колонны; Шахов машинально наклонился над ним,  заглянул
в лицо и разогнувшись некоторое время стоял неподвижно, оглядываясь вок-
руг себя бессмысленными и напряженными глазами.
   И вдруг он снова почувствовал голод, сдавивший ему  грудь  и  звонкой
пустотой отдавшийся в голове. Неожиданно  для  самого  себя  он  выбежал
из-за колонны и поднял руку с винтовкой.
   - Бегом! - закричал он с бешенством, полуобернувшись к красногвардей-
цам и указывая на дворец винтовкой.
   А дальше все покатилось куда-то, сдвинулось - он на бегу обернулся  и
увидел, что из-за колонны разом выбежала темная масса людей и под разод-
ранный треск пулемета побежала через площадь к дворцу.
   Короткими вспышками сознания, точного до болезненности, Шахов отметил
высокого матроса, стоящего перед баррикадой и размахивающего ручной гра-
натой, и труп солдата, на который он едва не наступил, подбегая к барри-
каде.
   Но еще через несколько мгновений и матрос с гранатой и  труп  солдата
остались позади - перед Шаховым были высокие штабеля дров.
   Он тотчас же, не останавливаясь ни на одну секунду, начал молча взби-
раться по скользким, вымокшим бревнам.
   Два или три раза он поскользнулся, упал, и снова  поднялся,  стараясь
не выпустить из рук винтовку. И повсюду вокруг него были такие же как он
молчаливые, упорные люди, которые взбирались вверх по скользким бревнам,
падали и снова поднимались и так же, как он, крепко держали в руках свои
винтовки.
   И вдруг грохот орудий сразу упал и, заглушая сухую, ружейную трескот-
ню, поднялся длительный, бешеный крик.
   Черная сплошная масса людей накатилась на  баррикаду  снизу  и  сразу
обогнала Шахова, разбрасывая бревна, перекатываясь через штабеля.
   Несколько гранат одна за другой разорвались впереди него; он стоял на
баррикаде и по многу раз, не целясь, стрелял из винтовки.
   Яркий свет лился из окон дворца, двое солдат у главного  входа  вози-
лись с пулеметом, высокий полный офицер, без фуражки, бежал к баррикаде,
размахивая рукой, вооруженной револьвером.
   Но все это было там, у самого входа во дворец; здесь рядом с  Шаховым
вразброд щелкали ружейные выстрелы и черные, забрызганные  грязью,  люди
прыгали, бесновались, кричали и, размахивая винтовками, непрерывным  по-
током катились от баррикады к дворцу.
   Шахов прыгнул вниз и вместе с другими красногвардейцами,  перебравши-
мися через баррикаду, бросился к подъезду. Здесь,  на  лестнице  второго
этажа солдаты теснили юнкеров, стрелявших сверху:
   Когда Шахов вмешался в толпу - сопротивление юнкеров было уже сломле-
но.
   Стрельба сразу прекратилась, только несколько раз еще  щелкнули  оди-
ночные ружейные выстрелы.
   Чей-то звучный голос закричал сверху: "Прекратите стрельбу! Мы сдаем-
ся!" - и в ту же минуту Шахов, как футбольный мяч, был вброшен толпою  в
одну из комнат второго этажа.
   Повсюду на полу разбросаны были обоймы, патроны. В углу, сжатые  тол-
пою, теснились юнкера - невысокий лохматый матрос  ругал  их  по-матери,
грозил кулаками, яростно стучал об пол  винтовкой.  Немного  в  стороне,
солдаты прикладами разбивали огромные упаковочные ящики и тащили из  них
ковры, занавесы, белье, фарфор, статуэтки.
   Высокий человек в солдатской гимнастерке с сухим энергичным  лицом  и
лихорадочными глазами грозил им револьвером и кричал:
   - Назад! Назад клади! Мы не бандиты! Ничего не брать! -  Товарищи!  -
прокричал он вдруг так громко, что все находившиеся  в  комнате  к  нему
обернулись. - Все, что находится здесь -  принадлежит  народу!  Ни  одна
вещь не должна пропасть из дворца! Не позорьте революции!
   Шахов остановился посреди комнаты, не зная, что нужно делать дальше и
чувствуя, что нужно итти куда-то, что кому-то нужна  эта  сила,  которая
заставляла его бежать наперерез пулеметам...
   - Где ваши министры? - кричал матрос юнкерам, - сбежали? Сбежали? Го-
ворите, сукины дети, корниловцы!..
   - Вот оно что... Временное правительство... - вдруг вспомнил Шахов. -
Вот куда...
   Он выбежал на лестницу; по лестнице вверх и  вниз  непрерывной  цепью
шли солдаты.
   И вдруг среди беспорядочной толпы началось какое-то  движенье:  снизу
отхлынули назад, сверху подались вперед - толпа  шпалерами  расступилась
вдоль перил.
   Невысокого роста человек в очках и в фетровой  шляпе,  сброшенной  на
затылок, торопливо шел, почти бежал по этому живому коридору.
   Давешний солдат с лихорадочными глазами выбежал навстречу ему и, про-
толкавшись сквозь толпу, окликнул его по имени.
   - Временное правительство?
   - Во втором этаже, через три  комнаты  от  малахитового  зала...  Там
еще...
   - Что?
   - Там еще юнкера... Не сдаются.
   Они скрылись в толпе. Шахов бросился вслед за ними.
   Небольшая колонна  юнкеров  -  последняя  гвардия  Временного  прави-
тельства - неподвижно стояла в караульной комнате у дверей, за  которыми
тринадцать министров, с упорством, достойным лучшего применения, все еще
играли свою пьесу, не замечая, что занавес уже давно опустился. Вся  ко-
лонна держала винтовки на-изготовку и ни одним словом не отвечала на бе-
шеные крики, которыми толпа, втиснувшаяся вслед за человеком в  очках  в
караульную комнату, встретила это последнее препятствие.
   И вдруг все смолкло. Человек в очках поднял руку.
   - Товарищи! Не нужно крови! Сопротивление бесполезно.  Положите  ору-
жие! Временное правительство здесь?
   Один из юнкеров за спиною своих товарищей открыл дверь  в  кабинет  и
вытянулся на пороге во фронт.
   - Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего  че-
ловека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство!
   Он, молча, взял руку под козырек,  выслушал  ответ  и,  повернувшись,
прошел сквозь колонну.
   Человек в очках, подняв голову, смотрел ему в  лицо,  сощурив  глаза,
схватившись за рукоятку револьвера.
   - Временное правительство просит сообщить, что оно  уступает  силе  и
сдается!
   8.
 
   С той самой минуты, как Шахов переступил порог этой комнаты,  он  по-
чувствовал томительную неловкость, подобную той,  которую  испытывал  он
иногда на любительских спектаклях, следя за плохой игрой знакомых  акте-
ров, когда эти знакомые актеры сами не сознавали, как плохо они играют.
   Он вдруг усомнился, точно ли из-за этих скучных,  упорно  старающихся
поддержать свое достоинство, тринадцати начальников департаментов  юнке-
ра, казаки, ударные батальоны в течение долгих восьми часов стреляли  из
ружей, пулеметов и пушек.
   Он почувствовал усталость; все напряжение его сразу упало.
   Сквозь тяжелеющее сознание он слышал и видел, как человек в очках оп-
рашивает членов Временного правительства, записывает их имена, составля-
ет протокол об аресте, - несколькими короткими фразами сдерживает  напор
толпы, готовой, при известии о том, что Керенского нет, смыть и снести к
чортовой матери и Временное правительство, и его самого, и все, что  по-
падется под руку.
   Он приходит в себя только тогда, когда давешний высокий солдат,  нак-
лонившись к человеку в очках, говорит ему что-то на ухо (человек  в  оч-
ках, не отрываясь от протокола, кивает головой) и, обводя комнату своими
лихорадочными глазами, останавливается долгим взглядом на нем, на  Шахо-
ве.
   Должно-быть, лицо Шахова согласуется с тем, о чем он только  что  ду-
мал, он отделяется от стола и, пройдя сквозь кольцо матросов, подходит к
Шахову.
   - Вы - красногвардеец, товарищ?
   - Да, смольнинского отряда!
   - Возьмите двух людей и пройдите на чердак. Осмотрите все помещения -
нет ли где телеграфа. Если найдете какие-нибудь бумаги, телеграммы - все
отнесите ко мне, сюда. Я - комендант Зимнего. Сделайте все это без шума.
   - Все будет сделано, - отвечает Шахов.
 
   ---------------
 
   В караульной комнате он почти тотчас же отыскал одного из красногвар-
дейцев своего отряда. Вдвоем они прошли длинный коридор, по обеим сторо-
нам которого стояли, дожидаясь выхода арестованных, солдаты и матросы, и
после долгих блужданий по комнатам первого и второго этажа наткнулись на
старого швейцара в сине-красной, шитой  золотом  ливрее.  Швейцар  стоял
посредине огромной, тускло освещенной, залы и в  затруднении,  почесывая
затылок, смотрел, как веселый, длинноногий человек в кепке, лихо  залом-
ленной на затылок, аккуратно срезал с кресел перочинным ножом  тисненую,
японскую кожу.
   Впрочем, при виде красногвардейцев длинноногий в  кепке  хладнокровно
сложил ножик и отошел в сторону.
   Швейцар молча выслушал Шахова, пожевал губами и с грустью  прошамкал,
что на чердак нужно итти со двора, а потом по круговой лестнице.
   Лестница вела на пристройки третьего этажа.
   Здесь было темно, фонарь лохматыми светлыми пятнами  освещал  пыльные
стены.
   Шахов одну за другой открывал двери, направлял внутрь комнаты фонарь,
мельком оглядывал ее и шел дальше.
   Он осмотрел таким образом почти весь чердак Зимнего и, не найдя ниче-
го, решил было возвратиться обратно, когда его спутник,  наткнувшись  на
пустые упаковочные ящики, сваленные один на другой, увидел за ними узкую
дверь.
   Он попытался отворить ее - за дверью послышался шорох. Не  говоря  ни
слова, он жестом подозвал Шахова.
   Шахов приложился ухом к двери - ничего не было слышно. Тогда он спро-
сил ясным, отчетливым голосом:
   - Кто здесь?
   Голос гулко отдался под низкими потолками.
   Никто не ответил.
   Он постучал в двери рукояткой револьвера:
   - Отворите! Ваши все сдались!
   Снова никто не ответил; и вдруг в напряженной тишине Шахов  явственно
услышал шорох.
   - Послушайте, - сказал он, - даю вам слово, что,  если  вы  сдадитесь
добровольно, вы будете отпущены. Всех сдавшихся  юнкеров  освободили  на
честное слово.
   Он не успел еще договорить последней фразы, как за дверью ударил  ре-
вольверный выстрел.
   - Стреляет, стерва! - удивился красногвардеец.
   Новый прилив бешенства начал подмывать Шахова;  однако-ж  он  сдержал
себя и снова пытался уговаривать.
   - Да поймите вы, чорт возьми, что это бесполезно! Ну, вы убьете одно-
го, даже двух людей. Все равно, вас возьмут через четверть часа!
   За дверью стукнули обо что-то револьверным дулом.
   Шахов едва успел отскочить - пуля пролетела от него на полшага.
   Красногвардеец молча отошел на несколько шагов в сторону,  приложился
и, как на учебной стрельбе, выпустил все шесть пуль одну за другою.
   Все шесть пролетели мимо - едва только последняя гильза выскочила  из
затвора, как раздался новый револьверный выстрел.
   На этот раз человек за дверью попал в цель -  красногвардеец  выронил
винтовку, коротко закричал и упал лицом вниз на пол.
   Шахов приподнял его - пуля попала в ключицу, несколько  капель  крови
брызнули на шею и грудь - и оттащил в сторону.
   Красногвардеец, коротко и тяжело дыша, левой рукой ощупывал рану.
   - Он видит, куда стрелять... - вдруг  пробормотал  он,  пытаясь  под-
няться и снова садясь на пол.
   Шахов оставил его и, сжав зубы, вернулся обратно; он поставил  фонарь
на край ящика и, каждую секунду ожидая нового выстрела, принялся  осмат-
ривать поверхность двери.
   Это была довольно плотная дверь, скрепленная широкими планками;  уви-
деть что-либо через такую дверь было невозможно.
   Проводя по поверхности двери рукой, он уколол палец о  дощечку,  рас-
щепленную пулей, и тотчас же эта легкая острая боль прояснила его отяже-
левшее сознание.
   - Так вот в чем дело... Стало-быть, он в  темной  комнате,  а  у  нас
здесь светло, фонарь... Он нас сквозь эти дыры, проделанные пулями,  ви-
дит... Стало-быть, если потушить фонарь...
   Он открыл дверцу фонаря и пальцем прижал фитилек: тотчас же на  двери
замаячили неярким светом несколько круглых отверстий.
   Он приложился глазом к одному из них и увидел небольшой, слабо  осве-
щенный круг на голой стене; он сдвинулся  немного  ниже  -  в  полумраке
скользнула и тотчас же исчезла рука, сжимающая рукоятку револьвера.
   Переходя от одного отверстия к другому, он осмотрел почти всю комнату
- эта комната освещалась карманным фонариком или свечою; она была  почти
пуста, на полу, собирая что-то, ползал человек.
   Шахов ясно различил блестки погон, скользнувшие в  тусклом  свете,  -
этот человек был офицером и этот офицер был в двух шагах от Шахова.
   Юнкер, шесть часов назад стоявший на часах у ворот Зимнего, легко уз-
нал бы этого офицера; это был тот самый прапорщик Миллер, который тщетно
пытался оповестить защитников Зимнего о том, что дворец окружен войсками
Военно-Революционного Комитета.
   В одной руке он держал револьвер, а другою шарил на полу, должно быть
искал оброненный патрон.
   Шахов, напряженно щуря глаз, следил за каждым его движением.
   Офицер встал, сделал несколько шагов по комнате и вдруг обернулся.
   Лицо его осталось в тени, свет был за спиною, - но это движение,  по-
ходка были мучительно знакомы Шахову. Напрягая память и в то же время не
упуская из виду ни одного движения офицера, Шахов начал медленно  подни-
мать руку с револьвером.
   Офицер стоял теперь перед самой дверью и застрелить его было  гораздо
проще, чем оставить в живых.
   Шахов тщательно целил ему в левую сторону груди.
   И вдруг смутное чувство покатилось по телу, в горле пересохло; но  он
был попрежнему спокоен, рука не дрожала, палец не скользил по курку.
   - Чего ж я, в самом деле, жду? - холодно подумал он и в ту же  минуту
понял, что ждет, когда офицер отойдет в сторону или повернется так, что-
бы можно было обмануть себя и не убить его, а только ранить.
   И в самом деле, едва он это понял, как офицер отошел от двери.
   Тогда, наконец, Шахов наставил дуло в одно из отверстий  и  торопливо
дернул курок.
   И тотчас же он бросился к двери и начал вышибать ее частыми и  корот-
кими ударами приклада.
   Дверь распахнулась, наконец.
   В первое мгновенье он ничего не видел - вслепую сделал несколько  ша-
гов, двинул ногой сброшенный на пол телеграфный аппарат, из которого вы-
ползала длинная белая лента, и только тогда, обводя взглядом голые,  за-
пыленные стены, наткнулся на офицера.
   Офицер стоял в самом темном углу, бессильно сползая вниз по  стене  и
пытаясь достать выпавший из раненой руки револьвер.
   Шахов вздрогнул и выпрямился.
   Он подошел к нему вплотную и, вглядываясь в это бледное лицо с  отпа-
дающей нижней губою, выронил револьвер и схватил офицера за руку.
   Он сказал сдавленным голосом, не веря тому, что сейчас произнесет это
имя:
   - Галя!
   Офицер посмотрел на него в упор, с усилием попытался  двинуть  повис-
шей, как плеть, рукой, отделясь от стены, сделал шаг вперед и  грохнулся
на пол.
 
   9.
 
   В одной из комнат второго этажа Шахов опустил на диван беспомощно по-
висшее тело и, протолкавшись сквозь толпу солдат и матросов, добрался до
комнаты, в которой час назад было арестовано Временное правительство.
   - Спешное дело! - прокричал он красногвардейцам, пытавшимся его оста-
новить, и с размаху толкнув дверь, лицом к лицу столкнулся с комендантом
дворца.
   - По вашему приказанию...
   - Нашли что-нибудь? - быстро спросил комендант.
   - Да... На чердаке. Вход со двора по круговой  лестнице.  Я  поставил
туда караул...
   - Бумаги?..
   - Вот все, что я нашел...
   Комендант перелистал бумаги.
   - Временное правительство, - прочел он про себя, - обращается ко всем
классам населения с просьбой поддержать Временное правительство...
   Он взял другую бумагу:
   - Всем, всем, всем... Временное  правительство  на  посту.  Положение
признано благоприятным. Городская дума на стороне правительства.  Дворец
обстреливается ружейным огнем без всяких результатов... Временное прави-
тельство обращается ко всем классам населения...
   Он уронил телеграмму на пол.
   - Товарищ комендант...
   - Нужно наладить охрану дворца, - быстро сказал  комендант,  поднимая
свои лихорадочные глаза на Шахова, нужно установить посты, караулы. Оты-
щите товарища Измайлова и скажите ему, что я направил вас в его распоря-
жение. А потом... Как ваша фамилия, товарищ?
   - Шахов.
   - Найдите меня завтра... Я буду здесь или в Смольном...
 
   ---------------
   Молоденький прапорщик с опухшим, бледным лицом лежал там же, где  Ша-
хов его оставил.
   Шахов наклонился над ним: дыханья не было слышно.
   Тогда он повернул голову прапорщика так, чтобы свет белых глазирован-
ных ламп падал прямо в лицо, и приподнял веко: зрачок сузился.
   Еще со времени Варшавы и фронта он знал, как одиночные санитары пере-
носят раненых: он взвалил вялое тело на плечи и  посадил  его  за  своей
спиною, продев свои руки под коленями прапорщика; с обеих  сторон  вдоль
его плеч повисли маленькие белые руки.
   От этих до-странности знакомых рук, которые он столько раз  вспоминал
в своем одиночестве, шел теперь сладковатый запах пороха.
   Он торопливо прошел через комнату и, боясь, чтобы  его  не  задержали
(вокруг него мало-по-малу  собирались  солдаты,  матросы,  бродившие  по
дворцу толпами), бросился в первую попавшуюся дверь.
   В темноте, толкаясь плечами о стены,  он  спустился  по  лестнице  на
двор; караулы еще не были поставлены и ему  удалось,  вместе  с  толпой,
пройти через ворота.
   На Дворцовой площади еще звенели оружием отряды матросов, с того  бе-
рега Невы, где темнели неясные очертания крепости,  раздавались  хриплые
крики.
   Полуразрушенные штабеля дров еще заграждали выход на площадь -  Шахов
едва протиснулся в узкий проход между двумя поленницами.
   Он обошел площадь со стороны Александровского сада и Невский,  утоми-
тельно-ровный, открылся перед ним с холодным светом фонарей вдоль почер-
невших зданий.
   У Казанского собора и на углу Михайловской видны были костры пикетов.
Он свернул налево по Мойке - никто не остановил его и он шел около полу-
часа.
   Наконец, прислонившись плечом к стене, он медленно  опустил  тело  на
землю и отер пот со лба.
   Прапорщик Миллер или тот, кто час назад называл себя прапорщиком Мил-
лером, лежал на мокром тротуаре, далеко вверх закинув бледное лицо.
   Он был без фуражки - спутанные, остриженные по-мужски, волосы  падали
на лоб. Свет фонаря тускло скользил по серебру погон, по кокардам на са-
погах.
   "Эти кокарды на сапогах, кажется, кавалеристы носят..." - смутно  по-
думал Шахов.
   Спустившись на колени, он снял посеребряный офицерский пояс, перочин-
ным ножом срезал погоны и попытался вынуть кокарды.
   Это не удалось ему и, расцарапав пальцы, он оставил кокарды и  прило-
жил руку ко лбу Галины: лоб горел под рукою, где-то у виска чуть  слышно
ударялся пульс.
   Он поднялся с колен и только теперь заметил, в какой темноте  он  шел
все время; и впереди была та же непроницаемая, сплошная  темнота,  ни  в
одном окне не горел свет.
   Он присел на корточки, так же, как давеча,  взвалил  тело  за  спину,
двинулся дальше и шел, не останавливаясь, десять, пятнадцать,  тридцать,
сорок минут. И все так же качалось за спиной с каждой минутой тяжелеющее
тело и все так же впереди была сплошная темнота и время от времени  тем-
нее темноты зияли разбитые подвальные окна, и он все шел и шел, и  начи-
нало казаться, что он никогда не дойдет, что до конца  жизни  будут  ка-
чаться, свисая с плеч, маленькие белые руки...
   - Кто идет?
   Электрический свет фонаря ударяет  прямо  в  лицо  Шахова;  несколько
мгновений спустя свет скользит вниз снова на Шахова и снова на землю.
   Шахов с усилием открывает глаза - и ясно видит на руке, которая  дер-
жит фонарь, круглую нашивку с черепом и  костями  -  знак  ударного  ба-
тальона смерти.
   Он смотрит прямо перед собою - и видит блестящие офицерские погоны.
   Он оглядывается вокруг - перед ним огромным  комом  лежит  Инженерный
замок, вокруг него стоят солдаты ударного батальона.
   - Ваши документы?
   Шахов опускает руку в карман пальто - первое, на что натыкается  рука
- наган, рассыпанные пули; он почти насильно разжимает пальцы, взявшиеся
было за тяжелую, гладкую рукоятку нагана, и, несколько  мгновений  мучи-
т