правитель Бернадот и кому пойдут на пользу рекру-
тированные австрийцы. Он сам вычерчивал в голове дипломатическую  интри-
гу, всегда чуть поправляя историю в пользу наполеоновской славы.  Напри-
мер, бывший маршал Франции Бернадот не предавал своего сюзерена, точнее,
предавал не сразу. И шведские войска  благополучно  занимали  Петербург,
что затягивало компанию минимум на год.  Турки  действовали  слаженно  с
другими фронтами и начинали бросок на север в самый  подлый  для  России
момент. Однако сожженая Москва все равно  покидалась  морально  гниющими
полками храбреца Нея и красавца Мюрата. Они плелись по-прежнему  на  юг,
доходили до пресловутого Малоярославца - ключевая точка войны,  как  од-
нажды вычитал Леша! - и неожиданно побеждали, расчистив себе  путь  доб-
лестью Старой гвардии. Историческая правда выглядела  так,  что  элитные
штыки ничего не решили: Мюрат божился, что прорвет  ряды  русских,  если
Нап даст ему последний резерв, Старую гвардию императора. Но Нап  предс-
тавил себе, как будет погибать в осенних лесах, если его любимец  завтра
положит гвардию, и отказал маршалу в последнем резерве. Гвардия  полегла
на заснеженной смоленской дороге, а у Леши половина гвардии погибла сра-
зу, но оставшиеся в живых растрепали русское каре сильнее, чем при Боро-
дино. Наполеон вырвался на юг, продлив свое императорство на полгода.
   За игрой отнюдь не стояло дурной ненависти к родине, наоборот:  в  те
годы Лешей владел скорее ясный патриотизм, идущий  от  школьного  ума  и
чистого сердца. В десять лет отношения с США виделись ему как  тотальная
игра типа шахмат, где два рода фигур слоняются на доске, имея мечтой под
корень истребить воинство противоположного цвета. Очевидно, что на доске
только шестьдесят четыре клетки, не подразумевающих места для фигур  се-
рого, зеленого и буро-малинового окраса. И шестьдесят четыре  клетки  не
знают иного финала, кроме победного пожирания вражеских единиц и  апофе-
озного матования. Итак - планетарная политика по  правилам  шахмат.  Это
значило, что весть о сорока погибших от наводнения в Америке воспринима-
лась Лешей как маленькое удовольствие: как никак, сорок пешек  скатилось
вон с ферзевого фланга. Ерунда, разумеется,  сорок  пешек.  Но  приятно,
поскольку приближает великий конечный кайф - истребление всех чужих еди-
ниц и матование черного  короля  на  позициях  разгромленной  рокировки,
где-то на аш семь, под Вашингтоном...
   Он читал карикатуры в газете "Правда" и мечтал не об отвлеченном нас-
туплении коммунизма - в шахматах  нет  такого  понятия,  как  социальный
строй, - а всего лишь о совершенно  земном  событии,  чистом,  реальном:
сокрущении НАТО. Карикатуры убеждали в неотвратимости мига и дарили  все
слова для праведности детской эсхатологии.
   Вырос он, кстати, аполитичным, жизнь пронесла его мимо рядов  направ-
ляющей силы общества.  Встрепенулся  вместе  со  всей  страной  в  конце
восьмидесятых и вволю поболел за истину, потом незаметно для самого себя
разуверился: ну не за то боролись, чтобы напороться вместо справедливос-
ти на фьючерсы, дисконты и векселя! Чубайс так не  походил  на  Жар-Пти-
цу... впрочем, он проморгал тот момент, когда из поборника  капиталисти-
ческих норм снова превратился в аморфного гражданина.
   А пока сто пятьдесят тысяч солдат покинули голодный испепеленный  го-
род, и всевидящий Нап повел их в довольные губернии, перед  тем  поколе-
бавшись мыслью между тульскими складами, украинским хлебом и  перезимов-
кой в Калуге. Радостное известие: Бернадот отхватил Финляндию,  а  персы
обещали не затягивать открытие четвертого  фронта.  Хотя  верить  персам
всегда рисково, Восток вообще оставался для прямых наповских аксиом  ку-
чей несуразного барахла. До следующей осени театр боевых действий  заве-
домо не мог покинуть российских границ - Лешу радовали гарантии,  вооду-
шевляла пристойная численость основного ударного кулака и  подкрепления,
дошедшие до Смоленска. Огорчала непланированная историей  гибель  Бертье
от казацкой пули в разъезде.
   А если протянуть нить войны до двадцать пятого года? Игра всегда кон-
чалась в Париже, союзники входили, а Нап  отбивался  до  последнего  ба-
тальона. Этот финал Леша не оспаривал у истории, он играл  за  свой  ре-
зультат: время и трупы. Максимальное число погибших он относил  на  свою
заслугу как демиурга игры. Нап должен был положить больше, чем ему дове-
лось - так звучала вторая цель, которая всегда выполнялось. А  если  три
миллиона? А если пять? И - до двадцать пятого года?
   Он не помнил точного числа развернутых игр. Все они начинались в июне
1812-го, а затем каждая текла по своему руслу. Как правило,  новая  игра
перекрывала рекорд: первый раз он доигрался только до  1815-го,  правда,
без всяких пауз на Эльбу, его драма всегда кончалась один раз и не пере-
игрывалась вновь на сто дней. Второй раз Европа расчерчивалась стрелками
походов уже до 1818-ого. Число мертвых стараниями  фантазии  выросло  на
полмиллиона, в большинстве ими были русские, испанцы и немцы.
   Франзуское поражение было не единственной страстью, равно  сочувство-
валось всем обреченным: монголо-татарским  всадникам,  немецко-фашистким
оккупантам, ливонским рыцарям, Деникину, Колчаку. На фоне,  как  отмеча-
лось, шахматного отношения к современной политике. Но  если  бы  на  его
глазах НАТО растерли в прах, а прах занесли в  исторические  учебники  -
тогда, наверное, американцы превращались в очередной  предмет  мысленных
игр, он наслаждался бы с НАТО, как кот с мышонком, убил бы в своей голо-
ве три миллиарда человек и перенес развязку в третье тысячелетие. Амери-
ка бы все равно проиграла, но по сценарию, в котором выше поражения мог-
ла быть только победа.
   Что самое забавное, исторические спектакли можно было  разыгрывать  в
окончательно фантастичном мире. Так просто: берется  контурная  карта  и
доводится до живого, до реальных очертаний живых земель. Причем Леша во-
лен сам назначать государственные порядки, названия, имена,  разбираться
с внутренней и внешней политикой. История эпох была прообразом,  не  бо-
лее. Допустим, заготовкой служит карта Европы шестого века: Рим  сожжен,
Византия молода, королевства выросли, как грибы. Границы проведены пунк-
тиром, на белом пространстве - ни одного названия.
   Под лешиной мыслью рождался другой континент. Вотчина Хлодвига  обзы-
валась каким-нибудь Зюгерландом, вандальские земли становились  торговой
республикой, в обыкновенных Перенеях возникал очаг сверхкультуры. Визан-
тия слыла аморфным ханством, а датские  племена  прорывались  в  Африку.
Прелесть заключалась в  постоянном  раскачивании  статус-кво.  В  разных
уголках карта рождались удивительные люди. Они изменяли мир.
   Каждый обладал биографией и точкой рождения: кто-то был зачат в скан-
динавском варварстве под снежным небом, кто-то служил писарем  на  Сици-
лии, а третьего на Балканах в юности готовили к монастырю.  В  момент  Х
каждый неожиданно начинал работать. Северянин собирал шайку  в  двадцать
человек и отправлялся грабить Париж, но по дороге воглавлял восстание  в
Ирландии и неожиданно выводил оборванных победителей к водам  Ла  Манша.
Писарь перебирался на итальянский сапожок, где  интригами  добывал  себе
пост министра, оставлял за королем номинальную власть, финансовыми идея-
ми наполнял подвальные сундуки, а прибылью содержал  легионы  наемников,
засылаемых в Африку и Германию. А будущий монах разочаровался  в  офици-
альной религии Благого Колеса. Создавал секту невидимого пути  спасения.
Находил поклонников. Обретал врагов. Был проклят  на  Пустынном  Соборе.
Ходил с сумой, проповедуя смертельную ересь. За ним следовала толпа  го-
лодных идиотов в две тысячи ртов, по дороге он учил их  жить  и  делился
собственой богоизбранностью. Приговаривался к смерти,  бежал.  Сжег  все
монастыри на Балканах, выиграл четыре крупных сражениях. Создал лучшую в
мире армию, скрепленную узами духовного братства. В день высадки десанта
на Крит произнес безумную речь, бросив человечеству вызов: все народы  и
страны объявлялись проклятыми, по словам пророка они отжили свой  век  и
имели одну судьбу - попасть под сень новой веры.  Императорам  и  вождям
предлагалось добровольно встать на колени,  а  несмирившим  гордость  он
грозил огнем и мечом. Лучшая в мире армия желала драться  и  соглашалась
умирать. Во все концы мира устремились посланники с записью безумных ре-
чей. Их встречали при дворах, выслушивали, вешали,  сжигали,  сажали  на
кол и разрубали в куски, а речи принимали всерьез. И боялись  ужасающего
пророка.
   Итальянский министр и британский узурпатор заключали договор о проти-
востоянии ереси: понятно, что дороги судеб этих людей финально пересека-
лись. Нить каждого разматывалась так, чтобы привести к подножия мирового
господства - на этом настаивал изначальный смысл. Кроме них, фигурировал
некий дикарь, собравший на Днепре неслыханную орду, мореплаватель, осно-
вавший первые банки и отстроивший на Гибралтаре богатейший город  земли,
мистик из рыбацкой деревни, навсегда  переехавший  в  столицы,  нашедший
учителей, прочитавший книги и основавший Орден мертвой головы  -  жесто-
чайшую паутину, взявшую Европу под присмотр лунопоклонников,  прирожден-
ных эзотериков и монахов-убийц. Все шли в одну сторону.
   Ересиарх договорился с Магистром. Лунопоклонники и новосектанты дели-
ли на двоих человечество, проведя по меридиану магическую черту. Магистр
отдавал ему знания и делился Сетью, Ересиарх  принимал  мертвоголовых  в
лоно своей веры, предлагая им посты и дарую поддержку в сто тысяч копий.
Они заключили пакт против официальной Церкви, дурной, умирающий, погряз-
ший наверху в догмах, а корнями ушедшей в радости жизни.
   Варвары вторглись на просторы Восточной Европы. Дикарь не читал книг,
но был намерен вывести своих на берег Атлантики. Министр долго  колебал-
ся, но выложил деньги: Святейший Круг назвал его главой официальной  ре-
лигии. Он родился средневековым менеджером, умел биться  с  энтропией  и
поднимать умирающие структуры. Для борьбы с ересью он опустошил сундуки,
но купил заплыв в свои воды кораблей с туманного Альбиона,  дабы  выжечь
заразу в средиземноморских портах. На деньги  Ордена  Купец  отстроил  в
Гибралтаре свою армаду, посадил на корабли балканских матросов и  встре-
тил английскую флотилию. Еретики затопили северян, Скандивав уцелел, по-
пал в плен, бежал.
   Проповедники Ересиарха заполонили леса Восточной Европы. Но Орда, как
ей и положено, отвергла потусторонние заигрывания: Дикарь не видел резо-
на отказываться от старой веры. Но нашел выгоду, когда Министр предложил
ему бесплатное оружие, военный союз и причисление к лику святых многове-
ковой Церкви Благого Колеса. Языческие пляски закончились, но часть вои-
нов предпочла своему вождю родных идолов -  возник  заговор.  Староверов
прибили гвоздями к деревьям, но уцелевшие расщепили Орду надвое и Дикарь
потерял треть солдат.
   Министр работал над сводом законов, выжигающих гнилье из старой рели-
гии. Эзотерический Магистр поднял восстания в трех городах,  передал  их
под прямую протекцию Ордена и нашпиговал Италию адептами Луны: по  своей
традиции он наносил удар сразу в сердце. Армия Ерисиарха победно вошла в
Малую Азию, смяла пять маленьких государств и отдала их под власть Импе-
рии Святого Духа. Купец стал единоличным собственником Средиземного  мо-
ря, славясь лучшим в истории флотом. Владелец гибралтарского рая увлекся
пиратством, обложил данью порты и всерьез грозил  Министру  морским  на-
шествием. Африканские колонии отошли ему целиком, Италия с трудом проти-
востояла десантам. Скандинав вернулся на Альбион, набрал из невозмутимых
крестьян когорты копьеносцев и лучников, переправил силу  на  материк  и
начал неумолимое движение к Гибралтару: по пути  он  громил  еретические
провинции, а награбленное жертвовал монастырям, сохранившим в хаосе пре-
данность Благому Колесу.
   Министр свирепыми налогами выжимал  из  народа  деньги  на  очередную
идею. В отчаянии он арестовал наугад десяток баронов, обвинил  в  лунном
культе, казнил, на изъятое имущество сотворил закованную в железо конни-
цу. Воины поскакали на восток, восстанавливая в звании прежних епископов
и готовя Ерисиарху удар в открытую спину. Тот увяз в Турции, тщетно  от-
биваясь от языческих партизан...

   16
   - Ну почему ты такой глупый? - вздохнул Понтий Пилат. -  Я  на  самом
деле люблю тебя. Разумеется, я желаю тебе добра. А желать добра  в  моем
понимании означает подарить силу. Только как тебе ее передать?
   Понтий вздохнул и исчез в тумане, мелькнув на прощанье заляпанным ка-
муфляжем.
   В дверь стучали. Очень осторожно; видимо, костяшками  пальцев,  а  не
мокрым вонючим сапогом.
   "Какая вежливость", - изумился Смурнов.
   Стук да стук, а вот и человек на пороге. Клетчатый  неожиданно  подал
руку. Смурнов вяло пожал крепкую  ладонь,  завидуя  удлиненным  пальцам,
гладкой коже и замаскированной силе. Легко посмеиваясь, гость  опустился
в кресло.
   - Тянет на разговоры, - признался он. - Слабость, конечно, но  что  с
ней делать?
   - Да я слушаю, - вежливо отозвался Смурнов.
   - А что тебе остается? - говорливый улыбнулся  в  бессчетный  раз.  -
Знаешь, когда-то я ломал голову под проблемой понимания.
   - Понимания чего? - не понял Смурнов.
   - Всего, - ответил философичный. - Понимания одним человеком другого,
понимания великих абстрактных истин и мелких частных  проблем.  Механизм
же один - но давай ради наглядности говорить об онтологических истинах.
   Самое принципиальное в знании: как вообще можно знать? А самое  инте-
ресное, что нельзя знать, если тебе передали знание. Допустим, есть кни-
га, которая содержит ответы на все жизненные вопросы. Такой книги нет  -
но есть какие-то книги банальных  истин,  содержащие  часть  ответов  на
часть вопросов. И вот если дать любому человеку Книгу Истины,  то  любой
ее не поймет. Хотя официально, на бытовом уровне  принято  считать,  что
поймет - ну как не понять, если слова написаны, а  читать,  слава  богу,
любой имеет? А дальше приходим к странному убеждению, - в хорошей  фило-
софской литературе это есть, но я-то приходил сам! -  убеждению  в  том,
что подлинно живет только тот, кто каждый день умирает и готов  умирать.
Этот постулат имеет отношение к закону, по которому человеком  восприни-
мается информация. А воспринимается она лишь лишь  в  особых  экзистнци-
альных точках и состояниях, когда ее возможно принять.
   Любая новая информация... давай определимся с тем,  что  мы  называем
информацией, поскольку она у нас в особом смысле. Мелкие  количественные
знания нас не интересуют, мы сейчас говорим  о  качественных  переходах,
выводящих на другой уровень сознания, другое мировоззрение,  дающее  со-
вершенно новый смысл внешнему миру  и  тем  самым  переворачивающее  мир
внутренний. То есть онтологические  истины,  которые,  кстати,  отделяют
сформированного человека от ребенка или  "простого  человека",  который,
собственно, тот же ребенок, раз у него сознание  ребенка,  сознание  без
этих простых онтологических истин. Если приглядеться - хорошо видно.
   Так вот, переход возможен не в любом состоянии, то есть  перед  тобой
может находиться великий учитель или умнейшая книга - а ни черта не пой-
мешь. Суть в том, что не было состояния души, в котором что-то восприни-
мается, и зря перед тобой распинался учитель, и зря ты брал в руки  кни-
гу... Обывательски этот момент всегда забывается,  профанированно  гово-
рится так: если человек глуп - пусть сядет и подумает. Пусть поучится  у
умных людей, они же есть. Пусть почитает, в книгах  все  написано.  Там,
кстати, все действительно написано, но  совет  это  причитать  и  понять
смотрится глупо, потому что без наличия других условий ничего не  прочи-
тается и ничего не поймется. Условие одно: человек понимает,  если  надо
понять. Если НАДО в конкретной ситуации  извлечь  ответы  на  конкретные
вопросы, если жизнь ставит в ситуацию. А  не  ставит,  тогда  бесполезно
сесть и преисполниться намерением: вот сейчас подумаю  и  стану  кем-то,
что-то знающим. Понимание вспыхивает  только  в  смертельных  ситуациях,
причем вспыхивает сразу и целиком, но смертельных не в физическом смысле
- в духовном, скажем так. Вот когда риск и все внутренние механизмы ста-
вятся на грань, когда все висит на нити - тогда что-то  осознается,  без
усилия: знание просто входит в тебя, ты не пашешь, чтобы его приобрести,
как некоторым кажется: надо, мол, постараться - и познаем  мир.  А  ста-
раться нельзя, знание не производится усилием индивида, а просто  влива-
ется в тебя, как река в долину, если нет какой-то перегородки. Или вспо-
минается, как говорил Платон, но не суть важно - образ вспоминания  тоже
хорош тем, что там нет усилия, есть поток, равнина и отсутствие  сдержи-
вающей перегородки.
   Вопрос, что такое духовная смерть и откуда перегородка, - в сущности,
это один вопрос. Давай исходить из того, что мир шире, чем мы думаем. Мы
всегда знаем кусочек мира. Но не мир целиком, и иногда  он  нас  ударяет
тем, что мы не знаем. Допустим, ребенок  наблюдает  секс,  или  взрослый
убеждается в убогости своих идеалов, или нищий паренек узнает, как живут
миллионеры, или ученый сталкивается с необъяснимым... Суть одна -  мы-то
знаем кусочек, но мир-то шире, и в тишине  со  своим  понятным  кусочком
долго не проживешь. Ребенок-таки увидит  секс,  нищему  откроется  жизнь
магнатов, хороший ученый увидит необъяснимый феномен.  Получается  зазор
между объясненным себе бытием и бытием как таковым. Часто в этих  ситуа-
циях человек чувствует себя плохо, если мир ударяет новым  -  он  обычно
бьет больно. Вот простейшее: мальчик отлично учится в школе,  мир  поня-
тен, идет  по  улице,  тут  его  избивают  хулиганы...  в  мир  отлични-
ка-третьеклассника избиение хулиганами не записано.  Мы  имеем  ситуацию
экзистенциального кризиса, катастрофы сознания и  появления  внутреннего
зазора - а не только разбитый нос. Тем более это видно в несчастной люб-
ви, особенно первой, сильной. Там каждый день экзистенциальная катастро-
фа.
   Еще одна деталь: мир всегда объясняется индивидом так, что он  в  нем
оправдан, иными словами, с ним все закономерно и он мир  познал,  утвер-
дившись в наиболе правильных взглядах - заметь, нет ни одного  человека,
не считавшего бы так, а особенно познанность мира высвечивает у дураков:
вот они-то все знают и могут научить всех. Мир познан до конца,  взгляды
правильные и человек оправдан, любые ситуации объясняются так, что он не
виноват - там кто-то другой всегда виноват, но не индивид, и даже  умный
человек распишет вам все на "объективные факторы".
   Мир познается только в момент зазора, это как бы ясно по определению:
в другие моменты сознание закрыто и ничего не узнает, потому что незачем
узнавать, а если бы познание шло непрерывно, а не дискретно, и по нашему
желанию, а не случайно - тогда каждый человек знал бы все, каждый  стоял
бы в точке абсолютного понимания, чего, как  известно,  не  наблюдается.
Но, кстати, ситуации зазора мало, нужно еще одно условие, а если его нет
- из ситуации ничего не вынесется в понимание. Будет  просто  неприятная
ситуация, которая уйдет. А нужна решимость дойти до конца,  до  духовной
смерти своего существа. А затем идет возрождение,  потому  что  тело  не
умирает, в нем просто рождается нечто с новым сознанием - как ни  стран-
но, но процесс идет именно так: не ссуммированием знаний,  а  смертью  и
возрождением, потому что человек с другими базовыми установками относит-
ся к себе прежнему не больше,  чем  к  любому  другому.  Это  важно:  не
больше, чем к любому другому, такое утверждение полный бред с точки зре-
ния обывателя, но в онтологии дело обстоит  так,  потому  что  онтология
всегда берет реальность второго плана, а она всегда реальнее,  так  ска-
зать; дети и вечные дети живут в реальности первого