.. но, видит Бог, только не сейчас!
   Он замолчал. Вздохнул и прошептал:
   - Вот я и  сделал  вам  предложение.  Я  хочу  уговорить  вас,  а  не
отговорить.
   Сильвия между тем думала: "Бедный парень, как мне его жаль!"
   Стив сказал:
   - Мне плохо работалось всю эту весну. Да и  летом  не  лучше.  -  Его
голос был тревожным, полным страсти, как и  его  светлые  глаза.  -  Мне
нужно во что бы то ни стало очистить свой мозг. Работа ждет.
   Сильвия смотрела на него широко раскрытыми  глазами;  ей  никогда  не
доводилось лицемерить ради  соблюдения  приличий.  Поэтому,  как  только
мысль пришла ей в голову и  показалась  достаточно  правдоподобной,  она
незамедлительно ее высказала:
   - Стив Циммерман! Так вот зачем вы приходили вчера утром к Пи Эл!  Об
этом вы с ним разговаривали?
   Он удивленно  взглянул  на  нее,  но,  поколебавшись  всего  секунду,
покачал головой:
   - Нет. Об этом мы не говорили. Не такой я дурак, чтобы даже  намекать
на нечто подобное.
   - Тогда какова была цель вашего визита?  Вы  не  захотели  рассказать
полиции. О чем был разговор?
   Циммерман снова покачал головой.
   - Я не могу вам рассказать. - Он нахмурился. - Вы пытаетесь  поменять
тему разговора.  Понимаю,  что  делаю  вам  предложение  в  неподходящий
момент.
   Впервые в жизни вы испытали такое потрясение. Но ничего не поделаешь,
это моя единственная возможность, и я не могу ее упустить.
   - Но я хочу знать. Вы не скажете мне?
   - Нет. - Ответ был категоричным. - Может, когда-нибудь потом. Если  у
вас к тому времени не пропадет охота. Когда мы поженимся, например...
   Сильвия невольно вздрогнула. И совсем не от мысли, что Стив Циммерман
может стать ее мужем. Просто нервы расшалились. Сказала:
   - Я не смогла бы выйти за вас. Я эгоистка.
   - Хорошо. Но я тоже. Даже с точки зрения эгоиста выгоды, которые...
   - Нет. Пожалуйста, не надо. - Сильвия встала с валуна.
   -  Подождите,  -  потребовал  Циммерман.  -  Вы  отказываетесь  из-за
Мартина?
   - Я помолвлена с Мартином.
   - Но если это только из-за него...
   Его слова повисли в воздухе. Сильвия ушла. Забыв о правилах  хорошего
тона,  не  принимая  во  внимание  муки  неразделенной   любви,   просто
повернулась и ушла.
   Спина Циммермана была обращена в ту сторону, куда она удалялась, и он
даже не повернулся,  чтобы  проводить  ее  взглядом.  Он  низко  опустил
голову, коснувшись груди подбородком, опустил  веки,  чтобы  дать  отдых
усталым глазам, и  единственным  заметным  движением  было  постукивание
указательного пальца по норке какого-то жучка, в  то  время  как  ладонь
самой руки лежала на траве.
   Сильвия добралась до площадки лестницы, сад камней  был  недалеко  от
входа, нерешительно осмотрелась. Вышел Мартин из дому? Выпустили ли  его
из игральной комнаты? Ей захотелось узнать, что происходит.  Сказать  ли
ему о невероятном  предложении  Стива?  Нет,  он  только  расстроится  и
разозлится... Но она знала, что сказать придется. Боже правый,  выходит,
она не ошибалась, полагая, что длительное общение Мартина с этим  психом
не доведет до добра. Стоило ли столько времени терпеть  его  присутствие
только из-за того, что они были друзьями, пока Стив не уехал в  Западный
колледж...
   Она прошла мимо зарослей орешника, обошла розарий.  Никого!  На  всем
склоне не было ни души, только на восточной террасе маячил патрульный.
   Чтобы с ним не встречаться, Сильвия свернула направо,  а  на  вершине
холма обогнула дом и вошла с черного хода. На  кухне  помощница  повара,
Элен, тащила какой-то мешок, глаза у нее  были  красные  и  заплаканные.
Сильвия подумала: "Она может одновременно плакать и  работать,  а  я  не
могу ни того, ни другого даже по отдельности". Затем пересекла дорогу  к
гаражу, прошла на запад по лужайке, увидела, что два стула  около  корта
были заняты, и направилась туда.
   Это был не Мартин:  Дол  Боннер  сидела  с  Леном  Чишолмом.  Сильвия
поколебалась, но подошла к ним. Лен, у которого  в  руке  был  стакан  с
выпивкой, а на столе для дозаправки бутылка и кувшин, встал и  предложил
ей стул. Сильвия покачала головой и спросила:
   - Где Мартин?
   Дол ответила:
   - Полагаю, в доме. Я не видела, чтобы он выходил, после того  как  мы
покинули игральную комнату.
   - Чем кончилось?
   - Ничем. Они показали ему перчатки, и Мартин признал, что они его. Он
положил их в карман пиджака, когда переодевался вчера, и  принес  пиджак
на теннисный корт. Потом захватил его сюда. Последний раз он  их  видел,
когда положил перчатки в карман пиджака у себя в комнате. Их  мог  взять
кто  угодно.  Мартин  держался  молодцом,  особенно  с  этим   проклятым
полковником. Думаю, Мартин вернулся в студию. На твоем месте я бы сейчас
оставила его одного, конечно, если ты не чувствуешь, что должна пойти  и
разгладить ему складки на лбу. Мне пришлось  посетить  огород  вместе  с
сержантом, потом увидела здесь Лена, который доводил себя до кондиции, и
подошла, чтобы его остановить. Он оказался  на  высоте:  тут  же  удвоил
дозу.
   Сильвия почувствовала, как у нее отлегло от сердца.  Она  присела  на
краешек стула, придвинутого Леном.
   - Зачем тебе нужны были наши отпечатки?
   Ты же слышала, что я им сказала. Из-за арбуза.
   - Зачем тебе Джэнет?
   - Ты слишком любопытна. Из-за пудры. Моя кончилась, а у нее  как  раз
то, что надо: "Валери-33".
   - Врушка. Все не правда. Расскажи мне.
   Дол приложила палец к губам:
   Только не при Лене. Он не в том состоянии, чтобы при  нем  разглашать
важную тайну. Когда-нибудь я расскажу тебе.
   Лен прорычал:
   - Не важно, в каком я состоянии, мне все  равно  никогда  не  понять,
зачем может понадобиться Джэнет. Разве что для мясорубки. Из  нее  вышел
бы неплохой фарш. Для сосисок.
   Сильвия сказала, не обратив на него ни малейшего внимания:
   - Хорошо. Раз ты не желаешь, тогда я кое-чем с тобой  поделюсь.  Зря,
наверное, но мне не терпится.
   Я только что получила предложение выйти замуж.
   Лен снова прорычал:
   - Знаю, знаю. От патрульного, который жует жвачку.
   - Заткнись, Лен. - Дол видела, что Сильвия не шутит. - От кого?
   - От Стива Циммермана.
   Лен поперхнулся выпивкой. Дол разинула рот:
   - Что? Он... серьезно?
   - Да. Весьма. У него бзик,  что  мы  должны  пожениться,  взять  пару
миллионов долларов и открыть психологическую  лабораторию.  Он  говорит,
что фанат своей работы, что карьера  ему  обеспечена,  а  я...  идеально
подхожу ему с эстетической точки зрения и должна  буду  помогать  ему  в
опытах с детьми. Это не смешно. Даже... если нам было бы до смеха.
   Дол прищурилась и пробормотала:
   - Патология. Он не в себе!
   Сильвия отрицательно покачала головой:
   - Ты бы так не подумала, если бы слышала его.
   Он все разложил по полочкам: свою  дружбу  с  Мартином...  он  с  ней
покончит... свои физические недостатки, уверенность в  том,  что  станет
знаменитым, мой материнский инстинкт... дьявол! Вот идет  один  из  этих
проклятых копов. Что им нужно? Боже мой, Дол! Когда это только кончится!
   - Скоро, Сильвия, дорогая! Не мытьем, так катаньем! Перестань  кусать
нижнюю губу, скоро их у тебя станет две.
   Подошел патрульный:
   - Мистер Чишолм? Вас ждут.
   - Меня?
   - Да, сэр.
   - Скажите им, приглашения принимаю только в письменном  виде.  -  Лен
потянулся за бутылкой, плеснул себе в стакан примерно на дюйм и  добавил
чуток воды из кувшина.  -  Пусть  получат  свое  приглашение  обратно  с
пометкой - адресат выбыл. - Он поднялся со стаканом в руке и пошатнулся.
- Извините меня, леди. Жаль пропустить следующий акт, он, говорят, самый
удачный. - Неуверенной походкой Лен последовал за патрульным.
   Дол проводила его взглядом и пожала плечами.
   Повернулась и  спросила  у  Сильвии  совсем  другим  тоном,  явно  не
предназначенным для светской болтовни:
   - Расскажи мне о Циммермане, Сильвия. Что он еще говорил?
 
Глава 14 
 
   Воскресным вечером, в десять часов, в  маленькой  комнате,  служившей
внутренним офисом в здании штаб-квартиры полиции штата, что в трех милях
от Берчхевена по Девятнадцатому  шоссе,  царила  атмосфера  нервозности,
витали клубы  табачного  дыма,  выдвигались  и  опровергались  различные
теории и было тесно от набившихся в помещение полудюжины мужчин. Один из
них на деревянной скамье - грузный, жующий сигару  уголком  рта,  -  был
инспектор Кремер из нью-йоркского отдела по расследованию убийств, рядом
с ним сидел Мэгвайр из  Бриджпорта,  казавшийся  невыспавшимся,  но  все
такой же неукротимый. К косяку  двери  прислонился  ничем  не  приметный
патрульный. Полковник Брисенден, на диво  элегантный  в  своей  форме  и
исполненный достоинства, сидел прямой как палка около столика.  Напротив
него расположился взъерошенный и усталый, но еще не  сломленный  Шервуд.
Начинающий лысеть мужчина средних лет, подтянутый и активный, со  слегка
раскосыми глазами, был генеральный прокурор штата,  Е.  Б.  Линекен.  Он
только что  примчался  из  Вермонта,  прямо  с  уик-энда,  со  скоростью
шестьдесят миль в час, чтобы исправить  положение,  получить  свою  долю
славы и помочь торжеству правосудия.
   Шервуд докладывал:
   - Вот такая складывается  картина.  Только  двум  из  всех  мы  можем
инкриминировать мотив преступления: Чишолму и Рэнту. У Чишолма, конечно,
была возможность убить. Он сам признался, что был на месте преступления,
видел Сторса, спящего на скамье, мог  взять  у  Фольца  перчатки,  когда
уходил из его дома. Но этого всего  недостаточно  для  предъявления  ему
обвинения, даже для коронера, не говоря уж о присяжных. А его мотив... и
того хлеще: видите ли, его из-за Сторса вышибли с работы. И он обиделся?
Дудки! Нет, тот, кто пробрался в мастерскую,  взял  проволоку,  подсунул
под шею Сторсу и вздернул того на сук, -  хладнокровнее  огурца  и  злее
гадюки, и у него были очень веские причины.
   Линекен объявил:
   - Говорю вам, ищите женщину.
   - Черт, да их там целых четыре. У одной крыша поехала, другая мужиков
в упор не видит и считает, что нам до нее далеко, третья - впору пылинки
сдувать: богата, нежна и невинна, последняя - витает  в  облаках,  слова
путного не вытянешь. Я уже рассказывал. Утром сами убедитесь.
   - Попробую.
   - Это меня устраивает, говорю как на духу. Что касается мотива  -  то
наиболее убедительный откопали только для Рэнта. Похоже, его работа.  Но
даже если  все  мы  думаем  на  него,  это  ничего  не  меняет.  С  теми
свидетельствами, что у нас на руках от трех человек:  миссис  Сторс,  ее
дочери и дворецкого, о том, что, повидавшись со Сторсом, Рэнт вернулся в
дом до половины пятого, и  утверждениями  Чишолма,  что  Сторс  еще  был
живехонек в четыре часа сорок минут, нам  надо  упираться  рогом,  чтобы
доказать, что Рэнт вернулся туда снова после без двадцати пять,  или  по
меньшей мере сделать  так,  чтобы  это  выглядело  вполне  вероятным.  В
действительности мы должны доказать, что Рэнт вернулся туда  после  пяти
часов двадцати минут или пяти двадцати пяти, потому  что  именно  в  это
время Фольц повесил свой пиджак на стул в прихожей и Рэнт мог  добраться
до перчаток в его кармане. Дворецкий говорит,  что  в  пять  часов  Рэнт
писал письма в игральной комнате.
   Он мог бы выбраться из дому через оранжерею после  того,  как  достал
перчатки, и вернуться тем же самым путем, но  никто  не  видел,  как  он
входил или выходил. Другая трудность - это расписка на траве.
   Возможно ли, что он оставил ее там после того, как  вздернул  Сторса?
Мог бы, если бы что-то вызвало  у  него  панику,  но  он  не  производит
впечатления паникера. Поймите, я вовсе не пытаюсь отмазать Рэнта.
   Просто показываю, с чем мы столкнулись. Лично мне Рэнт представляется
наиболее вероятным кандидатом в убийцы. А как  это  представляется  вам,
инспектор?
   Кремер пробормотал, не вынимая сигары изо рта:
   - А никак. Кто сделал это, замел  все  следы.  Дело  тухлое.  Или  вы
повесите убийство на Рэнта, или ищите другие мотивы где угодно. Но  если
даже это Рэнт и вы двинете в суд с тем, что у  вас  есть,  то  присяжные
даже не удалятся для совещания. А вот вам придется уносить ноги. Кстати,
я вам не говорил?
   Один из моих людей  накрыл  секретаршу  Сторса  на  Лонг-Бич,  и  она
сказала, что ничего не слышала из разговора  Сторса  с  Циммерманом  тем
утром и никто другой тоже не слышал.
   Шервуд кивнул:
   - Да, мне  звонили  из  вашей  конторы.  -  Он  искоса  посмотрел  на
Брисендена. - Полковник допрашивал Циммермана в управлении сегодня днем,
пытался его расколоть. Без крайних мер, так, на измор.
   Но тот только еще больше замкнулся. Он из образованных ослов, хуже их
нет.
   Брисенден проворчал:
   - Надо было его упечь в каталажку. Чертов вьюн!
   - Не согласен. Подождем до завтра. Если он не разговорится, сунем его
за решетку. Правильно, Эд?
   - А куда денешься? - глубокомысленно рассудил генеральный прокурор. -
Я  думаю,  вы  вели  себя  достаточно  деликатно,  Дэн.  Эти  люди,   за
исключением Рэнта, не того сорта, чтобы их брать за жабры.  Но  убийство
есть убийство, и заговорить им придется.
   Да, в деле замешана женщина. - Он облизал губы.
   Кремер кивнул в сторону стола:
   - Эти перчатки, - они лежали на столе, - вы примеряли их всем?
   - Да. Циммерману они велики, Чишолму малы, но подходят всем. - Шервуд
вздохнул. - Говорю вам, инспектор, вашими же словами: дело тухлое.
   Буду вам признателен, если вы завтра утром нагрянете к нам и  копнете
сами. Ну, давайте еще раз глянем на диаграмму...
   Мэгвайр из Бриджпорта закрыл глаза.
 
*** 
 
   На Берчхевен опустилась ночь, неся мир и покой, правда, и то и другое
находилось под неусыпной охраной. У выезда  из  имения  стоял  мотоцикл,
прислоненный к огромной гранитной  арке  ворот,  патрульный  дежурил  на
обочине дороги, прохаживаясь время от времени, чтобы не заснуть.  Пониже
у пруда с рыбками, шагах в тридцати от входа на  лужайку,  под  кизилом,
стоял еще один патрульный. Он был здесь не на посту: он и  его  коллега,
который в  данный  момент  сидел  на  стуле  возле  теннисного  корта  и
выковыривал камешек из ботинка,  патрулировали  имение.  В  доме  Белден
запер входную дверь в десять, как обычно, но дверь  на  главную  террасу
только притворил, потому что там находился патрульный.  Тот  перед  этим
сидел, скорчившись на неудобном стуле в  прихожей,  а  сейчас  вышел  за
сигаретой на террасу,  потянулся,  чтобы  размять  мускулы,  и  выглянул
наружу, в темноту. Если бы он прислушался,  когда  был  в  прихожей,  то
различил бы едва слышные звуки голосов в студии.
   Точнее сказать, одного голоса. Говорил в основном  Джордж  Лео  Рэнт.
После обеда, который был точной копией ленча, то есть таким  же  унылым,
он, умело маневрируя, действуя с  изумительной  ловкостью,  увел  миссис
Сторс из столовой, провел в боковой холл, не дав ей опомниться, а оттуда
в студию.
   Это был с его стороны  ход  дерзкий  и  хорошо  продуманный:  выбрать
студию как арену  предстоящей  схватки.  Во  всем  доме  не  нашлось  бы
комнаты, так тесно связанной с жизнью ее мужа, где еще  витал  его  дух,
если только он вообще где-либо витал.  Этим  Рэнт  как  бы  говорил  ей:
"Давайте побудем здесь, где ваш муж может  слышать  нас,  я  бросил  ему
вызов при жизни, не буду уклоняться и после смерти".
   Теперь, к десяти часам, ему удалось пробить первую брешь  в  обороне.
Она  слушала  его  без  особого  внимания,  но  и  не   перебивала,   не
протестовала. От лампы в  коридоре  падал  тусклый  свет,  миссис  Сторс
сидела на диване возле радиоприемника, сложив руки на коленях,  плечи  у
нее поникли, глаза смотрели из-под полуопущенных век. Рэнт стоял футах в
десяти от нее, в грациозной позе, на туранском ковре, который однажды Пи
Эл Сторс привез из Персии. Ему легче было говорить стоя...
   - Но это не в интересах тех, кому недоступно понимание. А непонимание
- это один из самых распространенных недостатков. Шива  ни  от  кого  не
требует, чтобы его понимали. Нет обряда в древней или современной Шакти,
который  можно  объяснить  только  разумом.  Три  ступени:  размышление,
восприятие и погружение. Мы не в  силах  понять  то,  что  обожаем.  Три
наполнения:  дисперсия,  проникновение,  гомоузия.  Второе  может   быть
достигнуто только через посредство  первого.  Третье  недостижимо,  пока
первые два не достигнут совершенства. Три  жертвы:  я,  мое  я,  я  сам.
Частицы личности, осколки незавершенного. Целое предполагает  и  требует
бесконечности. Другого пути к славе нет. Нет другого пути, чтобы войти в
вечный цикл, кроме рассеяния личности на  бесконечные  disjecta  membra,
кроме следования за бесконечными лучами к пульсирующему центру всемирной
плоти...
   Отступница на диване взмахнула руками и снова сложила их на  коленях,
сделавшись неподвижнее изваяния.
   - ...в движении, которое не прекращается  никогда.  Обряды  Восточной
Шакти требуют духовного распада только в качестве прелюдии к смирению  и
восстановлению души, они выше физического разрушения и более не  требуют
жертв в древних храмах. Я, Джордж Лео Рэнт, священник, верховный жрец  и
буддийский монах, и я взываю из вечного цикла, в который вошел...
   Патрульный в приемной мог бы  услышать  бормотание,  если  бы  только
полностью замер и затаил дыхание.
 
*** 
 
   Наверху, в своей комнате, двери которой выходили в самый конец холла,
Джэнет Сторс сидела за своим столом из бразильского кедра перед  стопкой
чистых листков бумаги,  с  ручкой  в  руке.  Раньше  она  всегда  писала
карандашом, когда сочиняла, чтобы легче было стирать, но два года  назад
перешла на ручку. И вот почему: если ее виршам суждено стать  известными
когда-либо, то намного лучше для потомков писать их чернилами.  Она  еще
не успела переодеться ко сну, скинула только туфли  и  надела  шлепанцы.
Глаза ее не отрывались от занавески на окне, но она  ничего  не  видела,
так как всматривалась в себя. Наконец она глубоко  вздохнула  и  бросила
взгляд на стопку бумаги.
 
   Если молвлю тебе, мое сердце мертво,
   И застыла кровь, даже боли нет;
   Я как призрак в ночи, и рассвет
   Набредет на меня и свое естество
   Мне на плечи накинет как плед.
 
   Дрожь отчаяния прошла по ее телу. Она  подумала:  "Бесполезно,  я  не
смогу закончить  это.  Говорят,  что  поэзия  -  это  пережитые  эмоции,
осмысленные в тиши и покое... но, помоги мне, Боже! Нет у меня  покоя...
нет, нет и нет! Какой покой..."
   Она зарылась лицом в ладони, плечи беззвучно затряслись.
 
*** 
 
   Ровно через три двери дальше по коридору на  противоположной  стороне
от комнаты Джэнет была комната Стива Циммермана. Она была не из  лучших,
предназначавшихся для гостей в Берчхевене. Вместо ванной была всего лишь
уборная в нише стены, но и эта комната была намного  роскошней,  чем  то
жилье, которое Стив  мог  позволить  себе  снять  и  оплачивать  на  Сто
двадцать второй улице в Нью-Йорке.
   Белден или горничная, а может, и оба, судя по всему,  были  настолько
выбиты из колеи случившимся в субботу  вечером,  что  напрочь  забыли  о
постояльце: на вешалке не было полотенец, пепельница  возле  кровати  на
столике полна окурков и обгоревших спичек, оставшихся со вчерашнего дня,
а когда Стив подошел к шкафу, чтобы взять вешалку, то обнаружил, что  он
не открывается, и ему пришлось повесить пальто на стул. Но эти  досадные
мелочи  почти  не  замеченными  осели  в  самых  удаленных  уголках  его
подсознания: мысли Циммермана были  заняты  другим.  Когда  он  убедился
окончательно, что дверцу шкафа заело, то подошел  к  окну,  раскрыл  его
пошире и высунул голову в темноту ночи. Внизу слева слышался звук  шагов
- это ходил патрульный по террасе.  Стив  вернулся  к  кровати,  сел  на
краешек, почесал локоть и стал рассматривать книги на полке над  лампой,
свет от которой падал на столик возле постели.
   Прошло минут десять, а  он  все  еще  сидел  на  кровати,  машинально
вслушиваясь  в  голоса,  доносивш