ернул на другой курс, и облегчение мигом
улетучилось.
   - Вы помните лес, где впервые встретили доктора Фидлера, - спросил
Элсоп. - Перед этим там был другой мужчина. Вы помните?
   Она утвердительно кивнула.
   - Что случилось, когда вы его встретили, Арчин?
   "Господи Иисусе! Я никогда не говорил с ней о Фабердауне. О чем я
думал? Я обязан был написать об этом в отчете. Не удивительно, что Элсоп
так доволен! Как говорил папа Фрейд!.."
   - Я: я подошла, чтобы сказать ему привет, он что-то ответил, я не
поняла, он схватил меня за руку и хотел: я не знаю этого слова
по-английски. Положить меня на землю и получить от меня удовольствие.
   - Что же вы сделали?
   - Я сначала удивилась, что не понимаю, что он говорит. Потом он сделал
мне больно, толкнул меня - толкал, так, и я поняла, что должна с ним
бороться. Он был тяжелый. Я сделала так: - Жест, показывающий, как она
царапает ему щеку. - Потом я его ударила. Он отодвинулся назад, потом
начал опять, и я поняла, что должна его остановить.
   - Как?
   - Я ударила его о дерево, - пробормотала она еле слышно, словно стыдясь.
   - А перед тем, как вы его увидели? - продолжал Элсоп. - Что случилось
тогда?
   Молчание.
   - Где вы тогда были, в лесу или в поле?
   Молчание.
   Некоторое время Элсоп продолжал давить. Наконец, он вздохнул и передал
управление Полу, который вывел Арчин из гипноза и отослал в палату,
радуясь, что все наконец-то закончилось.
   - Я понимаю, как вам трудно, - согласился Элсоп, когда дверь за ней
закрылась. - Тем не менее, вам стоит придерживаться этого направления
более интенсивно - идти назад от самого раннего момента, который она
помнит. Но эта резкая граница между ясностью ее воспоминаний после
определенного момента и полным провалом до него наводит меня на мысль о
мозговой травме. Вы ведь так и не сделали ей рентген черепа?
   Пол покачал головой.
   - Как вы думаете, вы сможете ее уговорить полежать спокойно, пока ей
сделают снимок?
   - Уверен, что смогу.
   - Хорошо, сделайте это как можно быстрее. Все очень запутано, но она
определенно склонна к сотрудничеству. Это вселяет надежду:Тем не менее не
забывайте, что я вам говорил об оформлении записей.
   - Да. Простите. Но разрыв с Айрис выбил меня из колеи.
   - Может, вам стоит взять отпуск на одну-две недели? - предложил Элсоп.
   - Спасибо, но: нет. Я только начну хандрить в одиночестве, и вреда от
этого будет больше, чем пользы. Так я, по крайней мере, занят работой.
   - В жизни, знаете ли, есть и другие вещи, а не только работа, - сказал
Элсоп и поднялся. - Хотя, согласен, одинокая хандра не пойдет вам на
пользу. Когда вы сможете сделать рентген?
   - На всякий случай, мне стоит поехать вместе с ней. - Пол перелистал
настольный календарь. - Я не дежурю в эти выходные. Попробую договориться
на субботу утром, как в прошлый раз.
   - А разве в субботу у вас нет этого дурацкого комитета?
   - Черт, есть конечно. Я просто забыл записать. Но это неважно, я успею
после.
   Доктор Холинхед в последнее время проводит заседания быстро.
    
  
 
 
   34
  
 
 
   "Мне страшно."
   Пол сидел молча, почти не слыша голосов других членов комитета,
обсуждавших жалобу профсоюза, в которой утверждалось, что слишком много
ремонтных работ в больнице делают пациенты. Он даже не пытался понять, кто
о чем говорит.
   Бессловесный страх бился у него в голове, как сумасшедший скрежещущий
колокол наверху на башне.
   "Я ей все рассказал, повторил, объяснил, что ничего страшного в
рентгеновском оборудовании нет; я показывал ей снимки головы и рук.
Кажется, она поняла. Но если она опять сорвется, они: Нет, я даже не хочу
думать, что они сделают. Но что же ей померещилось тогда в этой машине?
Она не признается."
   Говорил Рошман, пухлый человечек очень еврейской наружности, очки в
роговой оправе сидели не столько у него на носу, сколько на румяных щеках,
а редкие волосы были уложены на макушке параллельными рядами, между
которыми просвечивала розовая кожа.
   "На некоторое время я отвязался от Элсопа, но то, что я не спросил
Арчин о Фабердауне и не записал все как следует в отчет, - грубая ошибка.
Зато он получил легко и просто то, что ему больше всего хотелось:
полноценное чувство, которое обычно испытывает отец, если ему удается
продемонстрировать сыну свое превосходство, и еще облегчение, что
сенсационная статья, сделающая имя сына громче его собственного, появится
не скоро."
   Перешли к следующему пункту. На этот раз Пол вообще не понял, о чем
речь.
   "Я хочу: Чего я хочу? Наверно, впустить хоть немного Ллэнро в наш
больной мир.
   Сюда, где как мухи на стекле жужжат эти глупые голоса. Цветы в
человеческий рост, дыхание далекого моря. Я хочу завещать его тому, кто
одинок, но силен внутренним зрением. Что поймет Холинхед о стране, где у
власти не те, кто сильнее всех к ней рвется, а те, кого сильнее всего
любят?"
   Холинхед, собравшийся уже объявить следующий пункт повестки дня,
заметил взгляд Пола и поднял голову.
   - Вы хотели что-то сказать, доктор Фидлер?
   - А: нет. Нет, спасибо. Это уже неважно.
   Подозрительный взгляд главврача еще некоторое время ощупывал его лицо и
наконец вернулся обратно к бумагам.
   "Потерять Ллэнро: мука. Но хотя бы помнить его: я завидую. Я помню
только гулкий туннель, дом, на милю вокруг которого не сыщешь живой души,
школу, где меня разбавленными чернилами учили отвечать на идиотские
вопросы, женщину, которая знала, что ее сын умнее и ярче других, и которая
при каждом удобном случае спешила подышать на это его сияние и потереть
рукавом, другую женщину, которая прекрасно понимала чувства первой, но
которая не дала мне исправить эту ошибку хотя бы в следующем поколении.
Есть ли на каком-нибудь далеком рукаве дельты времени Пол Фидлер, но не
один из тех миллиардов, которые жалуются мне на свою проклятую судьбу, а
счастливый? Если есть, то он думает не моим мозгом. Мой камертон не
настраивается на счастье."
   Он принялся рисовать на обратной стороне протокола. Он изобразил что-то
вроде карты из линий, расходящихся от центрального ствола. Снизу вверх он
стал ставить на них метки: первую развилку он назвал "Травма в одиннадцать
с половиной лет" и пририсовал рядом могильный холмик, вторую - "Отчислен"
- широкая стрелка, символ тюрьмы. Никакой системы в том, как он расставлял
метки не было; он мог вспомнить сотни таких развилок, не сходя с места.
   Наверху листа - современность и подсчет очков. Он вдруг заметил, что
почти каждая ветвь кончается символом какого-нибудь несчастья; не давая
воображению разыграться, он собрал их снова в одну точку и пририсовал
рядом череп и кости.
   Задумчиво он стал водить по линиям, выискивая развилку, которая вела бы
к чему-то лучшему, а не к худшему.
   "Может, здесь? Если бы Айрис разорвала помоловку? Да, пока только этот.
Я был бы раздавлен, но потом: потом в первой или второй больнице, где я
работал, я бы встретил молоденькую симпатичную медсестричку, мы бы
поженились, она бы еще поработала некоторое время, пока я не получил бы
должность с приличной зарплатой, и, может быть, сейчас я бы мечтал, как
вернусь домой и повезу жену и сына в какую-нибудь деревеньку в добром
старом Остине, и мы бы там смеялись и строили планы:"
   - Доктор Фидлер, вы намерены продолжать заседание в одиночестве?
   Холинхед со всем сарказмом, который он был способен продемонстрировать,
складывал бумаги в папку, все остальные, не торопясь, двигались к двери.
   Чертыхнувшись, Пол присоединился было к ним, но Холинхед щелкнул
пальцами и жестом приказал подождать. Он нервно подчинился.
   - Вы не слишком внимательны, доктор Фидлер, - напрямую упрекнул
Холинхед, когда все остальные, кроме мисс Лаксхэм, наводившей на столе
порядок, оказались на приличном расстоянии. - Вы фактически отсутствовали
на заседании.
   Не дожидаясь ответа, он поднялся, и лицо его посуровело.
   - Кроме того, вашу работу в последние несколько недель трудно назвать
выдающейся. Я старался воздерживаться от комментариев, но не я один
заметил ваш отсутствующий вид, и именно поэтому считаю своим долгом
призвать вас взять себя в руки.
   "Самоуверенный ублюдок."
   - Вы были когда-нибудь женаты? - спросил Пол.
   - Я знаю о: э-э: отъезде вашей супруги. Именно поэтому я в последнее
время проявлял к вам снисхождение.
   - Так были или нет?
   - Не понимаю, зачем это вам?
   - Если бы вы были женаты, вы бы понимали. Возможно.
   - Если я правильно уловил вашу мысль, - резко сказал Холинхед, - то
должен в свою очередь потребовать, чтобы вы учли возможные последствия
ваших ежедневных и многочасовых бесед с молодой и привлекательной
пациенткой. И прежде чем вы - судя по вашему виду - скажете какую-нибудь
грубость, позвольте подчеркнуть, что в то время, пока я с ничем не
оправданной непредусмотрительностью вам доверяю, среди пациентов
психиатрической больницы ходят упорные слухи о вашем приятном
времяпрепровождении. Было бы полезно для всех, если бы доктор Радж
освободила вас от ведения этой пациентки.
   - Полезно для всех? - дернувшись, откликнулся Пол. - Для всех, кроме
самой пациентки. Я всегда считал, что прежде всего должны учитываться
интересы больных.
   - Вы просто не знаете, - пробурчал Холинхед, - какое прозвище ходит
сейчас по больнице применительно к этой молодой женщине. Ничего похожего
на "Сопливого Эла" для доктора Элсопа или моего собственного эпитета
"Святой Джо".
   "Хорошенькое дело. Я был уверен, что он ничего не знает об изобретениях
Мирзы."
   Вслух Пол сказал:
   - Что еще за прозвище? Я ничего не слышал.
   - Они ее зовут: - Холинхед замялся. - Они ее зовут фидлеровской сучкой.
    
 На этот раз рентген был назначен на половину двенадцатого. Больничная
машина ждала у входа недалеко от того места, где он поставил свою, но до
отъезда оставалось еще несколько минут.
   Пол стоял рядом с машиной, греясь на солнце и радуясь поводу надеть
темные очки и спрятать глаза от водителя, с которым пришлось из вежливости
переброситься парой дежурных фраз. Поскольку в Чент потом возвращаться
было не нужно, он решил, что поедет на машине вслед за больничной, а потом
- сразу домой.
   - Прекрасный день, - слушал он вполуха болтовню шофера. - Хотел свозить
жену с ребенком на природу. В реке поплавать, может быть. Пока погода не
испортилась. - Критический взгляд в небо. - А вместо этого придется
торчать в Бликхеме до самой темноты.
   "Фидлеровская сучка. Не может быть, чтобы это запустил Мирза. На него
не похоже.
   Да и ни на кого:"
   - Они должны быть с минуты на минуту, - механически сказал он. - Да,
вон сестра Дэвис ее ведет.
   "Чем-то недовольна. Поссорилась с дружком? Или просто неохота работать
в такой хороший день?"
   - Доброе утро, Арчин.
   - Доброе утро, доктор Фидлер.
   "Значит, ее так зовут? И это ее не задевает? Наверно не знает, какой
смысл в английском языке имеет слово "сучка"."
   Он чувствовал странное давление в голове, словно череп вот-вот лопнет,
как пережженный глиняный горшок под горячим солнцем, и все его тайные
мысли высыпятся наружу на обозрение всему миру.
   - Вы едете с нами, доктор? - спросила сестра Дэвис непривычно резко.
Шофер открыл заднюю дверь, чтобы Арчин могла забраться внутрь, что она и
сделала, бросив грустный взгляд на больничный сад.
   - Я поеду за вами на своей.
   - Понятно. - Сестра разочарованно закусила нижнюю губу.
   - В чем дело, сестра?
   - Ну: Я не думала, что это займет так много времени. - Она замялась,
потом быстро сказала, словно решив, что незачем скрывать. - Я должна была
освободиться до ланча, и мы договорились с другом, что он меня встретит, и
я подумала, что если вы поедете в больничной машине, то: ладно, не имеет
значения.
   Она забралась вслед за Арчин в машину, и водитель со стуком захлопнул
за ними дверцу. Этот звук откликнулся гулким эхом в голове Пола.
   "Торопится на свидание, наверное с каким-нибудь красавцем. Мечтает
отвезти жену и ребенка поплавать в реке. А я? У меня голова трещит от
перегретого солнцем учебника. Худшее лето в моей жизни. Мирза уезжает,
Айрис нет, ребенка: наверное, тоже уже нет. У меня не осталось ничего,
кроме несущуствующего мира по имени Ллэнро, но и его они скоро отнимут."
   Он не заметил, как доехал от Чента до Бликхемской больницы; сознание
его выключилось и вернулось обратно, только когда он протянул руку Арчин,
чтобы помочь ей выйти из машины. Она подняла глаза на чистое голубое небо
и вздохнула.
 
   - Что-нибудь не так, Арчин? - спросил он, волнуясь, что может вернуться
ее слепой страх и все его уговоры и увещевания разлетятся прахом.
   - Я хочу:
   - Что?
   - Я хочу увидеть это опять, - сказала она и, уступая нетерпению сестры
Дэвис, покорно двинулась за ней к дверям больницы: трогательная печальная
кукла в уродливом ситцевом платье и грубых тяжелых башмаках.
   "Она хотела пожаловаться. Смотреть через решетку на летнее небо: это
кого угодно выведет из себя."
   Дежурил тот же молодой человек, что и в прошлый раз, и так же как и в
прошлый раз, он был сильно раздосадован. И опять извинялся. Сегодня
расписание полетело к черту из-за лошади, которая лягнула двух человек,
сшибла третьего, и ее пришлось пристрелить, но единственным подходящим
оружием для этого оказалось охотничье ружье, из-за чего ни в чем ни
повинному прохожему попала в ногу дробь.
 
   Это означало, что ждать придется минимум полчаса.
   Некоторое время Пол размышлял о зарешеченных окнах и Ллэнро. Затем его
глаза остановились на лице сестры Дэвис с опущенными углами ее обычно
улыбающихся губ, а в ушах раздался обиженный плач ребенка, которому
пообещали путешествие на речку, а теперь все срывается.
   Он сказал:
   - Скажите водителю, чтобы он отвез вас домой, сестра. Я привезу Арчин в
Чент на своей машине.
   "Я это сказал. Должно быть я думал об этом, пока ехал. Просто у меня
сейчас ничего не держится в голове. Но ради всего святого, нет такого
закона! У нее нет документов, она не добровольный пациент, ее просто
засунули в Чент, потому что это кому-то показалось удобным. Взгляни на эту
смуглую мордашку; на ней так и светится "ах!""
   Но мордашка лишь изумленно улыбнулась.
   - Вы уверены, доктор? Я хочу сказать, вы уверены, что все будет
нормально?
   - Идите, - ворчливо сказал он. - Пока я не передумал.
   На миг ему показалось, что она бросится ему на шею, но она лишь
рассыпалась в благодарностях, крутанулась на каблуках и исчезла.
   Дежурный с сомнением посмотрел на Арчин.
   - Вы ручаетесь, доктор? - тихо спросил он Пола. - Прошлый раз, вы
знаете:
   - Это единственное в мире, что изменилось к лучшему, - уверенно ответил
Пол.
   - Я все-таки позову санитара, - сказал дежурный. - На всякий случай.
   "Только не подведи меня, девочка. Только не подведи."
   Не подвела. Ей, не торопясь, дали рассмотреть аппарат, что она
проделала с тщательностью, выходящей за рамки простого любопытства, затем
пожала плечами и села на нужное для снимка место. Пол подумал, что только
он заметил, каких усилий ей это стоило.
   К тому времени, когда Пол закончил договариваться, чтобы снимок
переправили в Чент, субботний рабочий день в больнице подошел к концу.
Коридор заполнился сестрами, закончившими дежурство и спешащими к выходу,
одеты они были в легкие платья из полупрозрачной материи, без рукавов и не
достающие до колен, двоих или троих сопровождали парни в рубашках с
распахнутыми воротниками. Они пересекали больничный двор, просачиваясь
между припаркованными машинами и вливались в толпу, стекающуюся со всех
сторон к автобусной остановке в ста ярдах дальше по улице.
   Арчин замерла в дверях, и Пол, почувствовав ее настроение, остановился
рядом.
   Некоторое время она всматривалась в протекавшую мимо толпу, потом
сказала:
   - Пол, я здесь уже несколько месяцев, но ваш мир видела только по
телевизору. Я даже не видела ваши города.
   - Боюсь, что:
   Слова умерли, не родившись.
   "Нет, чем бы все это ни закончилось, нельзя, чтобы она думала, будто в
моем мире нет ничего лучше, чем убогий Чент, войны и тюрьмы. Обрывки
счастья. У других пациентов есть родственники, которые забирают их на
выходные домой. У нее нет никого. И у меня нет никого."
   Он взял ее за руку и повел в мимо машины, чувствуя себя почти пьяным от
собственной храбрости.
   "Если пациент не может быть уверен, что он в безопасности рядом со
своим врачом, то грош цена такому врачу. Черт с тобой, Святой Джо. Уличный
скрипач ведет свою сучку на прогулку."
    
  
 
 
   35
  
 
 
   Сперва он держался настороже, опасаясь, что она попытается убежать. Но
очень быстро успокоился и сам увлекся прогулкой. Арчин радовалась так, что
чуть не прыгала по тротуару - словно девочка, вырвавшаяся на каникулы из
ненавистной школы. В ее поведении было что-то детское и трогательное: она
без всякого стеснения таращилась на прохожих, через каждые несколько ярдов
останавливалась поглазеть на витрины и требовала объяснений всему, что там
видела.
   Бликхем никогда не был особенно привлекательным городом, но сегодня
погода скрашивала его безобразие. Пол провел ее по самым симпатичным
улицам, показал елизаветинскую ратушу, еще две или три
достопримечательности, но потом сдался, и они стали бродить просто так,
куда глаза глядят. Трогательное восхищение, с которым она встречала все
вокруг, было ему наградой.
   Через час или чуть больше он почувствовал, что проголодался. Тут
возникала проблема с ее непреклонным вегетарианством, но, поломав
несколько минут голову, он вспомнил о китайском ресторанчике, в который
ходил как-то на ланч с помощником Элсопа. Располагался он как раз
неподалеку.
   Повернувшись, чтобы заговорить о еде, он вдруг обнаружил, что Арчин
чем-то подавлена, в полную противоположность ее радужному настроению всего
минуту назад.
   - Что случилось? - встревоженно спросил он.
   - Нет, нет, ты собирался что-то сказать?
   - Я подумал, что надо сходить поесть. Я знаю место, где не дают мясо.
   Она кивнула и некоторое время шла молча. Наконец, когда они прошли мимо
группы людей, сказала:
   - Пол!
   - Да?
   - Эти люди очень странно на меня смотрят. Почему?
   Ничего не понимая, он сам уставился на нее, потом вдруг щелкнул
пальцами.
   "Господи! В этом мешке вместо платья на два размера больше, чем надо, и
в солдафонских штиблетах - люди, наверно, думают, что ее только что
выпустили из тюрьмы."
   Он остановился и огляделся по сторонам.
   "Нельзя, чтобы такая ерунда испортила ей день. Но она не знает своего
размера.
   Что же делать, покупать портновскую ленту? Нет, к черту. Я обращаюсь с
ней, как с ребенком. Я чувствую себя отцом. Я чувствую: Проклятье, я
чувствую гордость."
   - Правильно! - сказал он вслух. В следующий раз тот, кто на тебя
посмотрит, подумает: "Ну и ну!"
   - Что?
   - Неважно.
   В Бликхеме был универмаг, работавший по субботам, специально для мелких
клерков и фермеров, которые только в выходные дни и могли выбраться за
покупками. В отделе женской одежды они сразу же натолкнулись на
продавщицу, черное форменное платье которой вместо пояса было подвязано
измерительной лентой.
   - Эта юная леди провела некоторое время в больнице, и ее: гм: одежда
сейчас на складе, - весело солгал он. - Не могли бы вы подобрать ей
что-нибудь подходящее?
 
   Продавщица с сомнением посмотрела на Арчин.
   - Только в подростковом отделе, - ответила она. - Вон там.
   Пол повернулся туда, куда она показывала. В дальнем углу отдела он
увидел множество полок и вешалок с разноцветной яркой одеждой, которые они
почему-то не заметили, когда входили. Он уверенно двинулся в указанную
сторону.
   "Теперь посмотрим, удалось ли мне набраться вкуса от лондонских модниц,
которые всегда крутились вокруг Айрис. Должна же быть хоть какая-то польза
от этой проклятой женщины."
   Глаза его выхватили трикотажное нижнее белье в дерзкую черно-белую
клетку, кружевной пояс для чулок и сами чулки с белой оборкой поверху и в
сеточку с цветочным