попытки к  его освобождению
делом безнадежным и,  по  всей  вероятности,  гибельным для  его  друзей.  В
заключение  он  просил  Андрея  тотчас  же  вернуться  в  Петербург,  а  всю
организацию распустить без дальнейших отлагательств.
 - Надеюсь,  вы  не  находите  его  заключение обязательным для  нас?  -
спросил Андрей, стараясь говорить хладнокровным и деловым тоном.
 - Конечно, нет! - воскликнула Зина.
 - Я  очень  рад,  что  вы  не  пришли  в  уныние,  -  продолжал  он.  -
Настойчивость в подобных делах -  самое главное.  Делались неудачные попытки
четыре раза сряду,  а на пятый удавалось.  Будем надеяться,  что и нам лучше
повезет в следующий раз.
 - Да.  Но вот в чем Борис совершенно прав,  -  заметила Зина,  -  вы не
должны больше принимать участия в  новой попытке.  Вы сделали все,  что было
возможно. Оставаться долее здесь для вас - было бы напрашиваться на гибель.
 - То же самое можно сказать и относительно вас.
 - Нет,  не то же самое.  Полиция меня не знает,  между тем как ваше имя
открыто  и  на  вас  особенно злы.  Кроме  того,  -  прибавила она,  -  есть
соображения чисто личные, по которым я одна должна продолжать это дело.
 Андрей остановился прямо против нее.
 - Личные соображения?  -  спросил он с удивлением.  - Я вас не понимаю,
Зина; или, если понимаю, что вы этим хотите сказать, то я самым энергическим
образом должен протестовать.  Такое  дело  нельзя переносить на  узкую почву
личных  привязанностей.  Мы  предприняли освобождение Бориса  как  человека,
дорогого для  нашей партии,  а  не  потому,  что некоторым из  нас он  очень
близок. Наши чувства и симпатии тут ни при чем.
 - Я  бы  никогда не  позволила рисковать кем бы то ни было ради Бориса,
если б я думала, что его освобождение - мое личное дело, - сказала Зина.
 - Хорошо.  В таком случае не все ли равно, кто из нас будет вести дело?
Вы противоречите себе.
 - Нет,  -  возразила она,  -  я  говорила  о  прошлом.  Теперь  же  все
переменилось к худшему,  и в этом вся разница.  Если бы Борис был мне чужой,
я, вероятно, решила бы отказаться от дальнейших попыток. Но я не могу... Вот
почему я одна должна взять на себя все.
 Она нахмурилась и опустила голову на стол, перед которым сидела.
 - Теперь вы, конечно, понимаете, - прибавила она более спокойным тоном,
подымая голову, - что приходится иногда принимать в расчет и личные мотивы.
 Он сел около нее на стул и молча поднес ее руку к своим губам.
 Вырвавшееся у  Зины признание только подтвердило то,  что он  давно уже
говорил  самому  себе.  Она  просто  горела  на  медленном огне.  Постоянные
выжидания,  вечные думы о  деле,  от которого зависела жизнь Бориса,  и  ряд
неудач - такие мучения были выше человеческих сил. Внезапное несчастие легче
было бы перенести.  Теперь страдания ее достигли такого предела, когда разум
теряет  контроль  над  чувствами.   Если  она  останется  в  Дубравнике,  то
непременно выкинет что-нибудь отчаянное и погубит себя без всякой пользы. Ее
нужно увезти отсюда во что бы то ни стало.
 - Послушайте,  Зина,  и вы тоже, Анюта, потому что вы должны мне помочь
уговорить ее,  -  сказал  Андрей,  все  еще  не  отпуская руки  Зины.  -  Вы
совершенно правы,  говоря,  что, преследуемый по пятам полицией, я навряд ли
могу  быть полезен тут.  Но  этому помочь легко.  Вот  что  я  предлагаю:  я
отправлюсь завтра в  Петербург и  пробуду там недели две.  Я начну бывать на
студенческих сходках,  в  разных  салонах и  вообще  постараюсь показываться
всюду  и  наделаю как  можно  больше шума,  чтобы привлечь внимание полиции.
Когда она убедится,  что я  окончательно поселился в Петербурге,  я тихонько
вернусь сюда.  Но вы должны доверить мне все и  уехать отсюда.  Нужно иногда
принимать к сведению и личные соображения, как вы говорите. Ведь вы убиваете
себя здесь,  и этого допустить нельзя.  Примите мой совет,  вызванный личной
дружбой к вам -  если не чем нибудь лучшим,  - только не упрямьтесь. Примите
мое предложение, и давайте поменяемся местами! Что же вы молчите?
 Зина задумалась, опустив голову на грудь. Ей больно было обижать Андрея
отказом от  предложения,  сделанного в  такой форме.  Но  она не могла иначе
поступить.
 - Нет, не могу! - сказала она, медленно качая головой.
 Он встал со своего места и два раза прошелся по комнате.
 Вулич, прикорнув в углу, не решалась вмешиваться. Что она могла сказать
после Андрея?
 Андрей  тоже  молчал.  Бесполезно  было  уговаривать Зину.  Она  решила
погибнуть - и погибнет... Он не мог удержать ее и не в силах был осуждать ее
за  упрямство.  Она не  могла поступить иначе при данных обстоятельствах,  и
побуждения ее были хорошие. Но никому не было от этого легче.
 - Не женись,  молодец, слушайся меня! - вырвалось у Андрея, и эти слова
лучше всего выражали его чувства в ту минуту.
 Поучительное замечание не относилось ни к  кому в  частности,  и меньше
всего к Зине, которая не могла уже воспользоваться благим советом.
 Но  именно Зина и  откликнулась на  него.  Она обрадовалась возможности
переменить разговор.
 Задумчиво  облокотившись  на  стол,  она  разводила  пальцем  узоры  по
скатерти.
 - Такова мораль, выведенная вами из басни, не правда ли?
 Андрей не сейчас ответил. Откинувшись назад. Зина ласкала теперь рыжего
кота Ваську,  который,  желая присоединиться к  компании,  прыгнул к  ней на
колени. Она не спускала с Андрея вопрошающего взгляда.
 - Ну да. Так оно и выходит, - сказал он наконец.
 Он  старался  отнестись  к  решению  Зины  с  покорностью и  смирением,
насколько это  было  в  его  силах  Если  такая  хорошая  женщина  с  такими
прекрасными побуждениями решила так,  а не иначе, - значит, так нужно. Он не
надеялся увидеть ее еще раз до отъезда,  и его единственным желанием было не
испортить тех немногих часов, которые им оставалось провести вместе.
 Он сел около нее на диване.
 - Тем,  которые  ведут  такую  жестокую борьбу,  как  наша,  приходится
закалять сердца против нежных чувств, - сказал он задумчивым тоном.
 Он был расстроен и не чувствовал охоты вступать в спор.  Но на этот раз
Зина перешла в  наступательный образ действия.  Она много думала о  вопросе,
вызвавшем замечание Андрея, особенно в последнее время. Ей не хотелось, чтоб
Андрей  расстался  с   нею  под  впечатлением,   что  она  теперь  относится
отрицательно к тому, что так высоко ценила прежде.
 - Почему же вам не принять в  таком случае теории Нечаева*,  -  сказала
она  с  легкой иронией,  -  по  которой,  чем больше революционер походит на
бревно,  тем  ближе  он  к  совершенству?  Все  сильные человеческие чувства
налагают на  вас некоторым образом путы.  Но  скажите,  какой прок от людей,
неспособных на такие чувства?
 ______________
 * Нечаев С.Г. (1847-1882) - революционер 70-х годов, по теории Нечаева,
для совершения революции достаточно нескольких заговорщиков,  могущих увлечь
за собой народные массы, хотя бы и бессознательные.

 - Вы  смешиваете два  совершенно различных  рода  чувств,  -  уклончиво
ответил Андрей.
 Зина собиралась возражать...  Но  как раз в  эту минуту случилось нечто
окончательно прервавшее их разговор.
 - Погодите минутку. Как будто стучат, - сказал Андрей.
 Они стали прислушиваться.  Стука не  было слышно,  но раздался странный
шум, как будто горсть мелких камешков была брошена в оконное стекло.
 - Шалость какого-нибудь мальчугана! - заметила Зина.
 Они  никого не  видели на  улице.  Но  Вулич открыла окно и,  выглянув,
радостно воскликнула:
 - Василий!
 Она бросилась вниз, чтобы впустить его.
 Через минуту рослая фигура Василия с сияющим лицом показалась в дверях.
В одной руке у него был чемодан, в другой - узелок с бельем.
 Андрей и  Зина поднялись ему навстречу,  чтобы обнять и  приветствовать
его, будто он возвратился из дальнего путешествия.
 - Я говорил,  что он выйдет сух из воды!  - сказал Андрей и так хлопнул
его  по  плечу,  что  тот  зашатался.  -  Ну,  расскажи,  какие у  тебя были
приключения за это время?
 - Хлопотливая была возня!  - вздохнул Василий, усаживаясь в кресло. - Я
сам себе не верю, что все кончилось.
 - Вы были арестованы? - спросила Вулич.
 - Хуже! - отвечал Василий, махнув рукой.
 - Что? Вас, может быть, пытали? - сказала с улыбкой Зина.
 - Хуже этого, уверяю вас! - повторил Василий.
 - Да что же,  наконец, с тобой произошло? Рассказывай все по порядку, -
торопил его Андрей.
 Василий рассказал,  как пришла полиция,  как справлялась об Андрее, как
он разыграл дурачка и получил позволение смотреть на фейерверк из чуланчика.
 - Отчего ты не ушел вместе со мною? - спросил Андрей.
 - Конечно,  -  сказал Василий,  почесывая затылок,  - это было бы самое
лучшее, если б я мог предвидеть, что случится потом. Но я думал, что полиция
уйдет и оставит меня в покое. Вот я и решил остаться на время.
 - Ну, что же дальше? Долго они меня дожидались? - спросил Андрей.
 - До полуночи!  -  сказал Василий с  негодованием.  -  Они позвали меня
через полчаса после того, как я тебя предупредил, и мне пришлось занимать их
разговорами.  И  курьезная вещь,  -  добавил он  другим тоном,  -  я  сам их
задерживал, подавая надежду, что ты можешь еще вернуться!
 Изумленная улыбка появилась на губах у Василия,  но исчезла немедленно,
и лицо его сделалось опять серьезным.
 - В  половине  первого  полицейские поднялись  с  места.  "Наконец  они
уберутся к черту!" -  подумал я. Но не тут-то было. Перед уходом квартальный
стал подучивать меня не говорить тебе,  когда ты вернешься, об их посещении,
и прибавил,  что придет завтра в восемь часов утра. Это было мне совсем не с
руки; но я не хотел портить паспорт бегством и решился выжидать. Он явился.
 "Жилец вернулся?"
 "Никак нет, ваше благородие".
 "Где он может быть?"
 "Не могу знать, ваше благородие!"
 Я был уверен,  что теперь он уйдет взаправду. Но он пристал ко мне, как
пиявка.
 "Послушай,  Онисим,  -  он так ласково говорит мне, - я вижу, ты парень
хороший и если будешь вести себя как следует, то получишь от меня три рубля.
Оставь свои вещи тут  и  обойди все трактиры и  кабаки по  соседству:  авось
найдешь своего жильца".
 "Слушаю-с, ваше благородие, - говорю я, - да только мне нужно сегодня в
Полтаву ехать".
 "Ничего,  у тебя много еще времени.  Помни, три рубля заработаешь, коли
поймаешь!  -  И он наставлял меня: - Когда увидишь, не пугай его. Скажи, что
паспорт прописан и  получен обратно.  Он обрадуется и  пойдет с тобой охотно
Затем,  как  завидишь первого городового,  хватай его за  шиворот и  волоки.
Понимаешь?"
 "Понимаю, ваше благородие", - говорю я.
 "Сделаешь так, как я тебе приказываю?"
 "Сделаю, ваше благородие!"
 Рассказывая историю своего  приключения,  Василий снова  вошел  в  роль
разыгранной им комедии и  передавал все в  лицах среди общего хохота друзей.
Он  нагнул голову,  вытянул шею,  сжал  губы  с  выражением сосредоточенного
внимания и энергично кивал головой в знак согласия.
 - Мы вышли вместе из дому,  - продолжал он, - и я начал обходить кабаки
и трактиры. Мне необходимо было это сделать, потому что я не был уверен, что
за  мною не следит шпион.  Вот тогда-то я  и  встретил Ватажко,  но подумал:
лучше не разговаривать с ним.  В четыре часа дня я вернулся домой. До поезда
в Полтаву оставалось полтора часа,  и я уже надеялся,  что настал конец моим
мытарствам.  Расплатился я  с  хозяйкой,  уложил  вещи  и  вышел  на  улицу,
размышляя о том,  как бы безопаснее добраться до вас.  Но смотрю - и что же?
Вижу,  мой квартальный переоделся в  партикулярное* платье и  следит за мною
из-за угла. Проклятый! Он все еще не хотел оставить меня в покое. Мне ничего
не оставалось делать,  как ехать на вокзал,  вместо того чтобы идти к вам. Я
взял  извозчика;  следом за  мной  квартальный нанял  другого.  Мы  приехали
задолго до  отхода поезда.  Касса еще не  была открыта.  Квартальный стоял у
прилавка с газетами. Я прогуливался взад и вперед и глазел в окна, на двери,
на  потолок -  на  все,  одним словом,  кроме квартального,  которого мне не
полагалось  видеть.  Однако  я  ни  на  минуту  не  терял  его  из  виду.  Я
рассчитывал,  что, проводив меня на вокзал, он оставит меня в покое. Но он и
не  думал  уходить  и  все  время  следил.  Касса  наконец открылась Публика
потянулась гуськом за билетами.  А он все еще тут,  негодяй!  Я направился к
кассе,  надеясь,  что это его удовлетворит. Квартальный действительно ушел с
своего места, но только для того, чтобы приблизиться к кассе. Я не знал, что
делать.  Взять билет в  Полтаву и  выйти на первой станции?  Но у меня всего
было два рубля в  кармане -  меньше чем полбилета.  Спросить билет только до
следующей станции,  а  не  в  Полтаву?  Этого я  не мог сделать,  потому что
квартальный услышал  бы  меня  и,  заподозрив,  что  я  кругом  обманул его,
вероятно,  арестовал бы  меня.  Публика между  тем  по  очереди подходила за
билетами,  и  я  ближе и ближе придвигался к кассе,  хотя все еще понятия не
имел, что делать и чем все это кончится.
 ______________
 * Партикулярное - частное, штатское.

 Наконец я очутился лицом к лицу с кассиром. Квартальный стоял у решетки
за моей спиной.
 "Билет в Полтаву,  третьего класса!" -  заявляю я громким,  решительным
голосом и начинаю расстегивать жилетку, чтобы вынуть деньги из-за пазухи
 "Торопитесь, вы задерживаете публику!" - кричит кассир.
 "Сейчас,  -  отвечаю я  решительно.  Вытаскиваю крест  из-за  пазухи  и
хватаюсь руками за голову. - Братья православные! Меня ограбили!" - закричал
я не своим голосом и отскочил от кассы как сумасшедший.
 Толпа собралась вокруг меня,  и  я  начал объяснять,  что  у  меня была
двадцатипятирублевая бумажка,  все  мое  имущество,  и  привязана  была  она
веревочкой к  кресту;  но что мошенник жилец,  которого я подобрал на улице,
обокрал меня ночью и сбежал.
 И  я вытирал рукавом слезы,  настоящие слезы,  которые текли из глаз во
время моего печального повествования!..
 Загрубелое лицо Василия осветилось на  минуту его добродушно-удивленной
улыбкой, и он продолжал:
 - Когда  мои  слушатели  были  достаточно растроганы,  я  вытер  слезы,
схватил свои вещи и бросился вон, вскочив на первого попавшегося извозчика.
 - А квартальный, - спросила Вулич, - не последовал за вами?
 - Нет,  не  последовал.  Я  так был огорчен потерей моих денег,  что на
минуту потерял его из виду.  Но,  отъехав немного,  я  оглянулся и никого за
собой не  увидел.  Я  провел вечер,  бродя из одного места в  другое,  чтобы
убедиться, что за мной не следят. На этот раз меня оставили в покое.
 - Он,  должно быть,  вернулся в часть,  -  сказала,  смеясь,  Зина, - и
написал   донесение  высшему  начальству  о   проделках  революционеров  над
простаками, которых они заманивают в свои сети.
 - Объясни,  пожалуйста,  -  спросил Андрей,  -  зачем ты вернулся домой
после того, как тебе поручили обход кабаков, раз ты остался один? Я этого не
могу понять.  Если даже за тобой шел шпион,  ты бы гораздо проще мог от него
отделаться.
 Василий пожал плечами, удивленный, в свою очередь, этим вопросом.
 - А вещи, оставленные дома? - возразил он.
 Андрей так  расхохотался,  как будто это насмешило его больше,  чем все
приключения Василия.
 - Вы должны,  конечно,  взглянуть на сокровища,  которые наш Вася пошел
добывать из вражьих рук, - обратился он к Зине и Вулич.
 Он  было  направился  к  чемодану  с  явным  намерением  обнаружить его
содержимое  на  удивление  всей  компании.  Но  Василий  схватил  чемодан  и
решительно уселся на  нем.  Он ни за что не позволил бы показывать свои вещи
дамам.
 На следующий день Андрей попрощался с  друзьями и  отправился обратно в
Петербург с  поручением от  Зины достать денег на  ее  предприятие.  Василий
остался в  Дубравнике.  Он  совершенно справедливо заключил,  что  благодаря
своей счастливой внешности он везде одинаково безопасен,  и  потому решил не
оставлять Зину до конца.  В характере Василия было нечто поистине рыцарское,
и  эта черта проявлялась лучше всего в  его обращении с  женщинами.  У  него
всегда была дама сердца, по которой он вздыхал, но, как настоящий рыцарь, он
всегда был к услугам женщин,  которым мог бы оказаться полезным, и никому он
не был так предан, как Зине.


 Глава VIII

НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ

 Петербург  был  в  праздничном  одеянии,   когда  Андрей,   только  что
приехавший из  Дубравника,  выходил из  вокзала.  Выпал первый снег,  а  это
большой праздник для северянина.  Улицы, тротуары, скамейки, крыши, барки на
соседнем канале -  все было покрыто ровной сверкающей пеленой свежего снега.
Черные  неподвижные деревья приняли фантастический вид  под  белым  пушистым
слоем, покрывавшим даже тончайшие их ветки. Солнце терялось где-то в глубине
густого,  медленно  падавшего снега,  но  кругом  внизу  было  необыкновенно
светло.  Белый  покров земли  блестел мягким светом,  веселя глаза и  сердце
после  унылых  осенних красок.  Воздух был  свежий и  бодрящий,  наполненный
возбуждающим ароматом снега  и  зимы.  Большие белые  хлопья засыпали шляпы,
пальто,  волосы и  бороды прохожих и  придавали им  вид  ряженых.  Лица были
веселы,  лошади  бежали  бойко.  Кое-где  неслышно  скользили  санки,  и  их
собственники гордились тем, что первые приветствуют красавицу зиму.
 Невольно поддавшись общему  веселью,  Андрей быстро шагал  по  Лиговке,
торопясь на  квартиру Лены.  На  этот раз он  никого не предупредил о  своем
приезде;  но  он  знал,  что  Лена  живет на  Лиговском канале,  недалеко от
вокзала, и надеялся застать ее дома.
 Она  как  раз выходила из  ворот,  в  своей меховой шапочке,  веселая и
свежая,  как  день,  когда  Андрей окликнул ее  по  имени.  В  изумлении она
уставилась на него, и сейчас же ее лицо осветилось приветливой улыбкой.
 - Наконец-то вы вернулись!  -  воскликнула она. - Я боялась, что, после
того что случилось в Дубравнике,  вы там застрянете навсегда. Но скажите, вы
серьезно вернулись?
 - Да, серьезно, - отвечал Андрей.
 Лена выходила из дому по собственному делу,  но ради Андрея согласилась
сделать  круг  и  проводить  его  на  конспиративную  квартиру.   Она  стала
расспрашивать об их попытке,  которая произвела довольно сильное впечатление
среди революционеров. Андрей отвечал на ее расспросы без особенной охоты, но
и  без  видимого  неудовольствия.  Перемена  места  и  окружающей обстановки
притупили в  нем прежнюю болезненность ощущений.  Теперь он  мог говорить об
этом деле спокойно, как о совершившемся факте, с которым нужно мириться.
 - А что нового у вас? - спросил он в свою очередь.
 - В нашей группе, вы хотите сказать?
 - Да.
 - Ничего особенного. Таня выбрана в члены. За нее было пять поручителей
и  ни  одного голоса против.  Она  уже  согласилась.  Надеюсь,  она окажется
хорошим приобретением для нас.
 - Я в этом уверен, - подтвердил Андрей.
 - Она работала некоторое время в  Нарвской части и  для начинающей вела
дело очень хорошо, - продолжала Лена. - Жаль, что ей придется скоро уехать.
 - Разве? - спросил Андрей, внезапно опечалившись.
 - Она уезжает в Москву.  Решено усилить наш тамошний кружок:  он сильно
прихрамывает.  Жоржу  поручили съездить в  Москву  для  пропаганды,  а  Таня
вызвалась сопровождать его.  У  нее  там  хорошие связи,  и  ими можно будет
воспользоваться.
 - Теперь понимаю...  -  пробормотал Андрей,  отвернувшись, чтобы скрыть
свое смущение.
 Такое известие не удивило его.  Он был приготовлен к чему-нибудь в этом
роде.  Но острая,  холодная боль,  резнувшая его от слов Лены, показала, как
много скрытой надежды таилось в его глупом сердце.
 - Говорят,  они скоро поженятся, - в своем неведении продолжала Лена. -
Мне говорили,  что они давно влюблены друг в друга.  Но я, собственно, этому
не верю и ничего не замечала. Вероятнее всего, одна болтовня.
 - Почему же? Жорж очень хороший человек, - сказал Андрей, стараясь быть
беспристрастным.
 Лена ни на минуту не подозревала,  чтобы этот разговор имел специальное
значение для Андрея. Будучи по природе и привычкам