узился в гроссбухи.
   Мы  с  Уолтером  и  Элис  вышли  на  улицу  в  темноту.   В   воздухе
чувствовалась приятная прохлада, и мы остановились,  чтобы  закурить.  И
тут Уолтер сказал:
   - Как мы обещали, мисс Макканн,  Флейш  никогда  не  узнает,  как  мы
получили книги. Ваше имя никогда не будет упомянуто.
   - Спасибо, - сказала она. - Было ужасно приятно с вами познакомиться,
мистер Килли.
   - И мне тоже, мисс Макканн.
   Они пожали друг другу руки, и Уолтер пошел спать. А мы с Элис сели  в
"форд", и я повез ее домой. По дороге она сказала:
   - Они все очень милые люди, не правда ли?
   - Конечно, - сказал я. Я слишком устал, чтобы поддерживать разговор.
   - У них у всех есть цель, - сказала она. - Они самоотверженны. Готова
держать пари, что мистер Клемент не ляжет спать вообще.
   - Не стану с тобой спорить.
   Она повернулась ко мне, ее глаза блестели в слабом свете,  излучаемом
приборами на щитке управления.
   - Пол, я сегодня всем вам оказала услугу, не так ли?
   - Конечно, причем огромную услугу.
   - Окажешь мне за это тоже услугу?
   - Если смогу.
   - Возьмите меня с собой в Вашингтон. - Что? - Я с удивлением взглянул
на нее.
   - Смотри на дорогу, - сказала она. - Давай постараемся не  попасть  в
аварию. Я хочу, чтобы меня взяли на работу в профсоюз, - сказала она.  -
Я могу печатать со скоростью шестьдесят ударов в минуту, а под  диктовку
- девяносто. И я могу  работать  с  финансовыми  документами.  Когда  вы
будете возвращаться в Вашингтон, я хочу поехать с вами.
   В этот момент мои чувства были слишком сложными, чтобы их можно  было
выразить одним словом  или  даже  предложением.  Элис  хочет  поехать  в
Вашингтон вместе с нами, и я знал,  что  это  означает,  что  она  будет
доступна для  меня  в  ближайшие  полгода.  Перспектива  показалась  мне
приятной, но тут мне пришло в голову, что Элис, возможно, думает о более
прочных узах. Но перспектива постоянства в каком бы то ни  было  смысле,
по  крайней  мере  на  этом  этапе   моей   жизни,   не   казалась   мне
привлекательной. К тому же мы  ведь  были  едва  знакомы.  Кто-то  может
посмеяться надо мной или посчитать бесчувственным, но тем не  менее  это
так. Да, нам с ней хорошо в постели. Но это не могло служить  достаточно
надежным основанием для женитьбы.
   Женитьба. Господи помилуй, я ведь почти ее не знаю.  Я  действительно
ее не знаю!
   - Хорошо, - пообещал я. - Хорошо, я  поговорю  с  Уолтером  утром.  И
мистер Клемент окажется не единственный, кто не заснет этой ночью.
   - Спасибо, Пол, - сказала она, улыбнулась  и  придвинулась  ближе  ко
мне, и я продолжал вести машину одной рукой.
   Когда я остановился перед ее домом, она сказала:
   - Хочешь зайти на минутку?
   - Лучше не надо, - ответил я. - Мне надо ехать обратно.  Завтра  всем
предстоит трудный день.
   - Хорошо. - Она прильнула  ко  мне  и  поцеловала.  Это  был  долгий,
трепетный поцелуй. - Приходи ко мне, когда сможешь.
   - Приду, - обещал я и уже сожалел, что отказался к ней зайти.
   Однако она вышла из машины прежде, чем я  уже  вознамерился  изменить
свое решение. Она помахала мне рукой и пошла через улицу, и я позвал ее:
   - Эй, Элис!
   Она вернулась к машине.
   - Мы кое-что забыли, - сказал я. - Он может быть у тебя дома.
   - Кто? Ox. - Она посмотрела через дорогу на свой дом. - Ты  имеешь  в
виду убийцу?
   - Да.
   - Я снова пойду к соседям. Могу поспать у них на диване.
   - Послушай. Войди в свой дом и сразу же выйди через заднюю дверь.  Ты
поняла?
   - Да.
   - Я снова пойду к соседям.
   Кончилось тем, что я все-таки вылез из машины.
   - Лучше я пойду с тобой, на случай, если он затаился внутри.
   - Ладно. Идем.
   Мы обошли весь дом, но никого там не обнаружили. Элис снова  подумала
о сексе, но на этот раз я был настолько взвинчен, что не смог  следовать
своим наклонностям.
   Мы погасили свет, и я проследил, как она пробиралась из задней  двери
во двор. А затем направо через лужайку.
   - Теперь езжай, - сказала она. - Со мной  будет  все  в  порядке,  не
беспокойся.
   - Я подожду, пока соседи впустят тебя внутрь.
   - Ни в коем случае! Что они могут подумать? Я вернулся внутрь,  запер
заднюю дверь и, пройдя в темноте гостиную и холл, вышел  через  парадную
дверь на улицу. В машине я закурил и, сладко зевнув,  поехал  обратно  в
мотель.
   Уолтер был в постели. Я подумал, что он  спит,  и  не  стал  зажигать
свет. Но когда я разделся и улегся в постель, он полушепотом сказал:
   - Ну и штучку ты подцепил, эту Элис Макканн.  Я  не  ожидал,  что  ты
вернешься сегодня ночью.
   - Уолтер, Бога ради, ее дед умер сегодня утром. Он усмехнулся:
   - Пол, дорогой мой, твоя юношеская влюбленность написана  у  тебя  на
челе.
   - Спокойной ночи, Уолтер. - Я разозлился и дал ему это понять.
   Внезапно он начал каяться. Он сел, придвинулся ближе ко мне и сказал:
   - Пол, извини меня. Я пошутил. Ладно?
   - Ладно, - сказал я мрачно.
   - Она,  похоже,  очень  хорошая  девушка.  Я  говорю  это  совершенно
искренне, Пол.
   - Она хочет уехать в Вашингтон вместе с нами, - неожиданно  для  себя
сказал я. Я вовсе не собирался кому-либо рассказывать об этом.
   - Она хочет что?
   - Она хочет, чтобы профсоюз  взял  ее  на  работу.  За  то,  что  она
принесла нам  книги.  Она  может  печатать,  и  с  диктофоном,  и  вести
финансовые документы.
   - А как насчет работы здесь, когда мы откроем местное отделение?
   - Нет,  она  сказала,  что  хочет  уехать  отсюда  вместе  с  нами  в
Вашингтон. Подальше от Уиттберга.
   - Я ее не осуждаю за это. Скажи ей, что она уже внесена в  ведомость.
Сейчас я могу оформить ее секретарем, а в Вашингтоне она сможет работать
в стенографическом отделе. Хорошо?
   - Хорошо, - сказал я, слегка ошеломленный. Все было улажено.  Мне  не
придется маяться всю ночь, ломая голову над этим.

Глава 27

   Я проснулся поздно и обнаружил, что нахожусь в комнате один. Я  точно
не знал, который час, но солнце стояло высоко, и мой желудок  был  пуст,
так что я решил, что, должно быть, около  одиннадцати.  Послонявшись  по
комнате, я умылся, оделся; у  меня  было  смутное  ощущение  пустоты,  я
хандрил и впадал  в  тоску.  Сначала  я  не  мог  понять,  что  со  мной
происходит, что мне напоминает подобное состояние,  но  в  конце  концов
понял. Это была хандра, связанная с концом семестра.  Я  тосковал  из-за
разлуки со своей студенческой компанией.
   Однажды во время службы в армии я получил временное  задание,  особое
назначение в обычно пустующий военный лагерь неподалеку от Цинциннати, в
штате Огайо. Наш отдельный номерной армейский корпус готовил свой бюджет
на следующие два финансовых года для утверждения в  финансовой  комиссии
вооруженных сил при конгрессе. Мы составили карты всех позиций  корпуса,
у нас был список всех зданий на каждой позиции и  всего  оборудования  в
каждом здании, стоимость того, стоимость этого. И  мы  составили  список
наших заявок на новые здания и оборудование с восьми -  десятистраничным
обоснованием к каждой заявке. Списки были скорректированы, а обоснования
отвергнуты, и мы их переписали, карты  были  признаны  неточными,  и  их
пришлось переделывать, колонки чисел были просуммированы  и  тысячи  раз
перепроверены - и на все это у нас было  всего  десять  дней.  Нас  было
около сорока человек, офицеры и рядовые срочной службы, которые работали
по двенадцать  или  четырнадцать  часов  в  сутки.  В  моей  группе,  из
Сент-Луиса, было два капитана, полковник авиации, младший сержант и  два
рядовых 1-го класса, машинисты. Я был в числе последних. Эти десять дней
мы жили странной жизнью, выдернутые из обычного распорядка, сгрудившиеся
в тесном помещении, преисполненные  сколоченным  на  скорую  руку  духом
товарищества. Предстояло выполнить  такой  объем  работы,  изучить  уйму
возникающих по  ходу  дела  вопросов,  что  было  уже  не  до  армейской
субординации. Для нас открыли  только  три  здания,  поэтому  офицеры  и
рядовые срочной службы жили в  непривычной  близости,  вместе  работали,
вместе ели и - по воскресеньям, в единственный свободный день, -  ездили
в город и вместе  напивались  до  полубесчувствия.  Сейчас  очень  много
говорят о бригадной работе - в правительственных учреждениях и в больших
корпорациях, - но в  большинстве  своем  это  просто  разговоры,  способ
приукрасить администрацию. В течение тех десяти дней  на  той  проклятой
заброшенной армейской позиции мы,  сорок  человек,  действительно  стали
командой в подлинном смысле слова. И в последний день, я полагаю, мы все
испытали  чувство  заброшенности,  тоски  и  пустоты  оттого,  что   нам
приходилось  расформировать  нашу  команду  и  вернуться  к  реальностям
обычной службы. Полковник авиации уже не был тем человеком, который ввел
меня в компанию, играющую  на  выпивку,  в  результате  которой  новичок
оказывался пьяным под столом.  А  я  для  него  больше  не  был  юношей,
научившим  его  во  время  одного  из  буйных  завтраков  петь  "Ублюдок
английский король". Снова вернулась субординация;  я  был  рядовой  1-го
класса, а он полковник. И мы утратили черты индивидуальности.  Я  думаю,
что это может служить лакмусовой бумажкой  для  настоящей  команды:  она
способна выявлять индивидуальность.
   Во всяком случае, я полагаю, что это тоскливое чувство пустоты всегда
присутствует в подобных  ситуациях.  Всякий  раз,  когда  люди  работают
вместе с таким  же  напряжением  и  единодушием  над  конкретным  делом,
завершение этой работы и распад команды - вещь печальная. И именно такая
тоска, хандра и ощущение пустоты мучили меня в то утро, хотя в  этом  не
было никакого резона. Быть может, команда и была создана, но  у  нее  не
было времени, чтобы успеть сплотиться в такую же  группу,  о  которой  я
вспомнил. К тому же работа не была  закончена.  В  действительности  она
только начиналась. Так почему же такая  хандра?  Уолтера  поблизости  не
было - я предположил,  что  он  уехал  вместе  с  Флетчером  и  мистером
Клементом к Флейшу, - ну и что? Не было  разумной  причины  для  хандры,
говорил я себе, но тем не менее она продолжала  гнести  меня.  Я  дважды
ополоснул лицо холодной  водой,  но  тщетно,  она  оставалась  при  мне.
Поэтому я оделся и пошел в соседний номер.
   Фил сидел по-турецки на одной  из  кроватей  и  раскладывал  пасьянс.
Джордж конечно же лежал на другой, глядя в потолок. Они оба взглянули  в
мою сторону, когда я вошел, и Фил произнес:
   - Спящая красавица.
   - Вам следовало бы войти и поцеловать меня, - парировал я. -  Который
час?
   - Полдвенадцатого.
   - Остальные уехали к Флейшу?
   - Ага.
   Джордж приподнялся и спросил:
   - Голоден?
   - Умираю.
   - Пошли поедим. - Джордж тяжело поднялся с кровати, подвигал  плечами
и обратился к Филу:
   - А ты как?
   - Я буду охранять форт, - ответил Фил.  -  Мне  хватает  трехразового
питания.
   - Ха, - улыбнулся Джордж, - поэтому-то ты такой тощий.
   - Ха, - вторил ему Фил, - а ты - наоборот. Мы вышли  наружу.  "Форда"
не было, и Джордж дал мне ключи от Флетчерова арендованного  автомобиля,
нового "шевроле".
   - Порули, дружок, - сказал он. - У меня больше нет прав.
   - Хорошо. - Мы сели в "шевви", я дал задний ход и выехал на дорогу  в
сторону нашей полюбившейся закусочной. - А почему у тебя нет прав?
   - У меня их отобрали. - Говоря это, он улыбнулся.
   - Почему?
   - Я пытался задавить того парня. Мне не удалось, но коп увидел, как я
заехал на тротуар, и они остановили  меня  за  неосторожное  вождение  и
сопротивление офицеру  и  еще  за  пару  вещей.  Так  что  они  отобрали
водительские права.
   - Ты пытался его задавить? - Я не был  уверен,  серьезно  ли  говорит
Джордж или  подшучивает  надо  мной.  Его  широкое  лицо  снова  приняло
привычно сонное выражение.
   - Я не заметил копа. - Он отвернулся и стал смотреть  в  окно,  потом
сказал:
   - Мне нравится этот город.  Я  хотел  бы  когда-нибудь  поселиться  в
маленьком городке.
   - Думаю, это неплохо.
   Он снова поглядел на меня с сонной улыбкой большого пса.
   - Только не для тебя, - сказал он. - Не для тебя, дружок. Ты  мальчик
из большого города. Ты собираешься работать в нашем профсоюзе?
   - Я еще не решил.
   - Из тебя выйдет хороший работник, - сказал он. - Что ты  собираешься
делать с Килли?
   - С Уолтером? - Я  замолчал,  пока  парковался  перед  закусочной.  -
Ничего, - ответил я. - Что ты имеешь в виду?
   - Я полагал, что ты должен ему устроить что-то  вроде  того,  что  ты
сделал вчера с этой девушкой, - сказал он.
   - С Сондрой? За что?
   - Да, с этой, в типографии.
   - Джордж, я не понимаю, о чем ты говоришь. Он пожал плечами  и  вылез
из машины.
   - Раньше я ошибался, - сказал он. - Пошли есть, дружок.
   Мы ели, и  Джордж  рассказывал  мне  о  своей  работе  партнером  для
тренировок в боксе в разряде тяжеловесов-претендентов. Он никогда не был
спарринг-партнером для чемпионов, только для претендентов.  Я  раза  два
спрашивал у него, о чем он говорил в машине, но он уклонялся от ответа и
продолжал изображать из себя благодушного  и  глуповатого,  дружелюбного
парня, напичканного  анекдотами.  Он  изображал  еврейского  боксерского
импресарио   из   Детройта   в   трехстороннем   споре   с   негром    -
спарринг-партнером из Луизианы и итальянским профессиональным игроком из
Бронкса,  говоря  при  этом  на  идише,  и  это  было  на   самом   деле
замечательно. Но на мой вопрос он так и не ответил.
   Когда мы вернулись в мотель, Уолтер был уже там и выглядел прямо-таки
сошедшим с рекламы "Мальборо". На нем был темно-серый костюм  и  дорогая
белая рубашка с пуговичками  на  воротнике  и  узким  черным  галстуком.
Великолепно сшитый  костюм  и  строгий  галстук  скрадывали  его  фигуру
полузащитника, он выглядел  более  стройным,  но  таким  же  здоровым  и
сильным,  как  всегда.  Он  сидел  в  удобном  кресле,   отдохнувший   и
улыбающийся. Его пиджак был расстегнут, он вытянул вперед ноги, скрестив
их, а правый локоть покоился на подлокотнике, и в этой  руке  он  держал
сигарету. Ну просто просится на очередной рекламный щит "Мальборо",  но,
к сожалению, он курил "Ньюпорт".
   - Привет, Пол, - сказал он улыбаясь. - Ты, оказывается, соня.
   - Ну. Как все прошло?
   - Успешно, словно по волшебству. Когда тебя осеняет, Пол, это  просто
восхитительно.
   Джордж что-то сказал по  поводу  процесса  пищеварения  и  улегся  на
ближайшей кровати.
   - Он согласился? - сказал я.
   - Конечно, куда ему было деваться!  Флетчер  делал  с  ним  все,  что
хотел. Флейш блефовал изо всех сил,  но  всякий  раз  Флетчер  одерживал
победу.
   Я сел по-турецки на другую кровать.
   - Расскажи мне, как это было, -  попросил  я.  Он  был  моей  просьбе
только рад. Ведь он  сидел  здесь  -  я  был  в  этом  уверен,  -  чтобы
рассказать мне обо всем. В этом проявлялось врожденное обаяние  Уолтера,
в отличие от  искусственно-фальшивого,  которое  он  напускал  на  себя,
разыгрывая бизнесмена. И в этом его желании скорее  все  мне  рассказать
было что-то от детской наивности. Он, конечно, не  прыгал  вокруг  меня,
как снедаемый нетерпением ребенок, но все равно, разница  была  лишь  во
внешнем проявлении. Его нетерпение было мне совершенно понятно.
   Уолтеру было присуще множество противоречий подобного рода.  Нет,  не
то. Я не хочу сказать, что Уолтер был соткан из  противоречий,  это  мое
представление о нем было весьма  противоречивым.  Он  представлялся  мне
этаким здоровым крепышом, и в то же самое  время  в  его  присутствии  я
ощущал себя ребенком. И хотя я смотрел на него снизу вверх,  считал  его
более мудрым и опытным, чем я, в то же время  я  чувствовал  себя  порой
более искушенным, чем Уолтер. Это слово странное и не вполне точное,  но
оно лучше всего соответствует моему ощущению.
   Все эти противоречия заключались не в нем - он ни в коей мере не  был
непонятной или  очень  уж  сложной  личностью,  -  но  во  мне,  в  моем
представлении о нем, и мое признание этого  факта  было  одним  из  этих
противоречий.
   Во всяком случае, он рассказал мне, как все было.
   - Мы вошли, - начал он, - Флетчер, Клемент  и  я,  и  поначалу  Флейш
встретил нас в штыки.  Он  подумал,  что  мы  хотим  заключить  какую-то
сделку, не имея никаких козырей на руках, и настроился на победный лад.
   Ну, Флетчер позволил ему выступать в течение минуты или двух, а потом
сказал: "Мы здесь не совсем по этому поводу".  И  он  рассказал  ему  об
утечке денег. Кстати, украдена огромная сумма денег.  Клемент  докопался
до этого прошлой ночью. Воровство продолжалось  полтора  года,  и  жулик
умыкнул около сорока пяти тысяч.
   - Сукин сын! - воскликнул я.
   - Во всяком случае, Флейш просто оторопел при этом известии, но потом
принялся изворачиваться, сказал,  что  хочет  сам  проверить,  насколько
подобные обвинения обоснованны,  и,  если  хищения  действительно  имели
место, он свяжется с нами и мы продолжим разговор. В  разговоре  Флетчер
не преминул упомянуть Макинтайров, сказав, что  он  решил  рассказать  о
хищениях Флейшу, а не владельцам. Так что Флейш понял, что поставлено на
карту, и в точности, как мы себе представляли, попытался заморочить  вам
голову, чтобы выиграть время и самому быстро и по-тихому все уладить.
   Уолтер бросил окурок в пепельницу и продолжал:
   - И тогда Флетчер сказал, что книги у нас. Флейш просто  взбесился  и
орал как ненормальный: "Я вас всех посажу  в  тюрьму  за  воровство!  Вы
украли документы!" - У Уолтера не  было  актерского  таланта,  присущего
Джорджу, но я живо представлял себе эту  сцену.  -  Тут  Флетчер  поднял
трубку телефона на письменном  столе  Флейша  и  сказал:  "Мистер  Флейш
желает позвонить в полицию, соедините побыстрее".  Затем  повернулся  ко
мне и сказал: "Уолтер, пойди лучше позвони Бобби Макинтайру".  Затем  он
передал трубку Флейшу. Я направился к двери, а Флейш  заорал  в  трубку:
"Отмените этот вызов!", а мне приказал оставаться на месте.
   - Кто такой Бобби Макинтайр?
   - А пес его знает. Один из владельцев. - Он закурил новую сигарету  и
продолжал:
   -  Итак,  пока  Флейш  бушевал,  Флетчер  спокойно  ждал,  пока   тот
успокоится. И вскоре Флейш слегка поутих, и тогда Флетчер предъявил  ему
выявленные Клементом факты, подкрепленные цифрами.
   - Какие гарантии вы получили? - спросил я.  Я  абсолютно  не  доверял
Флейшу.
   - Весьма убедительные. Сегодня утром в "Путеводной звезде" напечатали
подписанное Флейшем письмо. В нем он ратует за то, чтобы  рабочие  сами,
путем голосования,  решили,  оставаться  им  в  профсоюзе  компании  или
организовать местное отделение АСИТПКР. Фил сейчас  там,  следит,  чтобы
формулировки были правильными и четкими.
   - Значит, мы победили, - сказал я.
   - Спрашиваешь! - Он снова усмехнулся и сел поудобнее. - Я сказал, что
ты увидишь процедуру организации отделений на местах, - сказал он. -  На
это требуется время, но в данном случае мы уже существенно  продвинулись
вперед. Теперь уже все пойдет как по маслу.
   - А где сейчас бухгалтерские книги? - спросил я. Мне пришло в голову,
что Флейш способен наобещать с три короба, а потом пошлет Джерри с Беном
и еще нескольких парней в мотель, и те попросту отнимут их у нас.
   - В Уотертауне, - сказал Уолтер. - Клемент отвез их туда и положил  в
сейф. Когда выйдет вечерний выпуск "Путеводной звезды"  и  мы  убедимся,
что все в порядке, Клемент привезет их обратно и  они  будут  возвращены
Флейшу.
   - Прекрасно. Итак, что мы сейчас будем делать?
   - Сейчас? - Он с удовольствием потянулся, подняв  руки  над  головой.
При этом рубашка выбилась у него из-под пояса брюк. - Сейчас,  -  сказал
он, - мы отдыхаем. Завтра поедем арендовать помещение, затем  встретимся
с официальными представителями  профсоюза  компании,  чтобы  согласовать
дату и детали собрания, и начнем развешивать плакаты, раздавать листовки
- для этого нанимаются  школьники  -  и