венное желание  послать Макса
куда  подальше.  Такой вариант  сулит  лишь долг,  получить  который вряд ли
удастся. A traspaso истекает на будущей неделе.
     -- Ладно, Макс. Однако тогда мне понадобятся еще какие-то деньги. Того,
что  ты дал, в Париже хватит  лишь на  пару обедов и сигару.  Без денег, как
тебе известно, тут шагу не ступишь.
     Макс кивнул.
     -- Попытаюсь наскрести для тебя тысячу к завтрашнему вечеру. Годится?
     Все это никуда  не годится, но выбора нет,  остается  лишь раскручивать
это дело дальше. Хочешь не  хочешь, а  все  зависит  от Макса  и украденного
наркотика, во всяком случае, в ближайшее время.

        "ГЛАВА 37"

     Стрелки часов уже подходили к полуночи, когда Хоб покинул отель Макса и
ступил на улицу.  Доехав на метро до Порт д'Итали, пешком дошел  до бульвара
Массена, 126, где снимал квартиру на паях с  Патриком, ирландским флейтистом
с  Ибицы,   пытающимся   добиться   коммерческого  успеха   ретикулированной
фотографии как  средства предсказания характера и будущего человека. Патрика
в Париже в тот  момент не  было -- он недавно сошелся  с француженкой, и они
вдвоем поехали навещать ее родственников в По.
     Хоб вошел  в темную квартирку. Патрик оставил холодильник включенным, и
там обнаружилось полбутылки белого вина, немного анчоусов и несвежая курица.
Хоб налил себе выпить.
     Даже при включенном свете в квартире было сумрачно, как у Хоба на душе.
С улицы доносился рокот моторов больших грузовиков,  приехавших из провинции
или  отправляющихся  туда.  Одну  из   четырех   тесных  комнаток   занимало
фотоснаряжение  и  специальные  светильники.  В  воздухе стоял  запах кошки,
несвежего  паштета  и  жареного картофеля.  Поставив чемоданы,  Хоб  обозрел
унылое  окружение. Уезжая,  Патрик  не  выключил радио, и  оттуда  доносился
мягкий  шепот джаза, какая-то  печальная женщина пела  блюз.  Хоб уселся  на
раскладушку, служившую  ему  и кроватью и диваном. Она  со скрипом уступчиво
подалась под тяжестью тела,  -суля неудобную постель. Сбросив мокасины,  Хоб
швырнул пиджак на
     стул.  Не будь он  таким  усталым, это обиталище  с голыми лампочками и
шелушащимися стенами повергло бы его в хандру. Из него  будто выпустили весь
воздух. Он уже задремывал прямо  в одежде, когда зазвонил телефон. Доковыляв
до аппарата, Хоб снял трубку.
     -- Хоб, старичок, это ты? -- послышался голос Найджела.
     - Да, я.
     -- Мы  с Жан-Клодом собирались встретить тебя, да не знали, во  сколько
ты  прилетаешь. И рейса  тоже, если  вдуматься.  Забыли  записать, старичок.
Хочешь, встретимся? Могу подскочить в два счета.
     --  Не сейчас,  -- ответил  Хоб. -- Давай за  завтраком в "Драгстор" на
Сен-Жермен в девять часов. Приводи Жан, Клода.
     -- Заметано, старичок. Все прошло гладко?
     -- Не совсем. Расскажу, когда свидимся. Спокойной ночи, Найджел.
     Повесив  трубку,  Хоб  лег,  пытаясь решить, следует ли вставать, чтобы
почистить  зубы, для чего необходимо распаковать чемодан. Он  все еще  ломал
над этим голову  тридцать  секунд спустя, уже  погрузившись  в сон, так  что
первым делом осуществил желаемое утром, когда проснулся.

        "ГЛАВА 38"

     Назавтра с утра  Хоб  сидел в "Драгстор", расположенном на втором этаже
ресторана  на  Сен-Жермен,  в толпе  модно  одетых  людей, по  большей части
американцев,  японцев  и  немцев,   хотя  изредка  ради  местного   колорита
попадались и французы. На  тарелке рядом  с  ним лежал недоеденный круассан.
Хоб как  раз  налил себе из высокого белого  кофейника вторую чашку  кофе  с
молоком, когда по  узкой спиральной  лесенке взбежал  Найджел, за которым по
пятам следовал Жан-Клод. Оба втиснулись в кабинку.
     -- Ты какой-то утомленный, -- заметил Найджел. -- Что стряслось?
     Хоб рассказал о прилете в де Голль,  о поездке в Париж с Халилом и Али,
об ограблении и последующей встрече с Максом.
     -- Так  я и знал! -- воскликнул Найджел, когда Хоб подвел черту. -- Так
и знал, что этот скользкий ублюдок что-нибудь припасет под занавес!
     -- Если знал, почему же не сказал мне?
     -- К тому  времени,  когда я все разложил  в голове по полочкам, ты уже
был  в  воздухе.  Черт,  мы  даже  подумывали  ограбить  тебя сами,  правда,
Жан-Клод?
     Жан-Клод кивнул.
     -- Подумывали или поделывали?
     -- Мы думали об этом, ради твоего же блага, но не сделали.
     -- Найджел, ты уверен? Потому что, если, случаем, это организовали вы с
Жан-Клодом, теперь самое время признаться.
     Найджел прижал обе руки к своей обширной груди.
     -- Хоб, я этого не делал. Ясно же, что этот трюк провернул Макс.
     -- А я в этом сомневаюсь.
     -- Если не он, то кто же?
     -- Это я и надеюсь выяснить.
     -- В толк не  возьму, чего ты так беспокоишься. Неужто ты  не  сыт этим
типом по горло?
     -- Все  просто, --  растолковал Хоб, -- я не получу платы, пока Макс не
получит  деньги за  марафет,  который  заставил меня протащить контрабандой.
Найджел, я делаю это ради фазенды.
     Найджел разумел священность данной  концепции. Сам он фазенду  утратил.
Очевидно, ничего другого не остается. Но с чего начать?
     -- По-моему, -- предложил  Хоб, -- первым делом вы с Жан-Клодом  должны
расспросить своих друзей и информаторов, не знает ли кто чего. Мне как-то не
с руки блуждать по Парижу, разыскивая человека с приметами Халила.
     Но на  самом деле  именно  этим  Хоб и  занялся.  Как  только все  трое
покончили  с  завтраком,  Хоб описал Халила и Али и  дал  Найджелу пятьдесят
долларов из  денег  Макса,  чтобы тот поделился с Жан-Клодом. Затем  Хоб  на
метро доехал до Бельвиль. Нелепо, но ничего другого ему в голову не пришло.
     Само собой разумеется, никакого проку это не  дало. Половина  населения
Бельвиль  походила на Халила, а  вторая на Али -- конечно, не считая женщин,
вероятно, похожих  на  жен  этих  типов. Зато  Хоб  получил славный таджин и
первоклассный мятный чай.

        "ГЛАВА 39"

     Между  тем  сияющие дороги  предначертания,  невероятно  походившие  на
конверсионные следы  реактивных самолетов,  вели в Париж.  Мы  можем закрыть
глаза на все, кроме ведущих из Нью-Йорка, где плелась очередная нить паутины
судьбы,  крепко  привязавшей  Хоба  к  Максу. Судьба эта предстала  в облике
грузного  пожилого  мужчины  суровой  наружности,  облаченного  в  клетчатую
спортивную куртку  и  слаксы  цвета хаки, сошедшего в  аэропорту  де Голля с
борта самолета "Эр Франс", рейс 170, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, что в
Нью-Йорке
     Пройдя через таможенную и иммиграционную службы,  Келли  поймал  такси.
Уже  садясь в машину,  он заметил еще  одного пассажира другого рейса,  тоже
садившегося в  такси, -- Генри,  приходящего  работника мистера Розена.  Его
Генри вроде бы не заметил, а вопить Келли не захотел.
     В такси Келли назвал  адрес отеля Макса. Такси Генри отъехало следом, и
Келли не видел,  куда  тот  направился.  Ему  пришло в  голову, что надо  бы
сказать: "Притормозите и  следуйте  за  тем такси", но в таком объеме  Келли
французским  не  владел.  Он даже не  догадывался, что  его неразговорчивый,
небритый,  смуглый  шофер  --   израильтянин,  бывший  огранщик  алмазов  из
Тель-Авива,  говорящий  по-английски  лучше  самого  Келли.   Но  таковы  уж
превратности времени, места и сюжета.

        "ГЛАВА 40"

     В самолете Генри Смита окружала  развеселая компания, целых 137 человек
пассажиров Мемориального спецрейса в честь парижского джаза Луиса Армстронга
и ночных клубов. Курьезно, что  он попал на  подобный рейс, потому что Генри
вообще  не  принадлежал  к  числу  фанатов  джаза.  Рожденный  и выросший  в
Вест-Индии под  звяканье дебублдебопа  и,  растафарийский
     духовный рэп, он очень  скоро  -- так же неожиданно для себя, как и для
своей  родни,  --  ощутил   вкус  к   Равелю  Сати  и   прочим,   населявшим
сюрреалистический Париж его фантазий.
     И вот сейчас он сидел, читая свой журнал "Черный израильтянин", пока со
всех сторон от него болтали, напевали и даже приплясывали  под звуки  джаза.
Кажется, он единственный на борту самолета не знал ничьего прозвища. Его это
вполне  устраивало. Он-то отправился  в путешествие отнюдь не ради чепуховых
увеселений.  Его  цель  куда важнее, мало не  покажется.  Когда  же сосед по
креслу  --  крупный  светло-коричневый мужчина в бежевом костюме  с зелеными
бархатными  вставками и  галстуке с желто-оранжевыми разводами --  попытался
затеять  разговор, Генри  приложил  палец к поджатым губам.  Это  ничего  не
означало,  но тот  уставился на него, выпучив глаза,  и обернулся  к соседу,
сидевшему с другой стороны.
     Генри это  вполне устроило. Больше всего в этом путешествии он нуждался
в молчании и времени на раздумья.  Он  очень надеялся, что Халил получил его
телеграмму и  точно выполнил  все инструкции. Братство  отзывалось  о Халиле
крайне благоприятно, однако  с этими арабами нельзя питать уверенность  ни в
чем.
     Самолет приземлился в аэропорту Парижа в 7.10 утра. Генри сошел с двумя
легкими  дорожными  сумками.  Прошел  таможню  и  иммиграционную службу  без
инцидентов  и взял такси. Такое расточительство шло вразрез с его бережливой
натурой, но ставка уж больно велика. Либо денег  после будет  по горло, либо
вообще ничего не будет.
     Когда  машина въехала  за кольцевую в Куленкуре и покатила через сердце
города, вокруг замелькали виды Парижа. Проезжая  по мосту  Сен-Мишель, Генри
впервые  увидел  Нотр-Дам.  Вскоре  после того такси  остановилось на  Левом
берегу  по названному Генри  адресу: рю  де  Пантеон, 5-бис. Сердце  Парижа,
детка. Все на высшем уровне.
     Было почти  восемь утра, когда Генри выбрался  из такси у  дома Халила.
Пять-бис  оказалось узкой  лестницей  между  двумя зданиями.  По пути  Генри
разминулся  со многими  людьми, в большинстве  -- с  виду студентами. Черных
совсем  мало.  Впрочем,  Генри  не придал  этому значения, не питая  никаких
предубеждений.
     В слабо освещенном фойе он отыскал кнопку с карточкой "X. Ибрагим, 36".
Нажал  на  нее,  подождал,  снова  нажал,  подождал, нажал  снова.  Наконец,
послышался ответный зуммер. Затем раздалось жужжание, открывшее дверь, после
чего Генри вошел и поднялся по лестнице.
     В коридоре третьего этажа царил полумрак. Генри пришлось щелкнуть своей
зажигалкой "Biс", чтобы отыскать дверь  36. На стук отозвался мужской голос,
сказавший что-то по-французски.
     --  Халил, это я, -- окликнул Генри. --  Говори по-американски. Я знаю,
ты умеешь.
     На пару  секунд воцарилась тишина. Потом звякнула отодвигаемая цепочка.
Дверь открылась. На пороге стоял высокий, тощий, бородатый юноша в купальном
халате.
     -- Эй, человече, это ж я, -- повторил Генри.
     -- Вы Генри? -- с явным акцентом по-английски спросил Халил. Хоть они и
говорили по телефону, видеться лично им еще не доводилось.
     --  Верняк.  Ты  мне дашь  войти?  Посторонившись, Халил впустил  Генри
внутрь.
     Тесную  комнатушку озарял  тусклый свет солнца, рдевшего  за  закрытыми
жалюзи,   и   единственная   лампочка  под   потолком.   Тут  присутствовала
незастеленная кровать, с которой, судя  по  всему,  Халил только  что встал,
мягкое  кресло,  два  деревянных  стула,  стол,  с одного  конца  заваленный
бумагами  и  книгами,  а  с другого  --  немытыми тарелками.  Имелась  также
раковина,  набитая  грязной посудой,  небольшая  газовая плита,  но  никаких
признаков холодильника и туалета.
     -- Вы правдиво Генри? -- спросил Халил.
     --  Да  я ж посылал тебе свою треклятую фотку. Как я, по-твоему, должен
выглядеть, как фараон Египта, что ли?
     -- Прощения, не так быстро Мой английский не был много разговорный.
     -- Ничего, сгодится. Ты получил мою телеграмму?
     -- Да... да.
     Подойдя к  столу,  Халил  покопался  в  бумагах и  выудил тонкий  бланк
телеграммы, сообщавшей  "Прибытие завтра. Будь на месте. Генри". Показал  ее
Генри.--  Да я знаю, что в  ней  говорится,  я сам ее посылал, -- отмахнулся
Генри. -- У меня и в мыслях не было, что ты живешь в такой куче дерьма. Что,
на лучшее не тянешь?
     -- Я бедный иракский студент. Но я истинный воин Святого дела.
     -- Эй, нечего талдычить про Святое дело мне.  Разве  ж я не  ломаю горб
ради Святого дела? Главное ты взял?
     -- Comment? -- не понял Халил.
     -- Ну, вагон дури, кокаин, в общем, хватанул, чего я велел, или нет?
     -- Я сделал все, что вы говорили, -- угрюмо буркнул Халил.
     -- Были проблемы? Халил покачал головой.
     -- Один из Братства одолжил мне такси на вечер.
     -- И ты сделал это в одиночку"?
     -- Я думал, лучше взять напарника. Я взял своего кузена Али.
     -- Его могут выследить?
     -- Нет. Он сегодня уехал в Алжир.
     -- Ладно. А дурь у тебя?
     -- У меня есть то, что вы просили.
     -- Тогда дай-ка мне взглянуть, человече.
     Халил  вытащил  из-под  кровати  два  чемодана.  За  вторым обнаружился
завернутый  в бумагу пакет, вчера  вечером  изъятый  из багажа  Хоба.  Халил
вручил его Генри.
     -- Открой, -- распорядился Генри. -- Откуда я знаю, может, там сахарная
пудра.
     Взяв со стола  ножик, Халил сделал надрез, после чего протянул  пакет и
ножик Генри.  Тот вынул щепотку порошка на кончике ножа и втянул ее носом. И
почти сразу же улыбнулся впервые за день.
     --  Он самый, браток!  Настоящий  снежок!  Приму-ка  еще капельку. Ночь
выдалась трудная.
     Приняв   еще  одну  понюшку,  уже  покрупнее,  Генри  несколько  секунд
посмаковал ее, закрыв глаза и блаженно запрокинув голову. Затем вытащил  еще
щепоть порошка и втер в десны. И наконец, закрыв пакет, вернул его Халилу.
     --  Мне  просто  нужно было  убедиться.  Но  сейчас  не  время балдеть.
Запечатай и убери. А ты сам, случаем, не потешился этой штукой?
     --  Я не  употребляю  дьявольского  порошка, -- презрительно  скривился
Халил.
     -- Рад слышать. Ежели б мы с тобой сунули носы в этот мешочек мечтаний,
скоро нечего было бы продавать. А смысл операции как раз в продаже.
     -- Когда мы это сделаем?
     --  Человече,  я приехал, чтобы  заняться  этой  маленькой подробностью
лично. Расскажу  тебе позже. А сейчас мне надо покемарить,  а  после изучить
расклад местности.
     Откинувшись на  спинку кресла, Генри зевнул, потянулся  и огляделся. На
глаза ему попались  груды одежды на полу, позади них стопки книг с арабскими
названиями,  а рядом -- открытый  чемодан,  набитый какими-то циферблатами и
выключателями.
     -- А это у тебя чего? Какая-то рация, что ли?
     -- Нет, это моя  бомба, -- ответил Халил. -- А ты мне лапшу  на уши  не
вешаешь?
     -- Конечно,  нет. Я  никогда не шучу.  Как вы  говорите, это  последнее
слово техники, сделана в Германии из лучших материалов. С гарантией разнесет
в пух и прах что угодно.
     Встав,  Генри  подошел к  чемодану, присел  на корточки  и  внимательно
вгляделся, не притрагиваясь ни к чему.
     -- Это и правда бомба?
     -- Да, уверяю вас.
     -- Тогда во имя двадцати крохотных демонов в розовых халатиках скажи-ка
мне вот что, человече. Какого черта у тебя в комнате на полу стоит бомба?
     --  Мне дали инструкцию взорвать  мсье Дюри,  министра культуры, за то,
что он говорил о нашей  группировке  плохие слова и  вообще с пренебрежением
отзывался  об исламе.  Но мне велели отложить взрыв, пока не сделаю  дело  с
вами.
     Генри  встал  и  вернулся к  креслу,  в притворном изумлении  покачивая
головой.
     -- Человече, если взрывать  всякого,  кто тебя обложит, тебе надо целую
кучу чемоданов.
     --  Мы не собираемся  взрывать  всякого,  -- возразил  Халил. -- Просто
несколько человек для примера. Но эта миссия отложена.
     -- Тогда чего ж ты держишь бомбу здесь?
     -- Больше мне негде ее держать.
     -- С этим надо  что-то делать, -- покачал головой Генри. -- А что, если
полиция придет проверить твои  документы? Покажи  мне, как обращаться с этой
штуковиной.
     --  Все очень просто,  -- Халил двинулся к чемодану,  Генри следом.  --
Видите этот  толстый красный провод? Это предохранитель.  Пока он  на месте,
бомба нейтрализованная. Чтобы  воспользоваться  бомбой,  надо выдернуть этот
провод.  Тогда  запускается  механизм.   Затем  есть  два  варианта.   Можно
установить вот этот таймер,  нажав эту  кнопочку.  Каждая  цифра --  минута.
Можно  установить любое время  от  минуты до двадцати трех  часов пятидесяти
девяти минут. Или нажимаете  вот эту большую голубую  кнопку.  Как только вы
закроете  крышку,  механизм  взведен.  Когда кто-нибудь  откроет чемодан, он
сработает.
     --  Лады,  я  ухватил.  Очень просто,  очень  мило.  Даже и  не  мечтай
провернуть что-нибудь эдакое, пока я здесь. Я найду для нее более безопасный
тайник. И для марафета тоже. --  Зевнув,  Генри вернулся к креслу. -- В  той
чертовой  таратайке  я  глаз не сомкнул.  Я займу постель, а ты  кресло.  Не
против?
     Он устремил на юношу Устрашающий Взгляд Агрессора, но напрасно: Халил и
без того совсем присмирел, прекрасно зная, кто тут главнее.
     -- Да, конечно.  Мне надо приготовиться  к занятиям.  -- Халил принялся
копаться в своих вещах.
     Сидя  в кресле,  Генри  дожидался,  когда он  оденется  и  удалится. Не
квартира, а куча дерьма, что тут еще скажешь. Однако  это ненадолго, пока не
удастся огрести деньгу. Но первым делом надо поспать.

        "ГЛАВА 41"

     Телефон подал голос, и Макс снял трубку. Звонил портье.
     -- К вам посетитель, мистер Розен. - Кто?
     -- Говорит, его зовут Келли.
     -- Минуточку. --  Прикрыв микрофон ладонью, Макс  поглядел  на  Аврору,
читающую на софе "Эль". -- Келли здесь. Что ты думаешь?
     -- Что сейчас, что потом -- никакой разницы, -- пожала она плечами.
     -- Пусть поднимется
     Оставив чемоданы у портье, Келли на маленьком лифте поднялся на  третий
этаж. Спутать  номер  Макса  с другим было просто невозможно.  Еще от  лифта
Келли услышал приподнятые голоса: сердитый  принадлежал Авроре,  а умоляющий
--  Максу.  Он  прикинул,  не имеет ли  смысла выйти  и  прогуляться  вокруг
квартала, чтобы переждать, когда буря уляжется; впрочем, какого черта -- ему
уже не впервой  быть  свидетелем перебранки Авроры с Максом, тем более что о
нем  уже доложено.  Подойдя к  двери, за которой разыгрывалась ссора,  Келли
нажал кнопку звонка.
     Через секунду-другую дверь отворилась.
     --  Привет, Келли,  --  бросила Аврора, одетая в черные кожаные джинсы,
несмотря  на  июльскую  жару,  и  тащившая за  собой  чемодан. Она  ураганом
пронеслась мимо и вошла в лифт.
     Келли взглядом проводил  ее. Двери лифта закрылись, и.он пошел  вниз по
забранной сеткой открытой шахте. Пожав плечами, Келли повернулся к двери.
     Макс,  ничуть не  сгущенный разыгравшейся  сценой,  стоял  на пороге  с
веселым, приятным выражением лица.
     -- Келли! Черт побери, какой  приятный сюрприз! Входи же, входи! Что ты
поделываешь тут, в Веселом Пари?
     Войдя,  Келли  огляделся.  Макс снял  просторный, вместительный  номер.
Белые шторы развеваются на ветру  в распахнутых французских окнах. На стенах
что-то  наподобие  шелковых  шпалер,  а  на  шпалерах  -- старые  плакаты  с
портретами  людей,  о  которых  Келли ни разу  не  слыхал. Мебель  вроде  бы
антикварная. Приглушенный  изысканный  свет. В подобном жилье человек  будет
чувствовать себя как дома, пока не надумает, что делать дальше.
     -- Мило, Макс, очень мило.
     -- Просто  временное  лежбище, -- развел Макс руками,  -- пока не найду
постоянную  квартирку. Как ты насчет выпивки? -- Он  обернулся  к  бару, где
группа стаканов  обступила  три бутылки. -- Шотландское сгодится? Что ты тут
делаешь, Келли? Рад тебя видеть.
     Взяв шотландское виски с водой, Келли направился к креслу  со спинкой в
виде лиры. Сел и, отхлебнув, одобрительно кивнул.
     -- Я ж говорил, Макс, что меня всегда тянуло глянуть  на Веселый  Пари,
--  промолвил он,  решив не затрагивать вопроса  о том, что произошло  между