алось 6 дюймов росту, я был реален,
испуган и голоден. В одной из оконных жалюзи спальни я обнаружил шель,
выходившую на восток и бежавшую от пола до потолка. Схватился за ветку
кустарника, забрался, прополз по ней внутрь куста. Никто, кроме меня, не
знал, что Сара умерла. Однако, реальной пользы в этом не наблюдалось. Если
я хочу жить дальше, надо найти, чего бы поесть. Но отвязаться от мысли:
как мое дело рассматривали бы в суде, - я не мог. Виновен? Я оторвал
кусочек листика и пожевал. Не годится. Едва ли. Потом во дворе к югу я
заметил дамочку, выставившую тарелку с какой-то дрянью для своего кота. Я
выполз из кустика и стал пробираться к ней, следя за любым движением и
домашним животным вокруг. На вкус дрянь оказалась гаже всего, что мне в
жизни доводилось есть, но выбора не было. Я сожрал с кошачьей тарелки все,
что в меня влезло, - у смерти вкус гораздо хуже. Потом дошел до куста и
снова забрался внутрь.
   Вот он я, решение проблемы Взрыва Народонаселения, болтаюсь на кустике
с набитым кошачьей едой пузом.
   Дальнейшими подробностями мне вас утомлять не хочется. Постоянно
спасался от кошек, собак и крыс. Ошушал, как помаленьку подрастаю.
Наблюдал, как выносят тело Сары. Залез внутрь и понял, что еше слишком
маленький и по-прежнему не достаю до дверцы холодильника.
   Был день, когда кот чуть было меня не сцапал, когда ел из его миски.
Пришлось делать ноги.
   Во мне уже было 8 или десять дюймов. Я рос. Я уже пугал голубей. Когда
можешь распугивать голубей, то уже знаешь - победа не за горами. Однажды
я просто помчался по улице, прячась в тени зданий, под заборами и прочей
ерундой. Я так бежал и прятался, пока не достиг супермаркета; там, у
самого входа, я спрятался под газетным киоском. Когда подошла большая
женщина, и электрическая дверь открылась, я проскользнул внутрь за ней
следом. Один из кассиров у выхода поднял голову, когда я проходил мимо:
   - Эй, а это еше что за чертовня?
   - Какая? - переспросила покупательница.
   - Мне что-то показалось, - ответил кассир, - а может, и нет. Нет,
надеюсь, что да.
   Мне как-то удалось прокрасться к ним на склад незаметно. Я спрятался за
ящики с печеными бобами. Той же ночью я вышел из укрытия и наелся до
отвала.
   Картофельный салат, маринованные огурчики, ветчина с черным хлебом,
чипсы и пиво, много пива. Это стало входить в привычку. Целыми днями я
прятался на складе, а ночью выходил и устраивал себе банкет. Но я рос, и
прятаться становилось все труднее. Я пристрастился наблюдать, как менеджер
каждый вечер складывает в сейф выручку. Уходил он последним. Каждый вечер,
когда он убирал деньги, я считал паузы. Порядок, казалось, был такой: 7
направо, 6 налево, 4 направо, 6 налево, 3 направо, открыто. Каждую ночь я
подходил к сейфу и подбирал цифры. Чтобы доставать до замка, приходилось
строить что-то вроде лестницы из пустых коробок. Ничего не получалось, но
я попыток не бросал. То есть, каждую ночь. А тем временем я рос быстро.
Наверное, уже фута 3 было. В магазине секция одежды оказалась очень
маленькой, поэтому приходилось забираться в размеры больше. Проблема
народонаселения возвращалась. А потом однажды ночью сейф открылся. Там
лежало 23 тысячи долларов наличными. Должно быть, я попал на них перед
самой сдачей денег в банк. Я прихватил ключ, которым пользовался менеджер,
чтобы выйти, не поднимая сигнала тревоги. Прошел немного вниз по улице и
на неделю снял себе номер в Сансет-Мотеле. Барышне сказал, что работаю
карликом в кино. Это только нагнало на нее больше скуки.
   - Никакого телевидения или громких звуков после десяти вечера. Таковы
у нас правила.
   Она взяла у меня деньги, дала квитанцию и закрыла дверь.
   На ключе было написано: Комната 103. Я ее даже смотреть не стал. Двери
мелькали мимо: 98, 99, 100, 101, а я шагал на север, к Голливудским
Холмам, к тем горам, что за ними, и великий золотой свет Господа сиял мне,
и я вырастал.
 
 
 
 
 
 
 
   ЕБЛИВАЯ МАШИНА
 
 
 
 
 
   жаркая ночь у Тони стояла, о ебле даже мысль в голову не приходит,
хлещешь холодное пиво и вс„. Тони катнул парочку мне и Индейцу Майку, и
Майк вытащил бабки, пусть хоть за первую заплатит. Тони выбил чек, скучая,
оглядел заведение - 5 или шестеро сидят, стаканы свои изучают, олухи.
поэтому Тони подвалил к нам.
   - что нового, Тони? - спросил я.
   - а-а, говно, - ответил Тони.
   - это не ново.
   - говно, - повторил Тони.
   - а-а, говно, - подтвердил Индеец Майк.
   мы отхлебнули пива.
   - что ты думаешь о луне? - спросил я Тони.
   - говно, - ответил Тони.
   - ага, - подтвердил Индеец Майк, - если на земле мудак, то и на луне
мудаком останешься. без разницы.
   - говорят, на Марсе, вероятно, жизни нет, - сказал я.
   - и что? - спросил Тони.
   - а, говно, - сказал я. - еще 2 пива.
   Тони их нам катнул, подошел за деньгами, выбил, вернулся на место.
   - вот говно, как жарко-то. уж лучше слохнуть, как вчерашний Котекс.
   - куда люди попадают после смерти, Тони?
   - в говно. какая разница?
   - ты что, не веришь в Человеческий Дух?
   - говна мешок!
   мы пили пиво и обдумывали это замечание.
   - слушайте, - сказал я, - мне надо поссать.
   я пошел к писсуару, а там, как обычно, торчал Филин Пити.
   извлек свой инструмент и начал ссать.
   - какой у тебя хуй маленький, - сообщил он мне.
   - когда я ссу или медитирую - да. но я отношусь к суперрастяжимому
типу. когда я готов к бою, каждый дюйм, что у меня есть сейчас,
приравнивается к шести.
   - тогда хорошо, коли не врешь, потому что я вижу только два дюйма.
   - я только головку высовываю.
   - я тебе доллар заплачу, если дашь отсосать.
   - это немного.
   - ты выташил больше, чем только головку, ты вытащил вообще вс„, что у
тебя есть.
   - отъебись, Пит.
   - ты еще ко мне прибежишь, когда деньги на пиво кончатся.
   я вышел обратно.
   - еще 2 пива, - заказал я.
   Тони проделал весь номер снова, вернулся.
   - такая жара, что я, наверное, рехнусь, - сказал он.
   - жара просто заставляет тебя осознать свою подлинную сущность, -
сказал я Тони.
   - секундочку! ты что, меня чокнутым назвал?
   - да мы все тут такие, только это держится в тайне.
   - ладно, допустим, это говно твое - правда: сколько тогда на земле
здравых людей? вообще хоть один остался?
   - несколько.
   - сколько?
   - из миллиарда?
   - да, да.
   - ну, я бы сказал, 5-6.
   - 5-6? - переспросил Индеец Майк. - соси мой хуй!
   - слушай, - сказал Тони. - а откуда ты знаешь, что я псих? как нам
это сходит с рук?
   - ну, поскольку все мы психи, контролировать нас могут только очень
немногие, их слишком мало, поэтому они нам просто дают порезвиться на
воле. больше пока сделать они ничего не могут. я некоторое время думал,
что они найдут себе какое-нибудь местечко для жизни в открытом космосе, а
нас уничтожат. теперь же я знаю, что и космос психи контролируют.
   - откуда знаешь?
   - потому что они в луну американский флаг воткнули.
   - а если бы русские русский флаг в луну воткнули?
   - то же самое, - ответил я.
   - а ты, значит, беспристрастен? - спросил Тони.
   - я беспристрастен ко всем степеням безумия.
   мы притихли, пили дальше. Тони тоже начал начислять себе скотча с
водой. он-то вправе, он тут хозяин.
   - господи, какая жарища, - сказал Тони.
   - да, говно, - подтвердил Индеец Майк.
   затем Тони заговорил.
   - безумие, - сказал Тони, - а знаете, вот в эту самую минуту кое-что
очень безумное тут происходит!
   - ну дак, - подтвердил я.
   - нет-нет-нет... я имею в виду ПРЯМО ВОТ ТУТ, у меня!
   - м-да?
   - м-да. настолько безумное, что иногда самому страшно.
   - рассказывай, Тони, - сказал я, постоянно готовый выслушать чужое
дерьмо.
   Тони склонился очень близко.
   - я знаю, у одного парня тут есть машина для ебли. не какое-нибуль
сумасшедшее говно из секс-журналов, как в рекламе пишут, грелки там со
сменной пиздой из теста и прочая хрень. парень в самом деле ее собрал.
немецкий ученый, мы его заполучили, я имею в виду, наше правительство,
пока русские его не сцапали. а теперь держат в секрете.
   - конечно, Тони, еше бы...
   - Фон Брашлиц. наше правительство пыталось заинтересовать его в
КОСМОСЕ. фиг там. просто блистательный старый хрыч, но все мозги одной
этой ЕБЛИВОЙ МАШИНОЙ забиты. и в то же время считает себя чем-то типа
художника, иногда даже Микеланджело себя называет... его списали на
пенсию, на 500 баксов в месяц, чтоб только не помер и в психушку не
загремел. некоторое время за ним присматривали, а потом им надоело или
забыли про него, но чеки слали регулярно, и агент время от времени заходил
к нему поговорить минут на двадцать раз в месяц, в отчете писал, что он
по-прежнему псих, потом отваливал. и вот он мотался по городам, мотался,
везде за собой здоровенный красный чемодан таскал. наконец, как-то вечером
заруливает сюда и начинает кирять. тележит мне, что он старый, устал, что
ему нужно хорошее тихое местечко - исследования проводить. я от него
отмазывался, как только мог. сюда много чокнутых захаживает, сами знаете.
   - ага, - подтвердил я.
   - тогда, чуваки, он надирается все сильнее и сильнее, и выкладывает
мне. он-де изобрел механическую бабу, которая мужика выебет лучше любой
женщины в истории!
   плюс никаких котексов, никакого говна, никаких наездов!
   - я ищу, - сказал я, - такую бабу всю свою жизнь.
   Тони рассмеялся:
   - все ищут. я решил, что он ненормальный, конечно, пока как-то ночью
после закрытия он не завел меня к себе в ночлежку и не вытащил из красного
чемодана свою ЕБЛИВУЮ МАШИНУ.
   - и?
   - будто в рай попадаешь, а не сдох.
   - давай, конец угадаю? - предложил я Тони.
   - валяй.
   - Фон Брашлиц и его ЕБЛИВАЯ МАШИНА сейчас у тебя наверху сидят.
   - а-га, - протянул Тони.
   - сколько?
   - двадцатка с рыла.
   - двадцать баксов с машиной поебаться?
   - он превзошел вс„, что бы нас ни Создало. сами увидите.
   - да Филин Пити у меня за доллар отсосет.
   - Филин Пити-то ништяк, только он - не изобретение, которое богов на
лопатки положит.
   я сунул ему 20.
   - ну, Тони, гляди у меня: если это ты по жаре приколоться решил, то
считай, лучшего своего клиента ты уже потерял!
   - ты же сам сказал, что мы все тут вс„ равно чокнутые. дело твое.
   - правильно, - сказал я.
   - правильно, - поддакнул Индеец Майк, - и вот мои 20.
   - я только 50 процентов получаю, вы должны меня понять. остальное Фон
Брашлицу идет. пенсия в 500 баксов - это не сильно много с инфляцией и
налогами, а Фон Б. к тому же шнапс хлещет, как сумасшедший.
   - пошли, - сказал я, - 40 баксов у тебя уже есть. где эта
бессмертная ЕБЛИВАЯ МАШИНА?
   Тони поднял створку стойки и сказал:
   - проходите сюда. подниметесь по задней лестнице, просто подниметесь,
постучите, скажете: "нас Тони прислал".
   - что, в любую дверь?
   - ј69.
   - ох ты ж черт, - сказал я. - ну еще бы.
   - ох ты ж черт, - передразнил Тони. - лучше яйца в кулак собери.
   мы нашли лестницу, поднялись.
   - Тони прикола ради на все пойдет, - сказал я.
   идем дальше, вот она - дверь ј69.
   я постучал:
   - нас Тони прислал.
   - ах, заходите же, джентльмены!
   сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с
двойными линзами. прямо как старом кино. у него, казалось, была гостья -
молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.
   она закинула одну ногу на другую, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые
колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчивались
длинные чулки и едва намечалась полоска голого тела. она вся была сплошной
попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза....
   - джентльмены - моя дочь, Таня...
   - что?
   - ах, да, знаю, я так... стар... но точно так же, как существует миф о
черных с их вечно огромными хуями, есть еще и миф о старых грязных немцах,
никогда не прекращающих ебстись. верьте во что хотите. это моя дочь Таня
как бы там ни было...
   - приветик, мальчики, - рассмеялась она.
   тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ
МАШИНЫ.
   он допил шнапс.
   - так, значит... вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?
   - Папа! - сказала Таня, - неужели всегда нужно быть таким грубым?
   Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.
   потом профессор хлопнул следующий стакан шнапса, поднялся и подошел к
двери с надписью КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ. повернулся к нам,
улыбнулся, а затем очень медленно отворил дверь, зашел внутрь и выкатил
эту штуковину на чем-то вроде больничной койки с колесиками.
   совершенно ГОЛУЮ глыбу металла.
   проф подкатил эту фиговину прямо к нам и замычал какую-то дурацкую
песенку - вероятно, что-то из немецкого.
   глыба металла с такой дырой посередине. у профессора в руке появилась
масленка, он ткнул ею в дырку и начал закачивать внутрь хренову тучу
масла, по ходу дела мыча свою безумную немецкую песенку.
   он все качал и качал, потом оглянулся через плечо, сказал:
   - славно, я? - и снова отвернулся, качая себе дальше.
   Индеец Майк взглянул на меня, попробовал рассмеяться, вымолвил:
   - черт побери... нас опять отымели!
   - ага, - ответил я, - я уже, наверное, лет пять не барался, но будь
я проклят, если засуну хуй в эту кучу свинца!
   Фон Брашлиц расхохотался, подошел к своему шкафчику с пойлом, отыскал
еще одну чекушку шнапса, начислил себе хорошенько и уселся лицом к нам.
   - когда мы в Германии начали понимать, что война проиграна, а сеть
затягивается - до самой последней битвы за Берлин, - мы поняли, что
война приобрела новую сущность: подлинная война разгорелась за то, кто
побольше немецких ученых себе захапает. Россия ли цапнет себе побольше,
Америка - именно они первыми доберутся до луны, первыми до Марса... все
что угодно сделают первыми. не знаю уж, как там на самом деле у них
вышло... по количеству или в смысле научной силы мозга. знаю только то,
что до меня американцы добрались первыми, вытащили меня, увезли в машине,
дали выпить, уперли дуло в висок, наобещали кучу, орали, как ненормальные.
я все подписал...
   - ладно, - сказал я, - довольно истории, я все равно свою письку,
свою бедную маленькую письку в эту глыбу сталепроката совать не собираюсь
- или как там она у вас называется! Гитлер точно чокнутый был, если с
вами нянчился, лучше б до вашей задницы первыми добрались русские! верните
мне мои 20 баксов!
   Фон Брашлиц рассмеялся:
   - хииихииихииихи... это же всего-навсего моя маленькая шутка, найн?
   хиихиихиихиии!
   он запихал гору свинца обратно в чулан, захлопнул дверь.
   - ох, хихииихи! - и еще чуток отпил шнапса.
   затем Фон Б. налил себе еще. ну он и хлещет.
   - джентльмены, я - художник и изобретатель! моя ЕБЛИВАЯ МАШИНА - на
самом деле, моя дочь, Таня...
   - опять шуточки, Фон? - спросил я.
   - никаких шуточек! Таня! подойди и сядь джентльмену на колени!
   Таня расхохоталась, встала, подошла и села мне на колени. ЕБЛИВАЯ
МАШИНА? я не мог в это поверить! кожа ее была кожей - или ею казалась, а
язык, вкручиваясь мне в рот, когда мы целовались, был далеко не
механическим - каждое движение его отличалось от прежнего, отвечало на
мои.
   и тут я приступил: сдирал с ее грудей блузку, исследовал трусики,
распалился сильнее, чем за все последние годы, а потом мы с нею сплелись;
уж и не знаю, как, но мы оказались на ногах - и я взял ее стоя, руками
вцепившись в ее длинные светлые волосы, загибая ей назад голову, а потом
скользнул пальцами вниз, раздвигая ей ягодицы, и пихал, пихал, она кончила
- - я почувствовал в ней биение и тоже вступил.
   лучше ебли у меня вообще никогда не было!
   Таня сходила в ванную, почистилась и приняла душ, снова оделась для
Индейца Майка. наверное.
   - величайшее человеческое изобретение, - довольно серьезно произнес
Фон Брашлиц. вполне справедливо.
   тут Таня вышла и уселась МНЕ на колени.
   - НЕТ! НЕТ! ТАНЯ! ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ВТОРОГО! ЭТОГО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТЪЕБАЛА!
   она, казалось, не услышала, и это было странно даже для ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ,
поскольку в самом деле я никогда очень хорошим любовником и не был.
   - ты меня любишь? - спросила она.
   - да.
   - я тебя люблю, и я так счастлива, и... я не должна быть живой, ты
ведь это знаешь, правда?
   - я люблю тебя, Таня. вот все, что я знаю.
   - черт побери! - заорал старик, - ЕБАНАЯ ЕБЛИВАЯ МАШИНА! - он
подскочил к полированному ящику, на стенке которого печатными буквами
значилось ТАНЯ. оттуда торчали разноцветные проводки; виднелись шкалы с
дрожавшими стрелками множества разных цветов, огоньки, мигавшие то и дело,
что-то тикало... я никогда не сталкивался с более ненормальным сутенером,
чем Фон Б. он по-прежнему забавлялся со своими шкалами, потом взглянул на
Таню:
   - 25 ЛЕТ! почти всю жизнь тебя строил! даже от ГИТЛЕРА тебя прятать
пришлось! а теперь... пытаешься превратиться в обычную заурядную блядь!
   - мне не 25, - сказала Таня, - мне 24.
   - видите? видите? как простая сука!
   и он вернулся к своим шкалам.
   - ты другой помадой накрасилась, - сказал я Тане.
   - тебе нравится?
   - о, да!
   она перегнулась и поцеловала меня.
   Фон Б. все так же играл со своими манометрами. я чувствовал, что он
выиграет.
   Фон Брашлии повернулся к Индейцу Майку:
   - это просто незначительный каприз техники, верьте мне. через минуту я
все исправлю, я?
   - надеюсь, - произнес Индеец Майк. - у меня тут 14 дюймов ждут, и я
на 20 баксов обеднел.
   - я люблю тебя, - говорила мне Таня. - я никогда ни с одним
человеком ебаться больше не буду. если ты не сможешь быть со мной, то
никого другого у меня не будет.
   - я прошу тебя, Таня, что бы ты ни сделала.
   проф уже злился, он крутил ручки, но ничего не происходило:
   -ТАНЯ! тебе уже пора ЕБАТЬ ВТОРОГО человека! я уже... устал...
наверное, шнапс... спать... Таня...
   - ах, - сказала Таня, - ты гнилой старый ебила! со своим шнапсом -
а потом за сиськи меня всю ночь кусаешь, заснуть мне не даешь! сам даже
поднять его по-человечески не можешь! блевать тянет!
   - ВАС?
   - Я СКАЗАЛА, "ТЫ ДАЖЕ ПОДНЯТЬ ЕГО ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ НЕ МОЖЕШЬ!"
   - ты, Таня, ты за это заплатишь! ты - мо„ творение, а не я тво„!
   он продолжал вертеть свои волшебные рукоятки. я имею в виду, на своей
машине. он уже довольно сильно рассердился, это было хорошо заметно. видно
было и то, что гнев придал ему какое-то сияние превыше его самого.
   - ты подожди, Майк, мне просто надо электронику подрегулировать!
подожди!
   короткое замыкание! я его вижу!
   потом он подскочил. этот парень, которого спасли от русских.
   он посмотрел на Индейца Майка:
   - вс„ исправлено! машина в порядке! наслаждайся!
   и он отошел к своей бутылке шнапса, налил себе хорошенько, сел смотреть.
   Таня встала у меня с коленей и подошла к Индейцу Майку. я наблюдал, как
они обнимаются.
   Таня расстегнула Майку молнию, вытащила его хуй - чуваки, хуя же у
него было до хуя! он сказал 14 дюймов, а больше походило на все 20.
   тут Таня обвила этот хуй всеми своими пальцами.
   Майк застонал от благости.
   затем она вырвала весь этот хуй прямо из тела. и отбросила его в
сторону.
   я видел, как эта штука покатилась по ковру обезумевшей сосиской,
оставляя за собой печальныи след из капелек крови, докатилась до стены. и
осталась там - с головкой, но без ножек, да и пойти некуда... что, в
обшем-то, было похоже на правду.
   за ним последовали ЯЙЦА - полетели прямо по воздуху. тяжелой кривой
дугой. они просто шлепнулись на середину ковра, не зная, что бы еше такого
сделать - кроме как капать на него кровью.
   вот они и капали.
   Фон Брашлиц, герой русско-американского вторжения, пристально посмотрел
на то, что осталось от Индейца Майка, моего старого кореша и собутыльника,
что ярко краснело на полу, расползаясь от центра, - и выбрал прямой путь,
вниз по лестнице...
   комната 69 предпочла все, что угодно, только не это.
   а затем я спросил ее:
   - Таня, легавые приск