лчал. -- Извините, не понял вашего намека.
     -- Вы знакомы с Людой?
     Айрапетов смутился, глубоко затянулся сигаретой.
     -- Банальная история. Познакомились в кафе. Танцевали. Пили шампанское.
Неожиданно Люда  опьянела до  невменяемости.  Как  джентльмен,  я  не мог ее
бросить  на произвол судьбы.  Привел к себе, так как она была не в состоянии
назвать своего адреса. Чтобы избежать сплетен и нежелательных разговорчиков,
пригласил с собою  мужа  одной из своих сотрудниц. Зовут его Олегом. Большой
любитель выпить, а у меня, как на грех, в доме не оказалось вина. Пока бегал
в  гастроном,  Люда  учинила  скандал,  стала  ломиться, что  называется,  в
открытую  дверь.  Собрала  соседей, выбежала  из  квартиры...  С ней  что-то
случилось?
     -- Почему ее золотое кольцо осталось у вас?
     --  Я вернул. Правда, не сам. Самому неловко  с ней встречаться. Она же
все по-своему, превратно, мои благие намерения истолковала.
     -- Для  чего вы оставили  кольцо у  себя? --  спокойно  спросил  Степан
Степанович.
     --  Чтобы  присвоить и разбогатеть, --  с улыбкой ответил  Айрапетов  и
расхохотался. --  Милые работники уголовного розыска, ради бога -- поверьте:
я не нуждаюсь в дешевых побрякушках.
     Степан Степанович нахмурился.
     -- Кольцо высокой пробы -- вы это отлично знаете -- стоит недешево.
     -- Для сотрудницы кафе  с ее мизерным заработком, возможно, и недешево.
Не спорю.  Для  меня,  поверьте,  чистый  пустяк,  -- Айрапетов  внимательно
поглядел  на Степана  Степановича и,  встретившись с  его  строгим взглядом,
заметно  изменился  в  лице.  --  Вы  действительно  считаете, что  я  хотел
обогатиться за счет Люды?
     -- Думаю,  Игорь  Владимирович,  у вас  была  другая  цель,  --  Степан
Степанович  чуть  помолчал,  --  видимо,  вы  хотели  еще  раз встретиться с
сотрудницей кафе. Кольцо -- повод для встречи. Ошибаюсь?
     Айрапетов  покраснел,  несколько   раз  кряду  затянулся  сигаретой  и,
потупившись, ответил:
     --  Это всего-навсего  ваши предположения, хотя...  Отчасти так,  но  в
основном я опасался, что дорогой Люду ограбят  какие-нибудь хулиганы, а  она
по пьяной лавочке всю беду свалит на меня.
     -- Вот вы, Игорь Владимирович, врач,  -- издалека начал  Стуков, --  и,
насколько  мне  известно,  по  женской  линии  квалифицированный специалист.
Скажите, сколько нужно женщине  выпить  шампанского, чтобы опьянеть так, как
опьянела Люда?
     -- Сам был удивлен,  -- быстро ответил Айрапетов. -- Выпила  Люда очень
немного. По всей  вероятности -- с ней произошло  то,  что может произойти с
некурящим человеком, если его заставить  выкурить взатяжку полную  сигарету.
Такой человек может потерять сознание.
     --  А  если  подсыпать  в  вино  снотворного?...  Айрапетов  театрально
выставил перед собой руки.
     -- За нашим столом не было авантюристов и преступников.
     Антон  не  вмешивался  в  разговор.  Исподволь  он  разглядывал  Игоря,
прислушивался  к  оттенкам  его  чуть  глуховатого  приятного  голоса.  Одет
Айрапетов  был   модно,  но  не  броско.  Светлые   брюки,  лакированные,  с
замысловатым  узором, туфли  и  дорогая  трикотажная  рубашка  с  золотистой
"молнией"  делали  его  похожим  скорее  на  спортивного  тренера,   чем  на
врача-гинеколога.  В  манере   держаться  сквозила  естественная   легкость,
присущая людям, привыкшим быть на равных в любом обществе.
     --  Вы  Люде  не  угрожали?  --   продолжал  задавать  вопросы   Степан
Степанович.
     --  Что вы, право!... Я ее уговаривал остаться, но ни угроз, ни силы не
применял.   Если  она  жаловалась,   то,  уверяю,  виною  во  всем  является
возбужденное алкоголем воображение.
     -- А Олег? Не рассказывал он вам, почему Люда стала ломиться в дверь?
     Айрапетов чуть повел бровью.
     -- Говорит, сидел на диване, дремал, когда  Люда вскочила и напустилась
на него: "Куда вы меня привели?! Что со  мной сделали? Чего хотите?!", и все
в  таком духе.  На  журнальном  столике  лежала  бритва,  она  схватила  ее,
замахнулась. Во избежание недоразумений Олег  отобрал  бритву  и  выбросил в
окно.
     -- Вы уверены, что все было именно так, как говорит Олег?
     -- У него вроде бы не было причины мне врать.
     -- А если я вам сообщу, что эта бритва... украдена из магазина?
     --  Вы меня разыгрываете?  Или... -- Айрапетов побледнел. -- Черт знает
что! Как ко мне могла попасть ворованная бритва?
     -- Вот и нас это интересует, -- быстро сказал Степан Степанович.
     Игорь  впервые  за  время разговора  посмотрел на  Антона.  Их  взгляды
встретились, и Антон  не понял, чего  больше в глазах Айрапетова: страха или
оскорбленного подозрением самолюбия.
     --  Откуда  у вас  эта  бритва? -- не  давая  Игорю  долго раздумывать,
спросил Степан Степанович.
     --  Из ребят  кто-то  подарил  на дне  рождения.  Сейчас  модно  дарить
архаичные безделушки.
     -- Постарайтесь вспомнить, чей это подарок.
     --  День рождения отмечали  в  кафе.  Приглашенных было  около двадцати
человек. Кто  из них  что  дарил...  --  Айрапетов растерянно улыбнулся.  --
Расстреляйте -- не могу сообразить.
     -- Павел Мохов был на дне рождения?
     Игорь не вздрогнул, не испугался. Ответил как ни в чем не бывало:
     -- Мохова не было.
     -- Вы давно с ним знакомы?
     --  Несколько  лет...  --  Айрапетов  задумчиво  наморщил  лоб и  вдруг
повеселел.  --  Кажется,  предполагаю,  кто  мог  подсунуть бритву.  В  кафе
оказался один из моих бывших  пациентов. Некто Остроумов Владимир Андреевич.
Работает  на обувном комбинате. Несколько лет назад, точную  дату не  помню,
его доставили на "скорой помощи" вместе с Моховым в хирургическое отделение,
где  я в то время работал оперирующим врачом. Ранения у того и  другого были
серьезными.  Пришлось крепко  поработать. С  тех  пор оба считают меня своим
спасителем и при встрече  лезут с любезностями.  Вот  и на этот  раз  в кафе
Остроумов  преподнес  цветы,  а когда  началось шутовство  с подарками, тоже
что-то сунул  в большую кучу и  шепнул: "Там и от меня, Игорь Владимирович".
Помню, когда с Олегом  принесли подарки домой,  бросили их на  диван. Бритва
упала на пол, я поднял ее и положил на журнальный столик.
     Айрапетов  посмотрел  на  Степана  Степановича  таким  взглядом,  каким
ученик,  желающий  убедиться  в  правильности  ответа, смотрит  на  строгого
учителя.  Степан  Степанович  равнодушно   разглядывал  свои  роговые  очки.
Близоруко прищурившись, он опять спросил:
     -- Почему вы предполагаете, что бритву мог подарить Остроумов?
     --  Вы  сказали,  что  она  украдена  из  какого-то  магазина. Из  всех
присутствующих   в   кафе  моих  знакомых  только  Остроумов  может  вызвать
подозрение.
     И опять, едва Игорь замолчал, Степан Степанович спросил:
     -- Что за отношения у вас с Бураевской? Как познакомились?
     --  Знакомство  чисто  случайное, но  я  хотел на ней жениться, -- чуть
удивившись, однако без заминки, ответил Айрапетов.
     -- Что помешало?
     -- Об этом у нее надо спросить, -- на лице Игоря появилось выражение не
то  боли, не то  обиды.  --  Смотрю, уголовный  розыск  обо мне  располагает
сведениями, как о настоящем преступнике.
     -- Простите нас, Игорь Владимирович, -- извинился Стуков.  -- Вы должны
понять, что стечение  обстоятельств, как, например, случай с Людой Сурковой,
украденная бритва, бросают на вас некоторую тень. Наша задача -- отвести  от
вас подозрения.
     -- Какой разговор. Я прекрасно все понимаю. Однако... иногда становится
неприятно чувствовать  за своей спиной тяжелые вздохи.  Мне  больше  по душе
правда,  пусть  даже и горькая,  но не за спиной, а  в  глаза,  -- Айрапетов
неожиданно посмотрел  на часы, торопливо достал из кармана мятый телеграфный
бланк и протянул его Степану  Степановичу. -- Через полчаса в аэропорту  мне
необходимо встретить маму.  В другое время  готов с вами  беседовать сколько
угодно.
     Степан Степанович прочитал телеграмму и посмотрел на Антона.
     --   Считаю  причину  уважительной,  тем  более,   что   все   вопросы,
интересующие  нас,  выяснены,  --  подумав,  сказал  он  и,  повернувшись  к
Айрапетову, пояснил: -- Это сотрудник уголовного розыска  из райцентра Антон
Бирюков, он ведет уголовное дело по обворованному магазину.
     У  Антона  была  уйма вопросов: о Чурсиной, Лаптеве, Костыреве, Мохове,
но,  поняв замысел  Степана Степановича, он молча кивнул  головой. Айрапетов
попрощался и  торопливо вышел из кабинета. Антон посмотрел  в  окно.  Оттуда
хорошо было видно, как Игорь почти выбежал  из  подъезда на улицу, огляделся
по  сторонам  и, "проголосовав", остановил такси.  Антону  пришла  внезапная
мысль.  Он  быстро  набрал  номер  дежурного  гостиницы  и  попросил  срочно
пригласить  к телефону Голубева. Услышав в трубке  знакомый голос, торопливо
заговорил:
     --  Слава,  срочное  дело.  Айрапетов только  что  выехал  на  такси  в
аэропорт. Надо проконтролировать. Понимаешь?
     -- Пока  я сплю, враг не дремлет?  -- пошутил Голубев.  -- Один момент,
умоюсь и мчусь в аэропорт.
     --  Давай,  Славочка,  давай... --  Антон  положил  трубку и по взгляду
Степана Степановича понял, что поступил правильно.
     -- Каково впечатление? -- спросил Стуков.  -- Кажется, ты  не поверил в
искренность Игоря Владимировича.
     -- Подстраховка не  повредит. А  впечатления неплохие.  Парень, знающий
себе цену. Не заискивает, не юлит.
     --  И правду  в  глаза  любит,  --  Степан  Степанович вздохнул.  --  К
сожалению, в нашей работе эту правду нельзя преждевременно  выкладывать. Как
в пословице, правда хорошо, а счастье лучше.
     Антон усмехнулся:
     -- А еще говорят: дальше в лес -- больше дров"
     -- Это ты об Остроумове? Сходились наши стежки-дорожки.
     -- Интересный человек?
     -- Оригинальный,  -- Степан Степанович поднялся из-за  стола. -- Есть у
нас в архиве его жизнеописание. Сейчас полистаем.
     Через несколько минут Стуков вернулся с двумя толстыми папками. В одной
из  них  Антон  нашел  снимки,  сделанные в судебно-оперативной  фотографии.
Остроумов  был  снят  стандартно:  правый  профиль,  фас,  полный  рост.  На
фотографиях значились имя, отчество, фамилия и  год рождения -- 1926. Снимки
были  отчетливые,  фиксирующие  каждую морщинку  на вытянутом  худом  лице с
большими глазами, на облысевшей голове -- ни волоска.
     -- Много раз судим? -- спросил Степана Степановича Антон.
     --  Своеобразный  рецидивист-неудачник. Из сорока  с лишним  лет  жизни
половину  провел  в  местах  заключения.  Последнее  дело вел  я. Подписывая
обвинительное  заключение, он обещал поставить точку.  Видимо, не сдержался.
Еще разок решил попытать счастья. Эх, Остроумов, Остроумов... Вот этот может
и  сигнализацию  отключить,  и  компаньонов  найти,  и  человека,  под  руку
подвернувшегося на  деле,  прикончить,  -- Стуков  подал  Антону  телефонный
справочник. -- Звони в отдел кадров обувного комбината. А я тем временем эти
папки для памяти полистаю.
     Ответивший  Антону начальник отдела  кадров  без колебаний заявил,  что
Владимир  Андреевич Остроумов работает на  комбинате  не  первый год. Сейчас
находится в цехе. Будет там до пяти вечера. Антон положил трубку и решил, не
откладывая, ехать на комбинат.
     -- Будь  внимательным, -- предупредил  Степан  Степанович. -- Остроумов
хоть и неудачник, но голой рукой его не возьмешь.

17. Рецидивист-неудачник

     Посмотрев на небольшую вывеску обувного комбината, Антон нырнул в узкий
коридорчик проходной  и с ходу  чуть  не  наскочил на деревянный барьер.  За
барьером,  держа перед  глазами,  как лорнет,  очки  с  отломленной  дужкой,
стандартный старичок-вахтер самозабвенно разглядывал картинки в  потрепанном
"Крокодиле". Поздоровавшись со старичком, Антон спросил:
     -- Как увидеть Владимира Андреевича Остроумова?
     Вахтер положил на барьер журнал, одной рукой поправил форменную фуражку
ведомственной охраны и заговорил издалека:
     -- Увидеть любого  человека -- не трудная штука, а  в данном конкретном
случае у тебя, милок, ничего не выйдет, потому как вышел с комбината товарищ
Востроумов, -- старичок поднес к глазам  свой "лорнет", поразглядывал Антона
и спросил: -- Случаем, не брательник Востроумову будешь?
     -- Сосед, -- сказал Антон первое, что пришло на ум.
     -- А я думал,  брательник... Суседу могу  сказать конкретно. Отпросился
Востроумов брательника  встречать. Через два  часа как штык будет на рабочем
посту. Мужик он у нас до строгости аккуратный и тверезый, хотя и из этих...
     -- Из кого, из этих?
     --  Как  так?...  --  вахтер  подозрительно прищурился.  -- Сусед  и не
знаешь.
     --  Недавно мы  в соседях, -- выкрутился Антон. -- Можно  сказать, друг
друга не знаем.
     Подозрение на лице вахтера сменилось добродушием.
     -- Другой коленкор. А то: сусед...  Сусед об суседе все должен знать. В
таком  разе тебе и  сказать можно, что Востроумов больше двух десятков годов
глядел на небо через решетку.
     -- Серьезно? -- изобразив удивление, спросил Антон.
     --  Куда сурьезней,  --  довольный произведенным  впечатлением,  вахтер
почесал затылок.  --  Только это,  милок,  теперича для  Востроумова  все  в
прошлом,  а в данном конкретном случае он передовик труда.  Вдвоем  с женкой
три сотни с гаком как пить дать каждый месяц заколачивают. Думаешь, зазря он
старое ремесло бросил? Зазря  и чирей не сядет. Понял Востроумов скус честно
заработанных  денег.  Дом  купил.  Мы  вот  тоже со  старухой хатенку  новую
сообразить намерены -- али домик так небольшенький...
     Рассуждения  о покупке домов для  Антона  интереса не  представляли. Он
посмотрел на часы,  посожалел,  что  не  располагает  временем  для  хорошей
беседы,  и, сказав,  что  попозднее  наведается  еще,  вышел  из  проходной.
Побродив  по близлежащим  улицам, зашел в  какой-то  павильончик, перекусил.
Затем заглянул  в кинотеатр  и  полтора  часа  сидел  в  почти  пустом зале,
разглядывая  на экране полуцветные от старости кадры документального фильма.
Из  кинотеатра сразу было  направился  к  проходной комбината, но, увидев на
пути телефон-автомат, решил позвонить Степану Степановичу.
     -- Уголовный розыск. Стуков, -- послышалось в трубке.
     --  Остроумова  нет на работе. Говорят, отпросился встречать брата,  --
сказал Антон.
     --  Срочно приезжай,  -- проговорил Степан Степанович.  -- Остроумов  в
вытрезвителе.
     Через несколько минут Антон уже находился в кабинете Стукова.
     Оказывается, Остроумова задержал постовой милиционер за переход улицы в
неположенном  месте. Выписывая квитанцию на  штраф,  заметил, что нарушитель
пьян. Недолго думая, постовой вызвал служебную машину  и отправил Остроумова
в  медвытрезвитель.  Там  при обыске  у него  нашли  шесть золотых  часов и,
заподозрив   нечистое,  сообщили   в   уголовный   розыск.   Узнав   фамилию
задержанного,    Стуков   распорядился    немедленно    доставить   его   на
предварительный допрос.
     -- Должны вот-вот привезти, -- закончил Степан Степанович.
     -- Если он хмельной, нельзя же допрашивать, -- сказал Антон.
     -- А мы и не будем, мы только присмотримся к нему.
     -- Неужели Айрапетов предупредил? От Голубева звонка не было?
     --  Молчит  Голубев. Не вижу, Антоша,  в  предупреждении  логики.  Этим
Айрапетов себя под удар ставит.
     -- Случайность?
     -- Не похоже. Скорее, ход какой-то.
     О  большем  они не  успели  переговорить. В  сопровождении молоденького
розовощекого  сержанта  в  кабинет вошел Остроумов.  Осторожно сняв с  лысой
головы   новенькую  клетчатую   кепку,  он  заискивающе  улыбнулся   Степану
Степановичу и поздоровался с ним, назвав по имени-отчеству.
     -- Здравствуйте, -- сухо ответил Стуков. -- Кажется... Кудрявый?
     --  Кличку  до  сих пор  помните,  --  блеснув  металлическими  зубами,
осклабился Остроумов. -- Ну и память!
     -- Ничего память, пока не подводит, -- Степан Степанович нахмурился. --
А  кличку вашу  вспомнил  потому,  что  встреча  служебная. Опять за  старое
взялись?
     Остроумов  развел руками  и  часто-часто  заморгал. Он,  на  удивление,
казался  совершенно  трезвым.  Степан  Степанович  недоуменно   поглядел  на
сержанта.  Тот  понял   взгляд,   виновато   кашлянул,   но  доложил  бойко,
по-уставному:
     -- Задержанный перед обыском успел таблетку проглотить.
     -- Какую таблетку?
     -- Во такая малюсенькая, -- показывая кончик ногтя на мизинце, угодливо
пояснил Остроумов, -- японская.  Одну  штучку с перепоя заглотишь --  и  как
огурчик свеженький. Лишь в темечке иголкой покалывает.
     Сержант передал Стукову изъятые при обыске часы и, попросив разрешения,
удалился. Степан Степанович хмуро посмотрел на часы, потом на Остроумова и с
упреком сказал:
     -- Опять за магазины принялись, Кудрявый,  -- показав на стул,  коротко
бросил: -- Садитесь.
     -- Всегда позже времени кусаю локти,  -- покаянно проговорил Остроумов,
сел и прижал  к груди руки. --  Прошу учесть, Степан Степанович, на этот раз
шел  в уголовный  розыск с  повинной.  Клянусь, просветление  нашло.  Точка!
Вспомнил ваши  святые слова, что неудачник  я самый  последний.  Ой, как мне
тяжело, Степан Степанович...
     -- Поздновато каетесь.
     -- Лучше поздно, чем никогда.
     -- Начистоту говорить будете?
     -- Как перед господом богом!
     -- А с чего это вы вдруг раскаялись?
     --  Полностью осознал безысходность  преступного пути и, если хотите, в
знак благодарности за доброту человеческую.
     На лице Остроумова опять появилась заискивающая улыбка, опять  блеснули
вставные зубы, и с видом кающегося грешника он начал рассказывать, как вышел
последний  раз  на  свободу вместе  с Павлом  Моховым, встретился со старыми
"корешками", как те предложили "дело", но он наотрез отказался. Рассказ  был
витиеватым и не имел отношения к тому, что интересовало Степана  Степановича
и Антона.
     -- Короче говорите, -- строго перебил Степан Степанович.
     --  Короче  так  короче,  --  угодливо  согласился  Остроумов  и  вытер
вспотевшую  лысину.  -- Ребятки на  меня  страшно обиделись, что добровольно
ухожу  от них. Произошел пьяный шухер, после которого машина "скорой помощи"
подобрала меня без сознания с тремя ножевыми ранами и со штопором вот в этом
месте... -- он приподнялся со стула и  хлопнул себя ладонью  ниже  спины. --
Да, да,  Степан Степанович!  С  обыкновенным  штопором,  каким  откупоривают
бутылки, ввинченным в  мое тело на  всю катушку. Я  истекал кровью, подыхал,
как последний  пес... На счастье,  попал в руки к гуманному  врачу.  Он,  не
считаясь  с  моим прошлым, не  пожалел даже своей собственной  крови,  чтобы
влить мне. Он жизнь  мою беспутную  спас!... Через его золотые руки прошел и
Павлуша  Мохов,  имевший  неосторожность  заступиться за  меня.  Ребятки его
чем-то тверденьким по темечку тюкнули.
     Лицо Остроумова сделалось  скорбным. Он  замолчал, ожидая,  что  Степан
Степанович  задаст  наводящий  вопрос.   Вопроса  не  последовало,  и  тогда
Остроумов продолжил дальше:
     -- Врача,  который  вырвал нас с Павлушей  с того света,  зовут  Игорем
Владимировичем.  Недавно, точнее  в  прошлое воскресенье,  я встретил его  в
"Космосе".  У  Игоря  Владимировича состоялся торжественный  день  рождения.
Культурные друзья стали дарить подарки. Я был выпивши, растрогался до слез и
от чистого сердца  тоже  вручил подарочек, -- Остроумов в  который  уже  раз
провел ладонью по потеющей лысине.  -- А сегодня  Игорь  Владимирович звонит
мне по телефончику и говорит, что из-за этого подарочка его тянет  уголовный
розыск. "Как же  так, уважаемый? На свою беду я спас тебе жизнь?" -- спросил
он меня. Боже, что произошло со мною после этого звонка!...
     -- Решились на раскаяние? -- усмехнулся Степан Степанович.
     Остроумов  растерянно  замигал. Глаза его повлажнели, и  слезы медленно
поползли по впа