я  не  знала,  как
выглядят мои родители, и  если  я  даже  увижу  их  на  улице?  Выход  один:
позвонить и узнать, интересовался ли кто  мной.  Это  тоже  опасно,  телефон
могли прослушивать? Я должна встретиться с мамой,  я  должна  все  выяснить,
мама знает, что со мной было до одиннадцатого мая прошлого года, мне никогда
не разобраться одной во всей этой чудовищной ситуации. Я должна  встретиться
с мамой?
   Тут я сообразила, что стою возле магазина "Продукты", пожилая  женщина  с
подкрашенными голубоватыми волосами сошла со ступенек, недовольно  косясь  в
мою сторону.
   - Вы не скажете, где здесь телефон-автомат? - спросила я.
   - Понятия не имею. - Голос е„ звучал строго, она поспешно отвела глаза, а
я, не придумав ничего лучшего, вошла в магазин и выглянула в  окно.  Женщина
не торопясь пересекла двор и исчезла в нужном мне подъезде.
   Минут пятнадцать я наблюдала за просматривавшейся  отсюда  частью  двора,
прекрасно  понимая  всю  наивность  подобных  предосторожностей.  Они  могли
находиться в любой из квартир, чьи окна выходили во двор, в  десятке  машин,
замерших на стоянке слева, в  конце  концов,  они  могли  ждать  в  квартире
родителей. Милиция так просто обязана была связаться с ними и даже  устроить
засаду, ведь меня обвиняют в убийстве их сотрудника?
   На меня уже обращали внимание, продавец кондитерского отдела нет-нет да и
косился в мою сторону. Надо решаться.
   Телефон оказался за углом, я набрала номер и вскоре услышала мамин голос.
   - Да?
   - Мама, - вышло хрипло, так я волновалась. - Мама, это я.
   - Анечка? - В е„ голосе зазвенела радость. - Здравствуй, дочка. Как  твои
дела? Я звонила вам вчера,  почему-то  никто  не  отвечал.  Ты  слышала  мое
сообщение на автоответчике?
   - Нет, мама. Меня никто не спрашивал? Андрюша не звонил?
   - Андрюша? Нет. А что случилось?
   - Мама, кто-нибудь интересовался мною?
   - У нас? Нет, а что случилось?
   - Из милиции не звонили?
   -  Господи,  Аня,  что  за  странные  вопросы?  Ты  меня   пугаешь.   Что
происходит?
   - Не знаю, мама. Я ничего не знаю. Мне очень страшно.
   - Анна, прекрати меня пугать и объясни, в чем дело.
   - Мама, я в трех шагах от твоего дома.
   - Ты в Екатеринбурге?
   - Конечно.
   - Тогда почему ты, не идешь к нам? У тебя много вещей, ты на такси? А где
Андрюша?
   - Я сейчас приду, - ответила я и повесила трубку. Затем ещ„  раз  набрала
номер родителей: короткие гудки. Мама кому-то звонит или просто  неаккуратно
положила трубку?
   Оглядевшись, я торопливо пересекла двор и вошла  в  подъезд,  нужная  мне
квартира находилась  на  втором  этаже.  Внушительная  металлическая  дверь,
обитая дерматином. Я надавила кнопку звонка, рука дрожала.  Дверь  открылась
сразу, точно мама поджидала с той  стороны,  не  отходя  ни  на  шаг?  Дверь
открылась, и я с некоторым удивлением увидела женщину, с которой столкнулась
на ступеньках магазина. Пушистые, совершенно седые волосы, оттого-то  они  и
имели после окрашивания немного смешной голубоватый оттенок, строгое лицо, в
котором не было ничего от моего, тонкие вытянутые в нитку губы, но  главное,
глаза: какого-то странного цвета, словно выцветшие, они  смотрели  сурово  и
даже  зло,  а  я  растерялась,  и  только  мамин  вопрос   вернул   меня   к
действительности:
   - Вам кого? - резко спросила она, с  явным  намерением  захлопнуть  дверь
перед моим носом.
   - Мама, - позвала я жалобно, точно пытаясь избавиться  от  наваждения,  и
лишь тогда вспомнила, что я нелепо одета, в дурацком парике, и мама попросту
меня не узнала.
   - О господи, - пробормотала она  испуганно,  втянула  меня  в  просторную
прихожую и захлопнула дверь. - Анечка, что за странный маскарад?
   Я стянула парик, наблюдая за ней. Выражение е„ лица изменилось, теперь на
нем читалась тревога, и только глаза остались прежними. Она  вглядывалась  в
меня, точно надеясь прочитать мои  мысли,  затем  торопливо  обняла  меня  и
прижала к груди, а я удивилась: на первый  взгляд  она  казалась  хрупкой  и
гораздо старше своего возраста, но теперь, прижимаясь к ней, я ощутила силу,
идущую от е„ костистого тела, к тому же мама была выше меня ростом почти  на
полголовы.
   - Девочка моя, - прошептала она, гладя узкой рукой мою  спину.  -  Как  я
рада, что ты приехала. Но почему  так  неожиданно?  Идем  выпьем  чаю.  Папа
только что уснул, не стоит его беспокоить. Вот он удивится? - "Удивится",  а
не "обрадуется" почему-то резануло мне слух, и что-то похожее на тревогу, не
страх перед теми, кто преследовал меня,  а  именно  тревога  шевельнулась  в
глубине моего сознания и начала расти. - Идем в кухню.
   Кухня была небольшой, чистенькой и уютной. Я устроилась на стуле, пытаясь
понять, что меня беспокоит, все казалось не  правильным,  нереальным,  точно
мне снился сон и уже во сне я знала, что сплю и все это не взаправду.
   - Хочешь чаю?
   - Мама, сколько мы не виделись? - спросила я, не зная, с чего начать  наш
разговор.
   - Почти год. - Она вроде бы удивилась. - Почему ты спрашиваешь?
   - Происходит что-то странное.  Кто-то  пытался  меня  убить,  стреляли  в
Андрюшу, я даже не знаю, жив он или нет. Он не звонил?
   - Андрюша? Не звонил. Ты говоришь безумные вещи. Кто хотел убить  вас?  С
какой стати? Андрюша ведь не бизнесмен, он рядовой труженик?  Ты  ничего  не
выдумываешь?
   - Мама, - позвала я  в  отчаянии,  она  поставила  передо  мной  чашку  и
сказала:
   -  Ну-ну,  успокойся  и  расскажи  по  порядку.  Нам  совершенно   некуда
торопиться. Ты ведь не на полчаса заскочила?
   Я подумала: моя мама была учительницей, и этот тон, и этот  пронизывающий
взгляд выработан годами, это отметины профессии,  и  тут  же  мне  в  голову
пришла другая мысль и так поразила, что я на мгновение лишилась дара речи. Я
никогда не любила свою мать. И она тоже не любила  меня.  Ни  сейчас,  ни  в
детстве. Я была любимицей отца и любила его. Он был самым близким  для  меня
человеком: отцом, другом, наставником, кем  угодно,  и  в  этой  моей  любви
совершенно не было места для женщины, то есть для матери.
   - Ты плохо выглядишь, - сказала она участливо.
   - Где папа? - спросила я.
   - Отдыхает. Не беспокой его.
   - Я только взгляну.
   - Он просыпается от малейшего шума. Честно говоря, мне  нелегко  с  твоим
отцом. Пусть спит. Расскажи мне о том, что произошло.
   - О чем?
   - Да ты меня с ума сведешь. - Ее тонкие брови сошлись у переносицы. -  Ты
являешься  сюда,  рассказываешь  совершенно   нелепую   историю?   Вы   что,
поссорились с Андреем?
   Я потерла виски, уговаривая себя, что  все  это  не  сумасшествие,  я  не
проснусь от собственного крика и это все взаправду: кухня, мама и я сама.
   - Мама, ты слышала, что я сказала: нас пытались убить.
   - Разумеется, я слышала. По-моему,  это  глупость.  С  какой  стати  тебя
кому-то убивать?
   - Я не знаю. Я ничего не помню из того, что было со мной раньше. Я  помню
день, когда Андрюша выписывал меня из больницы.  Я  лежала  одна  в  палате,
белые шторы на окнах, вошла сестра и сказала: "За вами приехал муж", а потом
я увидела Андрюшу. Но это не была больница в Екатеринбурге,  потому  что  из
той больницы мы ехали на машине не больше часа,  и  он  привез  меня  к  нам
домой. По дороге рассказывал, кто я и что произошло со мной.  И  от  него  я
узнала,  что  я  Шульгина  Анна  Ивановна,  что   мои   родители   живут   в
Екатеринбурге, что ты уехала домой, потому что у папы сердечный приступ.
   - Да, так и было, - растерянно ответила мама. - Почему ты  говоришь,  что
ничего не помнишь?
   - Мама, как же так, если  авария  произошла  в  Екатеринбурге,  почему  я
оказалась за сотни километров отсюда, в какой-то больнице?
   - Это вовсе не больница, это  был  санаторий.  У  тебя  были  проблемы  с
позвоночником, и нам посоветовали отправить тебя туда. И мы  поехали.  Потом
папа вернулся домой, чтобы продлить отпуск, и тогда с ним случился сердечный
приступ.
   - Меня перевезли в санаторий в бессознательном состоянии?
   - Нет, конечно. Это было бы попросту невозможно.
   - Но я ничего не помню. Совершенно ничего. Ни тебя, ни отца,  ни  врачей,
ни аварию, ни своего имени. Совершенно ничего. Что со мной было и кем я была
до одиннадцатого мая прошлого года?
   - Невероятно, - нахмурилась мама.  -  Почему  ты  раньше  мне  ничего  не
рассказывала?
   Я что-то ответила, но не мой ответ и  даже  не  то,  что  говорила  мама,
занимало меня, а только одна мысль: я сижу в углу, прямо  напротив  двери  в
кухню, зажатая между столом и холодильником, слева окно, но что толку мне от
этого окна, если мы на втором этаже? Мама устроилась рядом, и теперь,  чтобы
покинуть этот угол, мне придется?
   - Я все-таки хочу взглянуть на папу, - пролепетала я. - Не думаю, что  он
рассердится, увидев меня.
   - Конечно, дорогая, я совсем не это имела в виду?
   Я поднялась, не дослушав е„, и она вынуждена была подняться  и  отступить
под моим напором.
   - Где он?
   - В спальне.
   - Мама, я не помню, где у нас спальня.
   - О господи, идем за мной.
   Я вышла в прихожую, узким коридором достигла спальни и распахнула  дверь.
В кресле в профиль ко мне сидел мужчина, старый, лысый, свет от  окна  падал
на его лицо, а  я  в  ужасе  замерла,  потом  сделала  несколько  шагов,  он
повернулся, а я едва не закричала.
   - Здравствуй, дочка, - елейным голосом сказал он, хотя глаза его смотрели
с откровенной ненавистью, а я, холодея и цепляясь за  тонкую  нить  здравого
смысла, вдруг совершенно отчетливо и неотвратимо поняла: это  не  мой  отец.
Этот человек никогда не был моим отцом. Я резко повернулась и увидела  глаза
матери, она прижалась спиной к двери и исподлобья смотрела на меня.
   - Это не мой отец, - чеканя слова, сказала я. - Что  вы  сделали  с  моим
отцом?
   Человек в кресле поднялся, зло хихикнув, а та, что стояла у двери, злобно
пробормотала:
   - Ты сошла с ума. Разве ты ещ„ не поняла? Ты сумасшедшая. Ты  убийца,  ты
убиваешь в припадке безумия. Тебе нужна помощь. Слышишь? Ты должна лечиться,
ты опасна. - Она шипела, слюна скопилась в уголках рта, и оттого,  наверное,
женщина с бесцветными глазами напомнила  мне  змею.  А  тот,  что  находился
сзади, все приближался. И в его походке, поджарой, тренированной  фигуре  не
было ничего от больного старика. Они оба  дышали  неприкрытой  ненавистью  и
походили на вампиров из дурного фильма ужасов. Не  оборачиваясь,  я  ударила
ногой, с  удовлетворением  отметив,  как  он  взвыл  от  боли,  стремительно
развернулась на пятках и ударила ещ„ раз.  Женщина  отлепилась  от  двери  и
бросилась на меня, желтоватые ногти нацелились в лицо, удар кулаком в  грудь
отбросил е„ в сторону, но не остановил; взвыв, она бросилась ещ„ раз,  левая
рука вцепилась в мое лицо, а мне показалось, что это не ладонь, а  когтистая
лапа. Я ударила е„ очень сильно,  лицо  женщины  посерело,  она  рухнула  на
колени, взвыв не от боли даже,  а  от  отчаяния,  я  бросилась  в  прихожую,
схватила сумку, и пока доставала пистолет, они оба уже появились в коридоре,
двое нелюдей с горящими ненавистью  глазами.  "Таких  не  остановить",  -  с
ужасом подумала я, но пистолет в моих руках все же заставил их замереть.
   - Ты ведь не станешь стрелять в свою  мамочку?  -  спросила  она  и  даже
улыбнулась, а я подумала: "Я действительно сошла с ума, по-настоящему такого
не бывает". - Доченька, дорогая,  мы  поможем  тебе,  ты  ляжешь  в  хорошую
больницу, ты выздоровеешь?
   - Где Андрей? - спросила я в отчаянии.
   - Ты убила его. Ты всех их  убила.  Ты  больна,  тебе  надо  в  больницу.
Доверься мне, и все будет хорошо. - Она смотрела мне в глаза и шаг за  шагом
приближалась,  и  тот,  что  был  с  ней,  тоже.   Я   отступила,   щелкнула
предохранителем. Что-то стекало с подбородка, я провела по  лицу  ладонью  и
обнаружила кровь на пальцах, распахнула дверь, подхватила сумку и вышла,  на
одно мгновение увидев  свое  отражение  в  зеркале:  бледное  лицо,  залитое
кровью, рысьи глаза, безумное, почти нечеловеческое лицо. Я захлопнула дверь
и бросилась вниз по ступенькам, ожидая, что они кинутся следом или закричат,
но было тихо, только мои торопливые шаги, и ничего больше.
   Я открыла подъездную дверь и оказалась в узком пространстве между  первой
и второй дверью и только тогда подумала: "Мне нельзя на  улицу".  Рядом  ещ„
одна дверь, должно быть, в подвал, я дернула за ручку, и дверь открылась,  я
торопливо спустилась вниз. Солнечный свет сюда не доходил, а где включатель,
я не знала, да он был мне и не нужен сейчас, темнота