живет  девушка, отлично
знакомая Игорьку. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная.
     -- Бураевская Бэлла?
     -- Как вы  сказали?  Бэлла? Бэлла... -- Семенюк  болезненно поморщился,
потер лоб  и вдруг  обрадовался. -- Вы знаете, вспомнил интересную мысль! Ее
высказал  лермонтовский  Печорин:  "Радости  забываются, а  печали никогда".
Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в
первую   очередь   вспоминаем   такие   мрачные   эпизоды,   как    убийство
старухи-процентщицы, или  жуткие сны  Раскольникова,  или  фантастическую  и
вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова...
     Лицо  Семенюка   сделалось   отчужденным.   Он  уставился  взглядом   в
пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно
вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан  Степанович знал, что
если  сейчас Семенюка не остановить,  то  его запала хватит минут на десять.
Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить
собеседника, как в  квартиру заглянула женщина, с  которой Степан Степанович
беседовал на лестничной площадке и которая открывала ему дверь.
     --  Николай  Петрович,   --  проговорила  она,  --  после  ухода  Игоря
Владимировича  ему  принесли  телеграмму.  Я за  нее расписалась.  Возьмите,
пожалуйста, -- и подала Семенюку телеграфный бланк.
     -- Спасибо,  Вера Павловна, -- с замедлением, уже  после ухода женщины,
проговорил  Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму  и показал  ее  Степану
Степановичу со словами:
     -- Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне.
     Телеграмма  была послана из  райцентра  накануне вечером  и  адресована
Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же  время несколько
загадочным: "Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю
твоего равнодушия его судьбе". Подписи в телеграмме не было.
     Степан Степанович, улыбнувшись, спросил:
     -- Кто это так трогательно о вас заботится? Семенюк пожал плечами:
     -- Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.
     -- Игорь ваш племянник?
     -- Сын моей младшей  сестрички. Способный  гинеколог. На  днях защищает
кандидатскую.   Коллеги  пророчат  ему  блистательную  карьеру.  --  Семенюк
неожиданно замолчал  и,  мучительно напрягая  память,  уставился на  Степана
Степановича. -- Запамятовал, дорогой мой: на чем мы остановились?
     -- Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.
     -- Бураевская, Бураевская...  --  повторяя  фамилию, начал  тереть  лоб
Семенюк. -- Как  вы  сказали? Бэлла Бураевская... К сожалению, не имею чести
знать.
     -- К кому же  вы ездили в  райцентр? -- спросил Степан Степанович и тут
же уточнил: -- Как имя и фамилия знакомой вашего племянника?
     -- Лидия... Я ее называю Лидочкой. Очень симпатичная, до удивительности
воспитанная. А фамилия... Фамилия... Похоже, Чурина.
     -- Может быть, Чурсина?
     --  Да,  да,  да!  Совершенно  правильно,  Лидия Ивановна  Чурсина,  --
обрадовался  Семенюк. --  Простите  великодушно  старую развалину. Полнейший
склероз  начинается.  Один  мой  знакомый  любил  говорить:  "Бей  склероз в
зачатке!" Хотя... У меня всегда была отвратительная память на фамилии.
     -- Давно вы знакомы с Чурсиной?
     -- Давно, давно, очень давно, -- Семенюк закивал головой  и  совершенно
неожиданно сник.
     "В  беседе быстро истощается", -- вспомнил Степан Степанович заключение
врачей-психиатров.  Чтобы  сэкономить  время,  он  решил  не  давать  больше
Семенюку  возможности отклоняться от темы  и  стал  задавать  ему конкретные
вопросы:
     -- Когда вы, Николай Петрович, были у Лидии Ивановны Чурсиной последний
раз?
     -- Сущий пустяк. --  Семенюк  поднял голову.  --  Не  дальше прошедшего
воскресенья. Помнится, в тот день у Лидочки произошла какая-то неприятность.
     -- Она вам жаловалась?
     --  Что  вы! Лидочка  очень  мужественная  девушка.  Всегда веселенькая
такая, а на этот раз была очень скучной.
     --  Где  она  работала?  Или  работает,  --  быстро  поправился  Степан
Степанович.
     Семенюк задумался, потер лоб:
     -- Вот  этого, дорогой мой, сказать  не могу. К моему стыду, ни разу не
поинтересовался местом ее работы.
     Знаю,  с  работы  всегда   нарядненькая  прибегает.  Вероятно,   занята
интеллектуальным трудом.
     --  Вы сказали, что Лидия Ивановна --  знакомая вашего племянника.  Как
они познакомились?
     --  Опять  не могу сказать,  -- Семенюк развел  руками. -- Право, такие
подробности  меня никогда не интересовали. Лидочка  всегда  очень приветливо
меня встречала.
     -- Вы к ней ездили по делам?
     -- Что вы, дорогой мой. Какие  могут быть дела у  старика с молоденькой
девушкой?  --   Семенюк  поморщился.  --  Ездил  я  в  райцентр  --  как  на
своеобразную дачу. Какая там великолепная природа! Воздух...
     -- Кроме Лидии  Ивановны, у  вас еще есть  знакомые в райцентре?  -- не
давая Семенюку повторяться, спросил Степан Степанович.
     -- К  сожалению, никого нет. Только  одна Лидочка. Знаете,  очень устаю
сидеть  в  этих  стенах.  Раньше  мне  Игорек  позволял  совершать  вечерние
прогулки, изредка бывать у Лидочки. Сейчас запретил и эти маленькие радости.
Утверждает, что сильно ухудшилось здоровье. Я напротив, никаких ухудшений не
чувствую. Игорек не хочет слушать,  уговорил Веру Павловну не выпускать меня
из дома. Он очень заботлив.
     Степан Степанович, слушая  Семенюка, внимательно изучал телеграмму. "По
всей вероятности, ее послала Бураевская". В таком случае, почему она заявила
Бирюкову,  что встретила Семенюка на вокзале впервые и дала ему деньги чисто
из жалости? Почему Семенюк отрицает знакомство с ней? Если не Бураевская, то
кто  из  райцентра  не  может понять равнодушия  Игоря  Айрапетова  к судьбе
Семенюка?" -- спросил себя Степан Степанович, возвращая Семенюку телеграфный
бланк, который до этого держал в своей руке.
     -- Положите на журнальный столик, -- устало попросил Семенюк. -- Игорек
придет с работы, прочтет. Сегодня он должен рано вернуться.
     Стуков поднялся  из кресла, подошел к столику. Взгляд его задержался на
хрустальной пепельнице, точнее, на лежащей в ней распечатанной пачке сигарет
"Наша  марка".  Точно  такая  пачка  из-под сигарет найдена  в  обворованном
магазине  райцентра и  сейчас  находится в оперативно-техническом отделе  на
исследовании.
     -- Вы курите, Николай Петрович? -- быстро спросил Стуков, показывая  на
лежащую в пепельнице пачку.
     -- Что вы,  дорогой мой, -- испуганно отмахнулся Семенюк. -- Это Игорек
постоянно  коптит,  --  и  тут же  предложил:  -- Если  хотите, закуривайте,
закуривайте. Я привык к табачному дыму.
     --  Хорошие сигареты. Где  Игорь их покупает?  Семенюк  привычно развел
руками:
     --  Не могу сказать. Знаю лишь, Игорек  постоянно курит "Нашу марку". У
него полно этих сигарет. Если нравятся, можете взять.
     -- Неудобно опустошать чужие запасы, -- Степан Степанович улыбнулся. --
Однако, с вашего позволения, от этой пачки не откажусь.
     --  Сущий пустяк! Берите,  берите, -- Семенюк тяжело стал  подниматься,
намереваясь  показать,  где еще лежат сигареты, но  Стуков предусмотрительно
остановил его и, осторожно положив в карман пачку из пепельницы, сел на свое
место.
     --   Скажите,  Николай   Петрович,  вам   не  приходилось  в  райцентре
ремонтировать электросварочный агрегат? -- спросил он.
     На лице Семенюка появилось такое выражение, словно он решал непосильную
умственную задачу.  Ожидая ответа,  Степан Степанович про  себя отметил, что
врачи-психиатры,   давая  заключение  о  невменяемости  Семенюка,  по   всей
вероятности, не ошиблись.
     --  Да,  да,  да!  --  вдруг   радостно  закивал  головой  Семенюк.  --
Приходилось, дорогой мой, приходилось устранять неисправность. Не так давно,
будучи у Лидочки, я помог  механикам найти фазу. В  бытность мою  на кафедре
электросварки     подобные     повреждения      умели     устранять     даже
студенты-третьекурсники,  -- и Семенюк  с упоением  окунулся в теоретические
рассуждения.
     -- Николай Петрович, -- прервал его Стуков и показал на часы, -- у меня
время ограничено.
     Семенюк  замолк,  несколько   секунд  удивленно  смотрел   на   Степана
Степановича и устало проговорил:
     -- Какая  жалость... Уходите?  Позвольте вас проводить. -- Нет, нет, --
Степан  Степанович  предупреждающе поднял  ладони.  --  Не нарушайте  запрет
племянника.
     --  Да, мой  дорогой,  да... --  Семенюк  вздохнул и опустил  голову на
грудь. -- Отвратительная штука  -- одиночество.  Безмерно благодарен  вам за
содержательную беседу, -- почти шепотом проговорил он.
     Уходя, Степан  Степанович  не  сомневался  в  правильности  медицинской
экспертизы. Семенюк своим поведением подтверждал заключение врачей.  Получил
Стуков в  какой-то мере и ответ на вопрос, связанный с  поездками Семенюка в
райцентр. Николай  Петрович  без всякой  утайки признался, что  неоднократно
бывал  в райцентре у Лидии  Ивановны  Чурсиной  -- хорошей  знакомой  своего
племянника, Игоря Айрапетова. Игорь курит сигареты "Наша марка". Надо срочно
выяснить  отношения  Чурсиной  с  Айрапетовым  и  узнать, кто  из  райцентра
отправил Игорю телеграмму.
     Видимо,  услышав, как открылась дверь квартиры  Семенюка,  из  соседней
двери выглянула Вера Павловна.
     -- Побеседовали? -- спросила она  Степана Степановича и, закрывая дверь
квартиры Семенюка на  ключ, попросила: -- Будьте любезны,  зайдите ко мне на
несколько минуток. По личному вопросу. Очень хочу посоветоваться с вами.
     Квартира Веры Павловны отличалась  от квартиры Семенюка  как  размером,
так  и  обстановкой.  Две  аккуратно  прибранные комнатки  и  кухонька  были
обставлены скромной мебелью, без всякой претензии на роскошь.
     --  Хочу  с  вами посоветоваться, -- пригласив  Стукова сесть, смущенно
заговорила Вера Павловна. --  Внук  живет  у меня,  Генка. В  шестом  классе
учится. И, знаете, стал  от  рук отбиваться.  Пробовала обращаться в детскую
комнату милиции, чтобы повлияли, а там  молоденькие  девушки работают --  им
все  трын-трава. Говорят, когда  провинится, на учет возьмут.  Но ведь тогда
будет  поздно.  Вот вы  давно,  по всей  вероятности,  в  милиции работаете,
скажите: разве это деловое решение?
     -- Он, что же, внук ваш, хулиганит? -- спросил Степан Степанович.
     -- Слава богу,  пока  этого  не  замечала. Но  вечерами домой  не  могу
загнать. Один раз в кармане  нашла  табачные  крошки, отбирала у него мелкие
деньги, а вчера, к слову сказать, самую настоящую бритву обнаружила, -- Вера
Павловна  сходила  на  кухню.  --  Вот  полюбуйтесь.  Совершенно  новенькая.
Спрашиваю: "Где взял, варнак?" Отвечает: "Во  дворе  нашем, в акации нашел".
Сами понимаете, похоже, врет. Не дай бог, с уголовниками связался...
     Степан Степанович внимательно  посмотрел на новенькую опасную бритву  с
коричневой ручкой. Тренированная  память сразу подсказала ему случай с Людой
Сурковой.
     -- В прошлое воскресенье вы никакого шума в квартире  Николая Петровича
не слышали? -- спросил Стуков Веру Павловну.
     Та чуточку помедлила, но ответила уверенно:
     -- И Николай Петрович, и Игорь  Владимирович очень порядочные люди.  Мы
давно живем в  соседях и за все время никаких неприятностей с их  стороны не
имеем.
     -- Гости у них часто бывают?
     --  Не  без этого.  Игорь  Владимирович  молод,  иной  раз  приходит  с
друзьями,  с  подругами. Включают музыку, но все  это  в меру  делается, без
шума. К слову сказать, заполночь  я громкого разговора у них ни единого раза
не  слышала,  -- Вера Павловна  помолчала и вернулась  к своему  наболевшему
вопросу.  -- Так что вы посоветуете делать с Генкой? Ума не приложу, как его
удержать в руках.
     -- Постараюсь  вам помочь, -- пообещал Степан Степанович. -- Вот только
бритву эту придется забрать.
     --  Забирайте, ради  святого!  Сами понимаете,  всей душой  не хочется,
чтобы ребенок попал  в дурную компанию. Сегодня  же припугну его, что бритву
забрала милиция.
     --  Ни  в  коем  случае!...  О  бритве  внуку  --  ни слова.  Буквально
сегодня-завтра наведаюсь к вам и поговорю с Геной. Мы  без запугивания с ним
обо всем договоримся.

13. Бег на месте

     Бориса  Медникова  Антон  отыскал  в  ординаторской.  На  вопрос:  "Как
состояние Чурсиной?" -- тот буркнул:
     -- Все под богом ходим.
     -- Жить будет?
     --  А  я  в  предстоящей  денежно-вещевой  лотерее  выиграю?-- Медников
поискал в пепельнице окурок. -- Состояние крайне тяжелое.  В сознание еще не
приходила и, кто знает, придет ли... Может, причину отравления сказать?
     -- Скажи, коль знаешь.
     -- Двенадцатинедельная беременность.
     --  Ты шутишь,  Боря... -- не поверил своим ушам  Антон. -- Она же  еще
совсем девчонка!
     -- Бывает, и девицы рожают.
     -- Чем она отравилась?
     --   Пахикарпином.   Таблетки   такие   есть,   стимулирующие   родовую
деятельность.  Три-четыре  штучки уже представляют  опасность  для здоровья.
Чурсина же проглотила их не меньше десятка, по всей вероятности, рассчитывая
прервать беременность.
     -- Кто-то подсказал ей...
     -- Конечно, не в  журнале "Здоровье"  прочитала, -- Медников повертел в
пальцах окурок  и  бросил  его в  пепельницу.  --  Дело уголовщиной  пахнет.
Почему? Хотя бы потому, что пахикарпин можно достать только по  рецепту, как
говорится, с круглой печатью. Во-вторых, порекомендовать  такую  дозу, какую
приняла  Чурсина,  может  только  или  дремучий  в   медицине  человек,  или
осведомленный злонамеренный убийца.
     В  райотдел  Антон вернулся расстроенным и злым. Было  такое состояние,
будто уже который  день  продолжается бег  на  месте. Много потрачено сил, а
сдвигов  -- почти никаких. Мало того, с каждым днем дело все больше и больше
осложнялось.
     Вскоре  в  кабинет забежал  Слава Голубев. Он еще  раньше Антона  успел
повидаться  с  Медниковым  и с  присущей ему оперативностью уже  объехал  на
служебной машине все аптеки райцентра. Ни одна из  них, как установил Слава,
в последние  дни  официальным путем пахикарпин  не отпускала.  Неофициальные
каналы так быстро, конечно, проверить было нельзя.
     Скороговоркой  доложив  о  проделанной  работе,  Голубев  передохнул  и
зачастил снова:
     --  Интересные  сведения  откопал  на подстанции. Помнишь, подполковник
давал задание  проверить  молоденького  монтера, который дежурил  с погибшим
Лаптевым?  Так  вот, этот монтер, Валерка Шумилкин,  хорошо знаком с Федором
Костыревым.
     Антону  вспомнилось  сказанное' Светланой Березовой  в  кафе  "Космос":
"Радиотехник-любитель  у него  есть знакомый. Валерка.  Смышленый мальчишка,
сам телевизоры ремонтирует и даже собирает".
     -- Из каких источников узнал? -- спросил Антон.
     -- Собственно, лично Шумилкин рассказал.
     -- Что думаешь по этому поводу?
     -- Валерка -- отличный парень. Комсомолец,  дружинник.  Словом, за него
ручаюсь, как за самого  себя. О связи с преступниками не может  быть и речи.
Интересно другое --  не перебивай, слушай. Года два  назад Лаптев лечился от
запоя в  областной психоневрологической больнице. После лечения  спиртным не
злоупотреблял, однако в пивной бар  "Волна", где Дунечка работала техничкой,
заглядывал чуть ли  не  ежедневно.  Был Лаптев  там и  в  субботу,  накануне
последнего в своей жизни дежурства. Валерка собственными глазами  видел, как
тот тянул пиво в компании  с Моховым,  Костыревым  и еще с  каким-то парнем.
Возле них услужливо вертелась Дунечка.
     -- Гоги-Самолета не было?
     -- Нет.
     -- Зачем Валерка в бар заходил? Тоже пиво пить?
     --  Нет.  Забежал  перед дежурством  за  куревом. Там ничего  такого  в
продаже не оказалось. Валерка заторопился в магазин, но у выхода из бара его
остановил Костырев. Был  очень пьяным, говорил, что уезжает  на север, что в
райцентре все  ему  опостылело. Затем  подошел  Лаптев  и  предупредил,  что
немножко опоздает на дежурство.
     -- На сколько он опоздал?
     -- Явился минута в минуту.
     -- Пьяный?
     -- Почти нет. Валерка говорит, что Лаптев всегда таким приходил.
     -- Еще что узнал?
     --  Около   одиннадцати   вечера   на  подстанции  побывали  Дунечка  и
Гога-Самолет. После  их  ухода  Лаптев стал  нервничать.  Закрылся  в  своей
дежурке. Через  час  вышел  оттуда  навеселе. Проверил пульты  и,  обнаружив
непорядок  в работе ртутного выпрямителя, спустился  в аккумуляторную. В два
часа  пятнадцать  минут  ночи  Валерка  услышал  из  аккумуляторной  крик...
Оказывается, вместо  нужного рубильника Лаптев с пьяных глаз снял  энергию с
линии освещения района "Сельхозтехники" и  полез  ремонтировать выпрямитель,
находящийся под напряжением.
     Проводив Голубева,  Антон через окно задумчиво стал разглядывать людей,
ожидающих на противоположной  стороне  улицы автобус. Хотелось поговорить  с
подполковником Гладышевым, но идти к нему ни с чем было неловко -- логически
обоснованная версия, несмотря на дополнительно полученные сведения, никак не
выстраивалась.
     Подошедший  автобус  высадил на  остановке  пассажиров. Среди них Антон
увидел Светлану Березову.  Размахивая  неизменной своей  сумочкой на длинном
ремне, она почти бегом пересекла  улицу,  направляясь к райотделу. Антон сел
за  стол  и через несколько секунд услышал решительный  стук в  дверь своего
кабинета.  Березова вошла  порывисто, поздоровалась и сразу  же  достала  из
сумочки почтовый конверт.
     -- В этом конверте было последнее письмо, полученное Федей,  -- сказала
она, садясь против Антона.
     Антон заглянул в конверт. Березова перехватила его взгляд.
     -- Федя прочитал  письмо  и сразу сжег.  Федина мама говорит, что после
этого и начались все неприятности. На расспросы только сказал, что письмо от
моей  мамы.  Но  почерк  на конверте вовсе  не  мамин.  Это я гарантирую.  И
вообще...
     Антон стал разглядывать конверт. Марка на  нем была  погашена штемпелем
Новосибирского главпочтамта, как и на том конверте, который Костырев прислал
Светлане с ее письмом к московскому инженеру  Митякину. Тот  же штемпель, та
же дата отправления из Новосибирска.  Почерк, заметно измененный, с наклоном
влево, походил на женский.
     -- Может, ваша мама попросила  кого написать? -- высказал предположение
Антон.
     -- В нашей семье не принято обманывать.
     -- Что Федина мама еще говорит? Что-нибудь еще узнали?
     -- Ничего. А вы? Что говорит  блондинка, -- Березова усмехнулась, -- за
которой вы ухаживали в электричке?
     -- Не  все делается так быстро,  --  уклонился  от ответа  Антон. --  С
блондинкой на эту тему еще разговора не было.
     -- Чего вы тянете?  Убеждена, что Федя невиновен. Понимаете, он... Нет,
вы ничего не понимаете!
     -- Мы, Света,  многое  понимаем, но... --  Антон невесело улыбнулся: --
Люди, как правило, идут к нам с бедой и хотят, чтобы сразу произошло чудо.
     --  А, между тем, вы... -- задиристо начала Березова, но Антон  перебил
ее:
     --  А,  между  тем, мы такие же люди, как  все.  И  в наших  мозгах нет
электронно-вычислительных  автоматов,   которые  с  молниеносной   быстротой
выдавали бы желаемый результат.
     Березова смущенно опустила  глаза, нервно завязала ремень сумочки узлом
и несколько раз щелкнула ее замком.
     --  Не обижайтесь,  пожалуйста.  У меня часто  язык опережает мысль, --
виновато  сказала она и тут  же  спросила: -- Я  вам  больше не нужна? Можно
ехать домой?
     Антон кивнул  головой.  Едва  он проводил Березову,  раздался протяжный
звонок междугородной. Звонил Стуков.
     -- Бирюков? Здравствуй, Антоша. Как дела? -- спросил Степан Степанович.
     -- Как у водолаза, -- пошутил Антон. -- Иду ко дну, настроение бодрое.
     -- Готовься  к всплытию, -- в тон ему проговорил Стуков. --  Интересные
фактики появились.
     -- Какие?
     -- Отыскалась  треть