укой звяк-
нувшую о ступени шашку.
   В двадцати шагах от дворца юнкера строили баррикады. Они выносили  со
двора длинные бревна и нагромождали их у главного  входа;  они  работали
молча, несколько ударниц из женского батальона неловко и торопливо помо-
гали им. Винтовки с примкнутыми штыками были прислонены к отлогим  пери-
лам лестницы.
   Работа велась с утра - длинные штабеля дров тянулись уже вдоль  всего
фасада и закрывали все входы в Зимний. В баррикадах были искусно  разме-
щены пулеметы - подступы вливающихся на Дворцовую площадь  улиц  были  в
сфере их огня.
   Прапорщик с видимой досадой отвернулся от работающих юнкеров и обойдя
штабеля, вышел на площадь.
   Огромный полукруг правительственных зданий  казался  покинутым  -  он
встретил на площади только одного  человека:  высокого  роста  старик  в
изодранном полушубке стоял возле дворцовой решетки, что-то яростно  бор-
моча и с сумасшедшей напряженностью всматриваясь в ярко-освещенные  окна
Зимнего.
   Несмотря на холод, полушубок его был расстегнут и видна была старчес-
кая худая грудь, поросшая седыми волосами; к картузу  его  был  приколот
красный лоскут.
   Прапорщик перешел через дорогу. На углу  Невского  голубоватым  шаром
горел фонарь; вокруг него была светлая пустота и в этой пустоте  изредка
мелькали тени.
   Фонарь горел на демаркационной линии правительственных войск.
   Каждый, кто в шесть часов вечера остановился бы у  решетки  Александ-
ровского сада, увидел бы, что направо и налево от этого фонаря неподвиж-
но чернели колонны вооруженных людей, а в двух или трех кварталах от не-
го, вдоль по Невскому шли трамваи, сверкали витрины магазинов и электри-
ческие вывески кино.
   Город жил как обычно, стараясь, насколько это было возможно, не заме-
чать революции, отмечая в своем календаре только повышение цен и пониже-
ние температуры.
   На другой стороне улицы стоял пикет. Солдаты курили самокрутки и нег-
ромко разговаривали о событиях сегодняшнего дня.
   Прапорщик услышал только одну фразу, произнесенную громче других:
   "Кронштадтцы здесь!"
   Он пошел вдоль решетки Зимнего, по направлению к Дворцовому мосту.
   Три юнкера встретились ему по дороге; они шли  не  торопясь,  как  на
прогулке, небрежно заложив винтовки под руку. Один из них остановился  и
двинулся было к прапорщику, как-будто желая предупредить его  о  чем-то,
но вдруг ускорил шаги и побежал, догоняя своих товарищей.
   Прапорщик дошел до конца решетки и остановился, настойчиво  вглядыва-
ясь в темноту: ему показалось, что какие-то тени проскользнули мимо  не-
го, наперерез Дворцового моста.
   Он нащупал в кармане револьвер и сделал еще несколько  шагов  вперед:
на этот раз совсем близко от него, пригнувшись, держа  винтовки  напере-
вес, пробежали и скрылись в тени, отбрасываемой дворцом, четыре матроса.
   - Да здесь же с самого утра стояли наши!.. Ведь если они  со  стороны
набережной обойдут дворец...
   Он повернулся и опрометью бросился обратно на площадь.
   - Стало-быть, на нас с двух... нет, с трех сторон наступают...
   Придерживая путающуюся между ногами шашку, он добежал до крайней бар-
рикады. Мельком взглянув на площадь, он завернул было за угол, но тотчас
же возвратился.
   С того времени, как он проходил здесь, направляясь в сторону  Дворцо-
вого моста - на площади что-то переменилось. Он стоял  несколько  секунд
неподвижно, переводя взгляд с одной части площади на другую и вдруг  за-
метил, что перед самыми баррикадами, выдвинувшись далеко на  площадь  со
стороны Александровского сада - стоит какая-то воинская часть.
   "Юнкера выдвинули авангард..." - подумал он и прошел мимо.
   Однако же, не дойдя до входа несколько шагов, он возвратился.
   Незнакомая воинская часть не была юнкерским авангардом - на  солдатах
не было ни юнкерских погон, ни нашивок ударного батальона  -  среди  них
было больше штатских пальто, чем военных шинелей.
   - Да ведь это...
   Он с бешенством схватил за плечо юнкера, стоявшего на часах у входа в
сад.
   - Что это за войска?
   Юнкер с испугом отступил назад, но, вглядевшись  в  офицера,  ответил
спокойно:
   - Это? Не знаю...
   - Да ведь они же здесь, перед дворцом, на площади!  -  в  исступлении
закричал прапорщик, - они сейчас сюда войдут... Почему не стреляют?  По-
чему...
   - Это меня не касается, господин прапорщик, - холодно отвечал  юнкер,
совершенно оправившись, - об этом я предложил бы вам осведомиться у  на-
чальника сводного отряда.
   - Так доложите об этом немедленно начальнику отряда, а кстати сообщи-
те ему, что дворец со всех сторон окружают. Нужно полагать,  что  и  это
вашему командованию неизвестно!
   Он прошел в сад; в саду маячил при свете, падавшем  из  окон  дворца,
фонтан; на затоптанных клумбах стояли и сидели юнкера и казаки.
   В огромной прихожей Салтыковского подъезда, прапорщик  встретил  нес-
колько офицеров, собравшихся вокруг овального стола; одни  курили,  дру-
гие, при свете канделябров, рассматривали висевшие на стенах картины.
   Прапорщик подошел к одному из них, ходившему по комнате с заложенными
за спину руками.
   - Не знаете ли, где кабинет начальника обороны?
   Офицер поднял голову, рассеянно посмотрел в лицо Миллера взглядом че-
ловека, которого разбудили, но который еще не пришел в себя, резко отве-
тил: "не знаю", - и снова принялся, щуря глаза, ходить туда и  назад  по
комнате.
   - Такой и должности нет, начальник обороны, -  весело  сказал  другой
офицер, подходя к Миллеру ближе - вам, должно быть, начальника штаба...
   - Все равно, хоть начальника штаба...
   - Позвольте-ка! - вдруг удивился офицер, - а кто  ж  это  теперь  на-
чальник штаба? Багратуни, кажется, еще утром отказался.
   Первый офицер остановился и с неожиданным вниманием оглядел Миллера с
головы до ног.
   - Вам не мешало бы знать, - хмуро заметил он, - что начальника  штаба
следует искать в штабе Петроградского военного округа,  а  не  в  Зимнем
дворце, являющемся местопребыванием Временного правительства.
   Миллер махнул рукой и, не дослушав хмурого офицера, выбежал из прихо-
жей.
   Поднимаясь по лестнице, вся клетка которой по стенам была убрана  го-
беленами, он наткнулся на юнкера, стоявшего на часах, и от  него  узнал,
наконец, что начальник всех вооруженных сил  столицы  Кишкин  только-что
вернулся из штаба и прошел в  комнату,  где  заседает  Временное  прави-
тельство.
   - Где заседает Временное правительство?
   - Право не знаю, - вежливо ответил юнкер, - до сих пор  правительство
заседало в малахитовом зале, а теперь перешло куда-то во внутренние  по-
кои.
   У Миллера вдруг передернулось лицо - он побледнел и  схватился  рукой
за стену.
   Юнкер подскочил к нему - он отстранился и  молча  пошел  по  длинному
сумрачному коридору.
   - Внутренние покои? Какие внутренние покои? Обстрела боятся, что  ли?
Матросы на набережной... Если бы эти офицеры там, в дежурной комнате уз-
нали об этом, так, пожалуй, тотчас же вызвали бы  начальника  обороны...
Или начальника штаба?.. Или нет... как его юнкер  назвал?  Ах,  да!  На-
чальник всех вооруженных сил столицы... А, быть-может, они все это знают
отлично? Ведь нельзя же, в самом деле, не заметить эту толпу  на  площа-
ди... Что-то не то... Пустота... - вдруг вспомнил он пьяного капитана.
   Он шел все дальше и дальше, проходя одну комнату за другой, не  заме-
чая недоумевающих взглядов юнкеров, солдат, каких-то штатских с  нерусс-
кими лицами - всех, кто попадался навстречу.
   Наконец, он остановился в одной из внутренних комнат дворца,  непода-
леку от той комнаты, в которой он поутру представлялся коменданту  двор-
ца.
   Он обвел комнату глазами, направился к дивану, врезанному в глубокую,
дубовую нишу, и растянулся, подбросив руки под голову.
   Короткий размеренный голос читал что-то за деревянной  стеною.  Слова
были легкие, незвучные, пролетавшие мимо сознания, перед глазами  стояли
неподвижными черными мухами пулеметы, отраженные в стекле, сквозь  строй
николаевских гвардейцев.
   Наконец, дважды повторенное упоминанье о Военно-Революционном Комите-
те заставило его прислушаться.
   Тогда с удивительной ясностью вспыхнуло в памяти все, что  только-что
было прочтено за стеною:
   "Военно-Революционный Комитет предлагает вам в течение 20 минут с мо-
мента вручения настоящего ультиматума прекратить боевые действия,  сдать
все имеющееся у вас оружие и передать здание Зимнего дворца в распоряже-
ние Военно-Революционного Комитета".
   - Так вот где Временное правительство заседает...  -  устало  подумал
прапорщик.
   "... В случае отказа или неполучения на настоящий ультиматум  требуе-
мого ответа, по прошествии указанного срока артиллерией  Петропавловской
крепости и крейсером "Аврора" будет открыт огонь" - закончил голос.
   И прибавил:
   - Прошло уже полчаса, как я получил эту бумажку.
   - Подобный случай был в 1871 году во Франции, - грустно сказал кто-то
над самым ухом прапорщика; должно-быть, обладатель  грустного  голоса  и
любитель аналогий сидел с другой стороны дубовой ниши.
   - Мы не можем отдать приказ к сдаче Зимнего, - взволнованно заговорил
другой голос, - у нас нет точных сведений о том, каковы  силы  большеви-
ков. Кто может поручиться за то, что это не простая угроза?  Быть-может,
этот ультиматум указывает даже на их бессилие? Неужели мы уступим  угро-
зе, когда успех большевиков еще далеко не обеспечен когда...
   - А кстати, Александр Антонович, что  грозит  дворцу,  если  "Аврора"
откроет огонь? - спросил, перебивая, человек, читавший ультиматум.
   После нескольких секунд ожидания  другой  голос,  принадлежавший  без
всякого сомнения старику и, по всей вероятности, военному, ответил:
   - Он будет обращен в кучу развалин. У нее башни  выше  мостов.  Может
уничтожить дворец, не повредив ни одного здания. Зимний  расположен  для
этого удобно. Прицел хороший.
   - Как раз подобный случай был в 1871 году,  во  Франции,  -  вздыхая,
произнес грустный голос.
   - Уступить мы можем только насилию! Но не нужно упускать из виду, что
с одной стороны соотношение военных сил, с другой  стороны  общественное
политическое поведение всех тех  революционных  организаций,  которые  в
своей совокупности одни могут авторитетно и для нас  обязательно  решить
вопрос об организации верховной власти - таково,  что  мы  предоставлены
самим себе - сказал солидный голос, судя по  тембру  принадлежавший,  по
меньшей мере, министру внутренних дел, - с одной стороны  мы  совершенно
изолированы фактически,  с  другой  стороны  никто,  как  кажется  самые
большевики, не станут опровергать того, что мы  наделены  всей  полнотой
власти юридически. Мы должны показать, что наше  сопротивление  не  есть
только стремление сохранить власть, мы не хотим бесцельного  кровопроли-
тия...
   - Это они так, ультиматум о сдаче обсуждают! - с ужасом подумал  пра-
порщик, - а покамест...
   - Так значит, Андрей Иванович, что же вы предлагаете ответить на  эту
бумагу? - спросил человек, читавший ультиматум.
   - Я предлагаю совсем не отвечать на это странное требование...
   "Странное требование!" - усмехнувшись, подумал прапорщик.
   - Это - единственное средство сохранить достоинство носителей  народ-
ных полномочий, - уверенно сказал тот же солидный голос.
   - Все это очень хорошо, разумеется, насчет народных полномочий - мед-
ленно сказал военный, только что известивший Временное  правительство  о
разрушительной силе снарядов "Авроры", - а покамест мы обсуждаем  ульти-
матум, большевики, нужно полагать, занимают Главный штаб.
   Юнкер в изодранной гимнастерке с винтовкой в руке пробежал мимо  Мил-
лера, где-то за углом, в глубине коридора распахнул двери в комнату  за-
седаний Временного правительства и вытянулся на пороге, поднеся  руку  к
козырьку:
   - Генерал-квартирмейстер Параделов просит известить Временное  прави-
тельство, что Главный штаб занят большевистскими войсками!
 
   4.
 
   ... по прошествии двадцати минут с момента вручения настоящего ульти-
матума артиллерией Петропавловской крепости...
   Крышка часов щелкнула и отвалилась: часы показывали двенадцать  минут
седьмого - до истечения указанного срока оставалось восемь минут.
   Комиссар сунул часы в карман и вытащил кисет с табаком и трубку.
   - А ведь, должно-быть, не один я сейчас считаю минуты... еще  семь...
шесть... пять минут и...
   - Товарищ Лобачев, крепостная рота отказывается стрелять!
   Комиссар вскочил, сделал шаг вперед, вспылил  было,  но  сдержался  и
спросил, не повышая голоса.
   - Почему?
   - Говорят: орудия заржавлены... Говорят, пускай сам комиссар из таких
орудий стреляет!
   Трехдюймовые орудия, которыми надлежало штурмовать Зимний дворец, бы-
ли найдены на дворе арсенала и еще утром вытащены в "лагери".
   "Лагерями" называлось небольшое пространство между крепостной  стеною
и обводным каналом Невы, когда-то служившее для  лагерного  расположения
частей гарнизона, а теперь превратившееся в место для свалки мусора.
   Не было возможности выбрать иную позицию - ни втащить орудия вверх на
крепостные стены, ни оставить их за стенами. Слишком близка была цель  -
Зимний можно было расстреливать только прямой наводкой.
   С наступлением темноты эти орудия были выдвинуты из-за куч мусора  на
заранее выбранные места у самого берега Невы.
   Снаряды частью нашлись в арсеналах, частью были присланы с Выборгской
стороны из склада огнеприпасов, - все было готово к тому, чтобы в услов-
ленный час начать бомбардировку Зимнего, подавая тем самым знак к всеоб-
щему штурму - и теперь, когда этот условленный час пришел,  когда  через
четыре минуты Военно-Революционный Комитет прикажет открыть  огонь,  те-
перь...
   - Товарищ Павлов, я иду к орудиям. Вы замените меня до моего  возвра-
щения.
   Тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби  Невы;  октябрьский  вечер
легким дыханьем дождя оседает на лицо и руки.
   Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные  трамваи,  ле-
пятся к перилам кукольные фигурки прохожих.
   Комиссар выбрался, наконец, за крепостную стену.
   Среди огромных куч мусора, в свете ручного фонаря  казавшихся  безоб-
разной декорацией - стояли орудия.
   В десяти шагах от них несколько артиллеристов жались к стволам огром-
ных оголенных ветел. Один из них вышел вперед:
   - Товарищ комиссар?..
   Ручной фонарь направляется навстречу артиллеристу и свет его на  одно
мгновенье задерживается на офицерских погонах.
   - В чем дело, поручик? Почему артиллеристы отказываются стрелять?
   - Артиллеристы не отказываются стрелять...
   Поручик держит голову прямо и смотрит  в  лицо  Лобачева  немигающими
глазами.
   - Артиллеристы не отказываются стрелять, в случае если им будут  пре-
доставлены исправные орудия. Эти орудия - неисправны. При первом выстре-
ле их разорвет. Они - проржавели, в компрессорах нет ни капли масла.
   Комиссар внезапным движением наводит свой фонарь прямо в лицо  офице-
ра.
   Сухое, гладко выбритое лицо спокойно, брови слегка приподняты,  глаза
смотрят не мигая, только зрачки сузились под ярким светом; да и что  там
рассмотришь в этих пустых глазах, спасает  ли  этот  вылощенный  человек
свою шкуру, надеется ли на то, что эти сумасшедшие большевики  проиграют
игру? И уж во всяком случае не узнать, ни за что не узнать, по этим гла-
зам, есть ли в самом деле в компрессорах масло и проржавели ли  в  самом
деле орудия, первые орудия революции, которыми во что  бы  то  ни  стало
нужно подать условный знак к атаке, которыми во что бы то ни стало нужно
сломить сопротивление "армии, верной Временному правительству"?
   - Я вам не верю.
   Поручик пожимает плечами.
   - Как вам угодно! Впрочем вы в этом можете удостовериться сами!
   - Вызовите сюда фейерверкера.
   Фейерверкер, неуклюжий, широкий солдат в темноте возится  возле  ору-
дий; его зовут; переваливаясь на коротких ногах он идет к комиссару.
   - Какие неисправности в орудиях?
   Фейерверкер молчит.
   - Какие неисправности в орудиях?
   - Из их давно не стреляно, - говорит, нахмурившись, фейерверкер. Зар-
жавели. И в компрессорах...
   - Что?
   - В компрессорах - пусто. Масла нет.
   Комиссар молчит; немного погодя, он подходит к артиллеристам ближе  и
говорит глухо:
   - Сейчас я пришлю своего помощника для обследования орудий. В случае,
если они окажутся исправными...
   Он замолчал на одно мгновенье:
   - Расстреляю!
   Он повернулся и быстро пошел обратно.
   У самой крепостной стены его догнал поручик, начальник крепостной ро-
ты.
   - Простите, товарищ комиссар...
   Лобачев, не замедляя шага, повернул к нему голову.
   - Вы, может-быть, думаете, что я солгал... Даю вам честное слово офи-
цера, что...
   Он едва поспевал за комиссаром.
   - Что стрелять из этих орудий, в самом деле, крайне опасно!
 
   ---------------
 
   Снова тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы,  снова  ветер,
дождь и сумрачные громады зданий.
   Навстречу ему, размахивая рукой, в которой зажата записка, бежит  ка-
кой-то солдат.
   - Товарищ комиссар!
   - В чем дело?
   - Вас ждут... Вот записка.
   При четком свете фонаря Лобачев читает записку и стиснув челюсти рвет
ее на мелкие клочки.
   - Опять приказ... Но, чорт побери, ведь можно же начать бомбардировку
с "Авроры"!
   - Где Павлов?
   - В дежурной комнате, товарищ комиссар!
   Лобачев бежит по лестнице, распахивает дверь в дежурную комнату и ли-
цом к лицу сталкивается с человеком невысокого роста, в очках в  распах-
нутом пальто и мягкой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок.
   - В чем дело, чорт возьми? Почему не открываете огонь.  Из  Смольного
приказ за приказом, войска ждут, а вы...
   Лобачев, крепко сжимая челюсти, смотрит на человека в очках.
   Тот внезапно умолкает, сдвинув брови и тревожно  вглядываясь  в  лицо
комиссара.
   - Вы больны? Если вы больны, так как же вы смеете  браться  за  такое
дело...
   Лобачев разжимает залитый свинцом рот.
   - Я здоров. Не имею возможности открыть огонь,  так  как  орудия,  по
словам артиллеристов, неисправны и стрельба из  них  сопряжена  с  опас-
ностью для жизни.
   - Ваши артиллеристы - изменники! - кричит человек в очках.  -  Немед-
ленно дайте знак из сигнальной пушки.
   - Сигнальная пушка? - вспыхивает в мозгу комиссара. - В  самом  деле,
как же так?.. Сигнальная пушка...
   - Почему вы не вызвали артиллеристов с Морского полигона?
   - Почему я не вызвал артиллеристов с Морского полигона? - бессмыслен-
но повторяет комиссар и, придя в себя, отвечает:
   - Потому что четверть часа тому назад я еще не знал, что  орудия  не-
исправны.
   Человек в очках хватает его за руку и тащит к дверям.
   - Идемте к орудиям!
   Он уже бежит по лестнице, выбегает на двор, дождь сразу  захлестывает
лицо; он поднимает воротник пальто, глубже надвигает шляпу. Комиссар ед-
ва поспевает за ним. Они идут в темных проулках, между гарнизонными зда-
ниями; со стороны Зимнего слышатся редкие ружейные выстрелы, фонари сла-
бо мерцают у крепостных стен.
   - Товарищ Лобачев, где вы?
   Какой-то человек бежит за ними, проваливаясь в лужи, прыгая через вы-
боины.
   - Я здесь. Что случилось?
   Человек падает в лужу, вскакивает, ругаясь по-матери, и кричит  весе-
ло:
   - Зимний сдался и наши там!
   Человек в очках с недоумением опускает голову и смотрит поверх очков.
   - Зимний сдался? Навряд...
   Комиссар, дрожа от напряжения, хватает его за руку.
   Он отвечает на пожатие и, прислушиваясь к учащающейся стрельбе, гово-
рит с сомнением, качая головой.
   - Что-то не то... Однако ж едем туда... Посмотрим...
   Они возвращаются обратно в дежурную комнату.
   Высокий солдат, лицо его кажется знакомым комиссару, подходит к нему,
едва только он появляется на пороге дежурной комнаты.
   - Товарищ комиссар, - говорит он и, по старой военной привычке,  под-
носит руку к козырьку фуражки - поручение выполнено.
   - Какое поручение? - пытается вспомнить комиссар. - Ах  д