..
     Парень хмыкнул себе под нос. Объяснил:
     - Я ведь сказал "случайно". Может, на сдачу дали...
     Кирилл опять посмотрел на часы.  Было ровно два,  но магазин не
открывался.
     - "На  сдачу",-буркнул  Кирилл.- Где дадут сдачу,  если закрыто?
     Фотограф кивнул:
     - Я тоже жду...
     За стеклянной дверью магазина замаячила белая фигура,  и  дверь
приоткрылась.  Парень встал, сунул смятую сигарету в карман, подхва-
тил свою громадную сумку с двумя длинными ручками и, перегнувшись на
один бок, зашагал к булочной. Он заметно прихрамывал.
     Кирилл подождал несколько секунд и пошел следом.  В магазине он
сунул в авоську два батона и половинку украинского каравая,  прихва-
тил пирожок с повидлом,  чтобы пожевать на ходу.  Он почти  забыл  о
курчавом незнакомце, но, когда вышел на улицу, увидел его снова.
     В одной руке парень тащил полиэтиленовый пакет  с  батонами,  в
другой сумку, которая весила, наверное, килограммов двадцать. "Что в
ней такое?"- машинально подумал Кирилл.  Парень словно услышал  его.
Посмотрел и улыбнулся опять.  Теперь это была другая улыбка: немного
настороженная и виноватая какая-то.  Парень словно  просил:  "Ты  не
смейся, пожалуйста, что я так неуклюже ковыляю со своей тяжестью..."
     Кирилл не успел сразу отвести взгляд.  А когда  отвел,  уходить
было уже неловко.  "Вот так всегда с тобой!.."- обругал он себя. По-
дошел и сказал, глядя в землю:
     - Дайте одну ручку... Вам далеко?

     Парня звали Геннадием.  Жил он в Заовражке - старом районе, где
все улицы были похожи на деревенские. Весной там пышно цвела над ко-
сыми заборами черемуха,  летом дороги зарастали мелкой травой, а зи-
мой лежали вдоль улиц длинные сугробы  и  над  заснеженными  крышами
счэяли прямые столбы дыма.
     От многоэтажных кварталов,  где жил Кирилл, до Заовражка - пол-
часа ходьбы.  А если на автобусе - тоже полчаса,  потому что автобус
идет кружным путем, через большой мост. Этот мост построен над овра-
гом, там, где течет неглубокая речка Туринка. Недалеко от моста Тур-
ника сливается с другой речкой, у которой громкое название Ока...
     Сначала Кирилл  решил,  что поможет нести сумку только до авто-
бусной остановки.  Потом пробурчал:  "Да ладно,  я не тороплюсь" - и
поехал.  И оказался наконец на улице Осипенко у дома номер четырнад-
цать перед калиткой со старинным железным кольцом.
     - Вот и приехали. Заходи,- пригласил Геннадий.
     Дом был большой,  с застекленной верандой,  выходившей во двор.
Кирилл увидел старое,  но уютное крыльцо. Однако Геннадий не пошел к
этому крыльцу. Они с Кириллом потащили сумку дальше - к низкому бре-
венчатому сараю.
     Геннадий ногой толкнул дверь, и навстречу пахнуло теплым возду-
хом.
     После улицы Кириллу показалось,  что внутри жарко. Под потолком
горела сильная лампа.  В углу бодро гудела жестяная трехногая печур-
ка.  У длинного верстака несколько мальчишек  возились  с  какими-то
просверленными планками. А посреди сарая стояла на подставках из до-
сок тяжелая черная шлюпка.
     "Шестивесельный ял, - машинально определил Кирилл.- Как он сюда
попал?"
     У стены Кирилл увидел свежеоструганную мачту.  Она была не шлю-
почная.  Двухсоставная, со стеньгой и решетчатой марсовой площадкой,
она была копией мачты с крупного парусника.
     Над верстаком висел чертеж, сделанный на голубой миллиметровке:
та же шлюпка, но с кормовой надстройкой, узорчатой приставкой на но-
су - княвдигедом,  с бушпритом,  большой грот-мачтой,  маленькой би-
занью, с треугольниками носовых парусов.
     "Ясно..."- подумал Кирилл,  и сердце стукнуло. Ясно было еще не
все, но главное он уже понял.
     Пятеро мальчишек обступили Геннадия.
     - Ура, Дед краску притащил! Живем!
     - И хлебушек! Чай поставим!
     - Дед, а лак тоже привез?
     Геннадий, охотно откликаясь на странное имя "Дед", сообщил:
     - Все привез...  Гостя привез.  Он мне помогал сумку тащить. Не
то, что некоторые лодыри.
     Раздался негодующий  вопль.  Оказывается,  пока Дед,  никого не
предупредив и не позвав на помощь (сам виноват),  ездил за  краской,
"лодыри" провернули массу работы:  выточили кафель-планки, подогнали
к бортам руслени,  а Митька в это время доблестно шпаклевал коварные
щели у ахтеркницы.
     - Сдаюсь, сдаюсь,-сказал Дед. - Вы герои. Знакомьтесь с гостем,
его зовут Кирилл.
     Высокий веснушчатый паренек с серьезными глазами первый  протя-
нул руку и сказал, что его зовут Алик. Смуглого, похожего на кавказ-
ца мальчишку звали Валеркой, рослого белобрысого паренька лет четыр-
надцати - Саней.  А еще было два Юры - Кнопов и Сергиенко. Они так и
представились:  по имени и фамилии.  Видимо, чтобы Кирилл их отличил
друг от друга.  Отличить на первый взгляд было трудновато: оба коре-
настые,  рыжеватые,  улыбчивые и деловитые. Похожие, как братья. Ки-
рилл сразу понял, что они крепкие друзья между собой.
     В это время из шлюпки выбрался пацаненок лет семи  или  восьми,
курчавый,  как Дед Геннадий. В большом не по росту вязаном жилете, к
которому прилипли опилки и стружки,  в мятых  коротеньких  штанах  и
продранных  на  коленях  колготках.  Вся одежда мальчишки была густо
уляпана коричневой краской.  Нос,  уши и щеки тоже были  перемазаны.
Дед сказал:
     - Эту беспризорную личность зовут Митька.
     Митька серьезно протянул ладошку,  но увидел, что она в краске,
и вместо ладони подставил локоть.  Все засмеялись, потому что локоть
тоже был вымазан.
     Только Кирилл не засмеялся.  Он подержался  за  острый  локоток
мальчишки и поймал себя на мысли, что ему очень хочется набрать воз-
духа и дунуть на курчавую Митькину голову,  чтобы застрявшие в воло-
сах стружки разлетелись.
     Митька продолжал серьезно  смотреть  на  Кирилла  и  неожиданно
спросил:
     - Ты видел привидения?
     - Что?- растерялся Кирилл.  Но потом среагировал.  -Конечно.  У
нас дома их два. Одно совсем ручное - белое и пушистое, вроде кошки.
За холодильником живет.
     - Врешь,- разочарованно сказал Митька.
     - Не вру. У него скоро детеныши будут, могу одного принести.
     - А ты еще придешь?
     Кирилл опустил глаза.  Он знал,  что придет.  Он понял, что это
судьба.  Но,  конечно,  он не решился сразу спросить: "А можно мне с
вами"?
     На полу под верстаком сложены были кучкой  деревянные  просвер-
ленные  в трех местах кружочки величиной с блюдце для варенья.  Один
откатился и лежал у самых ног Кирилла.  Кирилл поднял его. И сказал,
слегка смущаясь:
     - А чего это у вас юферсы по полу раскиданы? Разве лишние?
     На него посмотрели сначала удивленно, а потом с улыбкой и пони-
манием.  В сухопутном городе, где речки Ока и Турника в самом глубо-
ком  месте были мальчишкам по пояс,  едва ли нашлось бы десять чело-
век, знающих,  что деревянный блок для набивки стоячего такелажа на-
зывается "юферс".

     Вечером Кирилл сказал отцу:
     - Папа, я познакомился с твоим знакомым...
     - Кто же это?
     - Геннадий Кошкарев.  Он у вас на заводе фотолабораторией заве-
дует. Он говорит, что знает тебя. Ты ведь его тоже знаешь?
     - Ну, как же... Знакомы,- отозвался отец, без особого, впрочем,
восторга.
     - А что?- встревожился Кирилл.  - У вас, что ли, это... служеб-
ные трения, да?
     Отец усмехнулся:
     - Да нет, пожалуй... Характер у него тяжеловатый.
     - Почему?- удивился Кирилл.
     - Кто же знает?  У каждого свой характер...  Может,  из-за нес-
частья. Он киносъемкой увлекается, хотел после школы на кинооперато-
ра учиться,  да попал под машину, ногу ему повредило. Говорят, почти
год в больнице пролежал,  а хромота все равно осталась... Впрочем, я
это понаслышке знаю...
     - Разве с хромотой нельзя быть оператором?
     - Может,  и  нельзя.  Оператор  - профессия подвижная.  А может
быть, можно, да не сумел. А снимает он хорошо. Талантливо.
     - Он сегодня меня на улице снял.  Так и познакомились...  Папа,
он с ребятами парусник строит,  под старину.  Из шлюпки  переделыва-
ет... Он меня в команду берет...
     Отец оживился:
     - Кошкарев судно строит? Вот уж не подумал бы! Я считал, что он
весь в кинофотозаботах. Ай да Тамерлан!
     - Почему Тамерлан?
     - Так его иногда именуют.  Помнишь ,  был хромой завоеватель  -
"Гроза Вселенной"?
     - Помню. А Гена-то почему гроза?
     - Он редактор "Комсомольского прожектора". Мамочки мои, не при-
веди господь попасть под объектив с чем-нибудь таким...  отрицатель-
ным. Недавно выпуск сделал про захламленность в цехах. Потом партком
заседал...
     - Ему попало? - встревожился Кирилл.
     - Если бы ему...- с хмурой усмешкой сказал отец.
     - Ну...  значит, он справедливый выпуск сделал? - как можно де-
ликатнее спросил Кирилл.
     Отец вздохнул:
     - Может,  и справедливый...  со своей точки зрения. Только ведь
захламленность  не  от  хорошей жизни была,  есть масса причин...  А
впрочем, дело уже прошлое. Как говорится, все к лучшему.
     - Ты на него злишься? - прямо спросил Кирилл.
     Отец засмеялся:
     - Мало ли на кого разозлишься в горячке... Ты что, уже влюбился
а него?
     Кирилл ответил уклончиво:
     - Я в "Капитана Гранта" влюбился. Так парусник называется.
     Отец серьезно сказал:
     - Ты не сомневайся, Кошкарев - парень честный. Только вспыльчи-
вый чересчур, сердитый.

     ...Кириллу Дед  вовсе  не казался вспыльчивым и сердитым.  Даже
если ребята вместо дела устраивали возню. Дед не ругался и не покри-
кивал,  а только укоризненно смотрел и брался за работу сам.  Словно
говорил:  "Ну, вы как хотите, а я считаю, что мы собрались не дурака
валять". Иногда это помогало.
     После работы,  когда все расходились, Кирилл, бывало, оставался
с Дедом. Они гасили печку, чтобы не случилось ночью пожара, подбира-
ли с пола забытые инструменты.  Потом садились на скамью  перед  не-
достроенным корпусом парусника и молчали.  Кирилл мысленно дорисовы-
вал корабль: узорную кормовую надстройку, белую рубку с точеными пе-
рильцами, поднявшиеся мачты, ванты, паруса... Гафельный кеч "Капитан
Грант" обещал быть красивым,  как хорошая песня. Может быть, это не-
точное сравнение, но другого Кирилл не мог придумать. И когда Кирилл
представлял, как вырастает корабль, он словно сочинял эту песню.
     У Деда, видимо, были похожие мысли. Однажды он сказал:
     - Еще зима,  снег кругом, а ведь все равно будет лето. И поплы-
вем...  Вот закрою глаза и сразу вижу, как паруса отражаются в синей
воде. Кирилл придвинулся к Деду и кивнул.
     - А ты немногословен,  мой юный друг,  - сказал Дед. - В первый
день ты мне показался как-то... ну... Кирилл улыбнулся:
     - Нахальнее, да?
     Дед виновато развел руками. Кирилл сказал:
     - Сам не знаю,  что на меня тогда нашло... Вообще-то я довольно
тихий и примерный, - добавил он с еле заметной насмешкой.
     - Это в школе так говорят?
     - Везде...  Я до третьего класса вообще мало говорил, я заикал-
ся.
     - Сейчас незаметно...
     - Прошло...  Я петь полюбил,  тогда это и кончилось.  Меня учи-
тельница Зоя Алексеевна к пению приучила.
     - И сейчас поешь?
     - В школьном хоре.  Только мне там не нравится. Туда многих без
всякого согласия посылают, это плохо. Зачем, если не хочется петь?
     - Но тебе-то хочется?
     Кирилл мотнул головой.
     - Нет,  мне там тоже не нравится.  Руководитель новый появился,
крикливый какой-то... И песенки все детские... Я бы ушел...
     - А почему не уйдешь? Спорить не хочешь?
     Дед спросил это без насмешки - серьезно и по-хорошему.
     Кирилл почуастюовал, как защипало в глазах, и хмуро признался:
     - У меня какое-то свойство дурацкое. Сам не знаю, почему... Вот
увижу что-нибудь несправедливое,  начну спорить - и вдруг слезы. Дед
понимающе кивнул:
     - Это бывает иногда...
     - У  меня не иногда,  а каждый раз...  Сейчас даже больше,  чем
раньше,- сердито сказал Кирилл и переглотнул.- Ты  никому  не  гово-
ри... Может, я больной?
     Дад засмеялся и положил свою ладонь Кириллу на затылок.
     - Что ты, Кир... Твоей беде помочь совсем легко.
     Кирилл удивленно поднял повлажневшие глаза.
     Дед глянул в эти глаза и доверительно произнес:
     - Как в горле заскребет, вспомни зеленого павиана Джимми.
     - Какого павиана?- очень удивился Кирилл.
     - Я же говорю: зеленого. Сразу же представь себе зеленого пави-
ана Джимми, и все пройдет... Это меня в детстве дядюшка научил. Здо-
рово помогает, честное слово.
     Кирилл помигал и смущенно улыбнулся:
     - Я...  ладно, попробую. - И подумал, как жаль, что не знал про
Джимми осенью.
     Про тот случай до сих пор стыдно вспоминать. Ева Петровна оста-
вила весь класс после уроков за то, что будто бы безобразно вели се-
бя в столовой и разбили два стакана. Свинство какое! Ведь ей сто раз
объясняли,  что  никто  ме дурачился и не бил!  Кирилл кипел,  кипел
внутри, потом встал и приготовился сказать, что все это несправедли-
во  и она не имеет права...  А вместо слов получились всхлипы,  и он
разревелся,  как дошкольница,  у которой отобрали новый мячик.
     Евина-красавица сказала:
     - Векшин, ступай домой. Ты-то ни в чем не виноват, я знаю.
     Кирилл схватил портфель и выскочил в коридор.  Получилось,  что
ни за кого он не заступился, а только себе заработал прощение. Выре-
вел! Это в двенадцать-то лет...
     Нет, зеленый павиан-это, кажется, неплохо (глаза, между прочим,
высохли). В этом чтото есть. Но тут же Кирилл встревожился:
     - А Митька?  Он разве не знает про павиана?
     Дед снисходительно сказал:
     - Митька если ревет,  то от страха или от вредности.  Здесь  уж
Джимми бессилен.



                          Глава четвертая

     Митька был вертлявой личностью восьми с половиной лет:  кругло-
лицый, но щуплый, с черными быстрыми глазами и очень красными мокры-
ми  губами  -  он  их постоянно облизывал.  Звали его чаще не просто
Митька,  а Митька-Маус.  Вроде Микки-Мауса,  знаменитого мышонка  из
мультфильмов.  Но  такое прозвище ему дали не за доблести,  а за то,
что он все время ходил с каким-нибудь хвостом.  За ним  таскался  то
обрывок  веревки,  то высовывалась из кармана длинная сетка-авоська,
то шуршала по полу оторванная лямка штанов,  то цеплял всех за  ноги
самодельный кнут, которым Митька-Маус любил что-нибудь сшибать: вес-
ной сосульки с карнизов, летом головки одуванчиков...
     Митька-Маус чудовищно  боялся привидений.  Чтобы оправдать свои
страхи, он всех уверял, что приведения на самом деле есть, и расска-
зывал,  как с ними встречался. Эти жуткие истории потихоньку записы-
вал Алик Ветлугин: он сочинял фантастические романы, и ему нужен был
материал.
     По вечерам Митька-Маус ни за что не соглашался оставаться  один
в  комнате или мастерской,  поднимал рев.  Это доставляло Деду массу
хлопот.
     Была у Мотьки еще одна черта,  очень неудобная для Деда. Везде-
сущий Маус каждый день собирал на себя краски, сажу, ржавчину, пыль,
мел и клей. Постоянной заботой Деда было отмывать Митьку по вечерам.
     Чертыхаясь, Дед грел в баке для белья воду -  зимой  на  плите,
летом на костре посреди двора.  Потом заталкивал двоюродного внука в
старинное корыто,  похожее на железный саркофаг, и драил несчастного
Мауса  суровой  капроновой мочалкой.  По комнате разлетались мыльные
хлопья,  радужные пузыри и Митькины вопли.  Вопил Митька  наполовину
шутя, а наполовину всерьез, потому что жесткой мочалки и едучего мы-
ла боялся лишь немного меньше, чем привидений.
     - Не дрыгайся, подкидыш!- рычал Дед.
     На "подкидыша" Митька не обижался.  Он даже сам себя так иногда
именовал.
     Митькины родители - Генина племянница Надежда и ее  муж  Виктор
обитали я другой половине дома.  Этот ветхий,  но просторный дом ос-
тался от Гениной бабушки. Многочисленные родственники от такого нас-
ледства отказались,  у них были квартиры, а у Геннадия и его племян-
ницы своего жилья не было,  и они позапрошлым летом вступили во вла-
дение старинной постройкой, в которой безусловно водились привидения
и домовые.
     Первый год  жизнь  в доме протекала безоблачно для всех,  в том
числе и для Митьки. Он лазил на захламленный чердак (днем, конечно),
зимой строил во дворе крепости,  летом играл с приятелями в прятки -
было где.  И не подозревал,  какие тучи собираются над его  курчавой
головой.
     А Митькины папа и мама тем временем окончили геологический  фа-
культет и в сентябре должны были отправиться в экспедицию.
     Родители Надежды и Виктора жили далеко, мама Геннадия часто бо-
лела и возиться с двоюродным правнуком не могла. Обалдевшего от нео-
жиданной беды Митьку устроили в интернат.
     Митька прожил  в интернате четыре дня и все это время безутешно
горевал о доме. На пятый день он сбежал.
     Отец, мать  и примчавшаяся следом воспитательница три часд уго-
варивали Митьку покориться судьбе.  Митька сперва  говорил  "не...".
Потом просто молчал,  намертво вцепившись в рычаг на чугунной дверце
у печки голландки. Тащить Митьку в интернат вместе с печкой воспита-
тельница отказалась и ушла, грохнув дверью. Митькина мама затравлен-
но вздрогнула и убежала следом.  Доведенный до полного отчаяния отец
отстегнул от походного планшета ремешок и сложил вдвое.
     - Ну и пусть,- шепотом сказал Митька.- Все равно не поеду.
     Он не вырывался и не пытался защититься, но от крика удержаться
не смог. Крик услышал со двора Геннадий. Он ворвался в комнату, взял
в охапку папашу-геолога и швырнул в угол на стул.  Затем сказал, что
если еще раз узнает про такое дело,  то заставит бездарного родителя
сожрать этот ремешок вместе с защелками и кольцами.
     Митькин отец посмотрел на Геннадия, на зареванного, встрепанно-
го Митьку и едва не заревел сам. Он сообщил, что готов съесть дюжину
ремней,  и не таких, а флотских, вместе с пряжками, если ему окажут,
что теперь делать. Менять профессию? Вернуть в институт дипломы? По-
веситься? Сорвать экспедицию? Посадить Митьку в рюкзак и взять с со-
бой? Или, может быть, благородный заступник сам готов полтора месяца
нянчиться с ненаглядным двоюродным внуком?
     Геннадий вышел из себя и сказал, что, черт с ними, готов. Пото-
му что от таких родителей Митыке проку, что от вороны пенья.
     Через день Надежда и Виктор уехали,  а Дед сразу ощутил всю ра-
дость родительской должности:  будить,  кормить, отправлять в школу,
приводить с продленки,  проверять уроки и объясняться с учительницей
по поводу грязных тетрадей, мятой формы и "вызывающего поведения" .
     А через  неделю Митька заболел жестокой ангиной,  и Дед не спал
несколько ночей. Говорил потом, что боялся: вдруг уснет, а с Митькой
случится что-нибудь страшное.
     Ничего особенного не случилось.  Несколько дней Митька не вста-
вал, потом дело пошло на поправку.
     По вечерам,  чтобы Митька не скучал. Дед рассказывал ему сказку
про Кота в сапогах. На новый лад. Кот фехтовал, как мушкетер, скакал
на лошади и стрелял,  как ковбой,  воевал с хищными  пришельцами  из
мосмоса и совершенно не боялся привидений,  потому что их нет и быть
не может.
     Многосерийную сказку  Митька  слушал с величайшим наслаждением,
но привидений все равно боялся. И если Дед Геннадий допоздна печатал
снимки  или  проявлял кинопленки,  Митька устраивался спать в комна-
те-лаборатории на узком диванчике,  изготовленном в середине  девят-
надцатого века.
     Дед прощал Митьке его слабости.  Если человека любишь, ему мно-
гое прощаешь.  К тому же,  у Митьки были и хорошие качества. Он умел
работать.  Когда надо было законопатить и зашпаклевать щели в  самых
недоступных  уголках  шлюпки,  посылали вертлявого Мауса.  И если он
разбивал макушку, ползая под палубой, то не пищал и не боялся йода.
     Кроме того, именно Митька набрал для "Капитана Гранта" работни-
ков и матросов.
     Когда Геннадий  Кошкарев  отыскал  на берегу Андреевского озера
старую шлюпку и решил,  что пришла пора  осуществить  давнюю  мечту:
пост