еохотным вздохом перешел линию ветра.
     - Под ветер...
     Паруса натянулись,  и судно легло на правый галс. Кирилл поста-
вил руль прямо. Но скорости еще не было, нос продолжал катиться вле-
во,  и острый камень быстро приближался к скуле парусника. Все виде-
ли,  что он врежется в обшивку раньше, чем "Капитан Грант" скользнет
вперед.
     - Вправо руль...- умоляющим шепотом сказал Дед.
     Кирилл сердито дернул плечом. Ему и самому до боли в пальцах не
терпелось крутнуть штурвал. Но он понимал, что, не имея хода, "Капи-
тан Грант" совсем остановится,  если кинется носом к ветру.  И тогда
уж точно окажется кормой на камнях.
     Кирилл ждал волну. И она пришла, пришла вовремя-большая, в жел-
тых полосах пены.  Приподняла парусник, и он, верный своей привычке,
сам рыскнул вправо. Чуть-чуть. Лишь настолько, чтобы увести выпуклый
борт от проклятого камня.  Камень прошел рядом,  едва не чиркнув  по
обшивке похожим на пилу краем.
     - В двух сантиметрах, - сказал Алик.
     Скорость нарастала,  и Кирилл взял круче к ветру, уходя от гря-
ды.
     Опасность осталась позади.  Позади остался эпизод из жизни эки-
пажа маленького парусника на озере, которого нет на больших картах и
о  котором  ничего не знают моряки,  ведущие свои корабли по морям и
океанам...


     На Совиный мыс выходили долго. У штурвала стоял Дед. Кирилл си-
дел у планшира, беззаботно глядя на волны и шевеля уставшими пальца-
ми.
     Когда прошли мыс и сделали еще один поворот,  увидели белый ка-
тер. Ныряя в волнах, он шел от того места, где недавно стояла палат-
ка. Кирилл успел разглядеть на корме маленькую тельняшку.
     - Ну и ладно, меньше забот,- сказал Дед.- Зато спать будем спо-
койно.
     И все молча с ним согласились.
     - Уваливаем под ветер,- скомандовал Дед.
     И они  прекрасным,  самым  лучшим для парусника курсом - полный
бакштаг - понеслись к своей прежней стоянке, в тихую бухточку за Бе-
резовым мысом.
     На южном берегу начали бухать взрывы:  люди спешили  остановить
огонь...
     Когда подходили к берегу,  ветер ослабел и скоро совсем утих. С
другой стороны,  с северо-запада, неожиданно надвинулась лиловая ту-
ча. Грохнуло.
     Грозу пережидали в тесной рубке, плотно прижимаясь друг к другу
и вспоминая недавнее штормовое плавание.
     - Кир,  у тебя нервы или канаты?  - спросил Дед. - Я думал, что
уже крышка, когда нас на камень волокло.
     - Это  у меня-то канаты...- усмехнулся Кирилл .- До сих пор му-
рашки по спине...
     - Подумаешь,  мурашки!-  сказал  Саня.- Будь у нас ордена,  Кир
точно бы заслужил.
     - Орден мурашки первой степени,- ввернул Валерка.
     - Я, между прочим, серьезно,-сказал Саня.
     - Если  серьезно,  тогда не мне орден надо,  а Митьке,- заметил
Кирилл.- Он больше всех рисковал... Митька, ты жмурился?
     - Не-а... У меня от испуга глаза растопырились...
     В это время грохнуло изо всех сил.
     - А молния в мачту не стукнет?- спросил Митька.
     - Зачем ей в мачту стукать? На мысу вон сколько сосен,- успоко-
ил Дед.
     Митька подумал и сказал,  что в сосну тоже не надо.  А то опять
лес загорится.
     - После такого дождя ничего не загорится, - возразил Алик.
     Дождь лупил тугими струями по фанерной палубе,  и в рубке гуде-
ло.
     Потом туча ушла за озеро и уволокла за собой ливень - словно на
помощь пожарному десанту.
     Все выбрались из рубки.  Юрки первые прыгнули с борта и,  взяв-
шись за руки,  побрели по мелководью к берегу.  Вечерний воздух  был
свежий,  послегрозовой. Гарь исчезла. Над дальним лесом еще курились
дымки, но были они уже слабые и нестрашные.
     Звонко тенькала пичуга...
     Потом был вечер, такой, как хотели, - спокойный и хороший. Рас-
тянули палатку, сварили картошку, посидели у огонька. Дед спел песни
про беспутного папу-туриста и про бабушку,  вступившую в секцию аль-
пинистов.  Алик  рассказал о стычке марсиан с жителями Сиреневой га-
лактики...
     Когда заря спряталась за деревья северного берега, а за Совиным
мысом  заиграла  огоньками  деревня  Павлово,  все решили,  что пора
спать.  Дед, Алик и Юрки ушли на судно, а Кирилл, Митька, еайя и Ва-
лерка улеглись в палатке. Завернулись в одеяла, а под голову положи-
ли спасательные жилеты.  Пол у маленькой палатки качался, как палуба
во время недавнего плавания,- так показалось Кириллу, когда он засы-
пал. Ну и пусть качается...
     Проснулся Кирилл среди ночи. Он подумал сначала, что мама будит
его,  чтобы успокоить Антошку.  А оказалось - Митька.  Он  осторожно
толкал Кирилла в спину, шептал в самое ухо:
     - Кир... Кир...
     - Ты что, Маус?
     - Кир, давай выйдем, а?
     - Куда? Зачем?
     - Ну выйдем...
     Кирилл понял наконец: Митьке очень надо выйти из палатки, но он
боится один. Ох ты, горюшко...
     - Ладно, пошли,- пробормотал Кирилл.
     Они выбрались из сонного тепла,  и свежий воздух показался  Ки-
риллу зябким.  Митька тоже стал ежиться и поджимать то одну, то дру-
гую ногу, Кирилл взял его за теплое плечо. По влажной траве они пош-
ли к ближним кустикам.  У самых кустов Митька освободил плечо, нере-
шительно оглянулся на Кирилла, сделал еще два шага в чащу и торопли-
во зажурчал там.  Кирилл усмехнулся и, чтобы Митьке не было страшно,
стал насвистывать "Калитан, капитан, улыбнитесь...".
     Через несколько секунд Митька подбежал.
     - Никто тебя там не укусил?- сурово спросил Кирилл.  - И  когда
твои глупые страхи кончатся?
     Митька вздохнул,  ухватил Кирилла обеими ладонями повыше локтя,
подумал и сказал:
     - Скоро, наверно...
     Они пошли рядышком к палатке.  Но шагов через пять Митька вдруг
остановился и прошептал:
     - Смотри, как в книжке...
     - Что? - не понял Кирилл.
     - Ну, все... вокруг. У меня книжка есть
со сказками, и там такая картинка.
     Небо было сиреневым,  с еле заметными звездочками. Верхушли со-
сенок в этом небе казались черными, будто нарисованные пушистой кис-
точкой,  которую  макнули в тушь.  Сильно опрокинутая половинка луны
висела над верхушками: заберись на сосну - дотянешься...
     Вполне-вполне могло случиться,  что в этой темной чаще, под та-
ким хитровато-молчаливым месяцем вдруг проснется,  шумно  переступит
громадными  куриными  ногами  и заскрипит замшелая избушка с неярким
окном.
     Однако Митьке говорить про избушку не стоило. Кирилл сказал:
     - Это же хорошая сказка. В ней всякие добрые чудеса. Ты не бой-
ся.
     - А я не боюсь...  если с тобой,- заверил Митька-Маус и  плечом
прижался к руке Кирилла.
     - Холодно?
     - Не-а... Пойдем, посмотрим на наш корабль.
     Кирилл вдруг заметил,  что в самом деле уже не холодно. И спать
совсем не хотелось.
     Они обогнули палатку и вышли на склон. За редкими соснами лежа-
ла бухта. Вода отражала небо-светлое, как запотевшее зеркало. "Капи-
тан Грант" казался таким же черным,  как деревья.  На  палубе  рубки
видны были два силуэта, и даже сюда, на склон, доносился громкий ше-
пот. Это Юрки отводили душу после долгой молчаливой ссоры.
     Кирилл с  Митькой  спустились на кромку берега и вошли по щико-
лотку в теплую, будто подогретую воду.
     - Эй вы, чего не спите?- окликнул Кирилл.
     - Мы на вахте,- объяснил Юрка Кнопов.
     Из рубки донесся сердитый голос Деда. Дед хотел знать, скоро ли
кончится топанье по палубе,  шастанье по берегу,  громкое  шептанье,
переклички и все прочее, что мешает спать порядочным людям.
     - Не хочется спать!- громко объяснил Митька.- Мы гуляем.  Давай
еще посидим у костра! Иди к нам!
     Дед сказал,  что он сейчас придет, но сидеть после этого Митьке
будет очень неудобно и спать придется на животе.
     - Нет, правда!- настаивал Митька. - Давайте еще посидим!
     - Будешь ты спать, обормот?
     - А ты мне споешь колыбельную?
     Дед выбрался из рубки и,  плюхая по воде,  побрел к берегу.  На
ходу он обещал Митьке такие ужасы,  что вся средневековая инквизиция
побледнела бы от восхищения и зависти.
     Кончилось, однако,  тем,  что опять раздели костер,  вскипятили
чайник,  выпили  по  две кружки земляничного отвара и уговорили Деда
взять гитару.
     - Колыбельную тебе?- спросил он у Митьки.
     - Лучше про туристов,- сказал Валерка. - Смешную.
     - Понятно,- отозвался Дед и стал смотреть в огонь.  Он довольно
долго так смотрел.  Потом тронул струны, и они загудели в незнакомом
сдержанном марше. Дед запел без всякой улыбки, глуховато и даже сум-
рачно:

     Помиритесь, кто ссорился,
     Позабудьте про мелочи,
     Рюкзаки бросьте в стороны -
     Нам они не нужны:
     Доскажите про главное,
     Кто сказать не успел еще.
     Нам дорогой оставлено
     Полчаса тишины...

     Стало тихо, угли только потрескивали. Кирилл напряженно ждал: в
песне было что-то знакомое и беспокойное. Будто это не только песня.

     От грозы черно-синие,
     Злыми ливнями полные,
     Над утихшими травами
     Поднялись облака.
     Кровеносными жилами
     Набухают в них молнии,
     Но гроза не придвинулась
     К нам вплотную пока...

     Дали дымом завешены -
     Их багровый пожар настиг,
     Но раскаты и выстрелы
     Здесь еще не слышны:
     До грозы, до нашествия,
     До атаки, до ярости
     Нам дорогой оставлено
     Пять минут тишины.

     Потом Кириллу не раз придется петь эти слова,  и всегда у  него
будут холодеть руки и щеки. Но в первый раз, у костра, нервный холод
обжег его так, что остановилось дыхание.

     ...До атаки, до ярости,
     До пронзительной ясности
     И, быть может, до выстрела,
     До удара в висок -
     Пять минут на прощание,
     Пять минут на отчаянье,
     Пять минут на решение,
     Пять секунд - на бросок...

     Лица были  оранжевыми  от огня,  а огонь был как флаг "Капитана
Гранта" на штормовом ветру.
     Митька приткнулся  к  Кириллу  и положил ему на колени кудлатую
голову. Замер.
     Дед резче ударил по струнам и закончил последний куплет:

     ...Раскатилось и грохнуло
     Над лесами горящими,
     Только это, товарищи,
     Не стрельба и не гром -
     Над высокими травами
     Встали в рост барабанщики.
     Это аначит - не все еще.
     Это значит - пройдем.

     И опять тихо сделалось.  Даже неяркий желтый месяц опустился  к
самой земле и слушал тишину, похожую на эхо песни.
     - Вот это колыбельная,- шепотом сказал Юрка Кнопов.
     - Откуда она?- спросил Садя.
     - Издалека,- сказал Дед.  - Я слышал ее в комсомольском  лагере
под Петрозаводском, давно еще. Но и там не знали, кто ее сочинил.
     "Это почти про нас,- думал Кирилл.- ...Не совсем  про  нас,  но
похоже..."
     Дед сидел,  задумавшись и поглаживая гитару, как добрую собаку.
"Он больше всех боялся сегодня,- подумал Кирилл.- Во-первых, за весь
экипаж,  во-вторых,  за своего Митьку, который был впереди... Митька
заслужил такую колыбельную..."
     - А почему...- начал Кирилл и замолчал.  Он хотел спросить, по-
чему Дед не пел эту песню раньше. Не спросил, понял. Надо было иметь
право на такую песню. Теперь они имели это право.
     - Давай еще раз,- попросил Кирилл.
     - Что ж, давай,- просто и охотно сказал Дед.
     Кирилл сел с ним рядом.  Он не чувствовал ни капельки смущения,
никакой нерешительности,  он хотел петь.  Он сейчас  словно  целиком
состоял из этой песни.  Два голоса-глуховатый и ясный-слились в пер-
вой фразе:

     Помиритесь, кто ссорился...

     Юрки, сидевшие рядом, еще плотнее придвинулись друг к другу.



                           Глава десятая

     - Так...  Просто песня,- сказал Кирилл Женьке, когда они шли от
оврага после встречи с Чирком.- А почему ты спрашиваешь?
     - Она незнакомая какая-то. И хорошая... Ты ее поешь хорошо.
      Вот сейчас  Кирилл  почему-то смутился,  хотя Женька не первый
раз хвалила его пение. И от смущения заговорил сердито:
     - Ты смотри не вздумай болтнуть про Чирка.
     - Не вздумаю,- рассеянно сказала Женька.- А ты  не  притворяйся
суровым-ты не такой.
     - А какой?- растерянно спросил Кирилл.
     - Ну... я не знаю.
     - Не знаешь, а влюбилась в третьем классе, -пробормотал Кирилл.
Он хотел быть язвительным, но, кажется, покраснел.
     - В третьем классе все было проще, - серьезно проговорила Жень-
ка.-  В третьем классе ты пел песни про Чебурашку,  а не такие,  как
эта... "Колыбельная".
     - Эта  песня про то,  как люди боятся,  - вдруг сказал Кирилл.-
Знаешь, бывает так: ветер, огонь, гроза. Люди боятся, но идут.
     - Куда?
     - "Куда..."- усмехнулся Кирилл.- Куда надо.  Ясно,  что не  ко-
шельки таскать!
     - Ну вот,- огорченно сказала Женька.- Сам заступился за  Чирко-
ва, а теперь...
     - А я не про него...
     - А про кого?
     - Вообще...
     - Странный ты, Кирилл.
     - Почему?
     - Не знаю... Ты похож на Тиля Уленшпигеля.
     - Перегрелась ты на солнышке,- сказал Кирилл и представил  себя
со стороны, как в зеркале.
     - Нет,  в самом деле. Такой же худой, и волосы... и... какой-то
отчаянный. У тебя тоже пепел стучит в сердце?
     - Да ну тебя,- пробормотал Кирилл и от смущения брякнул:- Ниче-
го у меня не стучит. Урчит только в животе от голода.
     Тут же он понял, что сморозил глупость, и торопливо проговорил:
     - По-моему, это ты отчаянная. Так носишься на велосипеде. Я да-
же не думал, что ты так можешь.
     - Что ты!- обрадованно сказала Женька.- Это я с перепугу.  Зна-
ешь, как я перетрусила, когда в овраг скатывались!
     - Ну вот,- сказал Кирилл.- Значит,  эта песня и про тебя... Ну,
пока...
     Они стояли на углу улиц Грибоедова и Мичурина, и надо было рас-
ходиться.
     - До свидания,- сказала Женька и,  глядя Кириллу в глаза, протя-
нула узкую ладошку с плотно сжатыми пальцами.
     Кирилл осторожно взял эти пальцы и вдруг спросил:
     - А на кого я был похож в третьем классе?
     - На себя самого,- без улыбки ответила Женька.- Ну, до завтра.
     Они разошлись, немного встревоженные странным своим разговором,
но  в  общем-то почти беззаботные и уверенные,  что сегодняшний день
больше не принесет никаких сложностей.  Они еще не знали, что школь-
ные заботы не кончились.
     Когда Женя вернулась домой, мама сказала:
     - Наконец-то! А у нас Ева Петровна.


     А Кирилл медленно ехал по обочине и увидел Зою Алексеевну,  ко-
торая с тяжелой сумкой шла по краю тротуара.
     Зоя Алексеевна тоже увидела Кирилла.  Они сошлись почти  вплот-
ную.  Разойтись  просто так было невозможно.  Кирилл это чувствовал.
Поздороваться?  Но он уже здоровался с Зоей Алексеевной перед сегод-
няшним горьким разговором.  Что было делать?  Кирилл сделал то,  что
сделал бы и раньше, до сегодняшнего дня. Сошел с велосипеда, оттянул
зажим багажника и сказал:
     - Ставьте сумку, Зоя Алексеевна. Я довезу.
     Она кивнула.  Поставила сумку на багажник. Они пошли рядом. Ки-
рилл вел велосипед за руль.  Шли и молчали.  Но долго молчать  после
того, что случилось между ними, было нельзя. Зоя Алексеевна негромко
проговорила:
     - Жестокие слова ты сегодня сказал мне...
     Кирилл чуть заметно шевельнул плечом. Этого можно было не заме-
тить.  А можно было заметить и понять так: "Что сказал, то сказал. И
не жалею".
     Зоя Алексеевна кивнула:
     - Понимаю. Не раскаиваешься.
     Не поднимая головы, Кирилл сказал почти шепотом:
     - Нет.
     - Ты считаешь, что я предала тебя. Почему? Потому что поверила,
будто ты виноват?
     - Да.
     - Что ж... Наверно, ты прав по-своему.
     Кирилл встретился с ней взглядом.
     Все так же тихо, но не опуская взгляда, он проговорил:
     - Я, Зоя Алексеевна, по-всякому прав.
     Она улыбнулась коротко и грустно и вдруг спросила:
     - Ты не мог бы сейчас зайти ко мне?
     - Зачем?
     - Чтобы закончить наш разговор.
     Он спросил слегка удивленно:
     - Разве нужен еще разговор?
     - Нужен... Если не тебе, то мне нужен.
     Кирилл опять посмотрел вниз.
     - Хорошо,- сказал он. - Только для чего?
     Все равно вы мне не верите.
     - Да верю!- неожиданно  громко  воскликнула  она.  Кирилл  даже
вздрогнул.- Верю я тебе,  Кирюша. Я сразу же поняла, что ошиблась. Я
десять раз готова просить извинения.  Но я хочу,  чтобы ты  понял...
Горько мне от твоих слов... Я тебя очень прощу, зайдем.
     ...Зоя Алексеевна жила в глубине заросшего двора, в старом дву-
хэтажном доме,  на первом этаже. Раньше, давным-давно, Кирилл не раз
бывал здесь. В подъезде почему-то всегда пахло жареной рыбой. И сей-
час  Кирилл ощутил этот запах.  На миг он почувствовал себя третьек-
лассником, который прибежал сюда разучивать к первомайскому праздни-
ку  песню о красном командире.
     Велосипед поставили под вешалкой,  и Кирилл по мягким  домашним
половикам вошел в комнату.  В знакомую комнату с письменным столом и
книгами, с пианино под вязаной накидкой, с узким диваном. С большого
фотопортрета  строго смотрел пожилой человек в форме железнодорожни-
ка - давно умерший муж Зои Алексеевны. Он и раньше так же смотрел со
стены, когда Зоя Алексеевна уходила готовить чай, а мальчишки на ди-
ване затевали тихую возню...
     - Садись, Кирюша, я чайник поставлю.
     - Спасибо, мне не надо.
     - Кирилл...
     - Нет, правда, я не хочу. Меня сегодня уже угощали, у Черепано-
вой...
     - У Жени? Вы дружите?
     - Да нет, я сегодня первый раз к ней зашел. Случайно.
     - Она хорошая девочка...
     Кирилл улыбнулся.
     Они посмотрели друг на друга и поняли,  что  надо  вернуться  к
главному разговору.
     - Садись...  Вот сюда, на диван. А я в кресло... Так вот, милый
мой,  храбрый,  непреклонный Кирилл, ты был, конечно, прав, когда на
меня обиделся.  Но все-таки прав не "по-всякому".  Ты еще мальчик...
Не обижайся, быть мальчиком прекрасно. Только вы, мальчики, обо всем
судите слишком решительно. Вы просто еще не знаете, что люди меняют-
ся... хотя сами меняетесь каждый день...
     Кирилл слушал, опустив голову, и помусоленным пальцем оттирал с
колена остатки угольной пыли, которую не смыла даже вода Туринки. Он
нерешительно возразил:
     - Характер все равно остается...
     - И характер меняется и взгляды...  Да посмотри на себя.  Разве
ты был таким? Ты был молчаливый, застенчивый и... не обижайся... бо-
язливый даже. Чуть чего - в слезы. А теперь...
     - Но я же, Зоя Алексеевна, не стал гадом! Ой, простите...
     - Ничего.  Конечно,  ты не стал. Но бывают и горькие примеры...
Вот посмотри.
     Из ящика письменного стола она достала пачку фотографий.  Нашла
и протянула нужный снимок.
     Был сфотографирован класс.  Наверно, третий. Видимо, снимок был
старый: мальчишки в куртках без погончиков, стрижки совсем короткие:
чубчики да ежики.  И Зоя Алексеевна,  сидящая среди ребят, выглядела
гораздо моложе.
     - Это двенадцать лет назад... Взгляни на этого мальчика...
     Рядом с  Зоей  Алексеевной  сидел мальчишка с широким улыбчивым
ртом и большущими темными глазами.
     - Все  его  любили,-сказала  Зоя Алексеевнам-Проказник был,  но
добрая душа.  За мной по пятам ходил,  хотя я и сердилась иногда  на
его проделки...  Получили они квартиру в другом районе, а он с клас-
сом расставаться ни в какую не захотел.  Так до конца учебного  года
бабушка и возила его к нам через весь город.  Пока не перешел в чет-
вертый...  А в восьмом он украл из библиотеки магнитофон. Потом, еще
через два года,  целой группой они напали на пенсионера,  ограбили и
так избили, что он умер... И стал мальчик Миша убийцей. Кто виноват?
Наверно, разные люди. И сам он, этот выросший мальчик... И я винова-
та. А как сделать, чтобы все оставались хорошими?
     Зоя Алексеевна осторожно взяла у Кирилла снимок.
     - И это,  Кирюша, не единственный случай, - тихо сказала она. -
А теперь взгляни сюда. Узнаешь?
     Кирилл взглянул и засмеялся от неожиданности. Еще бы не узнать!
Это был их третий "В" в майском походе...
     Конечно, прогулка через  ближний  лесок  в  пригородный  совхоз