- Известно ли вам, какой срок дают за бродяжничество?
   - Я жду мистера Килли. Он указал на часы.
   - Видите секундную стрелку? Сейчас она на отметке девять. Как  только
она совершит круг и перейдет эту отметку, вы будете считаться  бродягой.
И я арестую вас за бродяжничество. И тогда вы проведете  здесь  тридцать
дней. Вам это подходит?
   Бросить Уолтера? Но я пропаду без него. Я не буду знать, что  делать.
Я следил, как движется секундная стрелка, от двенадцати к одному,  потом
к двум, к трем, и думал, стоит ли тягаться с Джерри. Я не мог идти  один
в этот город. Секундная стрелка прошла отметки четыре, пять и  шесть,  я
взглянул на Джерри и понял, что он не шутит и что больше всего на  свете
он хочет, чтобы, когда секундная стрелка дойдет до отметки девять, я все
еще сидел на этой лавке, и тогда у него будет повод снова затащить  меня
внутрь. Когда секундная стрелка прошла отметку семь, я  встал,  а  когда
она подходила к девяти, я открывал уже наружную дверь.
   Небо перед  восходом  было  мрачным,  и  улицы  выглядели  убогими  и
заброшенными. Стоя на тротуаре, я ощущал прохладу  утреннего  воздуха  и
некоторое время глядел на здание, пока из дверей  не  вышел  Джерри.  Он
остановился на верхней ступеньке и с всегдашней своей ухмылкой взирал на
меня. И я пошел налево.
   Куда мне идти? Что делать? Они не отпускают Уолтера; мне надо во  что
бы то  ни  стало  вызволить  его  отсюда.  И  немедленно  покинуть  этот
злополучный город. Но как это сделать?
   Мне нужно кому-то позвонить. Проходя мимо закрытой аптеки, я  заметил
в витрине синюю табличку с надписью, из которой следовало, что в  аптеке
имеется телефон, которым при необходимости можно воспользоваться, и  мне
захотелось кому-то позвонить.
   Но куда? Может, позвонить в Вашингтон? Но я там никого не знаю.  Я  и
правда никого не знал в АСИТПКР, кроме Уолтера. Я их не знаю, и они меня
не знают. И насколько мне  известно,  Уолтер  находится  в  городе,  где
вообще нет никаких проблем.
   Тогда кому? Доктору Ридмену? Эта мысль меня просто покоробила. Какой,
черт возьми, от него толк?
   Я дошел до Харпер-бульвара и увидел открытую забегаловку. Я  старался
сосредоточиться на своих проблемах - ведь Уолтер  все  еще  находится  в
тюрьме! - но яркий неоновый свет сбил меня с толку. Я вдруг  понял,  что
смертельно голоден. Раньше я как-то этого не замечал: голова была забита
совсем другим.
   Я попытался пройти мимо забегаловки, чувствуя, что было  бы  нечестно
по отношению к Уолтеру в подобный момент  думать  о  еде,  но  не  смог.
Терзаясь угрызениями совести, я тем не менее вошел и заказал две  порции
яичницы  с  беконом,  ржаную  булочку,  колбасу  и   три   чашки   кофе.
Расправившись со всем этим, я  почувствовал  себя  лучше  и  морально  и
физически. За последней чашкой кофе я закурил, окончательно  расслабился
и стал размышлять.
   Как оказалось, все мои мысли заканчивались знаком вопроса. Что в  эту
самую минуту происходит с Уолтером? Что случится со мной? Каким  образом
мы с  ним  сможем  убраться  прочь  из  этого  ужасного  города?  Кто  в
действительности убил Чарлза Гамильтона и связано ли это на самом деле с
присутствием в городе представителей АСИТПКР?
   Только теперь мне стала ясна логика событий. Во-первых, Гамильтон был
убит. Застрелен. Полиция явилась к его жене, и та рассказала им  о  нас,
но по какой-то причине солгала, сказав, что не знает,  зачем  мы  хотели
видеть ее мужа. Тогда они отправились к нам, ворвались с револьверами на
изготовку, потому что мы были  таинственными  незнакомцами,  угрожавшими
женщине, а потом, вполне вероятно, убившими  ее  мужа.  Как  только  они
выяснили, что мы были представителями профсоюза, Уиллик позвонил  Флейшу
и получил от него указание: создать парням из профсоюза трудности. Флейш
даже не поленился приехать, чтобы взглянуть на нас.
   Я не думаю, что с того момента, когда они узнали, кто  мы,  Уиллик  и
компания всерьез подозревали нас в убийстве, но они продолжали выполнять
указание Флейша. Они создали-таки  нам  трудности.  А  Уолтеру  все  еще
продолжают их создавать.  По-видимому,  меня  отпустили  потому,  что  я
оказался слишком наивен, чтобы осознать эти трудности, и через некоторое
время мог бы добиться оправдания с помощью междугородного звонка.
   Обо всем этом я додумался сам. Но почему миссис Гамильтон солгала,  я
не мог понять. Почему был убит ее муж и кто его убил - до этого я не мог
додуматься. Как я умудрился дожить до двадцати четырех лет и  не  знать,
что такое возможно, - это выше моего понимания.
   Туша сигарету в блюдце, я взглянул на часы и  был  удивлен,  что  уже
восемь часов пять минут. Этого не могло быть;  ведь  когда  я  вышел  из
полицейского участка, не было еще и семи часов.
   Время шло, и не оставалось  ничего,  кроме  времени.  Ни  знаний,  ни
власти, ни влияния, ни друзей - ничего, кроме времени; и даже  оно  было
ограничено.
   Я вдруг осознал, что должен  срочно  начать  действовать,  -  сколько
времени ушло с тех пор, как меня отпустили, а я до  сих  пор  ничего  не
предпринял,   ничего-ничегошеньки.   Необходимо   немедленно    начинать
действовать.
   Я снова подумал, что надо кому-то позвонить,  и  снова  отбросил  эту
мысль. Помимо того, что я просто не знал, кому  можно  звонить  в  такой
час, звонок с просьбой о помощи - это  пассивный  ход,  а  мне  хотелось
активных действий. Меня  отпустили;  и  я  должен  воспользоваться  этой
благоприятной возможностью.
   Но что же можно предпринять?
   Ведь существует миссис Гамильтон, черт ее подери! Я  должен  пойти  к
ней и разобраться, почему она так поступила.
   Заплатив по счету, я вышел из  забегаловки  и  направился  в  сторону
мотеля. Был уже день. Движение на Харпер-бульваре становилось все  более
оживленным по мере  приближения  к  центру.  Я  шел,  чувствуя  на  себе
случайные взгляды людей из проезжавших мимо автомобилей, и это  вызывало
у меня желание заорать им: "Знаете ли вы, что ваш город сделал со  мной?
Знаете ли вы, знаете ли вы?" Я закурил последнюю сигарету.
   Эмоциональное напряжение, вызванное пребыванием в  тюрьме,  на  самом
деле еще не улеглось. Множество чувств роилось  в  моей  душе,  стремясь
выплеснуться наружу, и это мешало мне  сосредоточиться.  Ярость,  страх,
жалость к самому себе, самоуверенная радость  и  паническое  спокойствие
постоянно сменяли друг друга,  и  соответственно  менялся  мой  душевный
настрой. Тем не менее все это время я продолжал идти, остановившись лишь
однажды, чтобы купить сигарет, и все это время я продолжал  думать,  что
прежде всего мне следует повидаться с вдовой Гамильтон.
   Наконец я дошел до мотеля. Проходя мимо стойки дежурного, я  взглянул
на часы и увидел, что было четверть девятого. Я подошел к  двери  нашего
номера и обнаружил, что она не заперта.
   В номере все осталось по-прежнему, тот же беспорядок,  как  в  момент
нашего с Уолтером ареста. Даже ключи от "форда" до  сих  пор  лежали  на
письменном столе, там, где стояла пишущая машинка, до  того  как  Джерри
сбросил ее на пол.
   Я поднял машинку и поставил на письменный стол. Джерри хорошо над ней
поработал. Клавиши разбиты, от валика оторваны металлические линейки,  а
вся  станина  изогнута.  Я  знал,  что  пишущая   машинка   принадлежала
профсоюзу, а не лично Уолтеру,  но  бессмысленный  дикий  вандализм  все
равно вызвал отвращение. Я принялся собирать разбросанные по полу  вещи,
стараясь навести хотя бы видимость порядка. Я не знал, зачем я трачу  на
это время, а не иду сразу в дом Гамильтона, но, видимо, мною двигало мое
всегдашнее пристрастие к чистоте.
   Мой чемодан, впрочем очень старый,  теперь  уже  никуда  не  годился.
Крышка была наполовину оторвана, и Джерри даже ухитрился оторвать  ручку
с одной стороны. Я положил бедолагу на кровать и начал складывать в него
одежду. На наших белых рубашках, белье и носках были видны следы подошв.
- В номере имелся комод, и я как попало, вперемешку, запихал в него  все
наши с Уолтером вещи. Затем снова положил  грязное  белье  в  мешок  для
стирки, разбросанные по всей комнате канцелярские принадлежности в  ящик
письменного стола, а простыни и одеяла на кровати. Когда я поднял с пола
портфель Уолтера, что-то  побудило  меня  заглянуть  внутрь,  и  я  стал
перебирать находившиеся в нем документы.  Письма  от  Чарлза  Гамильтона
исчезли, но я почему-то знал, что так и должно быть. Итак, теперь Уиллик
- и Флейш - располагают фамилиями  двадцати  пяти  человек,  подписавших
второе письмо.
   Их обязательно надо предупредить. Я сел на свою кровать  и  попытался
припомнить хотя бы одну из этих  фамилий.  Я  смогу  предупредить  этого
человека о грозящей ему опасности, а он  предупредит  остальных.  Но  ни
одной фамилии вспомнить не мог.
   Ладно, миссис Гамильтон, должно быть, знает кого-нибудь из  тех,  кто
подписал письмо, и скажет мне. Пусть она скажет мне это, а также  и  то,
почему она солгала Уиллику.
   Наконец я вышел из номера, закрыл за собой дверь и вскочил в  "форд".
Я выехал со стоянки и направился на север по Харпер-бульвару.

Глава 9

   Был жаркий, солнечный день с безоблачным голубым небом:  точно  такой
же, как вчера. И над  Четвертой  улицей  царило  такое  же  спокойствие,
создавалось  впечатление,  что  все  домохозяйки  смотрят  телевизор   в
затемненных шторами гостиных, а  их  дети  где-то  играют,  плавают  или
катаются на самокатах. Я припарковал  "форд"  перед  домом  Гамильтонов,
подошел к входной двери и позвонил.
   Вначале никто не ответил. Я позвонил еще раз и, когда опять никто  не
ответил, стал звонить,  не  отрывая  пальца  от  кнопки.  Наконец  дверь
открылась настежь, и миссис Гамильтон посмотрела на  меня  с  выражением
смертельного ужаса в глазах.
   - Убирайтесь прочь! Не приходите больше сюда! Оставьте меня в покое!
   - Мне надо с вами поговорить, - сказал я совершенно спокойным  тоном.
Ее резкость каким-то странным образом заставила меня успокоиться.
   - Убирайтесь прочь! - прошипела она.
   - Из-за вас я провел ночь в тюрьме, - сказал я, повысив голос. -  Мой
друг до сих пор там, и это все по вашей вине. Вы солгали  полиции,  и  я
хочу знать - почему.
   Она заморгала глазами, и на лице ее читалось смущение.
   - Я вовсе этого не хотела, - стала она  оправдываться,  скорее  перед
самой собой, чем передо мной. - Я вовсе этого  не  хотела,  -  повторила
она, затем, глядя на меня, произнесла:
   - Мой  муж  мертв.  Неужели  вы  этого  не  понимаете?  Сегодня  днем
состоится панихида в похоронном бюро.
   - Я хочу знать, почему вы солгали.
   Нас разделяла внутренняя дверь, затянутая противомоскитной сеткой,  и
она смотрела на меня сквозь нее, умоляя уйти, но теперь  я  был  слишком
зол, чтобы сочувствовать ей. В конце концов она прислонилась к  дверному
косяку и, тупо уставившись на мой галстук, сказала:
   - Я испугалась. Я не хотела им ничего говорить о профсоюзе, о  письме
Чака, я не хотела, чтобы они знали. Я испугалась и не подумала, а  потом
было уже поздно, я уже  успела  сказать  кое-что  и  уже  не  смогла  бы
что-нибудь изменить.
   - Вы можете сделать это теперь, - сказал я. -  Мой  друг  все  еще  в
тюрьме. Вы можете позвонить в полицейскую комендатуру и сказать им...
   - Нет, я не могу, я... - Она посмотрела мне в  лицо,  затем  перевела
взгляд куда-то у меня за спиной и внезапно изменилась в лице. - Оставьте
меня в покое! - закричала она. - Я не хочу с вами разговаривать! - И она
захлопнула дверь.
   Я обернулся и увидел Джерри, который направлялся ко мне,  улыбаясь  и
качая головой. Один из его напарников стоял чуть поодаль.
   - У вас что, совсем нет мозгов в голове? - сурово спросил Джерри.
   - Вы слышали, что она сказала? Он медленно и насмешливо кивнул.
   -  Слышал.  Она  сказала,  чтобы  вы  убирались.  Я  думаю,  что  это
великолепная мысль. - Он протянул руку, чтобы взять меня за локоть. - Вы
продолжаете делать успехи, сынок. Вот уже два раза вы  побеспокоили  эту
женщину.
   Я отдернул локоть от его протянутой руки.
   - Но она  сказала  мне  почему!  Она  сказала,  почему  она  лгала  и
продолжает лгать вам. Она боялась упомянуть профсоюз,  только  и  всего.
Спросите у нее, она...
   На этот раз ему удалось схватить меня за локоть,  и  он  стал  тянуть
меня прочь от дома Гамильтонов.
   - Способны ли вы на  нормальные  человеческие  чувства?  Эта  женщина
только что овдовела, разве вы этого не знаете? А теперь  оставьте  ее  в
покое.
   - Но она лгала вам.
   Он тянул меня за руку, я сопротивлялся. Вдруг он отпустил  мою  руку,
посмотрел на меня, вздохнул и сказал:
   - Мне позвать Бена, чтобы он помог с вами справиться?
   Я взглянул на другого полицейского:
   - О, это Бен?
   - Совершенно верно, - ответил Джерри.
   - Это тот, который бил меня, не так ли? Джерри ухмыльнулся:
   -  Кажется,  он  действительно  стукнул  вас  пару  раз.  Я  вспомнил
беспомощный страх и ярость, которые я испытал, когда Бен ударил меня.
   - Тогда на мне не было очков,  -  сказал  я,  -  так  что  я  не  мог
разглядеть как следует, кто это делал. Джерри снова дернул меня за руку.
   - Почему бы вам не подойти ближе и не разглядеть получше?  -  спросил
он.
   Тут я почувствовал, как судорога  свела  мой  желудок,  как  будто  я
собирался сделать что-то грубое и старался удержать себя от этого.
   - Охотно, - сказал я.
   Мы подошли к Бену, и я увидел его вблизи. Здоровенный парень,  слегка
неряшливый внешне, как и все они, смахивающий на  опустившегося  моряка.
Его глаза казались слишком маленькими при таком массивном лице с тяжелым
подбородком. Я смотрел на  него,  а  он  смотрел  на  меня  без  всякого
выражения. Но он ожидал, что я сделаю то, чего опасался мой желудок; ему
хотелось, чтобы я это сделал. И еще он  хотел,  чтобы  я  попытался  его
ударить или броситься на него.
   Однако я не сделал ничего подобного. Я просто сказал:
   - Вы слишком велики, чтобы быть трусом.  Джерри  громко  захохотал  и
похлопал меня по плечу.
   - Вот это да! - радостно воскликнул он. - А ты как думаешь, Бен?
   - Сопляк, - ответил Бен и сплюнул в сторону.
   - Ну что ты, Бен, он же учится в колледже! Не так ли. Пол?
   - Это верно.
   - А знаешь, ты мне нравишься, Пол, - сказал Джерри. -  Ты  мне  очень
нравишься. А тебе он не нравится, Бен?
   - Сопляк, - снова буркнул Бен.
   Джерри пожал плечами и сделался вдруг серьезным.
   - Ну, ладно, Пол, - сказал он. - Я вот  что  тебе  скажу.  Ты  сейчас
отдай ключи от машины Бену, а сам поедешь со мной.
   - Зачем?
   - Поедем к капитану Уиллику,  -  изрек  он,  как  будто  бы  это  все
объясняло.
   - Эй, постойте минуту, - сказал я. Бен подтянул брюки, бормоча:
   - Ну вот. Сопротивление при аресте.
   - Да ладно, Бен, - сказал  Джерри.  -  Пол  собирается  быть  хорошим
мальчиком.
   - Надеюсь, вы постараетесь не сломать  мне  сцепление,  -  сказал  я,
передавая ему ключи.
   Бен молча взял их и направился к "форду". За ним стоял бледно-голубой
"плимут" без опознавательных знаков, и Джерри повел меня к нему. Мы сели
в него и поехали вслед за "фордом" в сторону центра.
   Некоторое время спустя я сказал:
   - Кстати, как вы узнали, что я здесь?
   Он повернулся ко мне улыбаясь:
   - Так мы же следили за тобой, Пол. Наблюдали, как ты завтракал и  так
далее. Мы питаем к тебе интерес, мальчик.
   - Ох...
   Я отвернулся и стал смотреть в окно. Как я дошел до жизни такой? Я не
принадлежал к категории людей, за которыми требуется  постоянная  слежка
полиции. Так почему же меня то и дело волокут в полицейское  управление,
где безмозглые прагматики  вроде  Бена  творят  надо  мной  произвол?  Я
студент, служащий, честный человек. Как я докатился до этого?
   Меня снова привезли к мрачному  зданию  полицейского  управления.  На
автостоянке Бен молча вернул мне ключи от "форда", и все втроем мы вошли
в уже знакомую мне  дверь  со  ржавой  табличкой.  На  этот  раз  мы  не
поднялись выше первого этажа,  а  прошли  в  длинную  узкую  комнату  со
скамьей вдоль стены.
   - Ты посиди здесь, - сказал мне Джерри. - Я сейчас вернусь.
   Я сел. Бен привалился к стене у  двери  и  курил  сигарету,  глядя  в
пустоту.
   Через минуту Джерри появился из другой двери и помахал мне рукой.
   - Капитан ждет тебя, - объявил он.
   Я пошел за ним, а за мной следом шествовал Бен.  По  всей  видимости,
меня привели в кабинет капитана, совсем маленький - в нем помещался лишь
письменный  стол,  заваленный  всякими  бумагами,  да  два   шкафа   для
документов. Окно выходило на улицу.
   Капитан Уиллик, сердитый и угрюмый, сидел за столом.
   - Отлично, - сказал он, обращаясь ко мне. - И как ты это объяснишь?
   Мне ничего не оставалось, как сказать правду. Я  не  умею  хитрить  и
изворачиваться. Поэтому я сказал:
   - Миссис Гамильтон солгала вам. Я пошел к ней, чтобы узнать почему.
   - Ты пошел к ней, хм?
   - Да. И она сказала мне почему. Она побоялась упоминать о профсоюзе и
о письме, которое написал ее муж. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о
связи ее мужа с нашим профсоюзом. А позже, когда она поняла, что это уже
не имеет никакого значения, то побоялась признаться во лжи.
   Джерри покачал головой  в  шутовском  восхищении  и  с  присущим  ему
ехидством воскликнул:
   - Ну и оратор!
   - Помолчи, Джерри, - сказал  Уиллик  ровным  голосом  без  каких-либо
эмоций и даже не взглянув в его сторону. Тем же  голосом  он  продолжал,
уже обращаясь ко мне:
   - Так уж случилось, что я руковожу здесь полицией, молодой человек. У
меня есть значок и власть. Когда приходит время допросить  свидетеля,  я
делаю это или приказываю, чтобы  это  сделал  кто-нибудь  другой.  -  Он
нацелил в меня свой грубый палец. - У тебя нет власти и  нет  положения.
Ты просто молодой умник из Вашингтона, вообразивший, что ему все  сойдет
с рук. Мы будем держать твоего дружка-гангстера под стражей, пока он  не
захочет сотрудничать с нами, и по-настоящему  не  должны  бы  были  тебя
отпускать. Но ты молод и, по-видимому, ничего не понимаешь, поэтому я  с
тобой обошелся снисходительно, я выпустил тебя. Но если я узнаю, что  ты
болтаешь с кем-нибудь из города, не важно с кем, и суешь свой нос  не  в
свое дело, ты окажешься в "холодильнике" так быстро, что у  тебя  голова
закружится. Я понятно выражаюсь?
   Я кивнул.
   - Вот и отлично, - сказал он. - Тогда все. Я должен бы был уйти. И  я
хотел уйти. Но я немного задержался. Уиллик  напомнил  мне  об  Уолтере,
который все еще находился в тюрьме, а я был единственным,  кто  мог  ему
помочь. И  мне  показалось,  что  я  смогу  побудить  Уиллика  выпустить
Уолтера, если скажу, что сумею доказать, кто на самом деле  убил  Чарлза
Гамильтона. Но для этого мне была необходима соответствующая информация.
   Поэтому я набрался смелости и сказал:
   - Я бы хотел задать вам вопрос.
   Он посмотрел на меня и поджал губы.
   - Я вижу, тебе не терпится оказаться в камере, - сказал он. -  Ну  да
ладно, валяй, спрашивай.
   - Я не пытаюсь прибегнуть к какой-то хитрой  уловке,  я  просто  хочу
знать. Если вы не захотите ответить на мой вопрос, просто скажите мне об
этом, и я уйду.
   - Кончай предисловие.
   Я сделал глубокий вздох, чувствуя, что  уже  прямиком  устремляюсь  к
камере, но вместе с тем понимая, что судьба  Уолтера  зависит  от  этого
вопроса.
   - Вообще-то вам не безразлично, кто убил Чарлза Гамильтона?
   Казалось, вопрос удивил его. Он не разозлился и ответил не сразу.  Он
посмотрел на меня. Нахмурился и после небольшой паузы спросил:
   - А как ты думаешь?
   - Вы приказали двоим вашим людям следить за мной.  Другие  ваши  люди
доставляют неприятности Уолтеру. Но мы  с  Уолтером  не  имеем  никакого
отношения к убийству Гамильтона, и, я полагаю, вам это известно.
   Некоторое время Уиллик молчал, пощипывая  щеку  и  глядя  на  лежащие
перед ним документы, а потом заговорил:
   - Я отвечу на твой вопрос. Вчера пополудни, в пять  часов,  Гамильтон
в