Он равнодушно слушал горячие речи товарищей, потерявшие для него всякий
интерес, и скоро ушел, взяв Жоржа под руку.
 Долго бродили они,  так  как им  о  многом хотелось переговорить.  Жорж
рассказал Андрею причину своего приезда и  настаивал,  чтобы он в ту же ночь
ехал  в  Петербург.  Таким образом он  избегнет расставленных сетей.  Андрей
тотчас же согласился. Ничто более не удерживало его в Дубравнике.
 Жорж  успел оправиться от  нервного потрясения,  вызванного рассказом о
казни. Из них двоих он был теперь наиболее бодрым.
 - Нам  нечего падать духом от  неудач,  -  говорил он.  -  Наша  победа
зависит от нашей способности переносить одну неудачу за другою.
 - Может быть, - задумчиво отвечал Андрей, - но в таком случае мы должны
метить так, чтобы самая наша неудача была победою.
 - Что ты этим хочешь сказать? - спросил Жорж, уловив что-то особенное в
лице Андрея.
 - Узнаешь  потом,   -   уклончиво  ответил  Андрей,   не   желая   пока
высказываться.


 Глава V

ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО

 По  возвращении Андрей  и  Жорж  застали  Ватажко,  дожидавшегося их  с
большим нетерпением.  Давид был тут же -  такой истомленный и убитый,  каким
Андрей еще никогда его не видал.
 - Как жаль,  что вы  раньше не пришли!  -  обратился к  ним Ватажко.  -
Приходил "Дядя" и хотел вас видеть, Андрей.
 - Зачем?
 - Вам письмо от Зины, и ему нужно было повидать вас.
 - Письмо от Зины? - воскликнул Андрей. - Где оно? У вас?
 - Нет,  он не мог его получить,  не повидавши вас. Затем он и приходил.
Надзиратель ждал вас в трактире в условленный час. Но вы не пришли.
 Правда, Андрей счел за лишнее явиться на свидание теперь...
 - В таком случае я сейчас же отправлюсь к нему на дом, - сказал Андрей,
желая поправить свою ошибку.
 - Слишком поздно, - возразил Ватажко. - Вы едва ли поймаете ваш поезд в
Петербург.
 - Черт с  ним,  с  поездом!  Если сегодня не удастся,  я завтра повидаю
надзирателя.
 Им,  однако,  удалось уговорить Андрея  не  ходить к  нему  на  дом,  а
назначить свидание на завтра, в трактире, что было безопаснее.
 На следующее утро Ватажко отправился к  надзирателю,  чтобы уговориться
относительно свидания,  но он оказался на дежурстве в тюрьме и мог вернуться
домой только поздно ночью. Ватажко явился ни с чем.
 - Он,  конечно, не взял с собою письма Зины в тюрьму. Не у жены ли оно?
- спросил Андрей.
 - Я  то  же  думал,  -  отвечал Ватажко.  -  Но  жена говорит,  что  ей
неизвестно, куда он прячет такие письма.
 Все это было до крайности неприятно и означало,  что Андрею придется по
крайней мере прожить еще лишний день в  Дубравнике,  чего он никак не мог бы
себе позволить из-за шпионов.
 - Ну,  так  я  пойду к  нему в  тюрьму,  -  заявил Андрей и  тем вызвал
всеобщее оцепенение.
 - В тюрьму! В своем ли вы уме? - вскричал Ватажко.
 - Почему же нет? Сегодня дают свидания политическим, и я пойду с Варей,
которая видается с Дудоровыми.
 - Тебя узнают и тут же арестуют, - сказал Жорж.
 - Ну  вот еще!  Кому придет в  голову искать меня в  приемной тюремного
здания?  Это только кажется страшно.  Впрочем,  -  прибавил Андрей спокойным
тоном,  -  я  пошел бы,  если бы даже была опасность.  Я должен прочесть это
письмо раньше, чем выеду отсюда.
 Послание от  погибших друзей имело для него,  кроме задушевного смысла,
еще другое,  более важное значение. Он был убежден, что именно в нем, в этом
письме,  найдет ответ на обуревавшие его сомнения и тревогу,  и решил во что
бы то ни стало раздобыть его.
 Давид молчал.  Он  был  очень взволнован и  колебался -  ему не  меньше
Андрея хотелось знать содержание письма Зины.  Но  вместе с  Жоржем он  стал
отговаривать Андрея от  слишком рискованного шага.  Он  предложил остаться в
Дубравнике еще дня два-три и привезти письмо в Петербург.
 Но  Андрея трудно было урезонить.  За последние дни он жил в  атмосфере
смерти  и  всевозможных ужасов,  и  ощущение  опасности в  нем  окончательно
притупилось.
 - Нечего толковать! - сказал он с нетерпением. - Я пойду один и вернусь
к поезду. Встретимся на вокзале.
 Не дождавшись возражений,  Андрей вышел и  быстрыми шагами направился к
Варе.
 Свидания  с  политическими происходили между  двумя  и  четырьмя часами
пополудни.  В  половине второго  Андрей,  с  провизией и  книгами  в  руках,
направлялся к мрачному квадратному зданию,  с которым у него связывалось так
много воспоминаний. Варя Воинова шла рядом с ним. Она хорошо знала процедуру
тюремных свиданий и охотно согласилась на просьбу Андрея. Ей даже показалась
забавной эта затея.  Но при виде тюрьмы с ее массивными железными воротами и
вооруженными часовыми ею овладело чувство страха и раскаяния: "Что, если его
там арестуют?"
 - Послушайте,  Кожухов, - сказала она, - отдайте мне провизию и книги и
ступайте домой. Меня страх берет, что эта шутка окончится скверно.
 Андрей поднял опущенную голову и встрепенулся, как бы со сна.
 - Чему быть, того не миновать, - сказал он рассеянно.
 На самом деле он совсем не думал о  том,  что с ним может случиться,  и
даже хорошенько не расслышал слов Вари. Его давило мучительное сознание, что
два  дня  тому  назад четверо погибших друзей выехали из  этих самых ворот и
последовали на виселицу.
 Часовой впустил их  и,  когда они  переступили высокий порог,  с  шумом
задвинул засовы и запер ворота.  Андрей очутился в пасти льва.  На минуту он
почувствовал  изумление  и  беспомощность человека,  внезапно  брошенного  в
тюрьму.  Он  смотрел и  прислушивался.  Раздавался сдавленный шум  голосов в
царившем кругом полумраке.  Слабый свет  проникал из  щелей  железных ворот,
находившихся по  обоим концам проезда,  в  котором они  стояли.  Тюрьма была
четырехугольной формы и  заключала внутри небольшой двор.  Ведущий ко  двору
проезд под сводом служил в то же время приемной для приходивших на свидания.
 Когда  глаза  Андрея  привыкли к  темноте,  он  различил группу мужчин,
женщин и детей,  скучившихся около железных решеток по обеим сторонам узкого
проезда.  Посетители к уголовным составляли большинство.  Но в углу, направо
от  входа,   можно  было  заметить  несколько  человек,   мужчин  и  женщин,
принадлежавших  по  внешнему  обличью  к  привилегированным классам.  Обилие
цветов и  книг в  руках у  большинства из них резко отличало их от остальной
публики. Они явились на свидание с политическими.
 Варя  направилась  к  ним,  а  Андрей  следовал  за  нею  на  некотором
расстоянии.  Обычная обстановка и знакомые лица вернули ей самоуверенность и
бодрость.  Она забыла и  думать об опасности в  этом месте,  где чувствовала
себя совершенно как дома.  Она поздоровалась со всеми и обменялась новостями
и  вопросами.  Бледнолицая дама с  мальчиком лет десяти задержала ее  дольше
других. В руках у нее был большой букет цветов.
 - Какие чудные цветы!  - воскликнула Варя. - Дайте мне немного для моих
заключенных. Я сегодня не захватила с собой.
 И,  овладев букетом,  она без церемонии разделила его пополам. Из своей
половины она передала часть стоявшему около нее седому господину.
 - Вот  для вашей дочери,  -  сказала она.  -  Цветы больше всего радуют
заключенных.
 Затем она обратилась к старухе крестьянке в простом деревенском платье,
с темным ситцевым платком на голове.
 - Много ли еще у вашего сына денег? - спросила она.
 - Два рубля, матушка, - отвечала старуха.
 - Этого не хватит на месяц,  -  заметила Варя.  -  Я  принесу еще два в
следующее воскресенье.
 Она вынула из кармана толстую потертую записную книжку и  сделала в ней
отметку.  В качестве революционной сестры милосердия она заведовала денежным
фондом для заключенных и заботилась о том,  чтобы все они, богатые и бедные,
получали свою долю денег, книг, белья и всего остального.
 - Кто эта барыня с ребенком? - спросил Андрей.
 - Жена Палицына,  мирового судьи,  -  сказала Варя.  - Его отправляют в
Сибирь на каторгу.  Она следует за ним. Горько ей приходится, потому что она
вынуждена оставить мальчика у родственников.
 Варя  рассказала ему  и  об  остальных посетителях.  Старый  господин -
местный купец - пришел попрощаться с младшей дочерью, которую вслед за двумя
старшими  ссылают  в  Восточную Сибирь.  Старуха  крестьянка навещает  сына,
одного из  лучших пропагандистов-самоучек из рабочих.  Другие принадлежали к
разным классам и состояниям и были связаны лишь общим горем.
 Звяканье цепей  и  засовов у  внутренних ворот  прервало их  разговоры.
Ворота  открылись настежь,  обдавая на  минуту светом мрачный проезд.  Затем
въехал тюремный фургон с партией уголовных, выходивших на свободу.
 Внутренние ворота тотчас же заперли;  вслед за ними открылись наружные;
фургон исчез, и все снова погрузилось в темноту.
 Все дожидались молча. По временам у дверей, ведущих к тюремной конторе,
появлялся сторож и выкликал имена тех, к кому пришли на свидание.
 - Долго еще нам ждать? - спросил Андрей Варю.
 - Нет,  недолго.  У  фальшивомонетчиков свидания уже кончились;  теперь
идут воры и грабители,  а за ними по списку наша очередь,  - прибавила она с
улыбкой.
 Наружные  ворота  хлопнули  еще   раз,   впустив  старика  в   потертой
чиновничьей шинели.  Он  беспокойно оглядывался кругом,  щуря свои маленькие
глаза и  стараясь отдышаться.  Очевидно,  он  торопился,  чтобы не опоздать.
Когда  он  снял  шляпу,  чтобы  вытереть платком  лоб  и  лысину,  лицо  его
показалось Андрею как будто знакомым.
 - А,  вот и Михаил Евграфович!  Наконец!  -  сказала Варя,  указывая на
тучного полицейского офицера, показавшегося в дверях конторы.
 - Посетители к политическим! - выкрикнул он.
 Варя быстро поднялась на  ступеньки,  ведущие к  конторе,  и  тотчас же
подошла к полицейскому, которого довольно хорошо знала.
 - Михаил Евграфович, - обратилась она к нему, - я привела с собой брата
Дудоровых.  Он  приехал нарочно из  Москвы и  уезжает завтра.  Он  не  успел
получить разрешение, а между тем...
 Полицейский бросил испытующий взгляд на предполагаемого брата,  который
приблизился и вежливо поклонился.
 - Запишите имя в  конторе,  -  повернулся он  к  Варе.  -  Только это в
последний раз. Вы знаете правила.
 Старый лысый господин тем временем подошел к разговаривавшим.
 Услыхав имя Дудоровых, он вздрогнул и с большим изумлением посмотрел на
молодого человека,  заявлявшего себя  братом осужденных девушек Он  произнес
многозначительно "гм", но пока молчал.
 - Позвольте,   сударь,  -  обратился  он  наконец  к  офицеру  довольно
спокойно,  - я тоже прошу свидания с сестрами Дудоровыми. Я Тимофей Дудоров,
их дядя.
 - Не могу разрешить,  -  резко ответил офицер.  -  Уже и  без того двое
пришли к ним на свидание.
 - Но  у  меня специальное разрешение,  и  они  мои  племянницы.  Раз вы
допускаете посторонних, - сказал он, бросая подозрительный взгляд на Андрея.
 - Невозможно.  Приходите в другой раз,  -  продолжал офицер,  не слушая
его.
 Отдав  громким голосом какое-то  распоряжение одному  из  служащих,  он
удалился в  контору.  Но  старик не  хотел угомониться.  Он  был вне себя за
выказанное ему непочтение.
 - Это  неслыханно!  Я  пожалуюсь  тюремному смотрителю!  -  гремел  он,
направляясь в контору.
 Варя  вся   похолодела.   Она   предвидела  катастрофу.   Бросившись  к
беспокойному старику, она схватила его за руку.
 - Что вы делаете!  -  шепнула она ему, отводя его в сторону. - Он жених
Маши,  и  они любят друг друга до безумия.  Они собираются повенчаться,  как
только выяснится ее положение.  Вы их погубите вашими жалобами. Успокойтесь,
ради бога: я все улажу.
 - А,  понимаю!  -  сказал он,  смягчившись.  -  Вам  бы  следовало меня
предупредить.
 Варя  отправилась  в   контору  для   объяснений,   а   старик  подошел
приветствовать своего будущего родственника.
 - Я  знаю  вашу тайну,  молодой человек,  и  с  своей стороны желаю вам
всякого благополучия и счастья, - начал он, но вдруг остановился.
 Андрей поднял на  него  недоумевающий взгляд,  и  тут  они  узнали друг
друга.  Дядя  Дудоровых оказался тем  самым  попутчиком,  с  которым  Андрей
возвращался из-за границы в Петербург.
 - Мы,  кажется,  где-то  встречались с  вами,  -  произнес  он  упавшим
голосом.
 И раздражение и снисходительность исчезли в нем сразу. Он вспомнил свои
радикальные речи в вагоне,  и теперь страх охватил его и парализовал все его
способности.
 - Может  быть,  -  заметил осторожно Андрей,  -  но  я  никак  не  могу
припомнить, при каких обстоятельствах.
 Старик сразу почувствовал дружеское расположение к Андрею и счел лишним
освежать в его памяти их разговор.
 - Я, конечно, не стану препятствовать вашему свиданию с Машей, - сказал
он.  -  Вы передадите ей от меня привет. Нам, старикам, нужно уступать место
молодым.
 Со  свойственной ему болтливостью он разговорился о  своих племянницах,
расхваливая обеих,  особенно Машу, объясняя, как он был поражен известием об
их участии в конспирациях.
 - Это эпидемия, сударь мой, чистая эпидемия! - повторял он.
 Между тем Варя вернулась с  приятными вестями.  Все удалось к  лучшему.
Дяде дадут свидание с младшей племянницей, а Варя и Андрей повидают Машу.
 Дудоров попал в  первую партию посетителей и был вызван через несколько
минут.  Четверть часа спустя он  вернулся,  очевидно весьма довольный собою.
Проходя мимо Андрея, он с таинственным видом шепнул ему:
 - Я поручил передать Маше о вас. Ей будет приятно знать заранее.
 Потянулась новая вереница посетителей к  политическим -  отцы,  матери,
дети,  жены.  С  цветами  и  узелками  в  руках,  возбужденные  перспективою
свидания,  они торопливо следовали друг за другом, оживленные каким-то лучом
надежды.  Назад  они  возвращались  без  цветов  и  с  потухшими  взглядами.
Казалось,  бездна,  в которую они окунулись на минуту,  лишила их и цветов и
света. Некоторые из них были так глубоко потрясены, что едва сдерживали свое
волнение.  Как тени, подвигались они под темным сводом к выходу. Эта картина
подействовала подавляющим  образом  на  Андрея.  Нервы  его,  обыкновенно не
особенно чувствительные, были сильно потрясены за последние дни. Он читал на
лицах этих  посетителей историю неповеданных миру страданий и  слез,  и  ему
казалось,   что  за  два  часа,  проведенных  им  в  тюремной  приемной,  он
насмотрелся на такую бездну горя, какой не видал раньше за всю свою жизнь.
 Наконец вызвали к Марии Дудоровой.
 - Идем! - сказала Варя.
 Быстрыми  шагами  прошли  они  через  какие-то  темные  коридоры,   где
сталкивались с  шедшими  им  навстречу тенями,  лиц  которых  они  не  могли
разглядеть.  Их  ввели  в  очень высокую светлую комнату,  скорее похожую на
коридор.  Вдоль ее, по обеим сторонам, находилось как бы два громадных шкафа
с  железными решетками вместо стекол.  При ближайшем рассмотрении можно было
заметить,  что  эти решетки -  двойные;  за  первой решеткой была поставлена
другая на расстоянии двух или трех аршин от первой.  В промежутке между ними
ходил стражник. В самой комнате сидели два сонных сторожа; на их обязанности
лежало наблюдать за посетителями.
 - Где же заключенные? - спросил Андрей.
 - Их  сейчас  приведут.  Сперва необходимо заполучить нас,  -  отвечала
Варя.
 Старший сторож заявил,  что все принесенное для заключенных должно быть
передано дежурному.
 Андрей взял  у  Вари вещи и  направился к  форточке,  за  которой стоял
дежурный  -  знакомый Андрею  надзиратель.  Андрей  пропустил вперед  других
посетителей и затем уже впихнул свой довольно большой узел.
 - Сестрам Дудоровым!  -  сказал он громким голосом и сейчас же прибавил
шепотом: - Мне необходимо письмо сегодня. Где оно?
 Дежурный,  казалось,  ничего не  расслышал.  Он медленно разворачивал и
рассматривал содержимое узла.
 - В задней комнате,  под старым ящиком, - отвечал он, не подымая глаз с
жареной  курицы,  которую разрезал на  четыре  части,  чтобы  убедиться,  не
спрятано ли в ней чего-нибудь.
 Варя  уже  разговаривала с  Машей Дудоровой,  видневшейся из-за  второй
решетки. Лицо ее изображало светлое пятно под густой железной вуалью.
 - Так вот кто мой жених!  - засмеялась она, увидев подходившего Андрея.
- Я никак не могла догадаться со слов Кати.
 - Как же вы поживаете и сестра ваша? - спросил Андрей.
 Маша сообщила, что они обе совершенно здоровы и что их скоро отправят в
Сибирь. Она даже назвала ему прииск, где их водворят.
 У  Андрея оказалось там несколько товарищей,  и он попросил передать им
привет.
 Они беседовали вполголоса,  чтобы их не было слышно извне.  В сущности,
им нечего было опасаться, так как их знакомый надзиратель притворялся, будто
ничего не слышит.
 Девушка обещала исполнить поручение и,  в  свою очередь,  из-за решетки
посылала ему горячий привет и  выражала надежду,  что он  еще долго будет на
свободе и многое успеет сделать.
 - Постараюсь! - с чувством отвечал он.
 Отрывки этого  разговора долетели до  Машиного соседа с  левой стороны.
Она обменялась с ним двумя-тремя словами шепотом.
 - Мой сосед Палицын желает с вами познакомиться,  Андрей, - сказала ему
Маша.
 Стоявший  за  решеткой известный революционер и  бывший  мировой  судья
Палицын  был  человек  лет  сорока,  невысокого роста,  с  энергичным лицом,
квадратным подбородком и такой же головой. Андрей мог бы легко догадаться об
этом раньше по жене и сыну, стоявшим против его клетки.
 Он был рад познакомиться с  Палицыным и  выразил сожаление,  что они не
могут встретиться по сю сторону решетки.
 - Почем знать?  Может быть, еще встретимся на свободе, - весело отвечал
он,  вскидывая головой. - Высоки тюремные стены, а ястреб и того выше парит.
Ну,  да  вот  мой  сынок  скоро заместит меня,  -  прибавил он,  указывая на
мальчика, который весь вспыхнул.
 Их  разговор был неожиданно прерван раздавшимся на  всю комнату громким
восклицанием: "Андрей, Андрей!"
 Задремавшие сторожа встрепенулись.  Все повернулись в  сторону,  откуда
шел оклик. Андрей смотрел с удивлением и любопытством, Варя - с нескрываемым
ужасом.
 Один  из  заключенных с  противоположной стороны энергично манил рукой.
Андрей прошел через комнату и приблизился к решетке.
 - Митя!  Возможно ли?  Ты здесь? - Он узнал старого друга и товарища по
университету, с которым меньше всего ожидал встречи в таком месте.
 Сторож вмешался.
 - Пожалуйста  на  ваше  место,   -   сказал  он  резко.   -   Запрещено
разговаривать с заключенными без разрешения.
 - Очень хорошо, - вежливо отвечал Андрей, не торопясь, однако, уходить.
 - Третий год!  По подозрению! - выкрикивал между тем молодой человек. -
Чахотка.  Доктор  говорит,  одна  восьмая легких  осталась!  -  продолжал он
торжествующим голосом,  как  будто  ему  доставляло  громадное  удовольствие
делиться с Андреем такими необыкновенными новостями.
 Неудержимый кашель  прервал  его  речь.  Подали  сигнал  о  прекращении
свидания,  и заключенных стали уводить.  Посетители тоже начали расходиться.
Варя и Андрей замыкали шествие.
 Между тем в проезде под воротами происходила какая-то суматоха.
 - Что случилось? - спросила встревоженная Варя.
 - Привезли нового политического, - сообщила ей Палицына.
 В  самом деле,  два жандарма распоряжались в  подворотне:  один отворял
ворота, другой удерживал теснившуюся публику.
 Общество тюремных сторожей было совершенно безопасно для Андрея, потому
что никто,  кроме знакомого надзирателя, не знал его в лицо. С жандармами же
дело  обстояло иначе;  ему  следовало избегать их  по  многим  причинам.  Но
почему-то ему показалось,  что именно теперь,  после свидания, он вне всякой
опасности.  Желание узнать,  кого привезли - быть может, знакомого, близкого
товарища, - заставило его забыть всякую осторожность.
 Он  протолкался вперед и,  склонившись к  решетке,  стал дожидаться при
входе,  в двух шагах от ворот.  Он ждал не напрасно.  Когда въехала тюремная
карета,  он увидел через решетчатую дверцу изможденное, страшно бледное лицо
Заики.  Продержав его три дня в  больнице,  власти нашли,  что он достаточно
оправился, и перевели его в тюрьму.
 Пораженный таким ужасным от