кружного Участка впридачу. причем, я не имею в виду
"менты", я хотел сказать "полицейские". а еще Марлен Дитрих с таким
разрезом сбоку платья, ей уже, наверное, под 70? - когда она танцевала в
Лас-Вегасе, член у меня так вырос, что за чудесная женщина. хорошая
американская жизнь и хорошие американские деньги могут навечно сохранить
нас молодыми, разве нет?
   - Дэн?
   - чего, Бэг?
   - этот в самом деле уже готов! чувств у меня не так много осталось, но
даже меня от него уже тошнит. пускай подписывает свой контрактик, и
отправляй его на хер. им он по душе придется. господи, и чего только
человек не сделает, чтоб только в живых остаться? иногда я свою работу
даже ненавижу. это ведь плохо, разве нет, Лэн?
   - ну дак, Бэг. а как только я отправлю этого олуха восвояси, у меня
для тебя есть одна маленькая штучка - чуток старого доброго тоника.
   - ах, чудно, чудно... и что это такое?
   - четверть оборотика через выжималку.
   - ЧЕГО?
   - о, прекрасно лечит тоску или несвоевременные мысли. ну, типа такого.
   - а подействует?
   - лучше аспирина.
   - ладно, убери этого болвана.
   Барни Андерсона отправили вниз по лестнице. Бэгли встал и подошел к
ближайшей выжималке.
   - эти старушенции - Уэст и Дитрих, по-прежнему засвечивают сиськи и
ноги, черт, да в этом никакого смысла нет, они это делали, когда мне было
6 лет.
   отчего у них так получается?
   - ни от чего. подтяжки, корсеты, пудра, прожектора, фальшивые
накладки, набивки, подкладки, солома, навоз в общем. от них твоя бабушка
будет выглядеть на 16 лет.
   - моя бабушка умерла.
   - и все равно у них это получится.
   - да, да, ты, наверное, прав. - Бэгли пошел к выжималке. - только
четверть оборота. тебе можно доверять?
   - ты ведь мой партнер, правда, Бэг?
   - конечно, Дэн.
   - мы сколько с тобой вместе дела ведем?
   - 25 лет.
   - поэтому - ладно, когда я говорю ЧЕТВЕРТЬ ОБОРОТА, я и имею в виду
ЧЕТВЕРТЬ ОБОРОТА.
   - чего делать надо?
   - просунь руки между валиков, это как в стиральной машинке.
   - вон туда?
   - ага. поехали! ухупии!
   - эй, мужик, не забудь - четверть оборота.
   - конечно, Бэг, ты что - не доверяешь мне?
   - теперь придется.
   - знаешь, а я ведь твою жену втихаря „б.
   - ах ты гнида! да я тебя убью!
   Дэнфорт оставил машину крутиться, сел за стол Бэгли, закурил, помычал
себе под нос песенку: "о, счастливый я, жизнь роскошная моя, и карманы
рвутся от мечтаний... хоть пуст мой кошелек, но я - почти что бог, и
карманы рвутся от мечтаний..."
   потом встал и подошел к машине с Бэгли.
   - ты же сказал четверть оборота, - произнес Бэгли. - а уже полтора.
   - ты что, мне не доверяешь?
   - почему-то больше, чем обычно.
   - и все равно я твою жену втихаря „б.
   - да это, я думаю, ничего. устал я сам ее ебать. любой мужик
собственную жену ебать устанет.
   - но я хочу, чтобы ты сам захотел, чтобы я твою жену ебал.
   - да мне все равно, но прямо не знаю, хочется мне в самом деле этого
или нет.
   - вернусь минут через 5.
   Дэнфорт снова отошел, уселся в хозяйское кресло на колесиках, забросил
ноги на стол и стал ждать. ему нравилось петь. вот он и пел песенки: "для
меня ничего - это много, я - богач, наслаждаюсь ничем, у меня есть
звезды и солнце, и моря под покровом ночей..."
   Дэнфорт выкурил две сигареты и вновь подошел к машине.
   - Бэг, я твою жену втихаря „б.
   - ох, как хорошо-то! давай еще! и знаешь что?
   - что?
   - мне на это как бы самому посмотреть хочется.
   - конечно, что за вопрос.
   Дэнфорт подошел к телефону, набрал номер.
   - Минни? ага, Дэн. я щас приду тебе всуну. Бэг? о, и он тоже придет,
позыбать хочет, не-а, мы не пьяные. я тут просто решил прикрыть на с„дня
лавочку. мы уже все сделали. с этой заморочкой между Израилем и арабами,
да еще африканские войны - нечего дергаться. Биафра - прекрасно звучит.
ладно, в общем мы идем. я тебе хочу в сраку запердячить. у тебя такая
жопа, господи. я, может, даже Бэгу запердячу. у него жопа поболе твоей,
наверное. держись, солнышко, мы уже выходим!
   Дэн повесил трубку. зазвонил другой телефон. он ответил:
   - пошел ты в жопу, у„бок поганый, у тебя даже сиськи воняют, как
мокрые собачьи какашки на западном ветру.
   он бросил трубку и осклабился. подошел и вытащил Бэгли из машины. они
заперли дверь конторы и вместе спустились по лестнице. когда они вышли
наружу, солнце висело еше высоко и смотрелось прекрасно. тоненькие юбки
теток просвечивали.
   чуть ли не до костей. смерть и тление виднелись повсюду. это
Лос-Анжелес, возле 7-й и Бродвея, где одни трупаки опускают других и даже
сами не знают, зачем.
   нервная игра - вроде через скакалку прыгаешь, или лягушек
препарируешь, или ссышь в почтовый яшик, или своему песику дрочишь.
   - для меня ничего - это много, - пели они, - я - богач,
наслаждаюсь ничем...
   рука об руку дошли они до подземного гаража, нашли бэгов кэдди 69-го
года, залезли, зажгли по долларовой сигаре, Дэн сел за руль, вывел ее
оттуда, чуть не сшиб какого-то бомжа, хилявшего с Площади Першинга,
свернул на запад к свободной трассе, к самой свободе, ко Вьетнаму, к
армии, к ебле, огромным полянам, сплошь поросшим травой и уставленным
голыми статуями, к французскому вину, к Беверли-Хиллз...
   Бэгли перегнулся и пробежался пальцами по ширинке Дэнфорта.
   надеюсь, он хоть женушке-то своей оставит, подумал тот.
   стояло теплое лос-анжелесское утро, а может и день. он кинул взгляд на
часы в приборной доске - показывали 11.37 утра - и тут же кончил. Кэдди
он гнал на 80-ти. асфальт скользил под колесами, словно могилки
покойников. он включил было встроенный в доску телевизор, потом протянул
руку к телефону, потом вспомнил, что забыл застегнуться.
   - Минни, я люблю тебя.
   - я тебе тоже люблю, Дэн, - ответила та. - а этот жлоб с тобой?
   - тут, рядышком, только полный рот себе отсосал.
   - ох, Лэн, не сливай понапрасну!
   он расхохотался и положил трубку. чуть не сбили какого-то черномазого
на пикапе.
   не черного, а именно черномазого, во какого. лучше города, чем этот, на
свете нет, если вс„ срастается, а когда не срастается, только один город
хуже - Большое Я(9). Дэнфорт поддал до 85. патрульный на обочине
ухмыльнулся ему с мотоцикла. может, Бобу сегодня позвонит чуть попозже. с
Боба всегда уписяться можно. 12 сценаристов вечно ему пишут анекдоты
поприкольнее. а сам Боб - естественный, как навозная куча. просто
чудненько.
   он выкинул долларовую сигару в окно, поджег другую, пришпорил Кэдди до
90, прямо к солнцу, как стрела, дела идут отлично, жизнь тоже, - а шины
кружились над мертвыми, умиравшими и еще не умершими.
   ЗЬЯЯЯЯААААААУУУМ!
 
 
 
 
 
 
 
   3 ТЕТКИ
 
 
 
 
 
   мы жили прямо через дорогу от парка Мак-Артура, Линда и я, и как-то
ночью, выпиваючи, увидели, как за окном пролетел человек. странное
зрелище, как в анекдоте, но когда тело ударилось о тротуар, на анекдот это
мало походило.
   - господи боже мой, - сказал я Линде, - да он лопнул, как перезрелый
помидор!
   мы сделаны из одних кишок, говна и какой-то слизи! иди сюда! иди сюда!
погляди только на него!
   Линда подошла к окну, затем сбегала в ванную и проблевалась. потом
вышла. я обернулся и посмотрел на нее.
   - да ей же богу, крошка, он просто похож на опрокинувшуюся лохань с
гнилым мясом и спагегги, одетую в драный костюм и рубашку!
   Линда вбежала обратно и рыгнула опять.
   я сидел и пил вино. вскоре раздалась сирена. на самом деле, надо было
вызывать санэнидемстаниию. да и хуй с ним, у нас всех свои проблемы. я
никогда не знал, где взять денег на квартиру, а чтобы идти искать работу,
мы слишком болели от кира. всякий раз, когда мы начинали волноваться,
оставалось единственное - ебаться. от этого мы ненадолго все забывали.
ебались мы много, и, к счастью для меня, с Линдой барахтаться было хорошо.
вся эта ночлежка кишела такими же, как мы: люди киряли, еблись и не знали,
что дальше. то и дело кто-нибудь прыгал из окна. но деньги к нам,
казалось, всегда откуда-то приплывали - как раз когда мы уже готовы были
лопать собственное дерьмо: однажды 300 долларов от покойного дядюшки, в
другой раз - запоздалый возврат налогов. в третий раз я ехал в автобусе и
на сиденье передо мной лежали 50-центовые монеты. что это означало или кто
это сделал, я не имел ни малейшего понятия - до сих пор не имею. я
пересел поближе и стал набивать карманы полудолларами. когда карманы
наполнились, я дернул за шнурок и слез на следующей остановке. никто мне
ничего не сказал, не попытался остановить. я имею в виду, что когда ты
пьян, то не повезти не может, даже если ты неудачник - все равно повезет.
   часть каждого дня мы, бывало, проводили в парке - на уток смотрели. вы
мне должны поверить: когда здоровье подорвано непрерывным пьянством и
нехваткой приличной пищи, когда устал от траха как попытки забыть обо
всем, с уточками ничего не сравнится. то есть, нужно из своей конуры
куда-то вылезти, потому что темно-синяя тоска навалится - и ты уже
следующим из окна вылетаешь, сделать это гораздо легче, чем думаешь.
поэтому мы с Линдой садились на лавочку и смотрели на уток. уткам все было
по барабану - за квартиру платить не надо, одежда не нужна, еды навалом,
плавай себе, жри да крякай. вот они и жрут все время, тырят друг у друга и
клюют. время от времени кто-нибудь из ночлежки ловил ночью одну из этих
тварей, убивал ее, приносил в комнату, общипывал и готовил. мы тоже об
этом думали, но никогда не решались. кроме этого, поймать их было трудно:
   подберешься поближе, а он - ФФЫРК!!! фонтан брызг, и пизденыш
упорхнул! в основном питались мы блинчиками из муки на воде или же таскали
кукурузу из чьих-нибудь огородов - один парень вообще кукурузный сад у
себя развел, - но не думаю, что он хотя бы один початок сам сожрал. потом
тырить еше можно было с открытых рынков - то есть, перед одной бакалейной
лавкой стоял овощной ларек, - а это означало случайный помидор-два или
огурчик, но мы были мелкими воришками, беспонтовыми и полагались в
основном на удачу. сигареты были проще всего - выходишь прогуляться
вечерком - кто-нибудь обязательно оставит окно машины опушенным, а на
приборной доске - пачка или полпачки. разумеется, вино и квартплата были
реальными проблемами, и мы еблись и волновались по их поводу.
   и, как всегда бывает с предельным отчаянием, наши черные дни наступили.
не осталось ни вина, ни удачи, ничего. никаких кредитов больше ни у
хозяйки, ни в винной лавке. я решил поставить будильник на 5:30 утра и
сходить на Фермерский Рабочий Рынок, но даже часы как надо не работали.
они когда-то сломались, и я их вскрыл, чтобы починить. там лопнула
пружина, а заставить ее работать снова можно было только одним способом -
отломать у нее кусочек и подцепить снова, все снова закрыть и завести.
если вы хотите узнать, что с будильником делает укороченная пружина - да
и с другими часами, наверное, тоже, - я вам расскажу.
   чем короче пружина, тем быстрее крутятся минутная и часовая стрелки.
сбрендили часы, в общем, и когда мы уставали ебаться, чтобы перестать
беспокоиться, то, бывало, наблюдали за этими часами и пытались определить,
сколько времени на самом деле. видно было, как минутная стрелка скачет -
как мы над нею смеялись.
   потом однажды - и нам потребовалась нелеля, чтобы это вычислить - мы
обнаружили, что часы спешат на тридцать часов за каждые двенадцатъ
действительного времени. к тому же их приходилось заводить раз в 7 или 8
часов, или они останавливались. иногда мы просыпались, смотрели на часы и
не могли врубиться, сколько же сейчас времени.
   - ну черт возьми, крошка, - говорил я, - неужели ты не можешь эту
дрянь вычислить? часы идут в 2 с половиной раза быстрее положенного, это
же так просто.
   - ага, а сколько времени было, когда мы последний раз их ставили? -
спрашивала она.
   - будь я проклят, если знаю, крошка, я пьяный был.
   - ты бы лучше их завел, а то остановятся.
   - ладно.
   я их заводил, и мы ебались.
   поэтому в то утро, когда я решил сходить на Фермерский Рабочий Рынок,
часы работать не хотели. мы где-то нарыли бутылку вина и медленно ее
выпили. я смотрел на эти часы, не зная, что они хотят сказать, и, боясь
пропустить ранний подъем, просто лежал в постели и не спал всю ночь. потом
встал, оделся и пошел на ту улицу в Сан-Педро. казалось, там все просто
стоят и ждут. в витринах лежало довольно много помидоров, и я умыкнул два
или 3 и съел. висела большая черная доска: В БЕЙКЕРСФИЛД НУЖНЫ СБОРЩИКИ
ХЛОПКА. ПИТАНИЕ И ЖИЛЬЕ. что это еше такое, к чертовой матери? хлопок в
Бейкерсфилде, Калифорния? я-то думал, что Эли Уитни(10) и хлопковый джин
положили этому конец. потом подъехал большой грузовик, и обнаружилось, что
нужны еше и сборщики помидоров. вот же срань, Линду надолго оставлять одну
в этой постели мне не хотелось. она никогда не могла одна так долго
залеживаться. однако я решил попробовать. все начали карабкаться в кузов.
я подождал, пока все дамы не заберутся на борт, - а среди них были
объемистые. все влезли, и тут начал карабкаться наверх я. здоровенный
мексиканец, явно нарядчик, начал закрывать задний борт:
   - простите, сеньор, мест нет! - они уехали без меня.
   к тому времени пробило 9 вечера, и прогулка до ночлежки заняла у меня
еше час. я проходил мимо хорошо одетых, глупых на вид людей. один раз меня
чуть не переехал какой-то злюка в черном кадиллаке. уж и не знаю, какого
рожна он злился. может, из-за погоды. жаркий день стоял. дойдя до
ночлежки, пришлось переть по лестнице п„хом, поскольку лифт располагался в
аккурат возле хозяйкиной двери, и хозяйка постоянно с ним еблась: то
медяшку драит, то просто шпионит, задница.
   доверху - 6 этажей; взобравшись, я услышал из своей комнаты хохот.
Линда, сука, не слишком долго меня дожидалась. ладно, жопу надеру и ей, и
ему. я открыл дверь.
   там сидели Линда, Лжини и Ева.
   - Дорогулечка! - сказала Линда. она подошла ко мне. разоделась -
даже напялила высокие каблуки. языком чуть ли не гланды мне достала, когда
мы поцеловались.
   - Джини только что получила первое в жизни пособие, а Ева уже давно на
нем сидит! это и празднуем!
   портвейна - хоть залейся. я зашел, принял ванну, а потом вышел в одних
трусах.
   мне всегда нравится ногами щегольнуть. у меня - здоровеннейшая,
мощнейшая пара ног, что я только видел на мужиках. остальной я много собой
не представляю. и вот я сел в своих рваных трусах и задрал ноги на
кофейный столик.
   - „бть! поглядите только на эти ноги! -сказала Джини.
   - ага, ага, - поддакнула Ева.
   Линда улыбнулась. мне нацедили вина.
   сами знаете, как оно бывает. мы пили и болтали, болтали и пили.
девчонки сгоняли еше за пойлом. еше поболтали. стрелки описывали круг за
кругом. вскоре стемнело.
   я уже пил в одиночестве, не снимая драных трусов. Джини ушла в спальню
и вырубилась на кровати. Ева отключилась на кушетке, а Линда - на
маленьком кожаном диванчике в коридоре перед ванной. я по-прежнему не мог
понять, почему тот мексиканец захлопнул передо мною борт. я был несчастен.
   я зашел в спальню и забрался в постель к Джини. крупная она была
женщина - и голая. я начал целовать ее груди, впиваясь в них.
   - эй, ты чего делаешь?
   - делаю? собираюсь тебя выебать!
   я вложил палец ей в пизду и подвигал им взад-вперед.
   - я тебя сейчас выебу!
   - нет! Линда же меня убьет!
   - она не узнает!
   я влез на нее и МЕДЛЕННО МЕДЛЕННО ТИХОНЬКО так, чтобы не лязгнула ни
одна пружина, чтобы ни звука, скользнул им внутрь-наружу внутрь-наружу
МЕДЛЕННО-МЕДЛЕННО так, что когда кончал, то думал, что не кончу никогда.
лучшая ебля в моей жизни, и когла я подтирался простынями, мне в голову
пришла мысль - может быть, человечество столетиями неправильно ебется.
   потом я ушел, сел в темноте, еше немного выпил. не помню, сколько я так
просидел. но выпил довольно много. потом пошел к Еве. к Еве, что на
пособии. эта была жирной, слегка морщинистой, но у нее были очень
сексуальные губы, непристойно сексуальные губы просто, аж противно. я
начал целовать этот ужасный и прекрасный рот. она совершенно не
противилась. раздвинула ноги, и я вошел.
   свинья она была порядочная - пердела, хрюкала, сопела и елозила подо
мной.
   кончил я не так, как с Джини - долго и трепетно, - а плюх-плюх, и
баста. я встал с нее, и не упел еще отойти к своему креслу, как она уже
храпела вновь.
   поразительно - ебется, как дышит - и все ей до лампочки. каждая тетка
ебется чуточку по-другому: потому-то мужику и нет покоя, тем они его и
ловят.
   я сел и еше выпил, размышляя о том, как этот вонючий сукин сын, что
бортом командовал, со мною поступил. вежливость не окупается. потом начал
думать о пособии по безработице. интересно, можно ли неженатым мужчине и
женщине на него записаться? нет, конечно. они должны сдохнуть от голода. а
любовь тут - какое-то непристойное слово. но именно это между нами с
Линдой и происходит - любовь. поэтому мы и голодаем вместе, пьем вместе,
живем вместе. что означает женитьба? женитьба означает освященную ЕБЛЮ, а
освященная ЕБЛЯ всегда и в конечном итоге, неизменно становится СКУЧНОЙ,
превращается в РАБОТУ. однако именно этого хочет мир: какого-нибудь нищего
остолопа, загнанного в капкан и несчастного, да еще и с работой. ну его в
жопу, я уж лучше в трущобы перееду, а Линду к Большому Эдди переселю.
Большой Эдди - идиот, но, по крайней мере, одежды ей купит, а живот
стейками набьет: это гораздо больше того, на что способен я.
   Буковски-Слоновья Нога, продрочка общества.
   я прикончил пузырь и решил, что мне нужно поспать. завел будильник и
влез к Линде. та проснулась и начала об меня тереться.
   - ох черт, ох черт! - говорила она. - прямо не знаю, что со мной
такое!
   - ч„ такое, малышка? ты не заболела? может, в больницу позвонить?
   - ох, да нет же, черт, у меня просто ГОРИТ все! ГОРИТ! У МЕНЯ ГОРИТ
ВСЕ!
   - что?
   - я же сказала, у меня все горит внутри! ТРАХНИ МЕНЯ!
   - Линда...
   - что? что?
   - я так устал, я не спал две ночи, на этот Рабочий Рынок ходил и
обратно, 32 квартала по такому пеклу... бесполезно, работы нет. устал, как
выебанная срака.
   - я тебе ПОМОГУ!
   - ты это о чем?
   она наполовину сползла с кушетки и начала сосать мне пенис, я застонал
от усталости:
   - милая, 32 квартала по жаре... я весь выгорел.
   она продолжала стараться. у нее был не язык, а наждак, и она знала, как
с ним обращаться.
   - милая моя, - сказал я ей, - я - социальный ноль! я тебя не
заслуживаю!
   смилуйся, пожалуйста!
   как я уже сказал, у нее хорошо получалось. некоторые могут, некоторые
- - нет.
   большинство знает просто старомодный отсос. Линда же начала со ствола,
с левой стороны, от него перешла к яйцам, затем от них снова к стволу,
туда, где волос меньше, изумительно энергично, НИ РАЗУ НЕ ДОТРОНУВШИСЬ ДО
САМОЙ ГОЛОВКИ, НИ РАЗУ. в конце концов, она заставила меня стонать так,
что потолок качался, и рассказывать всевозможные враки про то, что я ей
сделаю, как только окончательно поставлю свою жопу на ноги и перестану
богодулить.
   затем она кончила и взялась за мою головку, обхватила ртом мой хуй
примерно на треть, чуть-чуть сдавила и соснула, по-волчьи так прошлась
зубами, и я кончил СНОВА - уже в четвертый раз за эту ночь. меня
вывернуло полностью. некоторые тетки знают больше, чем вся медицина.
   когда я проснулся, все они уже встали и оделись: выглядели они хорошо
- - Линда, Джини и Ева. они пихали меня пол одеялом и хохотали:
   - эй, Хэнк, мы живого пошли искать! и нам похмелиться нужно! мы булем
у Томми-Хай!
   - ладно, ладно, до свиданья!
   они ушли, виляя жопами в дверях.
   все Человечество обречено.
   я уже совсем было заснул, как зазвонил внутренний телефон.
   - ну?
   - мистер Буковски?
   - ну?
   - я видела этих женшин! они вышли из вашей комнаты!
   - откуда вы знаете? у вас в доме 8 этажей, и на каждом -
десять-двенадцать комнат.
   - я знаю всех своих постояльцев, мистер Буковски! у нас тут все -
уваж