е открытие: страничка с латинской  буквой  L  в
ней отсутствовала, кто-то аккуратно ее вырвал.
   У меня перехватило дыхание.
   - Не хватает одной странички, - пролепетала я.
   - Чего там еще не хватает! - обиделся Чуня. - У самой у тебя не  хватает.
Знаешь, сколько такая в ларьке стоит!
   - Где ты ее взял? - насела я на Чуню.
   - А что, что такое? - заморгал он хитрыми  глазенками  -  похоже,  я  его
напугала. - Не хочешь, не бери, я не заставляю. - Он сунул  записную  книжку
за пазуху и зашагал прочь, да так быстро, словно у него  моторчик  невидимый
включился.
   Теперь настала очередь пугаться мне: сейчас, сейчас Чуня убежит  копаться
в мусоре, а я так ничего и не узнаю.
   - Эй! - побежала я за ним.  -  Стой!  Чуня  прикинулся  глухим.  Тогда  я
забежала вперед и преградила ему дорогу.
   - Слушай, куплю я у тебя эту книжку. Ты получишь не на бутылку пива, а на
бутылку водки, если расскажешь, где ты ее взял, - тихо, но твердо сказала я.
   То ли Чуня обалдел от масштабов, вернее, объемов внезапно свалившегося на
него счастья, то ли попросту в него не поверил, но немедленного согласия  на
мое  выгодное  предложение  с   его   стороны   не   последовало.   Что   до
присутствовавшей при этом Раисы, то она держала нейтралитет,  который,  судя
по нездоровому блеску в глазах, давался ей с трудом.
   Я дала слабину и принялась самым позорным образом торговаться:
   - Ну на две бутылки... Чуня заколебался:
   - Покажи!
   - Что? - я не поняла.
   - Что-что, деньги...
   Я было полезла за подкладку, но тут  произошло  нечто,  заставившее  меня
позабыть о заветной кожаной книжке с вырванной страницей. В нескольких шагах
от нас разыгралась очень даже нешуточная потасовка. То,  что  случилась  она
из-за добычи, - не знаю уж, из-за чего конкретно, но это нечто,  несомненно,
представляло какую-то ценность, - я поняла позже,  а  в  тот  момент  просто
наблюдала, разинув рот, как несколько грязных  мужиков  исступленно  лупцуют
друг друга. Потом двое из них оказались на земле, а остальные стали бить  их
ногами, неторопливо и деловито: сначала один стукнет и  отойдет,  за  ним  -
другой,  что-то  вроде  очереди  образовалось.  При   этом   избиваемые   не
сопротивлялись, лежали ничком в грязи и прикрывали головы руками. Те же, что
в драке не участвовали и не  пытались  остановить  или  урезонить  драчунов,
продолжали себе молча копаться в мусоре.
   - Они же забьют их до смерти! - Я поискала сочувствия у Чуни и Раисы,  но
их лица оставались непроницаемо-равнодушными. Мне стало страшно.
   Не  знаю,  чем  (бы  все  это  кончилось,  не  появись  на  свалке  новые
действующие лица. Это были крепкие люди в камуфляже,  каждый  был  похож  на
бугая, выпроводившего меня с Курского вокзала, и откуда  они  взялись,  один
бог ведает. У меня  лично  создалось  такое  впечатление,  будто  они  упали
откуда-то  сверху,  с  облака,  например,  потому  что  ни   вертолета,   ни
какого-либо еще летательного аппарата поблизости не наблюдалось.
   Я обернулась к Чуне и Раисе,  чтобы  понять,  что  они  думают  по  этому
поводу, но их след уже простыл. Я растерянно завертела головой и разглядела,
как мохеровая Раисина шапка мелькнула в редком  перелеске.  Не  знаю,  какое
чувство во мне проснулось, шестое, седьмое или восьмое, но я незамедлительно
последовала примеру. Что называется, со всех ног.
   Я бежала, не оглядываясь и, кажется, даже зажмурившись. Если б  могла,  я
бы и уши заткнула, чтобы ничего не  слышать.  А  над  мусорными  терриконами
стоял  густой  мат-перемат,  перемежаемый  отрывистыми  командами   ?Лежать,
сволочь!? или ?Стой, падла!?.
   Выскочив на дорогу, я  на  мгновение  остановилась,  чтобы  отдышаться  и
оглядеться. Я ведь  понятия  не  имела,  в  какую  сторону  бежать.  Страшно
обрадовалась, завидев впереди улепетывавших во все  лопатки  Раису  и  Чуню,
прибавила скорость и довольно скоро их догнала.  Поравнявшись  с  Чуней,  я,
совершенно обессилевшая, не без удивления отметила, что тщедушный бомж  даже
не запыхался. Прямо ?пан Спортсмен? какой-то!
   - И долго еще бежать? - Я хватала ртом воздух, как рыба на берегу.
   Чуня не ответил, но свернул с дороги в поросший кустарником овраг.  Мы  с
Раисой переглянулись и повторили его маневр. Только здесь Чуня позволил себе
расслабиться и рухнул прямо в сугроб. Раиса растянулась слева от него,  а  я
справа.
   Мне было так жарко, что я совсем  как  в  дошкольном  детстве  зачерпнула
полную пригоршню снега, набила им рот и минут  пять,  пока  он  не  растаял,
чувствовала себя наверху блаженства.  Я  полежала  еще  немного,  и  во  мне
обнаружились силы для того, чтобы поменять  лежачее  положение  на  сидячее.
Очень  даже  благоразумное  решение,  между   прочим,   учитывая   минусовую
температуру.
   - И  часто  вы  так  бегаете?  -  поинтересовалась  я  у  Чуни,  все  еще
пребывающего в прострации.
   - По мере необходимости, - буркнул тот, повернулся на бок и поджал ноги к
животу, словно спать собрался. - Выпить бы сейчас... - мечтательно  произнес
он.
   Я вспомнила  про  записную  книжку  в  кожаном  переплете  и  собственное
обещание отвалить Чуне на две бутылки водки.
   - Книжку не потерял? - спросила я у него.
   - Тут она, - Чуня похлопал себя по впалой груди. - Тут родимая. А что?
   Ну и хитрец, не иначе цену набивает.
   - А то, что наш договор остается в силе. При условии, что ты  расскажешь,
где ты ее добыл.
   - Вот пристала как банный лист, - поморщился Чуня, - где добыл,  там  уже
нет. - А потом посмотрел на меня испытующе:
   - Точно дашь на две бутылки?
   - Точно, - кивнула я.
   - Ну ладно, - Чуня уселся, скрестив ноги по-турецки. -  Я  его  подобрал,
один чудак выронил, а я подобрал.
   - Чудак? Почему чудак? Хитрые Чунины глазки стали узенькими, как щелочки:
   - Да потому что он вроде  тебя  все  выспрашивал  да  расспрашивал,  тоже
Аликом интересовался, не знаю, тем ли, другим... А тут эти шакалы налетели и
загребли его.
   - Шакалы это кто?
   - Ну, менты, кто же еще, те же, что сегодня. ОМОН или как  его...  У  них
нынче рейд, ну и в тот раз... Стали его  шмонать,  а  он  такой  упакованный
оказался, - Чуня понизил  голос,  -  с  доллярами...  Шакалы,  конечно,  его
замели, а книжка эта выпала, когда менты у него по карманам шарили...
   Нужно было видеть физиономию Раисы,  когда  та  услышала  про  ?долляры?,
такая она стала пунцовая.
   - Он.., он что же, нашел эти баксы? - прикинулась я дурочкой.
   - Щас, нашел, - фыркнул Чуня, - при нем чего только не было,  даже  этот,
как его.., ну, телефон...
   - Мобильный, - подсказала я автоматически.
   - Точно. - Чуня все еще пугливо оглядывался.
   - И что потом? - не отставала я.
   - Говорю же, замели его, замели, - похоже, Чуне поднадоел наш разговор. -
Кинули в свою ското возку и увезли, они  всегда  кого-нибудь  забирают,  для
плану, видать... Оформят там протокол, намнут бока и выпустят. Я сам там был
один разок. - Чуня сплюнул. Похоже, не очень они были приятные, воспоминания
о времени, проведенном в обществе омоновцев.
   - И когда это было?
   - Когда меня замели?
   - Нет, того, с баксами и мобильником...
   - А-а-а... - Чуня призадумался, -  на  той  неделе  вроде,  а  может,  на
позапрошлой.
   Я отвернулась и сунула руку за подкладку пальтишка Шапокляк. Чуня  честно
заработал на две бутылки.
   При виде денег Чуня напрягся, как  дворняга  при  виде  кота,  даром  что
беззубый. Того и гляди с рукой отхватит. Даже Раиса  вперед  подалась.  А  я
струхнула не на шутку. Много ли я знаю об этих выброшенных на обочину  жизни
людях? Что, если они не такие миролюбивые, какими кажутся на первый  взгляд?
Но все обошлось. Счастливый Чуня  спрятал  за  пазуху  деньги  и  отдал  мне
записную книжку Парамонова, в этом я уже не сомневалась. Мозаика мало-помалу
складывалась. Пока что все сходилось: Парамонов, который  тоже  искал  Алика
(по старой ли дружбе - или из-за совместной нефтяной идеи -  мне  неведомо),
приезжал на эту же самую свалку, где и попал под  горячую  руку  проводивших
очередной рейд омоновцев. А дальше,  как  любил  говаривать  принц  Датский,
тишина. Точнее, темнота.
   Я снова воззрилась на мусорокопателя Чуню, ведь это он  видел  Парамонова
последним:
   - И что с ним стало потом, как думаете?
   - С кем? - отозвался занятый созерцанием денег Чуня.
   - Ну с тем, кто потерял эту книжку...
   - А, с этим чудиком... Да откуда  ж  мне  знать...  Наверное,  отвезли  в
обезьянник - есть у них такой на станции,  и  обобрали,  подержали  немного,
протокол составили и отпустили. Они всегда так делают.
   - Значит, у них это должно  быть  зарегистрировано...  -  пробормотала  я
задумчиво.
   - Чего не знаю, того не знаю, - рассудительно заметил Чуня, - у  них  там
такие порядки, короче, что хотят, то и делают. Главное - им не попадаться. А
то они такие, что и с электрички сымают, и лучше  не  спрашивать  почему.  У
меня видала сколько зубов? - Чуня осклабился.  -  А  когда-то  было  больше,
когда-то я бутылки зубами открывал.
   - Да ну! - притворно восхитилась я. На  самом  деле  я  видала  номера  и
покруче. Лет пять назад класс гитары в нашем ДК  вела  дамочка,  открывавшая
пивные бутылки надетым на палец  обручальным  кольцом.  Впрочем,  она  скоро
спилась, и ее уволили.

Глава 15

КАЖЕТСЯ, Я НАШЛА ПАРАМОНОВА

   С Чуней и Раисой я распрощалась  в  овраге,  поскольку  теперь,  когда  я
выяснила,  что  произошло  с  Парамоновым,  наши  дорожки   разошлись.   Они
намеревались вернуться на  свалку,  предварительно  убедившись  в  том,  что
?шакалы? оттуда убрались,  а  я  собралась  на  станцию  -  выяснить  судьбу
Парамонова после того, как его увезли в  ?обезьянник?.  Своих  планов  я  не
афишировала, но проницательный Чуня посоветовал мне напоследок:
   - Лучше ты к ним не суйся, а то сразу заметут.  Они  с  бомжами  даже  не
разговаривают.
   Толковое замечание, между прочим, особенно после того, что  я  видела  на
свалке, да и перспектива оказаться в кутузке меня как-то не вдохновляла.
   И что теперь делать? Может, позвонить майору  Сомову?  А  наш  договор  с
Самуилом? Вот именно. И потом, Самуил помешан на Парамонове не меньше моего.
Доберусь до станции, найду там телефон... Словом, в тот момент я решила, что
нашла выход из ситуации, но вскоре выяснилось, что никакой это не выход.
   А началось все с того, что до станции я добиралась целый час. Сначала  не
было автобуса, а когда он наконец подкатил, то  сломался,  едва  отъехав  от
остановки. Потом, когда я все-таки очутилась на  станции,  то  не  нашла  ни
одного телефона, с которого можно  было  бы  позвонить  в  Москву.  Какая-то
сердобольная старушка посоветовала мне отправиться на почту, но, узнав,  что
это чуть ли не дальше знаменитой свалки, я поняла,  что  быстрее  до  Москвы
доеду. В конце концов так я и поступила, хотя и без особенного энтузиазма.
   Дальше все было просто. Я взяла из камеры  хранения  сумку  с  одеждой  и
снова переоделась в туалете.  Мое  второе  перевоплощение  не  заняло  много
времени, и уже через десять минут я выглядела  среднестатистической  молодой
женщиной, каких в Москве тысячи и тысячи, правда,  уверенности  мне  это  не
прибавило. Сунув тряпки, в  которых  я  изображала  бездомную,  в  сумку,  я
направилась к ближайшему телефону-автомату и набрала номер Палтуса. Номер не
отвечал. Один раз мне понадобился этот лис Самуил - и на тебе.
   Я призадумалась. Потом, взвесив  все  или  почти  все  ?за?  и  ?против?,
позвонила майору Сомову. На этот раз телефон  отозвался  энергичным  баском,
ответившим мне,  что  майор  Сомов  будет  только  завтра.  Я  чертыхнулась,
предварительно повесив трубку. Вот и надейся на них в следующий раз!  Лишний
раз убедилась, что в любом деле нужно рассчитывать только на себя.
   Здравый смысл подсказывал мне, что лучше отправиться домой и  уже  оттуда
время от времени названивать Палтусу или дождаться  завтрашнего  дня,  когда
появится майор Сомов, но я его не слушала. Я в очередной раз  махнула  рукой
на элементарное благоразумие и навострила лыжи в обратный путь, все туда же,
на тридцать седьмой километр.
   "А что, - убеждала я себя дорогой, - скажу, что я  его  жена,  и  спрошу,
задерживали они Парамонова или нет. Вежливо так спрошу, не повышая голоса. И
посмотрю на их реакцию. А уже потом сориентируюсь, как  действовать  дальше.
Ну да, да, я не  стану  утверждать,  что  Парамонов  у  них  был,  прикинусь
дурочкой, скажу, что разыскиваю его везде..."
   Можете не верить, но тогда мне казалось, что эта моя ?легенда? не вызовет
сомнений у ?шакалов? с тридцать седьмого километра.

***

   Через сорок минут,  когда  я  выходила  на  платформу  тридцать  седьмого
километра, уже начинало смеркаться, и приземистое здание станции и маленькая
безлюдная в этот час площадь перед  ней  выглядели  особенно  бесприютно.  Я
подняла воротник пальто и ступила на  мост,  ведущий  через  железнодорожные
пути, спустилась по обледеневшим ступенькам, остановилась,  чтобы  перевести
дух, хватила морозного воздуха и закашлялась. В этот  момент  дверь  станции
распахнулась,  и  на  площадь  вышел  человек  в  камуфляже.  Я  вздрогнула:
возможно,  это  был  один  из  тех,  что  приезжали  на  свалку  отлавливать
бомжей-мусорокопателей.
   Омоновец шумно высморкался в снег, вытер  руку  о  штанину  и  зашагал  в
сторону  ларька,  увешанного  разноцветными  фонариками,   какими   украшают
новогодние елки, а я пересекла площадь и толкнула дверь  неказистого  здания
станции, состоящего из двух небольших  зальчиков.  В  первом  были  билетные
кассы и скамьи, на которых сидели человек пять-шесть,  обшарпанная  дверь  с
табличкой ?Дежурный по станции? и ничего похожего на ?обезьянник?, о котором
мне так красочно рассказывал Чуня.
   Я  прошла  в  следующий  зал,  еще  более  грязный  и  заплеванный,  где,
собственно, и обнаружила искомое: замызганную дверь  с  надписью  ?Милиция?,
банально соседствующую со смердящим станционным  туалетом,  который  за  три
версты найдешь по специфическому запаху.
   -  Неплохо  устроились,  -  хмыкнула  я  и   потянула   на   себя   дверь
знаменитого ?обезьянника?. За нею обнаружилось нечто похожее на конторку, за
которой,  подперев  голову  кулаком,  восседал  белобрысый  жлоб   в   сером
милицейском кителе. Он курил вонючую  папиросу,  стряхивая  пепел  прямо  на
затоптанный пол. Дверь я предусмотрительно  оставила  приоткрытой  (надеюсь,
после того, что я увидела и  услышала  на  свалке,  такая  моя  осторожность
никому не кажется странной),  а  потому  в  комнату  потянуло  сквозняком  и
стойким амбре из сортира.
   Милиционер поморщился и недовольно посмотрел на меня.
   - Здрасьте, - пробормотала я, переминаясь с ноги на ногу.
   - Здрасьте, - отозвался  он  без  какого-либо  намека  на  приветливость.
Взгляд у него был тяжелый и пристальный. Ну просто рентген.
   Я сделала пару шагов к конторке и только после этого  заметила  еще  одну
дверь, справа, а за нею - железную решетку. Как в тюрьме. Что за ней,  можно
только предполагать, но именно там, как я предполагала,  держали  Парамонова
чуть больше недели назад. Бросили на нары, или как там у  них  называется...
Бр-р, пожалуй, это слишком даже для него.
   - Вы что хотели? - дежурный за конторкой поскреб за ухом желтым пальцем.
   - Я... Тут у вас... В общем, я хотела узнать, не  было  ли  у  вас  моего
мужа.
   - Когда? - коротко и  деловито  осведомился  он  и  склонился  над  своей
конторкой.
   - Да я точно не знаю, девятого, десятого... - голос  мой  дрожал,  мне  и
притворяться не надо было.
   - Как фамилия?
   Бац - на конторке возникла толстая бухгалтерская книга в сером переплете.
   - Па... Парамонов. - В горле у меня пересохло от волнения.
   - Парамонов, Парамонов... - Дежурный шумно перелистывал  страницы  своего
гроссбуха, роняя на них пепел со своей цигарки. - Нет, не  было  такого,  ни
девятого, ни десятого, ни одиннадцатого, ни двенадцатого...
   - Да вы получше посмотрите... - меня уже трясло.  -  О...  Он  непременно
должен был... Ну проверьте,  проверьте...  Такой  худой,  высокий,  нервный,
он.., он совершенно неприспособленный... Вы посмотрите еще раз.
   - Все у  нас  тут  нервные  и  неприспособленные,  -  недовольно  буркнул
дежурный. - Ну не было, не было у нас никакого Парамонова, в  журнале  такой
не значится.
   - А.., может, его не записали в журнал?
   - Вы хоть соображаете, что говорите? - дежурный повысил голос. - Мы  всех
записываем, по закону так  положено,  и  протоколы  составляем.  -  В  слове
протоколы он делал ударение на первом слоге.
   - Но как же так... - У меня было ощущение, что земля уходит  из-под  моих
ног. Я была уверена, что там,  на  свалке,  был  именно  Парамонов,  а  этот
милицейский дежурный не может найти его в своем поминальнике.
   На конторке зазвонил телефон, милиционер рывком сорвал трубку  и  гаркнул
браво:
   - Дежурный Быков слушает. Судя по тому, сколько раз  за  время  разговора
дежурный  Быков  рапортовал  ?есть?  и  ?так  точно?,  его  долго  и   нудно
инструктировало вышестоящее начальство.
   Все это время я подпирала стенку и ждала, когда у милицейского начальства
кончатся инструкции, чтобы задать дежурному Быкову еще один вопрос, а заодно
от нечего делать рассматривала все, что попадало в поле моего зрения.  Когда
комнатушка дежурного была изучена мною до распоследней трещинки на  потолке,
я переключилась  на  видный  мне  в  приоткрытую  дверь  кусок  станционного
зальчика. Там тоже не происходило ничего особенного, только уборщица гремела
ведрами в сортире. Я даже разглядела ее черный  халат,  швабру  и  унитаз  -
уборка была в самом разгаре.
   Наконец дежурный положил трубку на место и уставился на меня с  некоторым
удивлением: мол, ты еще здесь?
   Я набралась нахальства и спросила:
   - А кто дежурил в те дни, девятого и десятого?
   На ответ, если честно, я не очень-то рассчитывала. А что, он  вполне  мог
сослаться на какую-нибудь служебную тайну.
   Однако дежурный Быков  продемонстрировал  поразительную  покладистость  и
вновь пододвинул к себе свой гроссбух:
   - Девятого - Сафронов, десятого - Азраткин.
   - А когда они будут дежурить в следующий раз?
   - У нас дежурят по сменам, - он спрятал учетную книгу в стол,  -  значит,
Сафронов будет завтра, а Азраткин послезавтра.
   - Спасибо, - прошептала я и вышла за дверь.
   Остановилась у большого окна, выходящего  на  площадь,  за  которым  было
совсем темно.  Только  ларек,  украшенный  елочными  гирляндами,  подмигивал
фонариками редким прохожим. Все, что мне оставалось, - вернуться в Москву, а
я почему-то медлила, словно ждала чего-то.
   - Иди на улицу, к ларькам, - приказал кто-то за моей спиной.
   Я обернулась и увидела  пожилую  женщину  в  черном  халате  уборщицы.  У
женщины было простое широкое лицо.
   - Иди на улицу и  подожди  меня  там,  -  повторила  она  и  заговорщицки
добавила:
   - Иди, иди, не оглядывайся.
   Я втянула голову в плечи и послушно вышла на площадь, немного постояла  у
расписания электричек и побрела на  призывное  мерцание  елочных  фонариков,
украшающих продуктовый ларек. Вспомнив, что ничего не ела с утра, я купила в
нем пачку чипсов и стала их лихорадочно запихивать в себя. Меня  бил  озноб.
Когда я наконец увидела уборщицу, которая торопливо шла через  площадь,  мои
нервы гудели, как высоковольтные провода.
   А она заговорила, не глядя мне в глаза:
   - Был тут такой, какого ты описывала, худой да длинный. Они его со свалки
привезли с бомжами. Кто его бил, не знаю, не видела, но он был  весь  синий.
Потом вызвали ?Скорую?, но он помер еще до нее. Тогда  приехала  труповозка.
Уж не знаю, кто такой, твой, не твой. Иди в морг и там посмотри.
   Я  судорожно  сжала  пальцы,  пакет  в  моих  руках  захрустел,  а  чипсы
рассыпались на рыхлый снег.
   - Только учти, я тебе ничего не говорила, - предупредила меня уборщица  и
бы