аговорил:
     --  Не  надо  никаких  очных  ставок.  Мохов по-своему  прав.  Не  буду
скрывать. Когда он попросил у меня в долг, я сказал, что истратил все деньги
на покупку  золотых часов. Он стал клянчить, пришлось сунуть ему  оставшиеся
три  пятерки. Вот  тогда  он  и говорит: "Если завтра  привезу десяток таких
часиков, купишь?" Я  посчитал, что  это обычная алкогольная болтовня, и шутя
ответил: "Привози, куплю". Каково же было мое удивление, когда в воскресенье
утром Мохов на самом деле заявился ко мне на квартиру с золотыми часами... Я
чуть не обмер, догадавшись, что они попали к нему сомнительным путем...
     -- Точнее  говорите,  --  перебил  Антон.  -- Вы  догадались, что  часы
краденые?
     -- Нельзя  сказать, что именно краденые, -- уклонился от прямого ответа
Айрапетов.  --  Но о том,  что  приобретены они далеко не честным  путем, я,
конечно, сообразил. Как раз это и сыграло роковую роль. Первым желанием было
--  взять  Мохова за  шиворот  и свести куда следует. Однако  тут же обожгла
страшная мысль: "Ведь я в пивном  баре заявил  ему, что  куплю  часы,  и тем
самым вроде бы поощрил или... вдохновил его на преступление. Он же на первом
допросе посадит меня в калошу, и нечем будет доказать, что я не верблюд", --
взгляд Айрапетова  стал  умоляющим. --  Произошла  нелепая  случайность. Мне
говорили, что неразборчивость в знакомствах  до  добра  не доведет. Теперь я
все понимаю, но тогда, поверьте...
     --  Не могу, Игорь  Владимирович,  поверить, -- сухо сказал  Антон.  --
Давайте  рассуждать. По  имеющимся сведениям, вы встретились в  пивном  баре
"Волна" с  Моховым  в субботу около пяти  часов дня,  а  через час уже  дали
Бураевской  из Новосибирска телеграмму с приглашением приехать. Если учесть,
что  после пяти  часов ближайшая  электричка  отходит от  райцентра  в  семь
вечера, то телеграмму за вашей подписью давал кто-то другой, обеспечивая вам
алиби. Значит, направляясь в райцентр, вы имели определенный план...
     -- Никаких планов не имел! Я  не на  электричке оттуда уехал!  -- почти
выкрикнул  Айрапетов. -- Подвернулся какой-то частник на "Волге", и я глазом
не  успел моргнуть,  как  докатил  до  Новосибирска.  В  дороге  вспомнил  о
Бураевской и сразу по приезде отправил ей телеграмму,
     -- Как это доказать?
     --   Докажу.  Честное  слово,  докажу.  На  автозаправочной  станции  в
райцентре частник хотел заправить бензином свою "Волгу" по  государственному
талону. Дежурная  отобрала  у  него талон и  записала  номер машины. По этим
сведениям  нетрудно  установить  водителя и отыскать его для очной ставки со
мною.
     Лицо  Айрапетова  повеселело,  словно  он  ухватился   за  спасительную
соломинку.  Антон  некоторое  время молчал, стараясь сообразить, к добру или
худу вплелась в дело частная "Волга" и ее водитель.
     --  В  этом мы разберемся,  -- сказал  он и  сразу  же спросил: --  Как
по-вашему, Игорь Владимирович, связано ли отравление Лидии Ивановны Чурсиной
с магазинной кражей?
     Айрапетов ответил не сразу, пожал плечами.
     -- Трудный вопрос... Если судить по той дозе  пахикарпина,  которую, по
вашим словам, приняла  Лидочка,  то  она  рассчитывала на  верную смерть.  С
другой  стороны... коль скоро врачами  установлена беременность,  то  мотивы
отравления могут быть совершенно иными. Медицина знает много примеров, когда
страх предстоящего позора оказывался сильнее страха смерти.
     Антон молча стал укладывать в папку протокольные листы. Айрапетов какое
то время тревожно следил за его руками и вдруг спросил:
     -- Как можно сделать,  чтобы эта грязная история до  защиты диссертации
не  стала  известна  у меня  на  работе и в  институте?  Сколько  это  будет
стоить?...
     -- Предлагаете взятку?
     Игорь, словно загораживаясь, протянул перед собой руки:
     --  Упаси  бог!  Нельзя судить  так  прямолинейно.  Я готов  возместить
причиненный магазину ущерб, отблагодарить любой суммой того, кто поможет мне
выпутаться  из  совершенной мною глупости. Уверяю  вас, я  не преступник, не
потерянный человек... Свою  вину  искуплю  честным  трудом.  Я  могу  многое
сделать  для  медицины,  для  человечества...  --  руки  Айрапетова  заметно
дрожали,  он  смотрел  на  Антона  умоляюще-преданным взглядом. -- Ну, какая
обществу будет польза оттого, что меня упрячут за решетку? Какая?!
     "Вот  еще один штрих ретуши стерся с  твоего  красивого  портрета",  --
глядя на Айрапетова, подумал Антон.
     -- Обществу не нравятся люди,  которые  хотят  жить за его счет,  --  с
трудом сдерживая  раздражение,  проговорил  он.  --  Так,  кажется,  Ильф  с
Петровым писали в свое время?...
     -- Меня арестуют? -- почти шепотом спросил Айрапетов.
     -- В этом пока нет необходимости. Вы дали расписку о невыезде.
     -- Уже за это я вас должен отблагодарить.
     -- Знаете... -- чуть  было не сорвался Антон. -- Вы лично мне ничего не
должны, а  я должен...  установить истину без всяких  компромиссов.  Это мой
служебный долг.


     Солнечное утро предвещало  жаркий день.  До  отправления  электропоезда
оставалось еще почти  полчаса. Торопиться было некуда. Антон  купил в киоске
"Союзпечати"  свежую  газету, вышел на  привокзальную площадь  и, отыскав  у
цветочных газонов свободную скамейку, развернул газетный лист  Облокотившись
на  простенький   портфель  с  материалами  проведенного  расследования,  он
настолько  увлекся чтением, что  не  сразу понял, что  его кто-то  окликнул.
Удивленно поднял голову -- в  двух шагах, держа в  руке черный  внушительный
портфель, стояла Евгения Петровна Айрапетова.
     -- Здравствуйте, Антон Игнатьевич, -- вежливо поздоровалась она.
     Антон, не поняв, откуда Айрапетова так неожиданно появилась, машинально
поздоровался и огляделся. Поблизости не было ни души.
     -- Разрешите? -- показав взглядом на  скамейку, мило улыбнулась Евгения
Петровна, не  дожидаясь согласия, неторопливо  села, поставила между собою и
Антоном  свой  портфель  и озабоченно проговорила:  -- Простите  Игорька  за
вчерашнюю нерешительность.
     -- О чем вы? -- не понял Антон.
     -- У вас есть личные сбережения? -- вместо ответа задала вопрос Евгения
Петровна.
     Антон усмехнулся:
     -- С процентами сто один рубль ноль четыре копейки.
     --  Так  я  и   предполагала.  У  сотрудников  уголовного  розыска   не
министерская зарплата,  --  Евгения Петровна положила холеную, окольцованную
дорогим браслетом руку на свой лоснящийся портфель, который красовался рядом
с потертым Антоновым портфельчиком, как  новенькая автомашина  "Волга" перед
"Запорожцем"  первого выпуска, и  намекнула:  --  В  нем пять  тысяч.  Почти
столько получает артист за исполнение главной роли в односерийном фильме.
     "А как вам нравится главная роль  в уголовном деле за дачу  взятки?" --
чуть было не сорвалось с языка Антона,  но, опасаясь, что неправильно  понял
Евгению Петровну, на всякий случай, он осторожно уточнил:
     -- Покупаете кота в мешке? Предлагаете обменяться содержимым портфелей?
     Лицо  Евгении  Петровны  ничуть  не  изменилось, будто речь шла  не  об
уголовно наказуемой сделке, а о покупке, скажем, килограмма свежих фруктов.
     -- Зачем  мне  содержимое,  -- спокойно сказала  она.  --  Вы  поможете
Игорьку выпутаться из нелепости, в которую втянули его  матерые рецидивисты.
Понимаете, у него защита диссертации на носу.
     -- Так сказать, услуга за услугу?... -- серьезно спросил  Антон.  --  У
вас, как погляжу, беспрекословная вера во власть денег.
     -- Боже!... -- театрально произнесла Евгения Петровна. -- Кто в это  не
верит?
     За время  работы в уголовном розыске Антону  приходилось сталкиваться с
людьми,  так  или иначе предлагавшими взятки. Одни  готовы были  купить ящик
коньяка,  другие осторожно  хвастались  связями,  с  помощью  которых  могут
достать что угодно, третьи, смущаясь и краснея, тонко намекали на деньги. Но
всех их, как замечал Антон, мучила при этом боязнь, как бы и без того темные
делишки  еще  больше  не  потемнели.  Случалось  и  смешное. Как-то  древняя
старушка,  решившая  призвать к  порядку выпивоху зятя, явилась  в уголовный
розыск с узелком сала. Узнав,  что за подобное приношение можно  попасть под
суд,  она  чуть не  лишилась  языка,  перепуганно  крестясь, стала  убеждать
Антона, что "в ранешнее время" следователи и  судьи даже  и разговаривать не
хотели с теми, кто приходил с пустыми руками.
     Моложавая нарядная  Евгения  Петровна  не походила  на  дореволюционную
старушку.  Евгения  Петровна  отлично  знала;  что  причитается за  подобную
сделку, и  тем не менее на ее лице Антон не мог уловить ни тени смущения, ни
боязни.  Предлагая  взятку, она чувствовала себя  хозяйкой  положения  и  не
сомневалась в успехе.  Появилось  почти непреодолимое желание привлечь  ее к
ответственности, но, будучи  уже  не новичком в  уголовном розыске,  Антон с
досадой подумал, что  в  данной  ситуации сделать  это  не так-то просто  --
Евгения  Петровна  не  случайно  выбрала   место   для   своего  преступного
предложения  с глазу на глаз, без свидетелей. И вдруг  озорная мысль  пришла
Антону в голову.
     -- Знаете, Евгения  Петровна, кроме  пяти  тысяч  за  роль,  киноартист
получает еще  и солидный  кусок славы, --  с намеком сказал он.  -- Во  всех
киосках   "Союзпечати"  девушки  нарасхват   покупают  цветные  открытки   с
портретами  артистов.  А   где,  извините,  вы  увидите  портрет  сотрудника
уголовного розыска, получившего пять тысяч? Где?... Разве только в уголовном
деле...
     --  А  вы, оказывается,  дока... -- Евгения Петровна шутливо  погрозила
пальцем и обаятельно  улыбнулась. -- Что ж... прибросим на цветные портреты.
Через час в портфеле будет десять тысяч.
     Антон застенчиво потупился и тихо обронил:
     -- Двадцать...
     -- Чего?...
     -- Тысяч...
     --  Боже!... --  ошарашенно  удивилась  Евгения Петровна. --  Куда  вам
столько?! Таких денег не платят даже кинозвездам.
     -- Зато портреты их  на  обложках журналов печатают и  статьи вон какие
приятные пишут.
     -- Вы серьезно?!
     -- Какие могут быть шутки. Мы не дети.
     -- Но у меня... У меня нет таких денег!
     Антон  нахмурился,  пристально  посмотрел Евгении Петровне  в глаза  и,
отчетливо произнося каждое слово, проговорил:
     -- Вот и хорошо, что у  вас  нет таких  денег. Евгения Петровна,  как в
немой  сцене,  недоумевающе смотрела на него.  Когда он стал  подниматься со
скамейки, схватила за рукав. Испуганно, умоляюще заторопилась:
     -- Подождите... Подождите... Я  дам мужу телеграмму. Он срочно  продаст
машину, продаст все, что  можно,  и я заплачу вам. Помогите  спасти Игорька!
Умоляю вас, подождите хотя бы сутки...
     Антон посмотрел на часы, усмехнулся:
     -- К сожалению, электричка уходит через пятнадцать минут.
     Осторожно отстранив Евгению Петровну, он подчеркнуто учтиво  поклонился
и, размахивая потертым своим портфелем, зашагал к вокзалу.
     -- Подождите! -- с отчаянием крикнула Евгения Петровна.
     Антон не оглянулся.

23. По всем инстанциям

     Этот  день, как  обычно, Степан  Степанович  начал  с  ознакомления  со
сводкой происшествий.  Ничего существенного за ночь  не случилось, и Стуков,
поговорив с дежурным по уголовному розыску об установившейся хорошей  погоде
и  прочих житейских мелочах, направился в оперативно-технический отдел, куда
накануне передал школьную  тетрадку  внука Веры  Павловны --  соседки  Игоря
Айрапетова -- с  целью  сличения  почерка,  которым был  заполнен бюллетень,
связанный с криминальным абортом. Сотрудник, проводящий экспертизу, заверил,
что к средине дня даст заключение.
     Стуков  не стал ему  мешать  преждевременными вопросами. Придя  в  свой
кабинет, он первым делом достал из кармана  пиджака пачку сигарет и закурил.
Закашлявшись, подумал, что пора бы бросить  курить, но не так-то легко будет
избавиться от  многолетней  привычки --  начинать рабочий день  с  сигареты.
Поднявшись из-за  стола,  подошел  к  окну и открыл  форточку. Устремившийся
наружу поток  воздуха  потянул из кабинета  сизые струйки табачного дыма.  С
улицы донесся привычный шум движущихся автомобилей, весело чирикали какие-то
пташки, радующиеся приятной прохладе солнечного утра.
     Зазвонил  телефон.  Степан  Степанович неторопливо снял  трубку  и,  не
садясь за стол, ответил:
     -- Уголовный розыск. Стуков слушает.
     -- Привет старому чекисту,  -- раздался  в трубке добродушный голос. --
Не узнаешь?
     -- Михаил Максимович?... -- на всякий случай уточнил Стуков, признав по
голосу известного в городе профессора медицины, с которым давно был дружен.
     -- Хорошо ли живется, милейший Степан Степанович?
     -- Слава богу, ничего, как говаривали в старину.
     -- Здоровье как?
     -- Скрипим помаленьку.
     -- У меня необычная просьба. Знаешь, какая?
     -- Скажешь, буду знать.
     --  Хотел  сегодня,  вот  прямо  сейчас, к  тебе  заехать,  но  времени
свободного, будто назло... ни минуты! -- голос в трубке вздохнул. -- Один из
моих знакомых попал в неприятную историю. Надо ему помочь...
     --  Скорая  помощь  --  это по  твоей, медицинской, части,  --  пошутил
Стуков.
     Профессор кашлянул,  вроде бы  замялся, словно  раздумывал,  как  лучше
начать изложение существа дела. Наконец заговорил:
     --  Понимаешь...  Не  хочу ручаться  головой  и  давать  легкомысленных
заверений,  но  самым серьезным  и  убедительным  образом прошу тебя помочь.
Насколько  мне известно, ты в курсе  дела  врача Айрапетова. Так  вот,  смею
сообщить,  что  являюсь руководителем  его научной  работы и довольно хорошо
знаю  Игоря Владимировича не  только как талантливого врача, но и как  очень
порядочного  человека. Ради  нашего  с тобою  многолетнего  знакомства прошу
поверить,  что  даю  такую  характеристику, не вступая  в  сделку  со  своей
совестью.
     --   Вполне  верю,  Михаил  Максимович.  Что,   Айрапетов  жалуется  на
несправедливые действия уголовного розыска?
     -- Напротив, о вашей работе он самого высокого мнения.
     -- В чем же дело?
     -- Понимаешь,  он рассказал мне о неприятности, в которую попал по воле
нелепого случая.
     -- Ты на сто процентов уверен, что это именно нелепая случайность?
     -- Пусть не на все сто, но на девяносто девять!
     -- Иногда один процент бывает решающим.
     --  Согласен.  Только  в  данном случае...  Словом,  Айрапетов  не  тот
человек,  чтобы сознательно связаться с  преступниками. Помоги,  пожалуйста,
ему выпутаться из грязной  истории. Надо спасти талантливого врача. Ведь вся
следственная  и  судебная  волокита  может  так  сильно  травмировать  Игоря
Владимировича, что он на какое-то время бросит научную работу.
     --  Каким  же  образом,  любезный  Михаил  Максимович,   можно   помочь
Айрапетову, если он, допустим, виновен в совершении преступления и должен по
закону нести ответственность?
     Профессор опять кашлянул, замялся.
     -- Я не допускаю мысли, что Игорь Владимирович виновен настолько, чтобы
ему пришлось отвечать перед судом, и прошу не о том, чтобы обойти требования
закона, а о том, чтобы ты самым тщательным образом разобрался  в случившемся
и  помог доказать невиновность. Айрапетов хорошо  разбирается в медицине, но
не знает уголовных параграфов или статей, как они там у вас называются... По
причине этого  незнания  может запутаться  в  дебрях уголовно-процессуальных
положений.
     --  Перед  тем,  как   передать  собранные  материалы  в   следственное
отделение, каждый  сотрудник уголовного  розыска делает все возможное, чтобы
двусмысленностей в этих материалах не было. Я -- не исключение.
     --  Спасибо, Степан  Степанович.  Постараюсь  все-таки сегодня  к  тебе
приехать и побеседовать об этом деле поподробней.
     -- Пожалуйста, Михаил Максимович.
     Стуков положил  трубку и,  нахмурившись,  прикурил  погасшую  сигарету.
Подобные разговоры он всегда принимал с неприязнью, каждый раз поражаясь той
необъяснимой  находчивости, с какой не  в  меру ловкие и  пронырливые  люди,
попав в  неприглядные истории, находят  самые невероятные пути и знакомства,
чтобы "повлиять" на сотрудника уголовного розыска,  ведущего  расследование.
Как раз это,  считал  он,  было  и в  сегодняшнем  разговоре  с профессором.
Правда, Михаил Максимович,  человек умный и порядочный, был  далек от  мысли
предлагать  сделку  с  совестью,  но   его  просьба  --  помочь  разобраться
Айрапетову "в дебрях  уголовно-процессуальных  положений"  -- больно  задела
Степана Степановича.  Создавалось впечатление, будто  без этого влиятельного
звонка старый  сотрудник  уголовного розыска  мог  спустя рукава отнестись к
судьбе Айрапетова.
     Несколько раз кряду затянувшись сигаретой, Стуков сел за  стол и достал
папку с текущими  делами. Однако  сосредоточиться  за работой он не успел. В
дверь решительно постучали, и  в кабинет вошла взволнованная,  модно одетая,
дама. Едва взглянув на нее, Степан Степанович  --  со слов Бирюкова -- узнал
Евгению  Петровну  Айрапетову.   Предчувствуя  неприятный   разговор,   сухо
предложил  ей сесть. Стараясь  не  выказать своего  раздраженного состояния,
достал  новую сигарету. Евгения Петровна устало  опустилась на стул, бережно
поставила   к   себе   на   колени   черный   внушительный    портфель    и,
отрекомендовавшись, возбужденно заговорила:
     --  У  меня  к вам  очень  серьезное  дело.  Мой  сын попал  в  нелепую
катастрофу, и я, как мать,  прошу выручить его из беды. Уверяю,  Игорек ни в
чем не  виновен. Его запутали  авантюристы.  Он очень  верит людям, он почти
ребенок в понимании человеческих отношений...
     --  Простите, --  осторожно  перебил  Степан Степанович. -- Сколько лет
вашему ребенку?
     -- Игорьку? Тридцать... -- Евгения Петровна  словно поперхнулась  и тут
же заволновалась  пуще прежнего: -- Да разве  в  возрасте  дело!  Игорек рос
среди порядочных людей и в тридцать лет остался доверчивым, словно  ребенок.
Боже! У него защита диссертации на носу, и вдруг такое  горе  свалилось.  Не
представляю, что делать?... Что делать?...
     -- Я знаком с вашим сыном и, мягко говоря, с его горем.
     -- Почему, "мягко говоря"? -- насторожилась Евгения Петровна.
     -- Потому что Игорь Владимирович  не  производит впечатление недоросля.
Это красивый, обаятельный, умный и очень сообразительный мужчина.
     --  Боже!   Какой   он  мужчина!  --  Евгения  Петровна   страдальчески
поморщилась. -- Он даже женат не был ни разу, хотя другие в его возрасте...
     Степан Степанович усмехнулся:
     -- Разве, чтобы стать мужчиной, непременно надо жениться?
     --  Вы неправильно  меня  поняли. Для матери ребенок даже  в преклонном
возрасте остается ребенком. Скажете, не так?
     --  Так,  --  Стуков наклонил голову, -- с  той  лишь поправкой, что  с
достижением совершеннолетия "ребенок" уже  начинает нести ответственность за
свои поступки без участия матери.
     Айрапетова растерянно  уставилась  на  Степана  Степановича,  торопливо
достала из портфеля носовой  платок и вытерла  внезапно  появившиеся  слезы.
Какое-то время она помолчала, затем жалобно всхлипнула и тихо обронила:
     -- Если бы вы знали, какая сейчас творится  буря  в душе Игоря.  У него
уже нет сил бороться...
     -- Если он ни в чем не виновен, нет оснований волноваться...
     -- Но покой Игоря надо беречь! Мой сын -- талантливый врач!
     -- Талантливости Игоря Владимировича, как врача, никто не отнимает.
     --  Разве  это  не  главное? -- Евгения Петровна нервно смяла в ладонях
мокрый от слез платок.  -- Разве  таких людей, как Игорь, можно  чесать  под
одну гребенку с уголовниками?
     --  Закон  одинаков  для  всех,  и  уголовный  кодекс  не  подразделяет
преступников на талантливых и бесталанных.
     --  Боже! Уголовный кодекс, преступник... Какие жуткие  слова!  Умоляю,
помогите мне спасти сына. Я не посчитаюсь никакой суммой... --  з