го
упражнения оба -  и всадник и лошадь - были готовы к действию. Выстрел между
ушами вызывал в ней дрожь,  и ничего более.  Остальное время Андрей посвятил
изучению предстоявшего поля битвы и возможных путей отступления.
 ______________
 * Росинант -  имя, данное Дон Кихотом (в одноименном романе Сервантеса)
своему коню.

 Зина  тем   временем  была  занята  обучением  часовых,   сторожевых  и
вестовщиков.  Их было восемь человек, и они должны были целым рядом искусных
и  деликатных маневров свести конвой и  нападающих в данном месте и в данный
момент.  Время,  когда заключенных потребуют к  допросу,  было известно лишь
приблизительно.  Выбор  дня  и  часа  зависел вполне от  прокурора.  Поэтому
необходимо  было   быть   постоянно  наготове,   пока  предполагалось,   что
заключенных потребуют на допрос.
 Сигнал,  по которому вся машина будет пущена в ход, должен был исходить
из  самой  тюрьмы.  Прежде чем  сдать заключенных под  охрану жандармов,  их
тщательно обыщут и переоденут в тюремной конторе. Как только им велено будет
спуститься вниз, Клейн положит кусок синей бумаги в углу своего окна, ставши
для этого на стул.
 В дни судебных заседаний, каждое утро с девяти часов до трех пополудни,
на  это окно наведен был бинокль из  одного из  домов,  расположенных против
тюрьмы.  Двое  из  участников предприятия наняли там  комнату и  по  очереди
наблюдали.  Когда один уставал,  другой замещал его,  чтобы ни  на минуту не
оставлять окна из виду.
 С  появлением сигнала в окне Клейна один из них должен был бежать вниз,
в  трактир,  где Ватажко в  качестве вестовщика дожидался вместе с  одним из
часовых. На последнем лежала обязанность известить своих товарищей, сидевших
в другом трактире,  чтобы они заняли свои места, между тем как Ватажко, взяв
извозчика,  который был всегда наготове,  должен был помчаться в гостиницу к
Василию.  Здесь же  все  -  люди,  лошади и  экипаж -  было  всегда готово к
немедленному выезду.
 Принимая   во   внимание  время,   необходимое  для   перемены  платья,
обыскивания и  других формальностей,  сопряженных с  передачей арестантов на
руки конвою,  Андрей и Василий успеют получить сигнал от Ватажко и добраться
до места раньше, чем заключенные выйдут из тюрьмы.
 От  тюрьмы до  здания суда  было  сорок минут ходьбы.  Перейдя тюремную
площадь -  дело  двух  или  трех минут,  -  конвоируемые арестанты вступят в
переулок длиною  с  четверть версты,  ведущий  в  недавно  открытую улицу  -
немного  к  востоку от  тюремного здания,  -  довольно широкую и  не  совсем
застроенную.  Два ряда недавно посаженных лип тянулись по обеим сторонам ее,
но  они не мешали свободному проезду экипажа и  лошадей.  На всем протяжении
улицы не было ни одного полицейского поста,  и  только в  конце ее,  ближе к
центру города,  виднелось несколько лавок.  Пройти эту  улицу  возьмет минут
двенадцать,  и  потому решено было сделать нападение здесь.  Избранное место
нападения  находилось в  пяти  минутах  расстояния от  угла  переулка.  Пять
часовых должны были разместиться,  не  теряя друг друга из  виду,  по линии,
ведущей от тюремной площади к новой улице, чтобы посредством условных знаков
моментально доводить до сведения нападающих обо всем, что происходит на этом
пути.  Сами  же  нападающие должны были скрываться из  виду до  решительного
момента.
 Лучше  всего  было  сделать  попытку  на  пути  в  суд.   Но  в  случае
неожиданного препятствия - по улице мог проходить в критическую минуту отряд
солдат  или  полицейских,  похороны  или  свадебная  процессия  -  нападение
откладывается до возвращения конвоируемых обратно в тюрьму после допроса.  В
этом случае придется произвести перемену фронта.  Нападение совершится в том
же  пункте,  как наиболее удобном на всем пути,  но Андрей и  Василий должны
ждать в  другом месте.  Все  участники предприятия -  часовые и  остальные -
должны двинуться по направлению к  суду,  образуя новую линию,  с  тем чтобы
следить за конвоем,  которому может вздуматься изменить обратный путь, о чем
Андрей   извещается  немедленно.   Во   избежание   путаницы   Зина   должна
присутствовать на месте и следить, чтобы все было в порядке.
 Осуществление этого дела было в высшей степени сложно и затруднительно.
Все должно было идти с  правильностью часового механизма.  Малейшая задержка
или промедление могли погубить все.
 В  воскресенье утром,  когда все  было готово,  они проделали настоящую
репетицию,  чтобы убедиться, что все пойдет как следует. Роль арестованных и
конвоя исполняли Маша Дудорова и  Бочаров,  причем последний в шутку повесил
себе на левое плечо пучок веревок в форме аксельбанта, чтобы больше походить
на  жандарма.  В  назначенное время оба  торжественно двинулись от  тюремной
площади к зданию суда,  а через час возвращались обратно, причем часовые при
виде  их  подавали  сигналы,  а  вестовщики  и  нападающие  проделывали  все
необходимые движения, как будто нападение происходило на самом деле.
 В  общем,   все  шло  очень  хорошо.  Время  и  расстояние  были  точно
рассчитаны.  Все  твердо знали свои  роли.  Несколько сигналов были заменены
другими,  так как они оказались недостаточно ясными на  расстоянии.  Словом,
все было наготове.  Предполагалось,  что заключенных потребуют к  допросу на
следующей неделе -  в  понедельник или  в  среду.  Так как понедельник сошел
тихо, а по вторникам и четвергам следственная комиссия не заседала, то можно
было рассчитывать почти наверное на среду.
 Василий поднялся утром рано,  в  шестом часу,  и  в  сотый раз осмотрел
каждый  винт  в  экипаже,  каждый  гвоздь лошадиных подков,  каждую пряжку в
упряжи. Все было в замечательном порядке, вычищено и смазано как бы напоказ.
 Он засыпал лишнюю порцию овса лошадям и  с  особенным старанием выскреб
их  щеткой.  Затем  он  пошел наверх,  вымылся,  причесался и  почистил свое
платье.  Когда  пробило восемь,  он  разбудил Андрея,  который крепко  спал,
просидевши накануне до поздней ночи за работой.
 Поставив самовар,  Василий собрался идти  в  конюшню,  чтобы  запрягать
лошадь, когда дверь отворилась и вошла Зина.
 Она  держала в  руках корзинку для провизии,  а  на  голове у  нее была
накинута серая шаль.
 Конечно,  она могла зайти,  с тем чтобы посоветовать что-нибудь:  часто
хорошие мысли приходят в  голову в последнюю минуту.  Так,  по крайней мере,
утешал себя Андрей, чтобы прогнать дурное предчувствие при ее появлении.
 Но когда она сняла платок,  покрывавший ее рот и  подбородок,  и Андрей
увидал ее бледное, взволнованное лицо, сердце его упало.
 - Новая беда? - воскликнул он.
 - Нет.  Но  вот  прочтите,  -  сказала Зина,  подавая ему телеграмму из
Петербурга, которую он быстро пробежал глазами.
 Телеграмма  была  от   Тараса  Кострова  и   заключала  в   себе  самую
обыкновенную коммерческую новость,  но смысл ее был очень важен.  Костров от
имени комитета просил отложить их попытку на три дня.
 Очевидно,  в  Петербурге затевались что-то  очень важное в  продолжение
этих трех дней и попытка в Дубравнике могла помешать.
 Андрей и  Зина хорошо понимали возможность таких неприятных совпадений.
Но они также знали -  Андрей,  во всяком случае,  знал, - что при теперешнем
положении   дел   уступить   такому   требованию  значило   рисковать   всем
предприятием.
 - Как тебе это понравится,  -  с  саркастической улыбкой сказал Андрей,
передавая Василию телеграмму.
 В ответ Василий скомкал ее в кулак и бросил на стол, протяжно свистнув.

 "А  я-то  как  хорошо  смазал  сегодня экипаж  и  почистил лошадей!"  -
мелькнуло у него в голове среди грустных размышлений о неудаче.
 Андрей  хотел  во  что  бы  то  ни  стало  отделаться от  этого  нового
препятствия.
 - Слишком поздно откладывать наше дело, - сказал он.
 - Вовсе нет,  -  отвечала Зина.  - Раз оно еще не начиналось, его можно
отложить.
 - Но ведь это значит отказаться от него совсем.  Может быть,  мы теряем
наш последний шанс.
 - Может быть, - сказала Зина.
 - Ну, в таком случае я не думаю, чтобы они могли требовать от нас такой
уступки.  Если же они будут настаивать, то мы, с своей стороны, имеем полное
право продолжать наше дело до  конца,  невзирая ни  на  что.  Ведь все  было
окончательно  решено,   подумайте!  Мы  работаем  тут  месяцами,  собираемся
завершить дело счастливым окончанием,  и  вот  ради какого-то  нового плана,
быть может фантастического проекта,  от нас требуют отказаться от дела,  где
речь идет о  жизни трех наших товарищей.  Нет,  это  уже  чересчур.  Никогда
ничего  не  удастся  сделать партии,  если  она  будет  придерживаться такой
тактики!
 Зина вспылила, как будто эти слова были для нее личным оскорблением.
 - Не говорите глупостей,  Андрей!  -  вскричала она. - Они очень хорошо
знают,  как  обстоит наше дело.  Неужели вы  думаете,  что  они не  способны
взвесить так же, как и мы здесь, что повлечет за собою такая задержка? Если,
несмотря на это,  они послали телеграмму,  значит, их дело важнее нашего. Да
ведь вы сами знаете, что нам придется уступить.
 Таковы были ее слова.  А  взгляд ее больших серых глаз говорил в  то же
время:  "Зачем вы мучаете меня понапрасну?  Неужели вы думаете,  что я менее
вас заинтересована в  этом деле?  Или что я  сама не  передумала этого много
раз?"
 Андрей нервно прикусил губы и больше не настаивал.
 - Предупредили ли их,  - он думал про заключенных, - что сегодня ничего
не будет?
 - У  меня не было времени,  -  отвечала Зина.  -  Телеграмма получилась
вчера ночью,  после моего свидания с надзирателем.  Не видя никого на улице,
они сами догадаются, что сегодня ничего не будет.
 - Нет, так не годится. Они просто подумают, что мы не успели выбраться,
и  будут ждать нападения на обратном пути.  Их нужно сейчас же предупредить.
Они могут устроить так, чтобы их вызвали еще раз к допросу.
 - Это правда; но как предупредить их теперь?
 - Отчего бы  нам с  вами не выйти к  ним навстречу?  Увидя нас обоих на
улице,  пешком,  они поймут,  что мы пришли их только повидать и что сегодня
ничего нельзя сделать.
 Зине  очень  понравилось это  предложение.  Только она  боялась,  чтобы
конвойные,  заметив лицо Андрея,  не заподозрили его в следующий раз,  когда
увидят его в другом костюме и верхом.
 - Ну  их,  все  эти предосторожности!  -  воскликнул Андрей.  -  Они не
вспомнят моего лица, как и сотни других, которые попадутся им по дороге.
 Василий,  по своему обыкновению, поддержал Андрея, и Зина уступила. Они
тотчас же вышли.
 Пройдя  несколько  сот  шагов  от  гостиницы,  они  увидели  извозчика,
мчавшегося по  направлению к  ним.  Волосатое лицо  Ватажко  виднелось из-за
спины кучера, которому он что-то объяснял.
 - Эй, остановись! - закричал Андрей.
 Ватажко соскочил с извозчика.  Он мчался с известием, что в окне Клейна
выставлен сигнал.  Заключенных потребовали в суд.  Все часовые были на своих
местах.
 - Вернитесь скорей и разошлите их по домам,  -  сказала Зина. - Сегодня
ничего не  будет,  и  не  нужно,  чтоб их  видели на  улице.  -  Заметив его
озабоченное лицо, она прибавила: - Ничего особенного; просто отложено на три
дня.
 Ватажко  поторопился  исполнить  новое   поручение.   Зина   и   Андрей
отправились на улицу, где рассчитывали встретить Бориса с товарищами.
 Было  холодное осеннее утро,  какое внезапный северный ветер приносит с
собою в этот влажный, теплый край. Накрапывал мелкий холодный дождик и колол
лицо и руки своими косыми струями.  По мере того как они подвигались вперед,
дождь усиливался, заставляя прохожих ускорять шаги и прятать свои продрогшие
шеи в  воротники пальто.  Зина открыла зонтик.  У Андрея же зонтика не было,
потому что он по своей временной профессии принадлежал к классу,  где зонтик
еще не в большом употреблении. Но дождь его нисколько не беспокоил.
 - Какая прекрасная погода!  -  проговорил он  со  вздохом,  указывая на
улицу.
 Зина улыбнулась, кивнув утвердительно головой.
 Погода была в самом деле очень подходящая для их предприятия,  и обидно
было упускать такой случай. Даже самые многолюдные центры были почти пусты.
 Повернув в  улицу,  обсаженную липовыми деревьями,  которую  они  могли
видеть из конца в конец, они внезапно вздрогнули.
 - Вот они!  -  произнесли оба одновременно вполголоса,  не  поворачивая
головы.
 Сквозь густую пелену дождя  они  увидали своих друзей,  подвигавшихся к
ним навстречу.  Два жандарма шли впереди,  два позади.  Арестанты находились
посередине.  Вскоре их легко можно было различить,  и  они,  в свою очередь,
увидели своих друзей.
 Из них троих один Борис смотрел здоровым и бодрым. Он шел посередине, и
его  густая  русая  борода  развевалась  по  ветру.  Лицо  выражало  радость
неожиданной встречи,  нисколько не  озабоченное тем,  что может означать эта
встреча. Левшин и Клейн были очень бледны, быть может от болезни, быть может
от волнения.
 Обе группы друзей постепенно приближались, сохраняя по внешности полное
равнодушие. Чем ближе они подходили, тем важнее было скрыть малейший признак
того, что они интересуются друг другом. Но и те и другие, не глядя, видели и
чувствовали взаимную близость.
 Зина замедлила шаги. Они теперь приближались очень медленно, и все-таки
расстояние  между  друзьями  уменьшалось  с  поразительной быстротой.  Чтобы
продлить хоть на  минуту жгучую радость и  в  то  же время жгучую боль этого
немого  свидания,  Зина  подошла к  крыльцу какого-то  дома,  как  бы  желая
укрыться от  дождя.  Тут ей  пришла в  голову счастливая мысль,  которую она
тотчас же привела в исполнение.
 Подняв ручку  зонтика над  своей  головой,  она  взглянула на  Бориса и
начала стучать в дверь с видом хозяйки дома,  которая знает,  что ее ждут, и
потому не хочет звонить.
 Андрей был несколько удивлен,  что Зина стучится в чужой дом, но тотчас
же догадался, что за этим что-то кроется. На самом деле Зина телеграфировала
мужу  сообщение на  тюремном языке,  в  котором  каждая  буква  обозначалась
небольшим числом стуков.  И  Зина  и  Борис  благодаря тюремному опыту умели
читать по этой азбуке одинаково хорошо глазами и слухом,  точно так же,  как
опытные телеграфисты разбирают телеграмму во время передачи ее аппаратом.
 Вот  что  Зина  сообщила Борису:  "Добейтесь еще  одного допроса".  Она
сделала это так быстро, что кончила, прежде чем ее друзья успели пройти мимо
дома.  Легкий,  едва заметный кивок со  стороны Бориса дал ей знать,  что он
понял и постарается исполнить ее поручение.
 В эту минуту дверь дома отворилась,  и горничная спросила Зину,  что ей
угодно.
 Она  осведомилась,  дома ли  полковник Иван Петрович Крутиков -  первое
попавшееся ей  в  голову имя.  Узнав,  что это дом протопопа Суханова и  что
никакого полковника Крутикова тут нет, Зина извинилась и ушла.
 Арестанты были уже далеко.
 Зина и  Андрей вернулись домой в  самом лучшем настроении духа.  Теперь
они были уверены, что отсрочка не будет иметь дурных последствий.


 Глава V

СХВАТКА

 Зина и  Борис обменялись письмами вечером того же  дня.  Зина объяснила
заключенным причину отсрочки.  Борис,  в свою очередь,  извещал друзей,  что
поступил согласно их  указаниям;  его  и  товарищей,  наверное,  потребуют к
допросу в следующее заседание комиссии. Это будет в субботу, так как до того
заседание не состоится.
 В пятницу дело, из-за которого произошла отсрочка, благополучно сошло в
Петербурге,  и Андрей и Василий очень были довольны,  что последовали совету
Зины. Тем не менее, прощаясь с нею в этот день, Андрей предупредил ее:
 - Если  сегодня ночью  придет телеграмма вроде  той,  то  вы  лучше  не
являйтесь с нею.  На этот раз мы ни за что не отложим,  и вы только напрасно
нас растревожите.
 - Вам нечего бояться,  - сказала Зина. - Такие вещи не случаются каждые
два дня.
 Они еще раз сели,  в последний раз,  на ту самую скамью, где три недели
тому  назад Андрей узнал о  провале подкопа и  где  тогда же  было  положено
основание новому плану.
 Они думали,  но  не  говорили о  завтрашнем дне.  Да  и  не о  чем было
говорить:  все было решено и  ничего нельзя было изменить.  Они сделали все,
что могли,  и приняли все меры предосторожности. Теперь течение событий было
вне их  контроля.  Исход зависел от тысячи случайностей,  которые предстояло
встретить на месте ловко и смело;  но ни предусмотреть, ни предугадать их не
было возможности.
 Зина посмотрела на часы.
 - Мне пора идти домой, - сказала она, поднявшись.
 - До  свиданья,  -  произнес Андрей,  торопливо сжимая обе протянутые к
нему руки.
 Они попрощались просто и спокойно,  как это делали каждый день. За ними
могли подсматривать,  и  они инстинктивно избегали всего необычного в  своем
обращении,  чтобы не давать повода к подозрениям. Слишком многое зависело от
завтрашнего дня, чтобы пренебречь малейшими предосторожностями.
 На  следующее утро  Василий с  девяти часов сидел в  кучерском платье у
ворот  своего  постоялого  двора  и  внимательно присматривался к  соседнему
повороту.
 В    половине   одиннадцатого   Ватажко   проехал   на   извозчике   не
останавливаясь. В руке у него был белый носовой платок - условленный сигнал;
он им даже слегка помахивал в  воздухе для большей очевидности:  Ватажко был
возбужден  и  слишком  молод,  чтобы  действовать с  самообладанием опытного
конспиратора.
 Василий  бросился  наверх  уведомить  Андрея  и  встретился  с  ним  на
лестнице.  Увидав сигнал из  окна,  Андрей уже  спокойно спускался во  двор,
вполне вооруженный для предстоявшего дела.
 Его лошадь была оседлана и доедала свой овес.  Он зауздал ее и подтянул
подпруги.  Василий тем временем повернул экипаж к  воротам,  сел на  козлы и
быстро  уехал.  Одним  прыжком Андрей очутился в  седле  и  выехал вслед  за
Василием.
 За   воротами  они  кивнули  друг  другу  головой  на  прощание,   едва
обменявшись взглядами.  Они не знали, встретятся ли еще раз когда-нибудь; но
в  ту  минуту они  были слишком поглощены своим делом,  чтобы задумываться о
будущем.  Они  поехали по  разным направлениям,  так как должны были ждать в
различных местах, прежде чем соединятся для общего действия.
 В  десять  минут  Андрей доехал уже  до  маленькой уединенной площади -
когда-то  бывший рынок,  -  по соседству с  ведущей в  город роковой улицей.
Ватажко в качестве специально приставленного к нему часового был уже там. Он
только что  отпустил своего извозчика и  нырнул в  узенький кривой переулок,
соединяющий площадь с  улицей.  Стоя посередине переулка,  он мог видеть оба
его  конца и  сам  был на  виду,  так что мог передавать Андрею все сигналы,
получаемые с улицы.
 Подъехав к  переулку,  Андрей  увидел  своего  часового,  дававшего ему
знать,  что заключенные еще не  вышли из тюремных ворот.  Василий,  которого
Андрей не  мог видеть,  находился на  своем посту на  другом конце переулка,
получая сигналы от  ряда часовых,  расположенных по  направлению к  тюремной
площади.
 Андрей сошел с лошади и стал водить ее под уздцы,  как будто прогуливая
ее.  Оставаться неподвижно, верхом, посреди площади, значило бы привлекать к
себе внимание любопытных.  Он  был в  купеческом кафтане,  под которым легко
было спрятать оружие.  Проходя мимо переулка,  он опять увидел Ватажко -  со
шляпою на  голове,  -  из чего следовало,  что заключенные все еще в  стенах
тюрьмы.  Но  в  ту  же  самую минуту он снял ее и  остановился с  непокрытой
головой,  сметая  со  шляпы  приставшую соломинку.  Сердце сильно забилось у
Андрея: друзья, стало быть, вышли из тюрьмы; они шли навстречу.
 Однако он не сел еще на коня.  Держа лошадь под уздцы,  он спокойно шел
вперед: он дожидался еще одного, самого важного сигнала.
 Заключенных  предполагалось снабдить  короткими  револьверами,  которые
надзиратель взялся им  передать.  Но  так как перед самым выходом из  тюрьмы
арестантов  тщательно   обыскивают,   то   надзиратель  предложил   положить
револьверы в  карманы их  шинелей,  которые он сам должен был накинуть им на
плечи, после того как все формальн