Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
слушаю.
- Вам звонит Генералова. - Честно говоря, эти три слова дались мне
нелегко.
- Ну наконец-то. Что с вами случилось? Откуда вы звоните? Вы что-нибудь
знаете о Парамонове? - обрушил он на меня шквал вопросов.
- Только то, что он жив. - Мне было жарко, и я расстегнула верхнюю
пуговицу пальто.
- Ну.., хорошо... - Сомов тянул слова, - говорите, где вы, я за вами
приеду.
- На Курском вокзале, возле камер хранения, - сообщила я.
- Никуда не уходите, я скоро, - пообещал Сомов и повесил трубку.
Не могу сказать, чтобы после моего разговора с Сомовым у меня гора с плеч
свалилась - не такая я наивная, но, с другой стороны, что мне еще
оставалось? Вот именно: ни-че-го. Кое-как утешившись этим многомудрым
заключением, я отправилась к условленному месту возле камер хранения. Народу
там поменьше, а кроме того, оттуда удобно наблюдать за происходящим на
вокзале, оставаясь в стороне. А при желании можно спрятаться за
перегородкой, отделяющей камеры хранения от зала ожидания. Что, собственно,
я и сделала.
Мне по-прежнему хотелось есть. Вокзальный хот-дог хоть и спас меня от
голодного обморока, долгожданного ощущения сытости не принес. Поэтому,
созерцая вокзальную суету, я особенно болезненно реагировала на жующих
индивидуумов и поспешно отводила взгляд. Исключительно для того, чтобы не
давиться слюной, я сосредоточилась на влюбленной парочке, умильно воркующей
у эскалатора.
Парочка была как парочка, если не считать того, что барышня возвышалась
над кавалером на целую голову, а потому, когда ему вздумалось ее облобызать,
он встал на цыпочки и смешно повис у нее на шее. Кажется, эта уморительная
сцена никого не оставила равнодушным. А в первую очередь тех, кто спускался
на эскалаторе. Граждане откровенно хихикали, оглядывались, а некоторые даже
крутили пальцем у виска.
Поэтому отрешенное лицо высокого человека в суконном бушлате явно с
чужого плеча бросилось мне в глаза. Было в этом бледном лице, в этих худых
руках, торчащих из коротких рукавов бушлата, в этих печальных глазах за
стеклами очков что-то потерянно-сиротское. Дыхание мое перехватило, я
инстинктивно взялась за горло и на короткое мгновение выпустила из виду
этого странного человека. Потом его заслонила от меня чья-то спина, и я
высунулась из своего убежища за стеной, чтобы еще раз взглянуть и
окончательно убедиться: отрешенный человек на эскалаторе - это Парамонов.
Но неизвестно чья спина по-прежнему мешала мне его увидеть. Что самое
удивительное, я не могла ее обойти, как ни старалась. Признаться, это все,
что я запомнила: влюбленная парочка, Парамонов, чья-то спина... А дальше
провал, несколько безнадежно засвеченных кадров - и картина потеряла
четкость.
***
- Ты не переборщил? Что-то она долго не очухивается? - голос был нервный
и с заметным акцентом. По-моему, азиатским.
- Все будет нормально, - ответил другой, спокойный и вальяжный. - Минут
пять-десять, и она будет в порядке.
Я уловила чье-то дыхание возле своего лица. Оно было такое смрадное, что
меня чуть не вырвало.
- Вон, у нее уже ресницы дрожат, сейчас глаза откроет, - прокомментировал
вальяжный голос.
- Может, подъедем к ее квартире? Вдруг он туда придет? - вмешался третий
голос, тоже с акцентом, но не таким откровенным, как у первого.
- Подождем, пока очухается, - это был первый. - Без нее мы все равно его
не узнаем.
Хоть я их и не видела, и не знала, кто они такие и откуда взялись, я
сразу поняла, что он и я говорят о Парамонове. Они надеются, что он придет
ко мне, и, если на Курском вокзале он мне не померещился, пожалуй, у них
есть для этого основания.
- Э-эй, подруга, кончай ночевать, - невидимый вальяжный потрепал меня по
щеке. Рука у него была холодная, как рукоятка пистолета. - Ну-ну, открывай
глазки, мы хотим посмотреть, какого они цвета, - он хлопнул меня посильнее.
Притворяться дальше было бессмысленно, и я открыла глаза, но ничего,
вернее, почти ничего, не увидела. Потом, чуть-чуть привыкнув к темноте, я
разглядела, что нахожусь на заднем сиденье автомобиля. Рядом со мной сидел
мужик с широким лицом и бычьей шеей. Брови у него были рыжие, а глаза
желтые, как у кота.
- Ну привет, красавица, - сказал он ласково, - поспала и будя. Пора и
побалакать. Самочувствие-то как, ничего?
- Сухо... Во рту сухо, - пожаловалась я, лихорадочно пытаясь припомнить,
как я могла очутиться в этой машине. Безнадежное занятие - ничего у меня не
получилось. Зато перед глазами у меня стоял Парамонов, спускающийся на
эскалаторе.
- Ну, сушняк и с перепоя бывает, - хохотнул желтоглазый, - это у тебя
пройдет скоро. Ляжешь баиньки, поспишь, а утром будешь как огурчик.
Малосольный.
Смотри, какой остряк!
- Хватит трепаться, - оборвал его обладатель сильного акцента. Он сидел
на переднем сиденье, такой маленький, щуплый, с крючковатым носом, который
он прятал за поднятым воротником пальто, из-за чего здорово напоминал
нахохлившуюся птицу. - Где Парамонов?
- Это вы мне? - Я тянула время, не имея ни малейшего понятия, что мне
может дать подобная тактика.
- Тебе, тебе, - подтвердил крючконосый, - кому же еще?
- А почему вы думаете, что я это знаю? - Я немного отодвинулась от
желтоглазого говоруна, который все еще обдавал меня крепким запахом
перегара.
- Магомед, объясни ей, почему я так думаю. - Крючконосый кивнул тому, что
сидел за рулем.
- Сейчас, - пообещал тот и полез за пазуху. Когда он вытащил оттуда руку,
я увидела в ней пистолет, направленный прямо мне в лицо. - Нравится? -
спросил он тихо.
Я уставилась на пистолет как загипнотизированная - Вижу, что нравится, -
удовлетворенно хмыкнул он и для пущего эффекта чем-то щелкнул.
Похоже, мои приключения достигли апогея.
- Ну так где сейчас Парамонов? - снова спросил крючконосый.
- В морге на тридцать седьмом километре, - выдала я скороговоркой.
- Не правда, он живой, - отрезал крючконосый, - а вот ты можешь умереть.
В подтверждение его слов Магомед приставил мне дуло к переносице и
немного им поворочал, словно собирался дырку просверлить.
Я молчала, потому что мне казалось, стоит открыть рот, как пуля из
пистолета вылетит самопроизвольно. Я даже дыхание затаила, только в висках
пульсировало: Алка, это Алка меня продала. Но могла ли я ее осуждать, когда
у них такие методы убеждения. По сравнению с ними мистер Икс и его ребята -
просто Тимур и его команда. Кстати, уж не этих ли типов он имел в виду,
когда рассуждал об одиозных личностях? Поди теперь, узнай...
- Так что, будем говорить или нет? - снова возник крючконосый. - Учти,
Парамонова мы найдем, с тобой или без тебя, но тебе же лучше будет, если нам
поможешь.
- Пусть он уберет пистолет, мне больно, - взмолилась я.
- Убери, - распорядился крючконосый и прибавил зловещим тоном специально
для меня:
- Только это еще не больно.
Магомед беспрекословно подчинился и сунул пистолет за пазуху.
- Вы напрасно думаете, что я вас обманываю, он действительно умер... Его
в милиции избили, и он умер, - переносица моя все еще горела, можно
подумать, что дуло было из раскаленного железа. - Вы можете поехать на
тридцать седьмой километр, там есть свалка...
- Не держи нас за дураков, - оборвал меня крючконосый. - Парамонов жив, и
тебе это хорошо известно. Вот. - И он потряс перед моим носом .листом
бумаги, который я сразу узнала. Это было парамоновское письмо. Сволочи, они
шарили у меня по" карманам!
- Письмо написано десять лет назад, - пробормотала я. - И если вы его
читали, то должны это понять.
- И все равно он жив, - заупрямился крючконосый, - потому что его недавно
видели.
- Где? - испугалась я. Неужели он имел в виду Курский вокзал?
- В Новохатске, - лязгнул зубами крючконосый.
Услышав про Новохатск, я сразу приуныла, потому что поняла: сценарий,
который я удачно разыграла с мистером Икс, здесь не пройдет. И что же мне
теперь делать? А что я могу? Ничего! Парамонов наверняка уже на подходе к
моему дому, а потому все безнадежно. Что бы я им ни плела, они легко его
разыщут. Правда, есть еще один вариант, позволяющий оттянуть эту минуту.
Хотя еще неизвестно, что я этим выиграю... А, была не была, попробую, а там
видно будет. Только нужно вести себя как можно естественней, чтобы они мне
поверили.
- Ну так что, и дальше будешь сказки рассказывать? - поинтересовался
крючконосый. - Только учти, мы люди серьезные.
- А... А зачем он вам, можно узнать?
- Магомед! - Крючконосый снова повернулся к тому, что сидел за рулем.
Как только дуло уперлось в мою переносицу, я поняла, что подходящий
момент наступил.
- Мы... Мы должны с ним встретиться. - Мои зубы выбивали непритворную и
вполне убедительную дробь.
- Где?
- Возле Пушкина, на площади...
- Когда?
- Сегодня, в девять... - ляпнула я и ужаснулась, поскольку абсолютно не
ориентировалась во времени. Бог знает, сколько я находилась в
бессознательном состоянии, вдруг сейчас много позже девяти?
- Осталось двадцать минут, - тихо сказал Магомед.
- Гони! - отрывисто приказал крючконосый.
Автомобиль взревел и сорвался с места.
Клюнули, они клюнули! Я могла собой гордиться. Да и место встречи - лучше
не придумаешь, хоть я и сказала первое, что пришло в голову. На Пушкинской
до глубокой ночи сшиваются толпы народа, и милиции там полно. Может, мне
даже удастся удрать от этих типов, впрочем, судя по тем навыкам, что они
продемонстрировали на Курском вокзале...
Мы уже неслись по Тверской, когда в кармане у крючконосого звякнул
мобильник. Я сразу поняла, что ничего хорошего этот звонок не сулит. Так оно
и оказалось.
Крючконосый приложил мобильник к уху, немного послушал и усмехнулся,
глядя мне в лицо:
- Возле Пушкина, говоришь? А твой муж докладывает, что Парамонов сидит у
него на кухне и пьет чай.
- Муж? Какой муж? У меня нет мужа! - возмутилась я и быстро осеклась. Да
ведь он говорит о Борьке! О Борьке, который заложил Парамонова.
Глава 22
КАК ОСЧАСТЛИВИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
- Галчонок, прости меня, но у меня не было другого выхода. Они угрожали
расправиться с Люськой, а она тут совершенно ни при чем, - шепнул мне Борька
в прихожей.
В ответ я только презрительно усмехнулась и поискала взглядом эту самую
Люсеньку - что-то ее не видно. Зато я увидела Парамонова, он и впрямь сидел
за кухонным столом и пил чай из большой кружки с петухами. Когда-то я
привезла эту кружку из Суздаля и подарила ее Борьке. Куцый парамоновский
бушлат, придававший ему сиротский вид, лежал рядом, на табурете.
На ввалившихся в квартиру крючконосого и желтоглазого Парамонов не
обратил ни малейшего внимания, зато, заметив меня, сначала застыл с кружкой
в руке, а потом стал медленно подниматься с табурета.
Я предприняла последнюю попытку спасти его, заведомо обреченную на
провал, и заявила:
- Да это не он... Какой же это Парамонов? Я не знаю этого человека!
Говоря это, я незаметно подмигивала Парамонову левым глазом, но он ничего
не понял.
По его лицу пробежала то ли робкая улыбка, то ли судорога, а в глазах
блеснули слезы.
- Галка, это ты, что ли? - спросил он растерянно.
Не могла же я ему сказать, что я - это не я. Поэтому я наплевала на
окрики и бросилась к Парамонову, а он ко мне. Наверное, со стороны этот наш
взаимный порыв выглядел трогательно, но вряд ли присутствовавшие при нашей
встрече бандюги его оценили.
- Сиди, сиди. - Я присела рядом с Парамоновым и заглянула ему в лицо. На
скулах у него были грязно-желтые пятна, такие остаются после синяков, а руки
в ссадинах, притом что в общем и целом он очень мало изменился за прошедшие
десять лет. Такая же худая мальчишеская шея, чуть впалые щеки и тонкий
породистый нос с едва заметной горбинкой. Кажется, даже очки у него те же,
только одно из стекол с трещиной посредине.
- Что с тобой случилось? - спросила я, изучая его лицо. Вид у него был
более чем нездоровый.
- Я приехал, видишь, я приехал. - Парамонов схватил меня за руку. Ладонь
у него была влажная и слабая.
- Я вижу, вижу, - кивнула я и вздрогнула, потому что рассмотрела у него
на затылке, под коротко стриженными белокурыми волосами, корку запекшейся
крови. - Скажи мне лучше, что у тебя болит?
- Душа. - Парамонов беззащитно улыбнулся, и я разглядела еще кое-что, от
чего сердце мое болезненно сжалось. Свежую щербинку в ряду безукоризненных
прежде зубов. Ну и сволочи же эти омоновцы!
- Ну все, голубки, поворковали - и будя, - в кухню просунулся
гоготун-говорун и, подхватив Парамонова под мышки, поволок его в прихожую.
- Куда вы его тащите?! - отчаянно завопила я. - Разве вы не видите, он же
болен!
- Не боись, - хрюкнул хохотун, - плохо ему не будет. Его в такой
санаторий поместят, как падишаха.
- Отпусти, скотина! - Я повисла у него на спине и вцепилась ногтями в его
бычью шею.
- Сучка! - взревел он и просто-напросто припечатал меня к стене своей
широкой спиной.
Я рухнула на пол и заскулила. Не столько от боли, сколько от осознания
того, что все мои жертвы были напрасными: мне не удалось помочь Парамонову,
который, похоже, ничего не понимал в происходящем. Стоял посреди прихожей и
озирался по сторонам, как ребенок, потерявшийся в универмаге. Крючконосый
маячил за его спиной, у двери, укрывшись в поднятом воротнике по самую
макушку, Борька с совершенно идиотским выражением лица подпирал стенку.
- Ну помоги же, что стоишь! - крикнула я ему.
Борька только беспомощно развел руками. Еще бы, он ведь Люсеньку свою
спасал. Знал бы он, какая она беззащитная.
А желтоглазый говорун-хохотун уже подхватил Парамонова под мышки, а тот
даже не сопротивлялся. По-моему, он ничего не понимал.
- Стоять! - рявкнула я. - Стоять, сволочи!
Мой крик заставил толстомордого вздрогнуть. Он даже Парамонова отпустил,
обернулся и толкнул меня своей потной пятерней прямо в лицо:
- Ну когда ты уже успокоишься?
- Зачем он вам? Он же ничего не соображает, разве вы не видите? - Я
поднялась с полу. - (Вы от него ничего не добьетесь, ничего... Оставьте его
в покое, а я отдам вам его бумаги.
Стоило мне заговорить о парамоновских черновиках, как крючконосый
высунулся из воротника и сверкнул маленькими алчными глазенками.
А я поспешила заручиться Борькиной поддержкой:
- Ты же помнишь, как мы ремонт делали? Нам газет тогда не хватило, зато
на антресолях были бумаги, ну, вспомнил? И мы эти бумаги поклеили вместо
газет, а на них обои.
Растерянная Борькина физиономия выражала не больше парамоновской, он
только хлопал глазами и шумно дышал.
Тогда я повторила еще раз, специально для крючконосого:
- Бумаги в комнате, под обоями, я поклеила их вместо газет.
Этим своим сообщением я рассчитывала внести смятение в стан противника, и
мне это удалось. А помогла мне, как ни странно, Борькина Люсенька,
выкинувшая неожиданный финт. Эта коза выскочила в прихожую, как какая-нибудь
Никита, и наставила на толстомордого маленький, но очень убедительный
пистолетик.
- Все, козлы, приехали! - объявила она.
Самое интересное, что худосочная ручонка, в которой она сжимала пушку, и
не думала дрожать. Лихая девка, жаль, связалась с придурками. Я даже немного
ее зауважала.
Вот Борьку надо было видеть. Глаза у него стали как чайные блюдца.
Кажется, до него стало что-то доходить. Что до крючконосого, то он скрылся в
воротнике с макушкой. Ни дать ни взять, всадник без головы. Один только
толстомордый говорун еще хорохорился:
- Ты что, девочка, это не игрушка!
- Вот именно, - процедила сквозь зубы Борькина зазноба, - а поэтому без
глупостей. - И бросила сердитый взгляд в мою сторону:
- Что стоишь, варежку раззявила, хватай своего физика и жми отсюда.
Быстро.!
Ей не пришлось меня долго уговаривать, я схватила Парамонова за рукав и
потащила к выходу, а он еле ноги переставлял. Не знаю, что происходило в
квартире, но мы успели спуститься только на этаж, как вслед за нами
толстомордый и крючконосый вывалились на лестничную площадку. А еще я
увидела в подъезде того, что приставлял мне пистолет к переносице. Он
издевательски улыбался и манил нас пальчиком:
- Давайте сюда, голубчики! Но тут за его спиной громко хлопнула дверь. Он
обернулся, и физиономия его перекосилась.
- Менты! - отчаянно выкрикнул он и галопом побежал вверх по лестнице,
мимо нас с Парамоновым.
Остальное нас уже не касалось. Пока наверху орали, топотали, пыхтели и
ругались матом, мы с Парамоновым сидели на том самом подоконнике, на котором
когда-то целовались. Он положил голову ко мне на плечо, а я его качала, как
маленького, и приговаривала:
- Ну вот теперь все будет хорошо, все будет хорошо...
***
Врачиха была молодая и заносчивая, то и дело сыпала медицинскими
терминами, вместо того чтобы объяснить все простым человеческим языком.
Сомов слушал ее вполуха, только под конец поинтересовался:
- А когда память к нему вернется полностью?
- Когда пациент преодолеет последствия стресса, - докторша строго
сверкнула на него очками.
- А когда он их преодолеет? - подхватила я эстафету у Сомова.
- Это будет зависеть в том числе и от вас, - она перевела на меня свои
сердитые очки. - Пациенту показан полный покой, а его мучают вопросами. -
Это уже в сомовский огород булыжник, как я поняла.
Окончательно задурив нам головы медицинскими терминами, докторша гордо
уплыла в ординаторскую, предупредив меня напоследок:
- Никаких расспросов.
- Да я рта не открою, - торжественно поклялась я, - просто посижу и
посмотрю на него. Как-никак я его десять лет не видела.
Если у меня и были вопросы, то не к Парамонову, а к Сомову, и я
воспользовалась представившейся оказией.
- Почему бы вам не приставить к Парамонову охрану? - набросилась я на
него. - Мало ли кому еще вздумается его похищать!
- Думаю, это ни к чему, - на удивление легкомысленно отозвался он, -
никто на него теперь не покусится.
- Но ведь... - растерянно пробормотала я.
Сомов махнул рукой:
- Это все старый авантюрист Палтус. Он запустил этот слух, и в Америку он
звонил. И, в конце концов, сам себя переиграл...
- Как звонил?.. Вы хотите сказать, что он задумал похищение?..
- Да какое там похищение, он всего лишь воспользовался ситуацией.
Запустил утку, потом предложил кое-кому свои услуги по поиску Парамонова.
Естественно, деньги слупил за это дело. На это клюнул небезызвестный вам
галантный господин, а также самодеятельные нефтяники из одной кавказской
республики. Но не все оказались такими наивными, кое-кто на него рассердился
и...
- Кто его взорвал, первые или вторые? - не утерпела я.
- Скорее уж третьи, - усмехнулся Сомов.
- Ничего не понимаю, - замотала я головой.
- Ладно, идите к Парамонову, - напомнил Сомов, - он вас ждет.
***
Парамонов лежал на кровати спокойный и благостный, будто спал с открытыми
глазами. И свою реакцию на мое появление в палате он обозначил только
улыбкой. ?Наверное, его лекарствами накачали?, - подумала я.
- Привет, - шепнула я и положила на тумбочку пакет с яблоками и
апельсинами.
- А чего ты шепчешь? - спросил он.
- Потому что мне запрещено с тобой разговаривать. - Я покосилась на
дверь. Вдруг заносчивая докторша подслушивает?
- А ты и не говори, ты слушай, а я буду рассказыва