- если  я  не
ошибаюсь... ваша фамилия - Шахов. Не узнаете?
   Шахов взглянул на него с недоумением.
   - Нет, не узнаю.
   Казалось, военный был очень доволен тем, что его не узнали.
   Шахов пристально смотрел на него: ему показалось,  что  он  как-будто
где-то видел этого маленького человека в длинной кавалерийской шинели, с
постоянно-меняющимся выражением лица, в котором  было  что-то  неуловимо
тошнотное.
   - Я вас не знаю, - хмуро отвечал он.
   - Не узнаете! - поправил его военный, - что  же  делать!  Должно-быть
время и роковые обстоятельства изменили мою наружность. Да  и  вы...  Он
отступил на шаг. - Да и вы с тех пор изменились!
   - Может-быть, вы скажете мне, где мы встречались? -  холодно  спросил
Шахов.
   Но военный как-будто не расслышал вопроса.
   - Что это за винтовка у  вас?  -  вдруг  заинтересовался  он.  -  Вы,
как-будто, политикой занялись. Старая закваска, а? Отличная  винтовочка,
Сестрорецкого завода! Говорят, что товарищ Троцкий выписал из Сестрорец-
кого завода винтовочки!
   Переход к винтовочкам был так внезапен,  что  Шахов  даже  растерялся
немного; впрочем, он тут же обернулся к военному  спиной  и  зашагал  по
направлению к площади. Военный, нисколько не смутившись, бросился  вслед
за ним.
   - Помилуйте, да я вас не первый год разыскиваю!  Правда,  я  надеялся
вас в совершенно ином виде встретить, но ведь что ж поделаешь. А что  вы
думаете насчет вот этого подвальчика? Гармонист играет, чорт возьми! Тут
народные бури, борьба классов, а он зажаривает русскую и в ус  не  дует!
Зайдемте, а?
   Шахов остановился так неожиданно, что военный пролетел еще шагов пять
и только тогда воротился обратно.
   - Говорите прямо, что вам от меня нужно?
   - А вот зайдемте в подвальчик, там я вам расскажу.
   - Если бы мне не казалось, что я вас и в самом деле где-то  видел,  я
бы давно заставил вас отвязаться, - сказал Шахов. - В трактир я не  пой-
ду. Говорите здесь, если хотите.
   - Не пойдете?
   Военный вдруг придвинул к Шахову лицо; он часто и  напряженно  моргал
глазами.
   - Очень жаль, если не пойдете. А я вам хотел один  "варшавский  анек-
дот" рассказать.
   - Варшавский анекдот?
   Шахов отступил назад и вдруг побледнел ужасно, до зелени.
   Военный всматривался в него с интересом.
   - Именно варшавский! Достовернейший анекдот! До  крайности  достовер-
ный, до мелочей...
   - Вы меня встречали в Варшаве? - ровным голосом спросил Шахов.
   - В том-то и дело, что встречал, - тотчас же подтвердил военный.
   Шахов повернулся, сделал несколько шагов и  спустился  в  подвальчик;
следом за ним вошел военный.
   - Анекдот мой, - начал он, когда они уселись за стол и военный  зака-
зал два чая, подмигнув предварительно половому, мигом понявшему,  какого
рода "чай" требуется посетителям, - должен быть вам отлично известен; вы
к нему имели, если можно так выразиться,  некоторое  касательство.  Дело
идет, собственно говоря, об одном, в высшей  степени  благородном,  юно-
ше... Вы бы поставили сюда винтовку, вот сюда, в простеночек, а  то  все
вертите в руках...
   - Говорите, - сказал Шахов; он был почти спокоен, только на щеке вре-
мя от времени начинала играть какая-то жилка.
   - Этот самый юноша был прапорщиком, - продолжал военный, вдруг  начи-
ная гримасничать, - разумеется, это все в германскую войну  происходило,
а не в какую-нибудь русско-японскую... Так вот этот  самый  юноша  расп-
ространял среди солдат разные книжечки - вот те самые, что теперь можете
в любом книжном магазине приобрести в неограниченном количестве...
   Военный наполнил стаканы, выпил и пошел к прилавку закусывать;  каза-
лось, он сделал это для того, чтобы со стороны еще раз взглянуть на  Ша-
хова.
   - Так вот насчет книжечек, - продолжал он, возвратившись, - разумеет-
ся, он не одними книжечками занимался. Но из-за этих самых книжечек  за-
кончилась его карьера; иными словами, он попался, был арестован и приве-
зен с фронта в Варшаву...
   Он сделал ударение на последнем слове.
   - Именно в Варшаву... А в Варшаве посмотрели, понюхали и  нашли,  что
это называется: революционная пропаганда в  действующей  армии  с  целью
открытия фронта неприятелю и низвержения существующего  государственного
строя... Прикажете дальше?
   - Не нужно.
   - Как угодно!
   Военный поднял свой стакан, приветственно кивнул Шахову головой и вы-
пил.
   - Вы были в полевом суде? - медленно спросил Шахов, вставая со стула.
   - Писарь военно-полевого суда Главецкий, -  с  готовностью  подхватил
военный.
   Они промолчали несколько минут. Шахов, не отрываясь, пристально смот-
рел военному в лицо; тот аккуратно подтер корочкой  пятно  на  мраморном
столике, застегнул на все пуговицы шинель и встал.
   - Вам не поверят, у вас нет никаких доказательств, - с  трудом  выда-
вил, наконец, Шахов.
   - Ай-я-яй, неужели нет? - гримасничая, спросил военный. -  А  что  вы
скажете, если я вам покажу...
   Он перегнулся через стол и сказал что-то Шахову на ухо.
   Шахов отшатнулся от него.
   - Что ж вы такие бумаги на всякий случай у себя сохраняете? - спросил
он, криво усмехнувшись.
   - Это уж все равно... - отвечал военный серьезно, - а вот  ведь  слу-
чай-то вышел.
   - Так что же вы теперь от меня хотите?
   - Да что, пустяки... хотя впрочем еще не знаю... Да пустяки, стоит ли
об этом говорить!
   Шахов вдруг повернулся и пошел к двери. На этот раз военный не  оста-
новил его, он насмешливо и с интересом следил за тем, как Шахов идет че-
рез подвал, поднимается по ступеням, отворяет двери...
   Когда Шахов отворил двери на улицу, он еще раз услышал голос  Главец-
кого; Главецкий коротко, по многу раз произносил вслед Шахову  всем  из-
вестное заборное слово.
 
   ---------------
 
   КНИГА II.
 
   1.
 
   Искусство восстания - самое трудное искусство в мире.
   Это искусство требует не только ясного и мужественного ума, не только
тонкого лукавства, не только расчетливости шахматиста. Оно требует преж-
де всего спокойствия: спокойствия, когда нужно гримировать лицо и  изме-
нять походку, чтобы из Выборгского подполья руководить революцией;  спо-
койствия, когда план, выработанный бессонными ночами в шалаше, в болотах
под Петроградом, готов рухнуть; спокойствия,  когда  пустая  случайность
готова вырвать из рук уже одержанную победу; спокойствия,  когда  сопро-
тивление сломано; наконец,  спокойствия,  когда  вчерашний  политический
беглец начинает руководить шестою частью мира.
   Этим спокойствием в полной мере обладали те, кто 24 октября по услов-
ной телеграмме двинули отряды моряков на помощь восставшим солдатам, те,
кто троекратным гудком с Трубочного завода  вызвали  к  Николаевскому  и
Дворцовому мостам отряды василеостровских красногвардейцев и бросили  на
город восставшие рабочие районы, те, кто должен был из  пушек  Петропав-
ловской крепости подать сигнал к всеобщему штурму...
   Против красногвардейцев - прямолинейного авангарда революции,  матро-
сов - людей, привыкших с веселым спокойствием ставить свою жизнь на кар-
ту, и солдат, пропахших потом мировой войны, несущих на своих штыках не-
нависть, воспитанную в Мазурских озерах, - правительство буржуазии  про-
тивопоставило свою гвардию - юнкерские училища, свою любовь к романтизму
- ударные отряды смерти и свой комнатный героизм  -  женские  батальоны,
язвительно прозванные "дамским легионом при Временном правительстве".
   Впрочем, вежливые адвокаты и осторожные промышленники были уверены  в
том, что враг будет побежден при помощи одних только заклинаний.
   Они и не подозревали, что их власть окончится скорее, чем  это  можно
было бы предположить с первого взгляда.
   Вместо того, чтобы отдавать приказы - они отдавали приветствия, вмес-
то того, чтобы попытаться хоть однажды опровергнуть блестяще  доказанную
неспособность к управлению государственными делами - они  выражали  друг
другу соболезнование, вместо того, чтобы защищаться - они, как благовос-
питанные люди, уступали насилию.
   Впрочем, защита как холодным, так и огнестрельным оружием, справедли-
во казалась им бесполезным и хлопотливым  делом.  Подобно  средневековым
алхимикам, они предпочитали защищаться формулами магических  заклинаний.
На всякий случай это вежливое правительство организовало комитет общест-
венной безопасности (иными словами -  безопасности  буржуазии),  послало
главного мага и волшебника в Гатчино за красновскими казаками и  вызвало
с фронта батальон самокатчиков.
   Комитет безопасности буржуазии постановил немедленно умереть от него-
дования, главному волшебнику не суждено было возвратиться обратно, а ба-
тальон самокатчиков вступил в  Петроград  с  требованием  передачи  всей
власти в руки Советов.
   А покамест адвокаты из провинции  и  демократы  из  сахаро-заводчиков
уясняли себе смысл происходящих событий и  раздували  порох  заклинаний,
плохо разгоравшийся на ветру Октябрьской революции, восставший гарнизон,
не тратя лишних слов и щелкая затворами винтовок, при помощи  настоящего
пороха, изобретенного Бертольдом Шварцем, готовился атаковать Зимний.
   К четырем часам дня дворец был уже окружен кольцом войск Военно-Рево-
люционного Комитета. Возле Александровского сада и на улице Благородного
Собрания за Полицейским мостом стояли Кексгольмский  полк,  Второй  Бал-
тийский и Гвардейский экипажи моряков; группы этих же частей  прикрывали
завод зенитной артиллерии.
   С Морской улицы вход на  Дворцовую  площадь  занимали  броневики  под
прикрытием Павловского полка и  Красной  гвардии  Петроградского  и  Вы-
боргского районов.
   Главный отряд Павловского и  Преображенского  полков  продвинулся  до
Зимней Канавки и замыкал выходы с площади.
   Все эти части с левого фланга и в центре опирались на резервы  Егерс-
кого, Семеновского и Волынского полков.
   Таким образом почти весь петроградский гарнизон  по  первому  приказу
готов был двинуться на Зимний дворец.
   Именно тогда Временное правительство с удивлением заметило, что  шты-
ки, на которые оно опиралось, обратились против него, что меч, который в
эти суровые дни должен был защищать буржуазию - висит над ее головой.
   Правительству больше ничего не оставалось делать  как  доказать,  что
оно действительно умерло и что его остается только похоронить.
   Впрочем, в этом случае, нужно отдать ему справедливость, оно проявило
редкую сообразительность: так как прямой целью наступления на Зимний был
арест Временного правительства, то для того, чтобы Военно-Революционному
Комитету было удобнее арестовать его в целом, не тратя много сил и  вре-
мени на арест каждого министра в отдельности, оно объявило  перманентное
заседание.
   Оно заседало четырнадцать часов под ряд, послало пятьдесят телеграмм,
подписало двадцать пять обращений к фронту и тылу, вынесло двенадцать  с
половиной резолюций протеста и издало один указ Сенату,  пока,  наконец,
не уснуло, утомившись, за крепкими засовами Трубецкого бастиона.
   Нужно полагать, что перед своей  политической  смертью  члены  прави-
тельства пожалели о том, что не знали всего этого раньше. А если бы  они
это знали, они знали бы и то, что дважды пьеса не разыгрывается, что ес-
ли у господина министра есть долги, то нужно торопиться покрыть их двад-
цатым числом министерского жалования.
 
   2.
 
   По дислокации Военно-Революционного Комитета Павловский  полк  должен
был занять участок от Миллионной до Невского проспекта по Мошкову  пере-
улку и по Большой Конюшенной.
   Полк выполнил приказ - к 12-ти часам дня участок был занят.
   Недалеко от мостика через Зимнюю канавку, у того места, откуда из-под
овальных сводов видны по ночам тусклые  огни  Петропавловской  крепости,
была раскинута головная цепь полка - в каждой впадине, в каждой нише во-
рот прятались солдаты.
   Между ними, замыкая расположение полка, двигались дозоры  красногвар-
дейцев.
   Помня задачу всех  красногвардейских  отрядов  "нигде  не  подпускать
близко к войскам революционного  гарнизона  контр-революционные  войска,
верные Временному правительству", - Кривенко поставил свой отряд впереди
головной цепи павловцев.
   Это было опасное место - впереди, в глубоком секторе баррикад, закры-
вающих все входы в Зимний, простым глазом видны были пулеметы.
   Шахов с дозором красногвардейцев обходил авангардные части.
   Глубокая тишина стояла в головной цепи полка. Солдаты молчали.
   Только время от времени слышался короткий приказ, и тогда Шахов пони-
мал, что вся эта масса солдат находится в непрерывном движении, что  это
движение нужно во что бы то ни стало удержать  до  решительного  приказа
штурмовать Зимний, что вопреки приказаниям резервы сгущаются все плотнее
и плотнее, а головные цепи двигаются все дальше и дальше.
   Проходя мимо Мошкова переулка, он услышал, как молодой солдат,  лихо-
радочно шевеля затвором винтовки, спрашивал сдавленным голосом у прапор-
щика, своего ротного или батальонного командира:
   - Товарищ Кремнев, третья рота послала меня узнать, почему не  насту-
паем на площадь?
   Прапорщик ответил тем же сдавленным, напряженным голосом:
   - Распоряжение Комитета - ждать!
 
   ---------------
 
   А в резервах на Марсовом поле было шумно и весело. Солдаты  разводили
костры, беспорядочные пятна пламени возникали у Троицкого моста, у  Лет-
него сада.
   Возле одного из таких костров, неподалеку от памятника Суворову, соб-
рались солдаты и матросы из разных частей. Все сидели вокруг огня на по-
леньях, опершись о винтовки - свет костра, неяркий в наступающих  сумер-
ках, скользил между ними, освещая черные бушлаты и почерневшие от дождя,
дымящиеся паром шинели. Низкорослый, коренастый солдат  ругал  большеви-
ков.
   - Дьяволы, мать вашу так..., - говорил он, - что они  там  с  бабами,
что ли, спят?
   - Ну, где там с бабами! Теперь по всему Петрограду с фонарем ходи, ни
одной бабы не сыщешь! Теперь все бабы в ударный батальон ушли!...
   - Почему нас не двигают вперед? - спросил низкорослый,  держа  голову
прямо и глядя на огонь немигающими глазами, - для чего, язва их  возьми,
они языки треплют понапрасну?...
   - Да ведь посылали к ротному, - лениво сказал молодой солдат. Он ста-
рательно сушил у огня промокшую полу шинели.
   - Посылали! Много ты знаешь, говно такое! - проворчал низкорослый.  -
Мы тут никак с самого утра торчим! А теперь который час?
   - Хорошие были часы, да вошь стрелку подъела,  -  равнодушно  ответил
молодой солдат.
   - Что они, сволочи, в самом деле, смеются, что ли, с людей? - внезап-
но и быстро заговорил один из матросов, сидевших поодаль - стой, а спро-
сить что ли у Толстоухова?
   - А ты поди, понюхай ему ж..., может он тебе скажет, - проворчал дру-
гой.
   - Тащи сюда Толстоухова, товарищи! - закричал первый матрос.
   - Толстоухов! Толстоухов! сюда! - понеслось от одного костра к друго-
му.
   Высокого роста чернобородый моряк внезапно появился  на  грузовике  у
Троицкого моста. Свет костра падал на него сбоку, его голова и плечи ог-
ромной двигающейся тенью метались на голой стене.
   Он сказал полнокровным, четким голосом, который был одинаково  слышен
в разных частях резервного расположения:
   - Распоряжение Комитета - ждать!
 
   ---------------
 
   Приказа наступать ждали не только в головных колоннах и  в  резервных
частях - с неменьшим нетерпением его ждали в штабах.
   Кривенко второй час сидел в казармах Балтийского экипажа, в одном  из
фронтовых штабов и несмотря  на  энергичные  уговоры  молодого  мичмана,
только что назначенного начальником штаба, решительно отказывался уйти.
   - Товарищ Кривенко, - говорил мичман, - отправляйтесь к своему  отря-
ду. Вы знаете, чорт  вас  возьми,  что  вас  за  такое  поведение  нужно
расстрелять на месте!
   - Это не меня, а таких штабных начальников нужно расстрелять на  мес-
те. Я свое дело знаю!
   - Да поймите же вы, наконец,  что  раз  Военно-Революционный  Комитет
считает нужным не отдавать приказа, значит у него имеются для этого свои
основания! Как же вы смели бросить свой отряд в такое  время?  -  вдруг,
начиная свирепеть, закричал мичман.
   Кривенко досадливо усмехнулся.
   - Ты, дружок, за мой отряд не беспокойся! Это я не сам  пришел,  меня
мой отряд послал в штаб за приказом!
   - Да за каким приказом?
   - А за таким, что мы три часа стоим на одном месте и ни тпру ни ну...
   Он вдруг с яростью ударил кулаком по столу.
   - Да ведь ребята прямо на огонь прут...
   Мичман побагровел, не сказал ни слова и, махнув рукой, выбежал в  со-
седнюю комнату; немного погодя он приоткрыл дверь и просунул в щель  го-
лову:
   - Между прочим, какого чорта вы ко мне пришли? Идите в свой  штаб,  в
Павловские казармы!
   Кривенко запыхтел, успокоился и, ворча что-то,  принялся  внимательно
рассматривать голые стены казармы.
   - Кронштадтцы приехали! - быстро сказал матрос, стоявший у окна и  во
время разговоров о приказе не проронивший ни слова.
   Он выбежал из комнаты. Кривенко, вслед  за  ним,  спустился  вниз  по
лестнице и пошел на набережную, к Николаевскому мосту.  На  Неве  стояла
целая флотилия: направо у Николаевского моста  вырисовывалась  в  тумане
"Аврора", налево ошвартовался "Амур", - верхняя палуба  его  была  полна
черными бушлатами; за ним стояли колесные пароходы. Несколько тысяч  мо-
лодых матросов с винтовками за плечами, с патронташами у пояса по  вере-
вочным лестницам взбирались на каменные парапеты набережной, легко  пры-
гали вниз, бежали к своим частям, быстро строились в колонны.
   Через полчаса вся набережная была полна кронштадтцами.
   Они не успели еще построиться, как  черный  автомобиль  со  слюдяными
окошечками в парусиновом верхе вылетел из-за угла Галерной и  остановил-
ся.
   Худощавый высокий моряк подошел к автомобилю и сказал несколько слов,
которые не расслышал Кривенко. Невысокого роста человек в очках, в  фет-
ровой шляпе на длинных рыжеватых волосах, в распахнутом  пальто  вскочил
на сиденье шофера и поднял руку.
   - Кронштадтцы! - сказал он и замолчал на одно мгновенье.
   Глухой шум еще катился внутри смыкающихся колонн.
   - Приветствую вас от имени Петроградского Совета Солдатских и Рабочих
Депутатов, от имени Военно-Революционного Комитета, от имени власти  ра-
бочих, крестьян, солдат и матросов!
   Легкий ветер повеял с Невы и взбросил вверх  ленточки  над  круглыми,
матросскими шапками.
   - Кронштадтцы! - продолжал человек в очках, - вы идете в  бой  не  по
приказу какого-нибудь жалкого русского Бонапарта, царящего милостью дол-
готерпения революции. Вы идете в бой не во имя исполнения договора наших
самозванных правителей с союзниками,  спутывающих  цепями  руки  русской
свободы. Вы идете в бой с именем великой революции на недрожащих устах и
в горячем сердце!
   Он замолчал и нервным движением провел рукой по лицу.
   - Русский флот всегда стоял в первых рядах революции.  Имена  моряков
вписаны на почетном месте в книгу великой борьбы с царизмом.  Так  пусть
же и теперь - в день величайшей из революций - моряки будут мощным аван-
гардом пролетариата!
   "Перед вами - Зимний дворец, последнее прибежище керенщины, последняя
опора врагов народа. Ваша боевая задача - атаковать дворец. Ваши  братья
- солдаты и красногвардейцы выполнили свой долг, передав сегодня ночью в
руки Военно-Революционного Комитета все правительственные здания, банки,
телеграфы, вокзалы. Очередь за вами... Они ждут вас на баррикадах..."
   Кривенко, не дослушав речи человека в очках, побежал обратно в  штаб.
Поднимаясь по лестнице он несколько раз всхрапнул басом  -  с  некоторой
натяжкой, это можно было принять за смех.
   - Ты слышал, чорт побери? - весело закричал он, увидев мичмана, - да-
вай сюда приказ!
   Мичман потряс перед его лицом только что полученной телефонограммой.
   - Распоряжение Комитета - ждать!
   3.
 
   Прапорщик Миллер медленно спустился по лестнице,  на  Дворцовую  пло-
щадь.
   На несколько минут он задержался на лестнице, придерживая р