ащены к Мильбургу, но мысленно он обращался к гордой высокомерной девушке
с  гневными глазами,  которая так  презрительно  обошлась  с  ним  в его  же
собственном бюро.
     - Было бы очень странно, если  бы вас присудили к тюремному заключению,
потому что я якобы открыл, что  вы в течение долгих лет обманывали фирму,  -
возбужденно продолжал он. - Я убежден, что все  служащие фирмы сказали бы то
же, что и вы!
     - Это я тоже хочу сказать, - заявил Мильбург  со своей обычной улыбкой.
Он  снова сделал  любезное  лицо  и  потирал  руки. -  Это звучало бы  очень
странно,  и никто не был бы более  поражен,  чем сама  несчастная  жертва. -
Сказав эти слова, он расхохотался во все горло.
     - Может  быть,  и нет, - холодно сказал Лайн.  - Я хочу сейчас в  вашем
присутствии повторить  несколько  слов, прошу вас, слушайте  внимательно. Вы
уже  месяц  тому  назад жаловались мне, -  Лайн  произносил  каждое  слово с
ударением, - что в кассе не хватало мелких сумм.
     Утверждать такую вещь было большой смелостью, это было даже в известной
степени рискованно. Успех этого, наскоро импровизированного плана зависел не
только от вины Мильбурга, но и от нежелания его признать свою вину. Если его
управляющий ничего  не возразит против  неверного утверждения,  то тем самым
признает собственную  вину.  Тарлинг, которому разговор этот  сперва казался
непонятным, теперь начал смутно догадываться, куда клонит Лайн.
     - Я  жаловался  вам,  что  за последний месяц  была недохватка денежных
сумм? - с изумлением спросил Мильбург.
     Он не улыбался более, и на его лице внезапно показалась  растерянность.
Его загнали в тупик.
     -  Да,  я  говорю  это,  -  ответил  Лайн,  наблюдая  за   ним.  -  Это
соответствует действительности?
     После продолжительной паузы Мильбург кивнул головой.
     - Да, это так, - слабым голосом ответил он.
     -  И  вы  же сами  сообщили мне,  что  вы  подозреваете  мисс  Райдер в
совершении этой растраты?
     Снова наступила пауза, и снова Мильбург кивнул головой.
     - Вы слышите это? - торжествуя спросил Лайн.
     -  Да, -  спокойно ответил Тарлинг. -  Но  что  же мне делать, ведь это
касается обыкновенной полиции? Лайн сдвинул брови.
     - Мы должны сперва  подготовить заявление для полиции. Я посвящу вас во
все  подробности,  дам  вам адрес  молодой  дамы,  а также все  данные о  ее
личности. Тогда вашей задачей будет доставить нам такую информацию, чтобы мы
были в состоянии передать этот случай Скотланд-Ярду.
     - Понимаю, - сказал Тарлинг и улыбнулся. Но потом он покачал головой. -
Я не могу заниматься этим делом, мистер Лайн.
     - Почему же нет? - удивленно спросил Лайн.
     - Потому что я не занимаюсь  подобными вещами.  Когда вы  писали мне, у
меня  было  чувство,  что   благодаря  вам  в  мои  руки  попадает  один  из
интереснейших случаев,  с  которым  мне когда-либо приходилось  иметь  дело;
Очевидно, первое впечатление может  быть иногда обманчивым,  - он взялся  за
шляпу.
     - Что вы хотите этим сказать? Вы таким образом отказываетесь от ценного
клиента.
     - Я не  знаю насколько  вы ценны,  но в данный  момент дело выглядит не
очень радужным. Я не хотел бы заниматься этой историей, мистер Лайн.
     - Вы полагаете, что дело недостаточно значительно для вас?  - неприятно
пораженный, спросил Лайн. - Я готов уплатить вам за труды пятьсот фунтов.
     - Даже если вы мне уплатите  пять тысяч, даже пятьдесят тысяч фунтов, я
должен буду отклонить предложение  заняться этим  делом,  - ответил Тарлинг.
Его ответ звучал решительно и категорически.
     - Тогда разрешите спросить, почему вы не хотите заняться этим делом? Вы
знакомы с этой девушкой? - излишне громко спросил он.
     - Я никогда не видел  этой молодой дамы и, по всей вероятности, никогда
ее и  не увижу. Я хочу только установить, что не желаю, чтобы  мне надоедали
подобными искусственно построенными обвинениями.
     - Искусственно построенными обвинениями?
     - Я полагаю, вы хорошо знаете, что я думаю, но я хочу сказать это вам в
более  ясной и понятной форме. В силу какой-нибудь причины вы злы на одну из
ваших служащих. Я могу  распознать ваш характер по вашему липу, мистер Лайн.
Мягкая  форма  вашего круглого подбородка  и ваш чувственный  рот показывают
мне,  что  вам не  доставляет угрызений  совести  ваше  обращение  с дамами,
которые  у вас  работают.  Я  не  знаю,  но  предполагаю,  что  какая-нибудь
порядочная  девушка дала вам как  следует по носу, что вас очень рассердило,
и,  обуреваемый  жаждой  мщения,   вы  сочиняете  совершенно  необоснованные
обвинения против нее.
     -  Мистер  Мильбург,  - он  снова  обратился к  управляющему,  -  имеет
основания идти навстречу  вашим  подлым желаниям. Он ваш служащий  и,  кроме
того, на него оказывает действие скрытая угроза, что вы собираетесь упрятать
его в тюрьму, если он откажется действовать заодно с вами.
     Лицо Торнтона Лайна было искажено яростью.
     -  Я  уж  позабочусь,  чтобы  ваше подлое  поведение  получило  широкую
огласку. Вы здесь в самой оскорбительной форме бросили мне в лицо обвинение,
и я подам на вас в суд за клевету. Дело, очевидно, в том, что вы чувствуете,
что мое задание вам не по силам и ищете повода отклонить его.
     Тарлииг вынул из кармана сигару и откусил кончик.
     -  Моя репутация слишком  хороша,  чтобы  я  должен  был впутываться  в
подобные  грязные дела. Мне очень  не  хотелось бы  оскорблять других,  и  я
неохотно  выпускаю из  рук  возможность  хорошо заработать,  но  я  не  хочу
зарабатывать деньги, совершая  подлости, мистер Лайн. И  если  вы  позволите
дать себе  хороший совет,  то оставьте этот вздорный  план действия, который
вызван  только вашим задетым самолюбием. Замечу мимоходом, что это  наиболее
неудачная  форма  поднять  дело. Пойдите лучше  и попросите  у  молодой дамы
извинения, потому  что, как  я  предполагаю, вы  ее, должно быть,  грубейшим
образом оскорбили.
     Он кивнул  свому спутнику китайцу и медленно вышел  из помещения.  Лайн
наблюдал за ним, дрожа от гнева.  Он сознавал свое бессилие,  но когда дверь
уже наполовину  закрылась, он вскочил с подавленным криком, широко распахнул
дверь и подскочил к сыщику.
     Тарлинг  схватил его обеими руками, поднял, отнес  обратно в  комнату и
посадил на стул. Потом добродушно посмотрел на него сверху вниз.
     -  Мистер Лайн,  - сказал он  слегка саркастически,  -  вы сами подаете
дурной пример преступникам. Хорошо,  что ваш приятель-преступник еще сидит в
тюрьме! Не говоря больше ни слова, он покинул комнату.
III
     Два дня спустя Торнтон Лайн сидел в своем большом автомобиле,  стоявшем
на краю тротуара,  недалеко  от Уондворт-Компона и смотрел по  направлению к
воротам тюрьмы..
     Он был поэт и актер, редкая помесь для делового человека его типа.
     Торнтон Лайн был  холост. Он выдержал университетский экзамен и получил
отличие за научную работу. Был  он также автором-издателем тоненького томика
стихов. Качество  его  стихов было не  особенно выдающееся,  но  книга  была
украшена очень красивыми заставками и переплетена в старинном вкусе.
     Он  был  купец,  и  это  ему  в  некоторых  отношениях было  далеко  не
неприятно.  Тем  более,  что  его  профессия давала  ему  возможность  вести
роскошный  образ  жизни. Он  владел  несколькими  автомобилями,  деревенским
поместьем  и  домом в городе. Отделка и мебель  для обеих  квартир поглотили
такие крупные суммы, на которые он смело мог бы скупить большое число мелких
магазинов.
     Джозеф  Эмануэль Лайн основал  эту  фирму  и поднял ее на  значительную
высоту. Он выработал  специальную систему продажи,  согласно  которой каждый
клиент обслуживался сейчас  же, как только он успевал войти  в магазин. Этот
метод  основывался  на  старом   принципе  -  держать   постоянно   наготове
достаточные резервы.
     Торнтон Лайн должен был перенять  управление делом в тот Момент,  когда
выход  в  свет   его   маленького  томика  возвысил  его  в  сонм  непонятых
знаменитостей.  В своих стихотворениях он  пользовался  совершенно необычной
пунктировкой, перевернутыми  запятыми,  восклицательными  и  вопросительными
знаками, чтобы выразить свой гнев и презрение человечеству. Несмотря  на то,
что томик был очень тонкий, его все-таки не покупали, но Лайн сумел добиться
известного уважения  у  тех мужчин  и  женщин, которые  точно так  же писали
стихи, и книги которых никто не читал.
     Ничто  в  этом  мире не  казалось  этой  непонятой  знаменитости  более
надежным, чем то, что наивысшая степень благородства выражается в презрении.
При других обстоятельствах  Торнтон Лайн  мог бы добраться и  до  дальнейших
степеней  непонятости  -   на  такую  высоту,  где  можно  чувствовать  себя
возвышенным  над браком,  мылом, чистыми рубахами и свежим воздухом. Лишь то
обстоятельство,  что  внезапно  умер его отец, было виной,  что он не достиг
этой степени совершенства.
     Сначала  он  почти уже  был готов  продать всю фирму,  чтобы поселиться
где-нибудь  во Флоренции или на  Капри, в какой-нибудь уединенной вилле.  Но
потом его  соблазнило  противоречие,  можно  сказать, комизм его  положения.
Ученый человек, важный барин, непонятый поэт должен был засесть в купеческой
конторе.  И, ко всеобщему изумлению,  он стал продолжать работу своего отца,
вернее  говоря,  он   подписывал   чеки  и  получал   доход.  Действительное
руководство  фирмой он передал тем людям, которым доверил это уже сам старый
Лайн.
     Торнтон  составил  воззвание к своим трем  тысячам служащих, воззвание,
которое он  дал напечатать  на бумаге верже античной формовки, с изумительно
красивыми  заставками  и широкими  полями. Он цитировал  Сенеку, Аристотеля,
Марка Аврелия и вставил также несколько стихов из Илиады.
     Это воззвание было  прорецензировано как  книга,  длинными критическими
статьями в газетах.
     Он  получил  новый  интерес  к  жизни  - он  сам  себе  казался  весьма
интересным,  так  как  многие  из  его  восторженных  друзей  только  руками
разводили   и  с  изумлением  спрашивали:  "Как  можете  вы,  человек  таких
способностей, такого характера?..."
     Жизнь продолжала бы  оставаться для него и впредь такой же интересной и
красивой, если бы  все люди,  которых он встречал на  своем пути, продолжали
считать его .полубогом. Но, было, по крайней мере,  двое людей,  на  которых
прекрасный характер и миллионы Лайна не производили никакого впечатления.
     В лимузине было  приятно и  тепло, так как он отапливался электрической
печью. В это хмурое  апрельское  утро на  улице было чувствительно  холодно.
Кучка дрожащих женщин, стоявших на почтительном расстоянии от  ворот тюрьмы,
как  можно  более плотно закутывалась  в свои  платки  и шали, когда  начало
слегка снежить.
     Вскоре  вся  местность  покрылась легким  белым  покрывалом,  и  первые
весенние цветы выглядели довольно жалко в своей белой рамке.
     Тюремные часы  пробили  восемь. Отворилась маленькая дверь,  из которой
вышел человек. Он наглухо застегнул куртку и воротник и глубоко  надвинул на
лицо кепку. Лайн  выпустил из рук газету, которую он все время читал, открыл
дверцы автомобиля, выскочил и поспешил навстречу выпущенному арестанту.
     -  Ну, Сэм, -  любезно сказал  он, - на сей  раз вы меня,  наверно,  не
ожидали?
     Человек вдруг  остановился,  как  пораженный  молнией,  и уставился  на
фигуру в дорогой шубе.
     - Ах, мистер  Лайн,  - ответил он усталым голосом. - Мой милый барин! -
больше он не мог выговорить, слезы катились по его щекам, и он обеими руками
схватил протянутую ему руку.
     - Ведь не  думали  же  вы в самом деле, что я оставлю  вас  на произвол
судьбы, Сэм.
     Лайн был в восторге от своего собственного благородного образа мыслей.
     - А я думал, что на  сей раз вы совершенно отказались  от меня,  сэр, -
хрипло  ответил Сэм Стэй.  -  Вы воистину  благородный джентльмен. Я  должен
стыдиться самого себя.
     -  Чепуха, Сэм, не  надо! Пойдемте скорее  в мой экипаж, садитесь сюда,
мой мальчик. Теперь люди могут подумать, что и вы миллионер.
     Сэм  вздохнул,  бессмысленно ухмыльнулся  и  сел  в автомобиль.  Он  со
вздохом  опустился на  мягкое сидение, обитое дорогой коричневой  сафьяновой
кожей.
     - Боже мой, если подумать только, что есть еще на свете такие люди, как
вы, то воистину еще можно верить в ангелов и чудеса!
     - Не говорите глупостей, Сэм. Вы поедете теперь ко мне домой, покушаете
хоть раз досыта, а потом я вам помогу начать новую жизнь.
     - Теперь, наконец, я действительно хочу  начать  вести порядочный образ
жизни, - сказал Сэм, подавляя рыдание.
     Чтобы не согрешить  против истины, надо  сказать,  что  мистер  Лайн, в
сущности  говоря, очень  мало интересовался тем, ведет ли  Сэм честный образ
жизни или нет. Быть  может,  он даже  пришел бы в  ужас,  если бы  Сэм  стал
порядочным человеком.
     Он  держал  у себя Сэма приблизительно так  же, как другие  люди держат
редкую птицу или породистых собак, и гордился им не меньше, чем  другие люди
гордятся  своими коллекциями  почтовых марок  или  китайского  фарфора.  Сэм
принадлежал к  той роскоши,  которую он мог  себе позволить и которой он мог
похвастать.  В  своем  клубе  он  охотно  рассказывал о  знакомстве  с  этим
преступником - Сэм был очень известный взломщик несгораемых шкафов,  который
ничем другим  не  занимался. Привязанность Сэма  была для  Лайна  необычайно
приятной  щекоткой нервов.  Обожание, с которым  этот преступник относился к
Лайну,  было  действительно необычайно. Сэм без малейшего колебания отдал бы
жизнь за этого , человека с бледным  лицом  и легкомысленным ртом. Он дал бы
разорвать себя на куски для своего благодетеля, если бы он  был в  состоянии
таким  путем  принести ему к пользу. Потому что  Лайн  был  для него  Богом,
сошедшим  с небес. Два раза  Сэм был осужден  на краткосрочное заключение, а
однажды  ему пришлось посидеть даже более I продолжительное время, и  каждый
раз  Торнтон брал его  к  себе  домой, заправски угощал, давая ему при  этом
целую кучу светских, но совершенно излишних советов, и отпускал  его от себя
с десятью фунтами в кармане.  Этой суммы  как раз  хватало Сэму  на  покупку
нового набора фомок и отмычек.
     Но  никогда  еще  прежде Сэм  не  высказывал столько  благодарности,  и
никогда еще до  сих пор  Торнтон  Лайн не оказывал  ему так  много внимания.
Прежде всего ему предложили  горячую ванну, после которой был подан  горячий
завтрак. Сэм  получил  новый  костюм, и в его  жилетном  кармане  на сей раз
шуршали не две,  а  даже целых четыре пятифунтовые  бумажки.  После завтрака
Лайн держал к нему свою обычную речь.
     - Ах, сэр, это не подходит для меня! - совершенно откровенно сказал Сэм
и  покачал  головой. - Я делал всяческие  попытки начать вести честный образ
жизни, но вечно что-то мешает. Когда я вышел в  предпоследний раз из тюрьмы,
я же стал шофером и три месяца подряд ездил на такси.
     - Но  потом  один  из  этих  проклятых сыщиков  узнал,  что у меня  нет
шоферского  свидетельства, и  моему честному  образу жизни пришел конец. Нет
никакого смысла дать мне должность в вашем деле, это все равно не могло . бы
долго  продолжаться. Я уже привык к жизни на вольном воздухе и  должен  быть
сам себе господином. Я принадлежу к разряду...
     - Искателей приключений? - сказал Лайн и тихо:
     усмехнулся.
     - Да, да, вы правы, Сэм. И я сам на сей раз могу вам дать одну довольно
авантюрного свойства задачу, которая вам будет как раз по сердцу.
     И  он рассказал  ему историю девушки, которой он помог, которую он спас
от голодной смерти и которая обманула его самым низким образом. Торнтон Лайн
был в  такой же степени  лжецом, как и  поэтом.  Он  с одинаковой  легкостью
говорил  ложь  или  правду.  Но  правда временами  бывала  очень  суровой  и
отталкивающей и не  подходила к его изнеженным художественным  наклонностям.
Когда он заговорил о злости Одетты Райдер, Сэм слушал в большом возбуждении,
сдвинувши веки. Для такой твари не  было достаточно тяжкого наказания, и она
не заслуживала  ни  малейшего сочувствия.  Торнтон  Лайн  на минуту  прервал
рассказ, чтобы видеть, какое впечатление произвели на Сэма его слова.
     - Скажите мне только, -  дрожащим голосом  прошептал Сэм, -  как  можно
разделаться  с  этой  канальей?  -  Я готов  опуститься  в самый  ад,  чтобы
отомстить за вас этой особе!
     -  Охотно слышу, - ответил  Лайн и налил из бутылки с длинным горлышком
полную рюмку. Это был любимый напиток Сэма.
     - А теперь я могу вам сказать, как я себе представляю это дело.
     Они еще  несколько  часов просидели  вместе и составляли  план  ужасной
мести Одетте Райдер,  которая так тяжело  задела тщеславие Торнтона Лайна  и
чье нравственное поведение распалило ненависть этого порочного человека.
IV
     Вечером того же дня, когда Сэм Стэй был выпущен из тюрьмы, Джэк Тарлинг
лежал растянувшись на своей жесткой  кровати. С сигаретой в  зубах  он читал
книгу о китайской философии и был доволен собой и всем миром.
     Он пережил хлопотливый день, так как ему было поручено раскрыть крупную
растрату в одном банке. Это  дело могло бы, собственно говоря, поглотить его
целиком,  если бы у него  одновременно не было маленького побочного занятия.
Это  не приносило ему,  правда,  ничего, но его любопытство  и интерес  были
разбужены.  Он  оставил  лежать  книгу  на  груди, когда  услышал,  как  его
ассистент тихо открыл двери. Линг-Чу  беззвучно  вошел и поставил  поднос на
низенький  столик рядом  с постелью  своего господина.  Тарлинг увидел,  что
китаец носит платье из синего шелка,
     - Ты сегодня вечером, следовательно, не собираешься выходить  на улицу,
Линг-Чу? - Нет, Ли-Иен.
     Они  разговаривали  между  собой   на  мягком,  мелодичном  шантунгском
наречии. I - Был ли ты у господина с хитрым лицом?
     Вместо ответа китаец вынул из внутреннего кармана ; конверт и подал его
Тарлингу, который  прочел  адрес. - Вот где живет молодая дама? Мисс  Одетта
Райдер, 127 дом Керримора, Эджвар Роод.
     - Это дом, где живет много людей, - сказал  Линг-Чу.  ' - Я  пошел туда
сам по твоему поручению и  видел, как люди  входили и уходили беспрерывно, и
ни разу я не видел одного и того же человека вторично.
     - Что сказал человек с хитрым лицом, получив мое письмо?
     - Он молчал, господин.  Он  все перечитывал письмо и  сделал  вот такое
лицо.
     Линг-Чу стал подражать улыбке мистера Мильбурга, и потом он написал то,
что ты  здесь видишь. Тарлкнг на минутку уставился глазами в пустоту,  потом
оперся на локоть и взял в руку чашку чая, принесенную Линг-Чу.
     - Узнал ли ты  еще что-нибудь про человека с мягким белым  лицом, Линг?
Разыскал ли ты и его?
     - Да, господин,  я видел  его, - серьезно ответил китаец, - это человек
без неба.
     Тарлинг кивнул  головой.  Дело  в том,  что  китайцы употребляют  слово
"небо"  вместо слова "Бог", и  он знал,  что  Линг-Чу хороший  наблюдатель и
хотел этим самым выразить, что Торнтон Лайн был человеком, лишенным духовных
способностей.
     Он выпил чаю и поднялся. - Линг, этот город и эта страна очень мрачны и
печальны, и я не думаю, что долго проживу здесь.
     - Разве господин  снова хочет вернуться в Шанхай?  - спросил китаец без
малейшей тени удивления по поводу этой новости.
     - Да,  я так думаю, но  во всяком случае здешние  места слишком скучны.
Эта  пара жалких случаев,  мелких краж и брачных историй, - я не в состояний
больше слышать об этом.
     - Это только мелочь,  - с философским спокойствием сказал Линг-Чу. - Но
учитель,  - он  имел в виду великого философа  Конфуция, -  сказал,  что все
великое начинается с мелочей, и  может быть, маленький человек снимет голову
с большого и тогда тебя позовут изловить убийцу.
     Тарлинг рассмеялся.
     -  Ты большой оптимист, Линг.  Я не  думаю, чтобы моя помощь была здесь
желательна  при  поимк