щая мегера по
поводу гигены, показухи, безопасности, чести, морали и дикарского хорошего
здоровья. К тому же, им известно - по крайней мере. Адаму и Кристиану - о
нашей со Свеном продолжительной пост-юношеской золотой дружбе и о том, что
мы с ним придерживаемся противоположных мнений относительно того, как
друзьям следует быть друзьями, Джонатан и Дэйвид в штанишках хаки и
гольфах в резиночку.
   - Сродство дружбы, сказала фру Оверсков. Мне кажется, ты прав. А я тем
временем учусь ломать пальцы и и тырить ровно столько банкнот из
бумажника, чтобы создавалось впечатление, что не пропало ничего.


   ПЛАКАТ

   Сорок сантиметров в ширину, шестьдесят в длину, een vierkleuren
fotoposter, из Амстердама, прикнопленный по четырем углам к стене между
этажеркой и комодом, через весь верх сансерифом Байер - надпись: BAAS IN
EIGEN BROEKJE, и изображены двое обнаженных светловолосых симпатичных
хорошо сложенных паренька с открытыми взглядами, рука одного - на плече
другого, оба еще неполовозрелые, но уже с надеждой пробивается явный
микропушок. Их отец сказал, что они убеждены, что кто-то где-то понимает,
как дела обстоят.


   ПЛАКАТ

  На внутренней стороне двери в чулан, сорок два на шестьдесят
сантиметров, также vierkleuren, с надписью JONG GELEERD и текстом, о
котором у них было лишь смутное представление, поскольку в голландском ни
бум-бум, изображен встрепанный голубоглазый мальчишка, спустивший джинсы и
трусики до середины бедер, а тремя пальцами оттянувший крайнюю плоть
своего напряженного и загибающегося вверх пениса.


   НОЧЬ

   Бубен эльфа.


   ДЕНЬ НА ИСХОДЕ

   Длинные планки мягкого света на стене, поперек карты мира.
Продолговатое озерцо света на коврике. Электронные часы подмигивают и
меняют цифру. Паук в заднем углу чулана плетет свою паутину.


   ДВЕРЬ

   Мама стучала, если дверь была закрыта, спрашивая разрешения войти, не
зная толком, чего могла не увидеть, Папа - временами, если не забывал,
Адам - никогда. Поэтому Питер на кровати игрался с самим собой, довольный,
как мило и без сучка и задоринки это происходит, когда Адам с Кристианом
ввалились, наигравшись до одури в футбол, все растрепанные, в одних
носках, неся заляпанные грязью башмаки в руках. Здорово, Питер! пропели
они оба, и Кристиан, нагнувшись поближе посмотреть, заметил, какая
представительная у Питера писька, с розовым набалдашником, а яйца тугие,
точно нектарины. А что, добавил он, если б он не был нами? Нам можно,
сказал Адам, раздеваясь перед душем. Давай вымоем из ушей глину и, как
сможем, отскребем колени. Мама говорит, что ее не следует приглашать, если
нам надо что-то сделать одним. Папа называет это пускать мышку рысью и
говорит, что сейчас это и вполовину не так хорошо, как будет. Под душ
вместе пойдем, jo? Так дружелюбнее.


   LE MONTGOLFIER A VAPEUR JULES VERNE(6)

   - Ты бы, спросил Кварк, жуя яблоко, не взглянул вот на это?
   - Еще одна распечатка, ответил Конский Каштан(7), читая вслух. ХИЗКИЙЯ
НАБЛ ВОЗД ШАР КАЛОХОРТ КОСТ УНЦ ОТН МИНИМ ВОСПР ПОЛЯ В ОТН ЭЛЕМЕНТАРНОЙ
ПРОПОЗИЦИИ
 ВИТГЕНШТЕЙНА БЕЗНАДЕЖНО НЕПРАВ ОБЪЯСН ВОСПРО ГЛАЗА МУЖЕСТВА СИНЕРГИИ.
   - Скомкай и выкинь, за борт.
   - Расмус учится. Тут сказали бы, но мы же видим совсем не так, - и были
бы правы.
   - Может, у Джеремайаса научится, как за углы заглядывать, и как в
темноте видеть, и как глаза на затылке себе отрастить.


   БАДЕДРАГТ

   Удавка - это вообще-то галстук, но во Франции удавка - это купальный
костюм, столь ничтожный, крохотный и минимальный, что седалище его
прикрывает какую-то часть вашего зада, а чашеобразный изгиб спереди c
классной тоненькой подкладкой - для бейцал и вафли, фирма, напрочь
дорогущий, но папин подарок, поскольку Адам алчно о нем заговаривал, сизый
с оранжевой резинкой, вручен в машине, когда они с Папой ехали окунуться в
закрытый бассейн с подогревом, куда давно обещалось его свозить, несмотря
на мамины сомнения, пустят ли его туда по возрасту. Но с толку сбивало то,
что у Папы в оздоровительном клубе никто вообще ничего не носит, даже в
бутылочно-зеленом бассейне с подогревом и стеклянной крышей сверху, и
незнакомые люди беседуют, отмокают, плавают и сидят на бортике.
   Нам незнакомые не нравятся, правда? говорил Папа, зная, что Адам в
людях ценит хорошее знакомство, или же ничего не выйдет. Поэтому сохраняй
самообладание, мы с тобой - вместе, и хотя я могу заговаривать с тем или
иным приятелем, пока мы там, я - твой друг. Одежду сложишь в мою корзину.
Скоро сможешь надеть свои скандальные французские cache-sexe(8). Нам всем
хочется тебя в них увидеть, да и Питеру тоже такие можно будет достать,
если он проявит интерес или найдется его размер. И вот они все - с голой
задницей, грозной эрекцией, на трамплине, что слишком высоко, и волосатые
мужчины, и пузатые, и два подростка, похожие на шведов. Однако, это совсем
не эротично, повсюду - незнакомцы, все это было бы сплошной неловкостью,
если не считать того, что сначала они с Папой обмывались в душе, вместе, и
Папа сидел с ним на краю бассейна после заплыва: Папа - взад и вперед по
всей длине, Адам - с ним рядом только там, где мельче, папина рука на
плече. Жалеет ли он, что пришел, - когда столько намекал, напрашивался?
Ну, нет, не жалею, но я не этого ожидал. Тут как-то шумно, и вода пополам
с хлоркой, должно быть, и люди, наверное, в конце концов, лучше в одежде
выглядят. А Папа говорил, что он имел в виду, что в чем мама родила
поджарые загорелые скауты и ровесники лучше смотрятся, а не банкиры и
торговцы недвижимостью. А Адам сказал, что Папа в чем мама родила хорошо
выглядит, и сколько же ему лет? Двадцать девять. Я зачал тебя, когда мне
было семнадцать, и зачинать тебя было восхитительно прекрасно, да и Питера
тоже. Кстати, о Питере: его надо забрать с его занятий по завязыванию
узлов или плетению из собачьей шерсти, или чем там они занимаются, и они
все вместе поедут ужинать, Мама сегодня заседает в комитете, а Питер, без
сомнения, есть будет наоборот, надев фригийский колпак, который отцы
разрешают, а матери нет, - от бананового сплита к пицце с анчоусами и
оливками. Мы на тебя в твоих французских трусиках полюбуемся, как только
до дому доберемся.


   СОВЕЩАНИЕ

   - В действительности, сказала фру Оверсков, мне кажется, комиксы - от
лютеранского синода. Несмотря на всю свою графическую недвусмысленность,
они подозрительно предостерегающи.
   - Весь опыт побуждаем моралью.
   - Питер их читает Джеремайасу, а тот оспаривает и исправляет слова, о
которых потом у меня спрашивает. Я не подслушиваю. У детей голоса в десять
раз громче, чем у взрослых. Их, наверное, и шведам слышно.


   СЕВЕРНЫЙ ЛУГ С ДИКИМИ ЦВЕТАМИ

   Между Птицами Израиля и Spejderliv на нижней полке - Fjallflora. Э-эй!
Кристиан на луговом склоне - Питеру к березам на горизонте вдоль ручейков,
поросших дикой яркости осокой, что кажется нарисованной, и Адаму возле
валунов, затянутых иззелена-золотыми лишайниками с серебристыми бушпритами
побегов, небо - полуденно голубое, все они достаточно далеко друг от
друга, чтобы голоса доносились поло, но хорошо видны друг другу.
   Неухоженные летние волосы Кристиана буйны и по-шетландски лезут в
глаза, в уши, каштаново-смуглый нос шелушится после недели в походе, Хьюго
и стайка веснушчатых костлявых щенков, полуспятивших от геологии где-то
внизу у подножья, а остальные спортивно ориентируются на местности и
носятся туда-сюда, словно бекасы. Кристиан подает сигнал: стойте, где
стоите, - расстегиваясь. Зачем?
   Смотрите.
   Тетеревиная осока взъерошена ветерком. Кристиан рассупонивается.
   Трреск. Ullvide.
   Адам в поисках мышиных гнезд и муравьиных царств и, быть может, -
pysslinger величиной с большой палец, не обращая внимание на предсказуемую
непредсказуемость Кристиана, который, тем не менее, расстегнул ремень,
пока Питер тем временем стягивал свои короткие синие брючки одной рукой, а
другой размахивал кепчонкой, Питер в толстых белых носках, съехавших
кучкой на лодыжки, стоит посреди ивняка и исландских лютиков, O jo!
   Что делать-то? просемафорил Адам, когда увидел, что Кристиан почти
совсем нагишом, а стащив через голову рубашку, и вовсе оголился, а Питер
пытается снять свои синенькие штанишки и белье прямо через походные
башмаки и не может.
   Бледно-желтая бабочка.
   Одежда, сообщил Адам муравьям, - для того, чтобы вещи носить. Поднеся
ладони рупором, он позвал Кристиана, писавшего золотой аркой, чтоб тот
засвидетельствовал, как Питер не знает, что ему делать со штанами и
ботинками.
   Его собственные брюки содержали фляжку, швейцарский складной нож
армейского образца, компас и бандану, обмотанную вокруг ремня, не говоря
уже обо всяких сокровищах в карманах. Гологрудый, он направился к
Кристиану.
   Сладкий воздух, с ароматом луга.
   Питер волочил за собой башмаки, одежду и ранец, роняя то носок, то
трусики, и нагибаясь за ними. Эльф перетаскивает пожитки.
   Треугольник, промолвил Кристиан. Если мы сохраним это расстояние, то
сможем таким треугольником передвигаться по всему лугу. Любой угол может
пойти, а остальные - за ним. У Кристиана вафля встала, сказал Питер, а
зачем треугольником?
   - Это потому, что я тебя люблю, наверное, знаешь?
   Бабочки.
   Питер задумался, почесывая колено. Мошкара. Я люблю Адама, сказал
Питер, правда, Адам?


   СОВЕЩАНИЕ

   - Не спать с ним невозможно, сказал Расмус. Он никогда не видел пижаму
и тщательно и молча наблюдал, как я покупаю ему две пары, пока не сказал,
что носить их не станет. Когда же я уговорил его надеть, он на нее смотрел
все время так, будто я заставил его носить платье. Как бы то ни было,
пижаму он снял, только мы стали укладываться. Сказал, что не хочет, чтобы
она мялась.
   - Тебе же все это нравится, разве не так? спросила фру Оверсков. Мне
тоже.


   ГОДНАТБЕС‚Г

   Папа ухмылялся. Можно в гости? Мама пишет, чтобы успеть к сроку. Не
читать сказочку на сон грядущий, нет, а ради дружбы в такой пасмурный
вечер, с тучами из Лапландии, в теплой комнатке, полной сыновей. В своем
пестром коротком кимоно с болтающимся малиновым поясом и трусиках только
что из сушилки, волосы влажные.
   Что они читают? А Питер может пускать свою мышку рысью лишь столько-то
раз в день, уж такова природа.
   - Но, сказал Адам, уступая кусок своей постели и обхватив Папу руками
за плечи, как называется, когда ни остановиться, и ни начать? Не дразнись,
сказал Питер, катапультируясь, чтобы проскакать галопом по папиным ляжкам,
балансируя, точно гимнаст, и раскачиваясь. Расскажи нам еще раз, как Фрэнк
Ллойд Райт(9)
   протекает, а Ле Корбюзье(10) трескается и разваливается на кусочки, а
Роджерса и Пиано(11) нужно постоянно подкрашивать, как мост Золотые
Ворота, а стеклянные небоскребы Миса(12) должны мыть сверху донизу люди на
веревке. Адам и Кристиан своих мышек тоже рысью пускают.
   - Если б Адам дал ему немного места на Папе, Питер по Папе мог бы
пройтись, осторожно - от колен до плеч, и не тяни меня за лодыжки. Папа
сказал, что подержит его за лодыжки и направит, куда нужно, а с таза на
ребра переступай полегче. Маленькими шажками. А вы знаете, что оба
родились с эрекциями? Нянечки хихикали. Врач сказал, что это довольно
обычное дело, природа там и тогда испытывает одну из своих систем. Легче,
легче.
   - Чувствуешь сердце под моей правой ногой. Сквозь волосы.
   Плечи. Смотрит вниз, Папа смотрит вверх. Спай мошонки Питера походил на
рубец афинской бутылочки для масла, шестого века. Оливковое масло атлета с
ароматом укропа, бутылочка в форме того, на что я сейчас уставился,
беспомощно, ящерка маленького мальчика и пара яичек. У Питера они подают
большие надежды.
   - Свен и Расмус в нашем скаутском отряде много всего про греков знают.
И сами на греков похожи. У Расмуса уже большой, как у Папы. Они со Свеном
лучшие друзья, они друг в друга влюблены. Ничего себе не позволяют,
знаешь, потому что говорят, что контролировать себя - хорошее свойство
характера. Поэтому они ведут себя прилично, по крайней мере - говорят, что
ведут себя прилично. Им бы с Питером познакомиться - краснеть тогда неделю
будут.
   Папа сказал, что знает отца и тетю Расмуса.
   Питер, размахнувшись одной ногой и крутнувшись на другой, спрыгнул на
пол, спружинив. На коленях, уперев локти в постель, засунув голову Адаму
между ног, а тот тем временем снова полез обниматься одной рукой, в то же
время стаскивая все ниже и ниже пижамные штаны, чтобы быть Ариэлем, пока
Папа говорил, что Питер - милый эльф, помогая ему стянуть куртку, однако,
Адам - Ариэль из Шекспира, или Черубино из Моцарта, Ариэль Гуннара Рунга в
Брандес-Центре, оттянул большим пальцем резинку папиных плавок,
комментируя, что волосы, которые, точно коврик у двери, лежат на груди и
спускаются по всей середине, и закручиваются вокруг пупка, заходят и вот в
этот кустарник, вот тут, у тебя в трусах, а я лыс как младенец, от самых
бровей к югу. У Адама пушок кое-какой прорастает. Ну как я могу верх
пижамы сбросить, если Адам меня ногами, как ножницами, обхватил? Он,
правда, тоже с себя штаны не может снять. У него тоже рубчик есть.
   - Если этот клубок из жуликов распутать, сказал Папа, то они могли бы
депижамироваться и быть поприветливее друг к другу, больше датскости,
выпутывая руки из рукавов кимоно.
   - Есть один рассказ, сказал Папа, изумленно уставившись на Адама,
который одними глазами испрашивал дозволения освободить его от плавок, в
котором старший брат скрывает свою любовь к младшему тем, что дразнит и
мучает его, поскольку он дорос уже до той стадии, когда его нежность и то,
что он уже так долго маринуется в своем тестостероне, сталкиваются друг с
другом, и он начинает замечать девочек и подкачивать мускулатуру, и в
трусиках у него заводятся волосы, и похоть, тщеславие и любовь уже
полностью поработили его. Вот все это и происходит в рассказ.
   - Кто его написал? спросил Адам.
   - Тебя это не касается. Младший братишка несчастен. Его ненавидят и
презирают.
   Он совсем ничего не понимает, поскольку они с братом ведь были лучшими
друзьями.
   Рассказ, тем не менее, очень мудр, и у Старшего Брата достаточно мозгов
и сердца, чтобы понять, что боится он своего отрочества. Он решает больше
не пугаться своих половых возбуждений, наяву направленных на все на свете.
Поэтому он принимает и Младшего Братишку, и своих друзей, и компанейских
девчонок, и шведские комиксы.
   Папа, по мнению Питера, придумал эту историю сам.
   - Но, возражает Адам, я же действительно люблю Питера.
   - А история наша - о том, что ждет их впереди.
   Поэтому смотрите. Как обнимать младшего брата, как давать на себя
взбираться и садиться верхом. Эрика дала мне посмотреть свои грудки, а
другая девчонка, подружка Карлотты, как-то днем стянула перед Кристианом,
Полом и мной трусики, чтобы мы хорошенько посмотрели, очень познавательно.
Там все было нормально, потому что с нею была Карлотта, и она сказала, что
можно. Мы сидели в один ряд на земле, а она стояла перед нами.
   - Frelseren, сказал Папа.
   - Поэтому я буду любить Питера и даже помогать ему качать его насосик,
когда у него рука устанет, и Маму с Папой тоже любить буду, и в волосы ему
гавкать, вот так, хоть он и такой пугливый. Почему можно купаться и
загорать голышом, а в доме нельзя?
   - Традиция, ответил Папа, и приличия, но если вы считаете, что так -
по-товарищески.
   - То все будет совсем одинаково, сказал Питер.
   - Обними своего брата, Адам, поцелуй его в ухо и передай сюда.


   СОВЕЩАНИЕ

   - А ты знаешь, спросила фру Оверсков Расмуса, на каком диалекте говорит
Джеремайас? Он утверждает, что не хочет говорить, как всякие снобы, однако
же, как ты заметил, он чем дальше, тем больше начинает говорить, как Адам
и Кристиан.
   - Он как-то употребил слово изысканный, описывая бутерброд с помидором
и майонезом. Я спросил, где он его услышал, а он ответил, что так часто
говорит Лейб-гвардеец.
   - Какая опасность от Лейб-гвардейца?
   - Мне кажется, мы с этим справиться не сможем. Все пойдет своим чередом.
   Биология Джеремайаса берет начало еще до Грехопадения. Я уверен, у Яхве
были отличные причины, по которым стоило лишить наших первобытных
родителей детства.
   Если б детство у них было, однако, уроки они могли бы брать у
Джеремайаса.
   Natura naturans Спинозы(13) тут и не пахнет. Руссо(14) бы грохнулся в
обморок.
   - Адам, Кристиан и Питер?
   - Джеремайас говорит, они ничего ни о чем не знают, ему непонятно, люди
ли они вообще.


   ПЛАКАТ

   Изображающий в невинном голубом небе Дании le mongolfier a vapeur Jules
Verne, или же Аэростат Юлий Примавера (филологическая беседа с Ректором
Хьюго Твемундингом, в которой было решено элегантности ради, что vernus,
раб, родившийся в поместье, с таким же успехом может происходить и от
весны), в котором сидел Кувырок, десяти лет, в финском свитере, норвежском
шарфе и американских джинсах, возложив одну руку на румпель, другую - на
плечо Кварка, растирая его.
   - Окаменелые Эобактерии Матабелеландского Фигового Дерева, произнес
Кварк.
   Прокариотичны. Какие-то еще. Три миллиарда лет назад. Почему Хизкийя
продолжает нас гипостазировать, как квазиполовозрелых мужских особей?
   - Он знает, что это приятно.
   - По приказу изнутри, что вероятнее. Как только пускаешься во все это -
ну, обычное время проходит, в любом случае, - взрывающиеся звезды там,
большой волчок, кошачьи колыбельки из флогистоновых струн, со временем на
устоявшейся скорости, кроме тех моментов, когда все с ума сходит возле
наружного края, а вместо начинки - космос, самое интересное - комариные
личинки, но по мне, так лучше пускаться в эти дела голенькими, как
тритоны, чтоб нужно было снаряжение красть и жратву, они были бы
современнее парового шара.
   - Со времени Моцарта.
   - Из рассказа Виллема Бильдердейка(15).
   - Эдгар Аллан По.
   - Жюль Верн.


   ЭЙДЕРДАУН

   Спутанные волосы и нос картошкой - со стороны подушки, маленькая
загорелая нога с поджатыми пальчиками - на другом конце. Питер спит на
левом боку. Адам, проснувшись, едва заря начала сереть, продрогнув под
своим покрывалом, выскользнул из постели и забрался к Питеру, наощупь
удостоверившись, что рука бладшего братишки - там, где он и ожидал,
обхватила его мышку.


   СОВЕЩАНИЕ

   - Тактика, сказал Расмус. Нужно будет придерживаться очень широких
взглядов. Мы не можем выдернуть Джеремайаса из его мира - это будет сродни
киднэппингу. Он остается у меня всякий раз, когда я могу его застать.
Остается с Лейб-гвардейцем. Мы с тобой его кормим. Он терпит Адама и
Кристиана, и бывают дни, когда они ему нравятся неимоверно. Дело будет в
том, чтобы завоевать его.
   - Я пробовала застольные манеры, сказала фру Оверсков, возведя глаза к
потолку.
   Я как бы неумышленно болтала с ним о том, что знать какие-то простые
повседневные вещи - легче, чем невежество. Моряк знает свои узлы и лини,
солдат - команды, а молодой человек - свои застольные манеры. Я говорила,
что у нас с Питером и Адамом такое правило: пока ты чему-то учишься, это -
самое важное на свете, пока не станет твоей второй натурой. Мы это в игру
превратили - с карточным столиком, приборами и тарелками. Ломоть
морковного пирога у нас был бифштексом. Меня вдохновение посетило, и я
предложила ему меняться: он меня научит чему-нибудь в обмен на то, чему я
его научу.
   - И чему, Гертруд, ты научилась?
   - Воровать в магазине "Ирма".


   ПАЛАТКА

   Синий нейлоновый "Спейдерспост" с алюминиевой рамой, вместимость - два,
способна отсечь самую унылую папоротниковую пустошь Швеции. Освещается
лампой, уютная, частично сухая. Подогрев осуществляется дружбой. Что
глядит из папоротников волчьим серебряным взором, и комары эскадрильями
смерти с гулом надвигаются от озера, и Кристиан с белым волдырем на пятке,
и ночь молочно-темная, словно прозрачный туман, и палатку их почти не
разглядеть от соседней, играют парами в выживание, но не совсем, поскол