крытием,  Андрей не заметил,  как сам в  эту
минуту  сделался  предметом  внимательного  созерцания  со   стороны  рыжего
жандарма,  следовавшего за  каретой.  Он  так заинтересовался Андреем,  что,
протолкавшись вперед, пошел доложить по начальству.
 Через минуту он вернулся с другим жандармом,  постарше чином. Но Андрея
и след простыл.  Не дождавшись Вари, он шмыгнул из ворот и быстро зашагал по
направлению к  квартире надзирателя,  где хранилось драгоценное письмо.  Ему
было слишком тяжело, и он предпочел уйти один.
 Часовой,   привлеченный  въезжавшей  каретой,  не  заметил  выходившего
Андрея,  и  на  все  расспросы с  полною уверенностью отвечал,  что никто не
выходил из ворот за последние пять минут.


 Глава VI

ВЕЛИКОЕ РЕШЕНИЕ

 Жоржу,  мало  привыкшему к  революционной практике,  пришлось  провести
несколько часов в  мучительном ожидании.  Страх за Андрея овладел им,  и  он
поминутно обращался к Ватажко с тайной надеждой найти у него успокоение,  но
юноша своими ответами только хуже усиливал его волнение.
 - Нет,  мы  не  должны были отпускать его,  -  говорил Жорж с  чувством
позднего раскаяния.
 - Авось сойдет,  -  спокойно заметил Ватажко.  -  Андрей побывал и не в
таких передрягах.
 Юноша приобрел уже  некоторую опытность и  привык довольно хладнокровно
относиться к опасности.
 - Положим,  -  возразил Жорж, - а все-таки так легко бывает провалиться
на пустяках.
 С  этим  Ватажко охотно согласился и  начал  приводить в  подтверждение
самые  поразительные примеры  из  своего  собственного,  опыта  и  из  жизни
товарищей.
 Нельзя сказать, чтобы он был подходящим собеседником в эту минуту.
 Жорж чувствовал себя обиженным и  очень несчастным.  Он не мог простить
себе, что не настоял на своем, и горько упрекал себя в излишней податливости
- он  всегда так  делал  в  подобных случаях.  Он  охотно преувеличивал свое
влияние на  Андрея и  именно теперь был уверен,  что если бы проявил немного
больше энергии,  то мог бы настоять на том,  чтобы письмо было предоставлено
Давиду, и отговорить Андрея от его отчаянного похождения.
 Велика же  была  его  радость,  когда  Андрей явился минута в  минуту к
назначенному сроку.
 Петербургский поезд уходил в половине десятого. Нужно было торопиться.
 - Идем, - сказал Андрей. - Вещи, конечно, уложены?
 Но вещи,  конечно, не были уложены. Погруженный в думы о том, что могло
случиться и  чего можно было бы избежать,  Жорж забыл обо всем остальном.  К
счастью,  сборы были недолгие. У них было ровно столько вещей, сколько нужно
было,  чтобы сойти за обыкновенных путешественников,  и, наскоро уложившись,
они отправились на вокзал.
 Из-за Андрея пришлось принять чрезвычайные предосторожности.  Ватажко с
вещами поехал вперед на извозчике. Он должен был купить билеты, занять места
в  вагоне и  только за  несколько минут до  отхода поезда встретить Андрея и
Жоржа недалеко от  станции.  Толкаться на  людях в  ожидании поезда было  бы
небезопасно.
 Оба друга последовали на другом извозчике минут десять спустя и сошли у
перекрестка около вокзала.  Ватажко подошел к  ним раньше,  чем они ожидали.
Билетов он  не стал покупать,  так как убедился,  что Андрею невозможно даже
показаться.  Выслеживание  уже  началось.  Рыжий  жандарм,  очевидно,  узнал
Андрея,  и ему устроили западню на вокзале,  наполнив его полицейскими.  Два
парня в штатском платье -  вероятно, шпионы, знавшие Андрея в лицо, - стояли
у входа и нагло заглядывали всем в глаза. Они несомненно узнали бы Андрея, и
по их знаку его бы тут же арестовали.
 Оставив вещи в  приемной,  Ватажко поторопился к друзьям и предложил им
выбраться из города другим путем,  а именно: доехать до следующей станции на
лошадях,  а оттуда взять билеты в Петербург.  Давид выедет к ним навстречу и
предупредит в случае опасности.
 - Но  почему  же  вы  не  купили  билета Жоржу?  Ему,  надеюсь,  нечего
опасаться. Зачем же ему оставаться тут? - заметил Андрей.
 Ватажко не подумал об этом, но время еще не ушло, и Жорж мог бы поймать
поезд.
 Однако он решительно этому воспротивился.
 - Решено было,  что мы едем вдвоем, - заявил он, - и я не вижу причины,
почему и мне не взять билета со второй станции.
 Теперь он твердо решил не уступать,  как бы в  отместку за свою прежнюю
податливость.
 Андрей, впрочем, не противился.
 - Хорошо, - сказал он, - едем вместе.
 Он  был рассеян,  удручен и  мало обращал внимания на то,  что делалось
вокруг.  Тюрьма и  Зинино письмо глубоко взволновали его и еще более усилили
то хаотическое настроение,  в котором он находился.  Думы овладели им,  и он
еще не находил выхода из своих сомнений.
 Они  пошли втроем,  причем Ватажко объяснял им,  как  достать лошадей и
вообще устроить все к лучшему.
 - Если вы, - прибавил он, - ничего не имеете против пешего хождения, то
ничего безопаснее нельзя придумать. Всего каких-нибудь двадцать пять верст.
 Такая мысль понравилась им, особенно Жоржу.
 - А как же быть с нашим платьем? - спросил он. - Господам не полагается
путешествовать пешком, а доставать крестьянскую одежду возьмет еще день.
 - Я постараюсь достать платье сегодня же,  - сказал Ватажко. - Попробую
у братьев Шигаевых - они мои приятели, плотники.
 Новый план был очень хорош,  так как давал возможность двинуться в путь
рано утром. Ватажко побежал к своим плотникам.
 Он вернулся очень поздно с большим узлом к себе на квартиру, где Андрей
и Жорж приютились на ночь. Все уладилось как нельзя лучше.
 В  узле оказалось крестьянское платье на двоих и еще два холщовых мешка
с разными предметами,  какими обыкновенно запасаются странствующие плотники.
Кроме того - что было всего важнее, - братья Шигаевы снабдили Андрея и Жоржа
своими паспортами.
 Андрей поручил Ватажко поблагодарить плотников за  их  услугу и  обещал
вернуть паспорта сейчас же по приезде в Петербург.
 - Торопиться не к чему,  -  заметил Ватажко.  - Паспорт старшего брата,
Филиппа,  можете держать сколько угодно.  Кстати, приметы сходятся с вашими,
да к  тому же Филипп не побоится неприятностей с полицией из-за вас.  Он вас
очень полюбил.
 - Как  так?   Не  будучи  даже  знаком  со  мною?  Оно  выходит  совсем
романтично, - сказал Андрей с улыбкой.
 - Нет,  он  знает вас  и  даже  разговаривал с  вами.  Он  был  один из
пятидесяти.  Помните,  как на  одном из наших собраний один молодой рабочий,
черноволосый, заявил, что ему револьвер не нужен, что он явится с топором за
поясом: оно сподручнее. Он и есть Филипп Шигаев.
 - Да?  Так я хорошо его помню.  Только забыл его имя.  Однако нам долго
разговаривать не полагается,  -  спохватился Андрей с внезапной резкостью. -
Давайте ляжем спать. Завтра надо рано вставать.
 Он  боялся,  чтобы  начатый  разговор не  перешел на  последние ужасные
события.  Ему необходимо было отдохнуть физически и нравственно, а между тем
связанные с таким разговором мучительные воспоминания окончательно лишили бы
его сна.
 "До  завтра!"  -  сказал  он  самому  себе,  закрывая глаза  с  твердым
намерением уснуть.
 У  него  было  смутное предчувствие,  что  завтра  все  выяснится,  все
решится. Это его слегка успокоило и помогло прогнать нахлынувшие мысли.
 Он  спал  как  убитый.  Но  зато он  проснулся раньше других.  Вместе с
первыми проблесками сознания в  нем  заговорило твердое убеждение,  что  ему
сегодня  предстоит  выполнить  важное  дело,  оставленное  им  недоконченным
накануне.  Он  тотчас же  вспомнил,  о  чем  он  думал перед сном,  вспомнил
посещение тюрьмы - и все то, что случилось вчера, все, что он пережил за эти
дни, сразу всплыло перед ним.
 "Сколько жертв!  Зина погибла;  Борис,  Василий и Бочаров -  тоже.  Обе
Дудоровы и  много,  много других похоронены заживо.  Его  самого арестуют не
сегодня-завтра. И казнят. И кому какая польза от всех этих жертв?"
 В его воображении всплыла картина толпы,  возвращавшейся с места казни,
и его обдало холодом. Но он прогнал от себя это видение.
 Нет,  не  к  тому  привели  его  революционная практика  и  собственные
размышления.  Эти  жертвы погибли недаром.  Они  -  застрельщики,  поднявшие
дикого зверя с его логовища и поплатившиеся за то своей жизнью. Оставшиеся в
живых товарищи должны теперь продолжать их дело.
 Мысль,  неопределенно бродившая в  его душе со времени рассказа "Дяди",
теперь носилась над ним,  как ястреб, описывающий круги над своей добычей, и
в форме неумолимого вопроса требовала немедленного и окончательного ответа.
 Полуодетый,  он  потихоньку двигался взад и  вперед по комнате босиком,
чтобы не разбудить Жоржа.
 В его голове ясно формулировалась одна мысль: борьба с наемными слугами
деспотизма сделала свое дело.  Теперь нужно напасть на  самого царя,  и  он,
Андрей, должен взять на себя это дело.
 "А Таня?" - зазвенел внутри его какой-то голос.
 Сердце его оборвалось на  минуту,  но  ничем не ответило на мучительный
призыв.  Оно  получило удар,  но,  как резиновый мяч,  отдало его назад,  не
залившись кровью. Ввиду бесконечных, неизмеримых страданий России что значит
их личное горе?  Таня для него не только жена,  она -  друг, она - товарищ в
великой борьбе.  Она  одобрит его  решение и  мужественно вынесет свою  долю
страданий.
 Личные соображения не смущали его. Его волновала принципиальная сторона
дела. Следует ли начинать эту борьбу или нет?
 Андрей знал,  что,  каково бы ни было его личное мнение,  окончательное
решение будет зависеть от  исполнительного комитета.  Но он знал также,  что
есть случаи,  когда внесенное предложение составляет половину дела,  а  есть
дела, в которых половина так же важна, как и целое.
 Серьезность замысла и  сопряженная с  ним  ответственность заставили бы
задуматься самого легкомысленного и недобросовестного человека,  а Андрей не
был ни тем, ни другим.
 В  его  теперешнем  настроении  ответ  напрашивался сам  собою.  Горечь
неудачи, жажда мщения, тяжелые испытания последних роковых дней, все то, что
на  время было  задавлено в  глубине души,  теперь клокотало в  его  сердце,
грозное и готовое каждую минуту прорваться наружу. Но он не давал воли своей
страсти.  Ему  хотелось обсудить дело по  существу,  без всякого отношения к
самому себе.
 Нравственное право и  справедливость замышляемого не подлежали для него
никакому сомнению.  Но  своевременно ли,  полезно ли  было для  освобождения
страны вступить теперь на этот путь?  Снова и снова обсуждал он этот вопрос,
взвешивал его  со  всех  сторон по  возможности спокойно и  хладнокровно,  с
внутренним трепетом человека,  который ступает на зыбкий мост, переброшенный
через  пропасть,  и  с  дрожью  в  душе  обдумывает каждый шаг,  как  бы  не
оборваться.
 И  на  каждое Сомнение он  находил один ответ:  да,  да!  Конечно,  да!
Попытка будет и своевременна и полезна.  Пусть комитет обсудит; но он обязан
внести свое предложение.
 Почему,  однако,  из всех революционеров именно он должен взять на себя
этот акт возмездия и самопожертвования?
 Но   этого  вопроса  он  уже  не  мог  обсуждать  беспристрастно,   как
геометрическую задачу.
 То нечто, клокотавшее в его душе, рванулось теперь наружу, не дожидаясь
отпора,  и  охватило огнем все  его  существо.  Оно разом уничтожило все его
колебания,  заглушило любовь, личные привязанности, чувство жалости, подобно
тому  как  прорвавшийся поток лавы уничтожает дома,  ограды,  веселые рощи -
все,  что попадается ему на пути.  Андрей круто остановился посреди комнаты.
Лицо и  глаза его горели мрачным и  восторженным пламенем.  Он вскинул вверх
обе руки тем же самым движением,  каким приветствовал Зину, когда она шла на
казнь.
 Решение -  окончательное,  бесповоротное -  было принято,  Теперь о нем
можно было заговорить.
 Он разбудил Жоржа и  сообщил ему,  с каким намерением едет в Петербург.
Жорж не пришел в восторг от такой новости.  Он казался, скорее, огорченным -
более  из-за  Тани,  чем  из-за  Андрея,  хотя  не  решался коснуться такого
щекотливого  предмета.   В  принципе  он,  однако,  ничего  не  имел  против
соображений Андрея: на первых порах и этого было довольно.
 Они подняли Ватажко,  спавшего в соседней комнате, и стали собираться в
дорогу.  По всем соображениям, надо было выйти из города часов около восьми,
когда крестьяне возвращаются домой с базара.
 В  мешках,  присланных плотниками,  оказалось по  куску хлеба с  солью,
мерка,  кое-какие  инструменты и  два  хороших топора  с  короткими ручками.
Андрей и  Жорж засунули их за пояс:  они дополняли костюм и  в  случае нужды
могли пригодиться для самозащиты. Одно в путешественниках не гармонировало с
их настоящим званием -  их обувь. У Ватажко нашлись высокие охотничьи сапоги
впору Жоржу.  Андрей же вынужден был отправляться в  барских сапогах.  Но на
такую  мелочь они  решили не  обращать внимания и,  попрощавшись с  Ватажко,
быстро вышли, закинув мешки за спину.
 Когда они стали подходить к  заставе,  им тотчас бросились в  глаза два
городовых,  стоявших  около  нее  в  ленивой,  выжидающей позе.  Со  времени
уничтожения откупа  живые  столбы  порядка и  закона  были  уничтожены;  два
деревянных столба,  выкрашенные в казенные пестрые краски, одни олицетворяли
собою  начальство.  Присутствие же  двух  полицейских несомненно  обозначало
что-то необычайное.
 Их предположения вполне оправдались,  когда они подошли поближе. Баба с
пустой корзиной,  в  которой теперь помещался ребенок,  прошла заставу почти
незамеченная,  но  двое  пожилых  мужчин  -  крестьянин  и  мещанин  -  были
внимательно осмотрены с головы до ног полицейскими;  их, впрочем, оставили в
покое,  так как одному из них было лет пятьдесят,  а другому -  под сорок. С
молодым же рабочим, следовавшим за ними, произошла почти драка. Его о чем-то
спрашивали,  и  он,  по-видимому,  отвечал довольно резко,  так  как один из
полицейских -  коротконожка с  физиономией бульдога  -  бросился на  него  с
поднятыми кулаками.  Молодой парень отразил удар и убежал вперед, выкрикивая
что-то в насмешку.
 Нетрудно было  нашим путешественникам догадаться,  зачем поставлены эти
два стража.
 - Надо приготовиться! - воскликнул Жорж, закипая воинственной отвагой.
 - Вовсе нет,  -  возразил Андрей.  - За этим дело не станет. Предоставь
все мне. Увидишь, все сойдет благополучно.
 Но внутренне он уже раскаивался,  что взял с  собою Жоржа.  К чему было
подвергать  его   опасностям,   которые  в   конце  концов  могут  оказаться
серьезными!
 Они очутились у самой заставы.  Оба полицейских впились в них глазами -
особенно в Андрея - с смешанным выражением наглости и нерешительности.
 - Стой! - крикнул коротконогий городовой, преградив им дорогу.
 Они остановились.
 - Кто такие и куда идете? - спросил он.
 - Плотники, домой ворочаемся, - спокойно отвечал Андрей.
 - Имя?  Адрес?  Какой губернии?  Сколько времени проживали в городе?  -
сыпал полицейский.
 Андрей отвечал не колеблясь. Он хорошо изучил свой паспорт.
 - Почему не поехал по чугунке? Теперь все ездят.
 - Чай, дороги вольные, - огрызнулся Андрей, подумав, что не мешает иной
раз дать отпор.
 - Ладно! Разговаривай, да с опаской. Паспорт при тебе?
 - Паспорт, вот он.
 - Покажи, что у тебя в мешке-то?
 - Чего показывать?  Ничего вашего там  нет,  -  сказал Андрей обиженным
тоном. - Только время зря терять с вами.
 - Делай,  что  приказывают,  да  смотри  в  оба!  -  строго заметил ему
городовой.
 Андрей пожал плечами и  раскрыл мешок с  полузадетой и  полунасмешливой
миной.  Осмотрев все содержимое,  полицейский сам почувствовал, что напрасно
теряет время и свое и чужое.
 - А ты? - обратился он к Жоржу более мирным голосом.
 - Семен Шигаев. Тоже домой иду.
 - Братья? - поинтересовался полицейский.
 - Да,  братаны,  - объяснил Жорж, сообразив, как мало сходства у него с
Андреем.
 Тем временем у ворот скопился народ, ждавший своей очереди.
 - Ступайте! - сказал полицейский, беспомощно махнув рукой.
 Андрей перебросил свой  мешок  через  плечо и  двинулся,  радуясь,  что
инцидент кончился.  Но  тут другой полицейский -  худой,  со злым,  покрытым
оспой лицом, до сих пор не принимавший участия в происходившем, - наклонился
к своему сангвинику-товарищу, старшему чином, и стал ему что-то нашептывать,
указывая на злополучные сапоги Андрея.
 - Стой! - крикнул он Андрею. - Тебя в участок свести нужно.
 Жорж тоже остановился. Он не сомневался, что теперь все погибло.
 - Зачем в участок?  -  отвечал Андрей.  -  Я не пьян, и паспорт мой как
следует быть.
 - Уж там рассудят! Наше дело останавливать вашего брата.
 - По какой же причине?..
 - Это уже нам знать!
 Дело  принимало нехороший оборот.  Справиться с  такими двумя балбесами
было бы  легко,  но  бежать и  скрыться среди бела дня  представляло большие
затруднения.
 Быстро  обозревая  местность  и  обдумывая,   как  поступить  в  случае
крайности,  Андрей  между  тем  громко протестовал против такого обращения с
человеком при  паспорте  и  хвастал  своими  хорошими местами  и  хозяевами,
которые дадут ему самые лучшие рекомендации.
 - Семен,  -  обратился он к  Жоржу в пылу справедливого негодования,  -
ступай-ка  да  попроси управляющего господина Архипова,  чтобы пришел сейчас
сюда. Близехонько, - объяснял он полицейским, называя одну из соседних улиц.
 Ему хотелось услать Жоржа.  Один он чувствовал бы себя гораздо лучше, и
во всяком случае его положение было бы не хуже.
 Полицейские,  казалось,  ничего не  имели против этого,  так  как в  их
инструкциях подобный казус не предвиделся.  Но Жорж не двигался с места.  Он
понял  маневр Андрея,  естественный и  совершенно основательный с  "деловой"
точки зрения, но он не мог уйти, оставив Андрея одного в беде.
 - Нет,  лучше не ходить,  -  сказал он.  -  Ефим Гаврилыч с норовом. Он
рассердится, коли его из-за пустяков тревожить.
 Андрею невозможно было настаивать.
 - Ведите нас в участок, коли так, да скорее. Потому нам некогда.
 Прежде чем предпринять что-нибудь,  необходимо было оставить это место,
потому что у ворот скопилось уже довольно много прохожих и зевак.
 - Дожидайся дозора,  -  коротко ответил полицейский.  -  Нам из-за  вас
службу бросать не приходится.
 - Ладно!
 Они отошли и, усевшись неподалеку на земле, закурили трубки.
 Разочарованные в своих ожиданиях любопытные разошлись. Даже полицейские
перестали обращать на них внимание.  Но дозор мог прийти с минуты на минуту,
и нельзя было терять драгоценного времени.
 Жорж шепнул своему другу, выпуская клуб дыма:
 - Сунь негодяю десятирублевку.
 Андрей кивнул головой.  Он  и  сам  стал подумывать о  подкупе.  Выбрав
минуту, когда никого не было около, он сказал:
 - Сколько возьмете, чтобы отпустить нас с богом?
 - А сколько дашь? - был стремительный ответ.
 - Вот сколько, - отвечал Андрей, показывая кучку медяков.
 Предложить  большую  взятку  при   таких   обстоятельствах  значило  бы
возбудить подозрение и погубить все.
 - Мало! Нас двое. Давай рубль.
 - Вишь  ты!  Да  у  меня  таких  шальных денег  в  заводе  нет.  Берите
гривенник. Я бы и этого не дал, да недосуг мне ждать.
 Однако у  него не хватило хладнокровия торговаться дольше.  Он увеличил
взятку, и оба очутились на свободе.
 В первой же деревушке они наняли телегу и к обеду добрались до станции.
Давид был уже там и известил их,  что все в порядке и что шпионов не видать.
На  этот раз Андрей настоял,  чтобы приятная компания разбилась.  Они купили
себе каждый отдельно билеты и заняли места в разных вагонах, уговорившись на
промежуточных станциях  не  признавать друг  друга,  а  встретиться,  только
достигнув места назначения.


 Глава VII

У СЕБЯ ДОМА

 Таня сидела у  себя в  комнате в самом угнетенном настроении после трех
дней  мучительной нравственной пытки,  когда Давид явился с  известием,  что
Андрей приехал в Петербург здрав и невредим и часа через два будет дома.  Он
сделал это по  поручению Андрея,  который не мог прямо явиться к  Тане из-за
процедуры переодевания.
 К удивлению Давида,  Таня не обнаружила никакой радости. Она бросила на
него удивленный,  испы