как  раз  медленно  и  величаво
Отъезжал от подъезда. Скатертью дорожка, пожелала я ему, хотя никакой угрозы
лично мне от него не исходило. И чего я так переполошилась, сама не пойму.
   Это все нервы, решила  я  и  отправилась  на  кухню  -  приготовить  себе
что-нибудь на ужин и  восстановить  подорванные  треволнениями  силы.  Новый
звонок застал меня врасплох, я как раз решала, что бы  такое  сварганить,  и
выбирала между яичницей и омлетом.
   Я на цыпочках подошла к двери, приникла к замочной скважине, но ничего не
разглядела. Может, у меня слуховые галлюцинации на нервной почве?
   - Кто там? - спросила я и на всякий случай отступила от двери.
   - Извините за поздний визит, но мне очень  нужно  с  вами  поговорить,  -
ответил мне высокий детский голос.
   "Ребенок?? - удивилась я. Подумала-подумала и слегка приоткрыла дверь.
   Хрупкая женщина, стоявшая на лестничной  площадке,  и  впрямь  напоминала
девочку-подростка, очкастую зубрилку-отличницу. Когда я училась в  школе,  в
нашем классе была одна такая по имени Кира. Кира Званцова. В какой-то момент
мне  даже  показалось,  что  это  она,  но,  присмотревшись   к   незнакомке
повнимательнее, я все же нашла несколько существенных различий.  Первое:  та
Кира имела дурную привычку обкусывать ногти, а у этой был  хороший  маникюр,
моя незабвенная одноклассница жутко шепелявила,  в  то  время  как  незваная
гостья изъяснялась вполне сносно. И наконец, третье  и  последнее:  бедняжку
Киру везде и повсюду сопровождали любящие мама и бабушка,  а  моя  визитерша
явилась одна.
   - Вы позволите мне войти? - Незнакомка строго посмотрела на  меня  сквозь
очки. Ну точно как Кира Званцова, когда у нее попросишь списать математику!
   - А в чем дело?
   Честно говоря, идея запустить к себе в квартиру на ночь глядя неизвестную
женщину, пусть даже  и  похожую  на  незабвенную  Киру,  мне  совершенно  не
улыбалась.
   - Мне очень нужно с вами поговорить. - Высокий голос незнакомки  дрогнул,
мне даже почудилось, будто она плачет.
   Ну что тут будешь делать! Я вздохнула и приоткрыла  дверь  пошире,  ровно
настолько, насколько это позволяла сделать дверная цепочка.
   Теперь я могла рассмотреть получше ее бледное  вытянутое  лицо,  а  также
прийти к неутешительному выводу, что к числу красавиц новоявленную  Киру  не
отнесешь.  Как,  впрочем,  и  ту,  у  которой  я  некогда  мечтала   списать
математику.
   - Так что вы хотите?
   - Я... Может, вы меня пустите, потому что разговор очень личный, -  робко
пискнула псевдо-Кира и прижала руки к впалой груди.
   Ясное дело, впускать мне ее не хотелось, но, с другой стороны,  выглядела
она вполне миролюбиво и была такая тщедушная... Короче говоря,  я  не  нашла
формального повода для того, чтобы ее отшить.
   - Ладно, входите. - Я сняла цепочку и пригласила ее войти.
   - Большое спасибо... - пробормотала женщина и шагнула в прихожую, тут  же
стушевавшись:
   - Ой, кажется, я наследила...
   - Пустяки,  -  поморщилась  я.  Было  в  моей  гостье  нечто  такое,  что
заставляло  меня  страстно  мечтать,  чтобы  она  поскорее  выложила,  зачем
пожаловала, и убралась восвояси.
   - Вера, Вера Игнатьевна. - Она протянула мне маленькую сухую ладошку,  на
ощупь напоминающую куриную лапку. Я механически ее пожала и отдернула руку.
   Представляться  я  не  стала,  справедливо  решив,  что  Вера  Игнатьевна
наверняка знает, к кому ввалилась на ночь глядя.
   - Минутку, я выключу чайник, -  сказала  я  и  отправилась  на  кухню,  а
вернувшись, застала незваную гостью в той части комнаты,  которая  исполняет
роль гостиной. Псевдо-Кира  рассматривала  валявшийся  в  кресле  журнал  по
вязанию. Можно  подумать,  она  только  затем  и  явилась,  чтобы  фасончики
снимать.
   - Вы хотели со мной поговорить? - уточнила я. - Тогда говорите, я слушаю.
   - Ну да, конечно-конечно, - она отодвинула журнал, - дело, которое меня к
вам привело, очень деликатное, даже не знаю... Впрочем, раз уж я решилась  и
пришла... Галина Антоновна, Галя, позвольте мне вас так называть, нас с вами
связывает один человек. Это Парамонов, - она многозначительно замолчала.
   Я так и знала,  что  без  Парамонова  здесь  не  обошлось!  Только  какое
отношение к нему может иметь эта очкастая мышка? Неужто еще одна сыщица?
   Слава богу, за язык ее тянуть не пришлось, она  сама  охотно  выкладывала
совершенно поразительные вещи:
   - Вы спросите, почему я интересуюсь Парамоновым? Что  ж,  я  вам  отвечу:
дело в том, что у нас с ним были отношения  особого  рода.  Короткий  роман,
может, даже короче вашего.
   - Что? - Я почувствовала, как мой рот растягивается в  идиотскую  улыбку.
Против моей же воли. - Что вы сказали?
   - Вы, наверное, думаете,  что  ослышались?  -  эта  замухрышка  оказалась
проницательной. - Нет-нет, вы не ослышались. - Она покачала головой. - Да, у
нас с Парамоновым была любовная связь. А что вы так на меня смотрите,  разве
вы... Вы что, исключаете такую возможность?
   - Да нет, что вы... - я снова глупо ухмыльнулась и взъерошила  волосы  на
затылке. - Такую возможность я не исключаю.
   Я не то чтобы исключала такую возможность, просто  я  никогда  о  ней  не
думала. Ни прежде, десять лет назад, ни тем более сейчас.  Конечно,  теперь,
глядя сквозь призму своего нынешнего опыта - и  житейского,  и  женского,  я
ясно вижу, что Парамонова трудно причислить к половым гигантам, и все же это
не дает мне права утверждать,  будто  мне  выпала  сомнительная  честь  быть
первой и последней женщиной в его жизни. Тогда тем более  непонятно,  почему
меня огорошили откровения этой мышки? Скорее всего мне просто  нужно  к  ним
привыкнуть. Ладно, сейчас важнее другое:  зачем  ко  мне  пожаловала  бывшая
возлюбленная Парамонова, неужто только  для  того,  чтобы  заявить  о  своем
существовании?
   Я плюхнулась в кресло, посмотрела на нее повнимательнее и усмехнулась:
   - Значит, вас он тоже обольстил? В блеклых глазах  за  толстыми  стеклами
очков мелькнуло то ли удивление, то ли замешательство:
   - Вы же знаете, он не обольститель, совсем не обольститель. Он всегда был
зациклен на своей науке и женщин замечал изредка, и та, которая  попадала  в
поле его зрения, на какое-то время становилась дамой его сердца. Ну, до  тех
пор, пока геофизика снова не овладеет им безраздельно. Так было со мной,  по
крайней мере. И вы  можете  со  мной  поспорить,  если  у  вас  с  ним  было
по-другому.
   - А зачем? - пожала я плечами. - Не собираюсь я с вами спорить. Как бы то
ни  было,  что  это  меняет?  Срок  давности  вышел,  как-никак  десять  лет
пролетело.
   Похоже, женщина рассчитывала на иную реакцию, и мое нежелание  спорить  в
ее планы не входило.
   - Вы что, не верите мне? - засуетилась она.
   - Почему не верю? Верю. - Я упорно демонстрировала полное безразличие.
   - Нет, вы мне все-таки не верите! - Эта пигалица  даже  кулачки  сжала  в
порыве страсти.
   А чего она от меня ждала, интересно? Что я брошусь ей на  грудь  и  орошу
горючими слезами, а потом мы утешимся и предадимся сладостным  воспоминаниям
о предмете нашей любви?
   - Послушайте, Галя, - кажется, моя визитерша  на  что-то  решилась,  -  я
знаю, что Парамонов пропал. Что с ним  произошло,  я  не  знаю,  но  сердцем
чувствую: он в беде.
   Я только усмехнулась: вот что значит вещее сердце любящей женщины, а  мое
вот и не екает.
   Мое безразличие ее озадачило:
   - Вы.., вы знаете, что Парамонов пропал?
   - Положим, - равнодушно кивнула я. - Только, убей бог,  не  пойму,  какое
отношение этот печальный факт имеет ко мне?
   - Вы затаили на него обиду, - грустно вздохнула проницательная  мышка,  -
но вы не правы, знаете почему?
   Любопытно было бы послушать!
   - Вы смотрите на него как брошенная женщина, а  вам  нужно  отвлечься  от
этого и взглянуть на все под другим углом. Он не просто мужчина, он  ученый,
он талантливый геофизик, он защитил диссертацию в  двадцать  три  года,  он,
он...
   - Короче, что вам нужно? - оборвала я  этот  панегирик.  -  В  нескольких
словах, если можно.
   - Можно. - Она тронула указательным пальцем дужку очков.  Очкарики  часто
так делают, это у них чисто рефлекторное, как у знаменитых собачек  Павлова.
- Мне нужны его бумаги. Я знаю, что они у вас.

Глава 5

ПОБИТАЯ МОЛЬЮ СНЕГУРОЧКА

   - Ничего себе! - я даже присвистнула. -  Какие  еще  бумаги?  Псевдо-Кира
воодушевилась:
   - Черновики, наброски, ну... Ну все, что сохранилось...
   - А вам они зачем? - вежливо осведомилась я.
   - Мне? - псевдо-Кира вздрогнула.  -  Просто  как  память  о  человеке,  к
которому я испытывала глубокую привязанность. И потом, вам же они не нужны.
   - А может, я тоже хочу сохранить их как память? - усмехнулась я. - Чем  я
хуже вас?
   Моя невзрачная визитерша вспыхнула:
   - Тогда.., может, вы мне их хотя бы покажете?
   Эта затянувшаяся беседа нравилась мне все меньше и меньше.
   - Не покажу и не  отдам,  -  заявила  я  твердо  и  поднялась  с  кресла.
Псевдо-Кира тоже подскочила:
   - Это ваше последнее слово?
   - Ага, - злорадно подтвердила я.
   - Вы.., вы... - она тяжело задышала, - ограниченная и мстительная  самка.
Из-за своей мелкой бабской обиды вы способны предать талантливого ученого...
   Конечно, я разозлилась.
   - Да пошла ты! - Я схватила ее за рукав и поволокла в прихожую, благо она
была легкая,  прямо-таки  невесомая,  и  совсем  не  сопротивлялась.  Только
повторяла как заведенная:
   - Вы не правы, не правы, вы в корне не правы...
   - Скажи спасибо, что с лестницы не спустила, - прорычала я, выставляя  ее
за дверь.
   Хоть праведный гнев и затуманивал мой мозг, кое-какие выводы для  себя  я
сделала  незамедлительно.  И  они,  эти  выводы,  были  не   обнадеживающие.
Помнится, кто-то обещал мне в связи с исчезновением  Парамонова  беспокойную
жизнь. Один гражданин с рыбьей фамилией. Сдается  мне,  что  недавний  визит
очкастой пигалицы как раз он и организовал. Чтобы  довести  меня  до  нужной
кондиции. А вот и фигушки ему, фигушки!
   С таким боевым настроем я отправилась жарить себе омлет из двух  яиц,  и,
надо Признать, последний удался мне  на  славу.  После  того  как  я  славно
перекусила, меня потянуло в  сон.  Почистив  зубы  и  натянув  пижаму,  я  с
удовольствием нырнула под одеяло, сладко зевнула  и  тут  вспомнила  кое-что
существенное.
   "А откуда она знает про парамоновские черновики? - спросила я себя. - Она
ведь так и сказала: я знаю, что его черновики  остались  у  вас.  Может,  на
пушку брала?? А, ладно, зачем забивать себе этим голову, все  равно  от  тех
бумажек ничего не осталось, они  давно  сгинули  в  мусоропроводе  вместе  с
прочим парамоновским барахлом.

***

   У  всех  нормальных  людей  воскресенье  -  выходной  день,   но   бойцов
культурного фронта (крылатое выражение нашей заведующей Зинаиды Терентьевны)
трудно отнести к категории нормальных. Мы в выходные трудимся аки пчелки,  и
движет нами  неприлично  голый  энтузиазм,  потому  что  гроши,  которые  мы
получаем, оправдать наше, подвижничество не могут. По крайней  мере,  мое  и
Алкино. За остальных я не ручаюсь, поскольку у каждого свои рас клады:  кому
год до пенсии остался, у кого дети маленькие, со всеми вытекающими из  этого
факта последствиями.  Думаю,  вы  не  хуже  моего  знаете,  что  в  солидных
организациях  не  очень-то  поощряют  бесконечные   больничные,   а   нашему
руководству выбирать не из чего, вот и терпит.
   Что до меня, то в последнее время энтузиазма  у  меня  поубавилось.  Идея
создания самодеятельного театра, с которой я носилась последние четыре года,
больше не греет мою одинокую душу по причине полной утопичности, притом  что
на бумаге он (театр) существует. И грамоту наш ДК за него  получил,  и  одна
подмосковная районка о нем хвалебный отзыв напечатала, и  тем  не  менее  он
фикция. Потому что мои наивные девичьи мечты, по своему обыкновению,  сильно
разошлись с реальностью. Выражаясь афористичным языком публичных  политиков,
я хотела как лучше,  а  получилось  как  всегда.  Мое  детище  оказалось  на
редкость уродливым, и  я  все  чаще  размышляла,  не  прибегнуть  ли  мне  к
эвтаназии, чтобы раз и  навсегда  от  него  избавиться.  Сделать  это  проще
простого - взять Я уволиться, а я все тяну  и  тяну,  хотя  с  недавних  пор
каждая репетиция для меня хуже пытки на дыбе. Трудно в этом  признаться,  но
придется: мои самодеятельные артисты ни  на  что  не  годятся,  декорации  и
реквизит - ни к черту, а сама я - всего лишь недоучка.
   Собственно, вы уже знаете, что я настропалила лыжи из нашего ДК. Может, я
уже сегодня написала бы заявление  об  уходе,  но  предпраздничная  суматоха
заставила меня немного повременить с уходом. Короче говоря, пожалела  родной
коллектив по причине  неумолимо  надвигающихся  новогодних  празднеств.  Вот
кончатся все эти елки и утренники, тогда и рассчитаюсь.
   И неважно, что я пока не знаю, куда податься потом, главное - перевернуть
страницу,  а(дальше  разберемся,  тем  более  что  не  каждый   день   такая
возможность предоставляется - начать новую жизнь вместе с  новым  веком,  да
что там веком - тысячелетием! Правда, по этому поводу мнения, как говорится,
разделялись, некоторые утверждают, что третье тысячелетие начнет свой отсчет
только в 2001-м, но лично я не согласна ждать  еще  целый  год,  чтобы  хоть
что-нибудь изменить в своей судьбе. И надо же было такому  случиться,  чтобы
история с Парамоновым приключилась  со  мной  в  столь  сложный,  переломный
период моей жизни! А может, в этом есть некий знак, указующий перст  судьбы,
хотя я бы на ее (судьбы) месте выбрала на такой случай  какой-нибудь  другой
способ.
   Вот  чем  были  заняты  мои  мысли   во   время   репетиции   новогоднего
представления по сценарию, написанному нашей заведующей лет двадцать назад и
с  тех  пор  претерпевшему  очень  мало  изменений.  В  те  времена  Зинаида
Терентьевна самолично исполняла роль Снегурочки, а потому синий жупанчик  из
вытертого бархата и искусственную белокурую косу до копчика  я  унаследовала
непосредственно от нее. Ясное дело,  в  этот  наряд  пора  огородное  чучело
обряжать, но денег на новый у ДК нет как нет.
   Чтобы хоть как-то замаскировать это  безобразие,  приходится  изощряться:
обшивать бархатный подол елочным ?дождиком?, блестками и прочей  мишурой.  С
прошлого года Снегурочкин наряд  обветшал  пуще  прежнего,  его  впору  было
расстелить на полу у входа в ДК, чтобы вытирать  ноги  в  ненастную  погоду.
Разумеется, я довела свое мнение на сей счет до заведующей,  большей  частью
для  проформы,  поскольку  хорошо  знала,  что  она  ответит:  ?Ну  придумай
что-нибудь, в следующем году новый купим?.
   Возмущаться и спорить было бессмысленно, и я  утешилась  тайным  знанием,
что  следующее  новогоднее  представление  в  нашем  ДК  пройдет  без  моего
непосредственного участия. Тайным для бедной Зинаиды Терентьевны, которая не
догадывалась, какую свинью я собираюсь ?подложить ей в третьем тысячелетии.
   - Ладно, нашью  еще  блесток,  чтобы  прикрыть  дырки,  -  буркнула  я  и
поплелась на сцену, где меня поджидали Дед  Мороз,  Винни  Пух  и  Буратино,
нетерпеливо переступающие с ноги на ноги. Все трое  имели  не  менее  жалкий
вид, чем я.
   - Моль всю шкуру побила, - печально поведал мне Алкиным голосом  куривший
в кулисах Винни Пух.
   - Да ну? - не поверила я. - Она же искусственная!
   - Подумаешь, искусственная! - присвистнула Алка.  -  Моль  сейчас  такая,
капроновые чулки жрет! Видишь, уши какие?
   Присмотревшись к Алкиным, тьфу ты, медвежьим ушам, я  и  впрямь  заметила
довольно  обширные  прогалины,  через   которые   бессовестно   проглядывала
?начинка? - белый синтепон.
   - Да, впечатляет, - посочувствовала я Алке и посоветовала:
   - Попробуй залатать.
   - Еще чего! - фыркнула Алка. - Пусть все видят, что мой Винни Пух - бомж.
   - Хватит вам, свиристелки, давайте репетировать, а то мне  сегодня  внука
из  детсада  забирать,  -  вмешался  в  нашу  беседу  Дед  Мороз  -  пожилая
библиотекарша Клара Семеновна. У Клары Семеновны зычный командирский голос и
солидная комплекция, а потому в роли  Деда  Мороза  она  просто  неотразима.
Особенно   если   учесть   то   немаловажное   обстоятельство,   что    наша
самодеятельность испытывает хроническую нехватку мужчин.
   - Да сколько можно репетировать одно и то же! - возмутилась  Алка,  жадно
затянулась, как бывалый солдат перед атакой, и сунула окурок в банку  из-под
майонеза, стоящую на крышке старого расстроенного пианино. - С какого  места
начинаем?
   Дед Мороз Клара Семеновна невозмутимо заглянула в потрепанный сценарий:
   - Вот отсюда - ?Елочка, зажгись!"
   - Я так и знала, - хмыкнула Алка и пошкандыбала на сцену.
   За нею проследовала безмолвная тень  Буратино,  роль  которого  досталась
руководительнице  кружка  бисероплетения  миниатюрной   и   моложавой   Дине
Макаровне. Мы  с  Кларой  Семеновной  остались  за  кулисами,  поскольку  по
сценарию должны были появиться  несколько  позже,  после  знаменитого  клича
?Елочка, зажгись!?. Однако до этого так и не  дошло,  и  репетицию  пришлось
прервать в самом начале.
   А произошло  следующее.  В  строгом  соответствии  со  сценарием  Алка  и
руководительница кружка бисероплетения Дина Макаровна  притворными  детскими
голосами задушевно вывели:
   "Елочка,  зажгись!?,  мы  с  Кларой   Семеновной,   громыхая   валенками,
выкатились на сцену, я открыла рот, чтобы проблеять: ?Здравствуйте,  дорогие
ребята!? - и остолбенела. В двух шагах от сцены стоял майор  Сомов  и  криво
улыбался, склонив голову набок.
   - Елочка, зажгись! - повторили Алка и Дина Макаровна расстроенным хором.
   Я молчала, будто в рот воды набрала.
   - Здравствуйте,  дорогие  ребята...  -  услужливо  подсказала  мне  Клара
Семеновна бодрым баском Деда Мороза.
   - Здравствуйте, дорогие ребята, - сказала я тоскливо, глядя в  безоблачно
голубые глаза майора Сомова.
   Он наградил нас вялыми рукоплесканиями, я уныло раскланялась и слезла  со
сцены.

***

   - Прошу прощения за то, что сорвал ваше мероприятие, но я очень ограничен
во времени. - В подтверждение своих слов Сомов посмотрел на  часы,  которые,
насколько я в этом понимаю, были не из дешевых. Без сомнения, он приобрел их
на свое скромное милицейское жалованье.
   - Не стоит извиняться. - Я  тяжело  плюхнулась  в  ближайшее  зрительское
кресло в первом ряду.
   Сомов последовал моему примеру и умостился по левую руку от меня.
   - Вы еще не нашли Парамонова?  Чтобы  чем-то  себя  занять,  я  принялась
рассматривать задник сцены, такой же старый и вылинявший, как и все в  нашем
дышащем на ладан ДК.
   - Да нет пока. - Особенных угрызений совести по  этому  поводу  майор  не
выказал. - Вся надежда на вас, глубокоуважаемая Галина Антоновна.
   - На меня? - я даже поперхнулась. - А не много ли вы все от меня  хотите?
Как, впрочем, и все остальные.
   - Все? - несмотря на обманчивую  внешность  доброго  молодца,  Сомов  был
довольно-таки въедливым типом. - Что вы хотите этим сказать?
   Я усмехнулась:
   - У вас слишком много конкурентов. Смотрите, как бы они вас не опередили.
   - Галина Антоновна, выражайтесь пояснее, пожалуйста,  -  призвал  меня  к
порядку голубоглазый майор. - Что вы имеете в виду?
   - Вот. - Я не  стала  особенно  распространяться,  просто  протянула  ему
карточку, оставленную гражданином с рыбьей фамилией. Сама не знаю, что  меня
надоумило захватить ее с собой.
   Сомов взял карточку в руки и присвистнул:
   - Смотри-ка, и этот старый интриган туда же! Вот уж у кого нюх... И  чего
он хотел?
   - Он был не оригинален, желал узнать все о Парамонове.
   Кто бы знал, как мне все это надоело!
   - А вы?
   - А что я? Сказала, что ничего не знаю о Парамонове уже десять лет, вот и
все.
   Я вздохнула и возвела очи горе, в результате чего  в  поле  моего  зрения
попал   пыльный,   украшенный   потрескавшейся   лепниной   потолок.   И   я