и смешон,
можно хоть в этом себе не отказывать.
   - Но я только  того  и  прошу,  чтобы  меня  эксплуатировали!  И  я  не
согласна, что мы старые. А смешным вы мне никогда не казались. -  Господи,
какой он смешной и какой прелестный, подумала она. - Ну так в чем же дело?
Я вся внимание.
   - Да-а, - сказал Хью и покачал головой, словно  давая  понять,  как  не
вяжется эта бодрая прелюдия с тем, что  последует  дальше.  Он  отошел  от
Милдред, постоял на своем любимом месте перед картиной, потом  зашагал  по
комнате. - Я отвратительно провел ночь.
   - Сочувствую, - сказала Милдред, не дождавшись продолжения. - Такой был
гром, просто ужас.
   - Не гром. Простите меня. Я, пожалуй, напрасно вас  позвал.  Я  сегодня
какой-то слабый, глупый, сам не свой.
   Он сказал это так проникновенно, что Милдред встревожилась и  в  то  же
время ощутила сладкую дрожь оттого, что в таком состоянии он  обратился  к
ней. Она почувствовала, что надо быть начеку. Отставила стакан.
   - Что случилось, Хью?
   Хью еще прошелся молча, повесив голову, потом сказал:
   - Я должен с кем-то поделиться. Совета я у вас  не  прошу.  Или  прошу?
Нет, не думаю. Просто хочу поделиться.
   - Ну что ж, делитесь, - сказала Милдред и вся насторожилась.
   - Речь идет о Рэндле.
   - А-а. - У Милдред немного отлегло от сердца. И  вдруг,  словно  свежим
воздухом пахнуло, впереди открылись туманные зеленые дали.  Неужели  Рэндл
все-таки убрался с дороги?
   - Рэндл обратился ко мне... с чрезвычайно... удивительным предложением.
   - Каким? - Милдред приободрилась, навострила уши.
   - Сейчас, подождите, - сказал Хью. Он глянул в окно, на  рваный  мелкий
дождь, и зашагал обратно. - Пожалуй, мне лучше немного ввести вас  в  курс
дела.
   - Пожалуй.
   - Не знаю, знаете вы или нет, что у Рэндла  роман  с  одной  особой  по
имени Линдзи Риммер, которая состоит в компаньонках у  Эммы  Сэндс.  Может
быть, это уже всем известно?
   - Всем не всем, но я об этом знаю. Дальше?
   - Ну, коротко говоря, Рэндл вбил себе в голову, что хочет бросить  жену
и уйти к этой Линдзи.
   Милдред легонько перевела дух.
   - А я думала, что он уже бросил жену. - Никаких недоговоренностей - для
доклада Феликсу ей нужны самые точные сведения.
   - Да нет, - сказал Хью. - По-моему, он сейчас и сам не знает, бросил он
ее или нет. Скорее, он считает, что официально ее не бросил.
   - А она?
   - Она... она верная жена. - Потом добавил: - Она уважает условности.  -
И, как бы поправляя себя, добавил еще: - Она хороший человек.
   Казалось, он готов был еще  и  еще  уточнять  свою  мысль,  но  Милдред
перебила его:
   - Вы хотите сказать, что она не порвет с Рэндлом,  как  бы  скотски  он
себя ни вел.
   Хью поморщился - то ли на резкое слово, то ли на прямоту Милдред.
   - Нет, она с ним не порвет. Никогда.
   - Значит, если он не уйдет открыто, она будет считать, что он не ушел?
   - Да, выходит так.
   Чтобы не показать, как ее интересует Энн, Милдред спросила:
   - Ну а Рэндл? Ведь это самое главное. Останется он или уйдет?
   Хью все шагал, не отрывая глаз от ковра, и темная бахрома волос  падала
ему на виски. Вдруг он глянул Милдред в лицо и сказал:
   - Чтобы уйти... ему нужно... очень много денег.
   - Денег, - повторила Милдред. У нее мелькнула шалая мысль - неужели Хью
хочет просить у нее финансовой помощи? - Но у него нет денег?
   - Нет.
   - Ни гроша, наверно, нет. Разве что для питомника. А так - ни гроша. Ну
а Рэндлу, конечно, требуется показать себя в полном блеске.
   Хью зорко взглянул на нее.
   Надо придержать язык. Нельзя допустить, чтобы он заподозрил насмешку. И
она проворковала:
   - Ну, дальше, дальше, Хью, продолжайте.
   - Он уйдет, только если добудет деньги, не иначе.
   - Но как он их добудет? Откуда?
   Хью повернулся и посмотрел на Тинторетто. Сперва Милдред думала, что он
сейчас что-то скажет. Потом поняла, что он уже все сказал,  и  воскликнула
негодующе:
   - Нет, нет! Ни за что!
   - Так и я ему ответил, - сказал Хью тихим, усталым  голосом  и  сел  на
диван лицом к Милдред.
   - Это было бы непростительно, - сказала Милдред. Возмущенная до глубины
души, она говорила, не думая. - Нет, Хью, нет.
   Наступило  молчание,  и  Милдред,  только  теперь  кое-что   сообразив,
мысленно ахнула.
   - Да, это непросто, - сказал Хью все так же тихо. И добавил: - Выпью-ка
и я глоточек.
   Какое уж тут просто! Не получит денег - не  уйдет.  А  не  уйдет  -  не
видать Феликсу Энн.
   Милдред взяла себя  в  руки.  Решение  быть  объективной  причиняло  ей
физическую боль, но она сказала твердо:
   - Хью, вы рассудите здраво. Продать вашего обожаемого  Тинторетто  ради
того, чтобы Рэндл мог  порезвиться  с  женщиной,  которая  через  полгода,
скорее всего, ему надоест? Это смешно. И это было бы в корне  неправильно.
Скажите Рэндлу, пусть возьмется за ум. Если он хочет уйти  от  Энн,  пусть
получит половину того, что стоит  питомник,  и  начинает  сначала.  А  эта
Риммер, что же, не умеет работать?  Вам  почему-то  кажется,  что  они  не
простые смертные. Такое отношение может им только повредить.
   - Обо всем этом я уже думал, - сказал Хью. - Я думал об  Энн.  Думал  о
Саре. Думал о том, что, уж если продам картину, деньги нужно отдать в фонд
по мощи голодающим. Все передумал.
   - А если так, почему же вы еще сомневаетесь?
   - Непросто это, - повторил он и подлил себе виски. - У Рэндла это очень
серьезно. Он действительно любит - так, как любят только  раз  или  два  в
жизни. И у такого человека, как он, именно в его возрасте любовь  прочнее.
- Он вздохнул. - Мне кажется, это  надолго.  Она,  кстати  сказать,  очень
хороша.
   - Хью, не будьте фривольны.
   - А без денег он не уйдет.
   - Ну и пусть не уходит! - вскричала Милдред, теряя  терпение.  Ей  было
обидно за Феликса, но никаких неясностей она тут не усматривала.
   - Но понимаете... - сказал Хью  и  умолк,  словно  не  зная,  стоит  ли
продолжать. - Есть еще одна сторона вопроса.
   Милдред, точно выключатель щелкнул у нее в  мозгу,  сразу  увидела  эту
другую сторону, и если при виде первой картины она  ахнула,  то  от  этого
видения у нее и вовсе захватило дух. Не дав ей собраться  с  мыслями,  Хью
опять заговорил:
   - Как ни пробуй это выразить, все покажется чудовищным. Разумеется, это
и в самом деле чудовищно, не вмещается ни в какое серьезное намерение. Это
кошмар, кошмар наяву, который преследовал меня всю ночь.  И  когда  я  вам
звонил, мне нужно было сознаться в этом  кому-то,  сознаться  вам.  Просто
чтобы от этого избавиться. Да, избавиться. Когда я вам скажу,  вы  решите,
что я сошел с ума. Все, что  вы  сейчас  говорили,  совершенно  верно.  И,
конечно, картину я продать не могу. - Он замолчал, словно  уже  высказался
до конца.
   - Но вы мне не сказали, - напомнила Милдред, видя,  что  он  молчит.  -
Эта... другая сторона. Она касается Эммы?
   -  Милдред...  -  начал  Хью.  Потом  судорожно  прикрыл  лицо  руками,
растопырив пальцы на лысом лбу и заглушая ладонью не то вздох, не то стон.
   - Вот, значит, до чего дошло, да?
   - Вы такая чуткая, такая отзывчивая, - сказал Хью, опуская руку.  -  Вы
все понимаете с полуслова. Помните, я недавно вас спрашивал, пойти  к  ней
или нет? Ну так вот, я послушался вашего совета,  пошел.  Я  думал,  может
быть, успокоюсь. Но нет, не успокоился, куда там.
   - А вы помните, я сказала, что вы без пяти минут  влюблены.  Вот  вы  и
влюбились. - Голос ее дрожал.
   - Я влюбился, - повторил он торжественно, захваченный высоким трагизмом
своей участи.
   Ошеломленная  новыми  требованиями,  которые   предъявила   ей   сейчас
собственная прозорливость, и болью  ревности,  пронзившей  ее  как  копье,
Милдред не нашлась что сказать.
   А Хью, ничего не замечая, продолжал:
   - Такой умной женщине, как вы, я могу и не объяснять, в чем состоял мой
кошмар. Эмма и я - тут есть кое-какие возможности. Но дело в том, что Эмма
не одна. Она... каким-то  образом...  зависит  от  этой  Линдзи.  Нет,  не
поймите меня превратно. Они очень привязаны друг к  другу,  как-то  совсем
посемейному. И пока Линдзи там, для меня там нет места. Вот так и  обстоит
дело. - И добавил для полной ясности: - Так-то вот.
   - А если дать Рэндлу возможность купить  Линдзи,  вы  могли  бы  занять
пустующее место у очага. - Милдред тут же выругала  себя  за  эти  горькие
речи. К глазам ее подступили слезы бессильной обиды.
   Хью покоробило от ее резкости, он склонил голову обиженно и смиренно.
   - Вы, конечно,  понимаете,  я  тут  наговорил  бог  весть  чего,  чтобы
очистить голову от ядовитых испарений. Видимо, это вас возмутило. Сами  вы
такая открытая и простая, вам, наверно, и не понять, какие фантазии, какие
выверты могут таиться в душе у... самых обыкновенных людей. Зря  я  только
вас побеспокоил. - Он плотно сжал губы, растянул их в  жесткую  линию.  Он
был не на шутку уязвлен.
   Пока Милдред пыталась совладать с собой при помощи глубоких  вздохов  и
глотка виски, он продолжал уже более примирительно:
   - Вы, как всегда, говорите со  мной  голосом  реальной  жизни.  Потому,
очевидно, я вас и позвал. Всерьез я  ни  минуты  не  думал  о  том,  чтобы
продать картину. Это было бы вопиющей несправедливостью по отношению к Энн
и Саре. И  очень  вредно  для  Рэндла.  Пожалуй,  это  важнее  всего.  Это
развратило бы Рэндла.
   Милдред встала и отошла к окну. Поморгала от бледного, неверного  света
в полосах дождя. Только бы найти в себе силы подумать. Она сказала:
   - Погодите, погодите минутку.
   До того как в игру вступили ее собственные  интересы,  она  все  видела
ясно.  Теперь  все  смешалось  и  спуталось.  С  мучительным  усилием  она
размотала этот клубок. Если Хью продаст картину, Феликс получит Энн.  Если
Хью не продаст картину, она, Милдред, получит Хью. Вот какая  складывалась
ситуация.
   Милдред не первая засомневалась в  добром  деле,  сообразив,  что  оно,
между прочим, сулит ей выгоду. Вернее, вообразив это,  она  стала  горячее
радеть о выгоде чужой. И еще она все отчетливее сознавала свою способность
влиять на Хью и как Хью хочется, чтобы на него повлияли. Теперь  ей  стало
ясно, что всю эту ночь Хью терзало одно - всепоглощающее  желание  продать
картину. Однако моральные препятствия казались ему непреодолимыми. Да, так
оно и было.
   Милдред понимала, что если говорить, то говорить надо поскорее и  сразу
попасть в точку. Но в какую точку? Она не хотела решать за Хью немедленно.
Надо повременить, оставить все в неопределенности,  дать  себе  время  еще
поразмыслить. Но выходило, что она уже помогла ему принять решение.  Какие
же достаточно тонкие доводы можно теперь привести в пользу другой стороны?
Она сделала отчаянную попытку увидеть всю ситуацию  глазами  Хью,  увидеть
Рэндла его глазами. Она сказала:
   - А в общем-то вы правы - это очень непросто. Я  отлично  понимаю,  что
вам хотелось бы освободить Рэндла,  вдруг  взять  и  подарить  ему  полную
свободу.
   - Ну да, - живо отозвался Хью, вставая с кресла, в котором  он  до  сих
пор сидел ссутулившись, недовольный и мрачный. - Да. Вероятно, и это тоже.
   - И сделать это щедрой рукой, - сказала Милдред. - Без оглядки.
   - Без оглядки. Да. - Он тоже подошел к окну и поднял глаза на  туманный
купол, висевший в воздухе, как купол какой-нибудь  итальянской  церкви  на
холсте Тернера. Взгляд его засветился от невысказанной мысли.
   Я задела нужную струну, подумала Милдред. Надо  придумать  еще  парочку
красивых слов. Она почувствовала, что и сама действует без оглядки.
   - Я понимаю, - продолжала она, - вам хочется сделать для Рэндла  что-то
неразумное,  экстравагантное.  Вы  хотите  помочь  Рэндлу  сделать  что-то
неразумное, экстравагантное.
   - Да, - сказал Хью. - Вроде того. - И  добавил:  -  Сам  я  никогда  не
поступал... неразумно и экстравагантно.
   Так вот оно что, подумала Милдред,  как  я  раньше  не  догадалась.  И,
оценив  всю  совокупность  его  мотивов,  мимоходом  оплакав   собственное
поражение, решила: он продаст картину, продаст непременно.
   - Понимаете, - сказал Хью, с легкостью ложась на новый курс, после того
как Милдред столь услужливо надула его паруса, - если и правда взглянуть с
этой точки зрения, девочки, в общем, не пострадают, это я про Сару и  Энн.
Им достанется не так уж мало.
   - К тому же Энн может опять выйти замуж, - сказала  Милдред  и  тут  же
спохватилась, что допустила неосторожность. Нечего  смущать  простую  душу
Хью намеками на новые осложнения.
   Но она зря всполошилась. Хью покачал головой.
   - Ну, это едва ли. Кто захочет жениться на бедной Энн...
   Милдред почувствовала, что с нее довольно. Теперь она  была  уверена  в
том, что, какое бы решение она ни приняла  после  дальнейших  размышлений,
она сумеет внушить это решение Хью. Надо уйти отсюда и  поразмыслить.  Она
сказала отрывисто:
   - Мне пора.
   Ее перчатки и сумочка лежали на  полке  под  картиной  Тинторетто.  Она
бросила взгляд на эту восхитительную, бесценную  вещь,  источник  стольких
волнений. Хью шел за ней по пятам.
   - Милдред, я не могу выразить, как я вам благодарен...
   - Но я еще ничего не решила. То есть вы еще ничего не решили. Очень  уж
тут  много  разных  соображений.  Вначале  я  подошла  к   этому   слишком
прямолинейно. Ваши колебания вполне естественны. Решение это  важное.  Вам
незачем принимать его впопыхах. Лучше еще поразмыслить, ведь правда?
   - Еще поразмыслить? Да, пожалуй, - с готовностью согласился Хью.  -  Но
вы мне поможете поразмыслить, Милдред? Вы не сочтете меня  назойливым?  Вы
так хорошо,  так  быстро  все  поняли.  Просто  удивительно,  как  вы  мне
помогаете разобраться в самом себе.
   - Если вы этого хотите, я вам помогу. Я всегда буду вам помогать,  если
вы захотите. - Она взяла перчатки и сумку.
   - Ах, Милдред, дорогая моя, - сказал  Хью,  внезапно  отдавшись  нежным
грезам и хватаясь рукой за каминную полку. - Если б  вы  только  знали!  В
моем возрасте - и так полюбить!
   У Милдред защипало глаза. Не было сил сдержать слезы. Она отвернулась и
увидела, что дождь перестал и за окном посветлело. Чтобы свет не падал  ей
на лицо, она протянула руку и выключила бра над картиной.



        "20"

   - И как же Хью решит?
   - Решит так, как я ему велю.
   Феликса до крайности расстроило и то, что рассказала ему Милдред, и то,
как она это рассказала. И в то же время он восхищался сестрой - так уже не
раз бывало, когда он особенно ясно  чувствовал,  до  чего  они  с  ней  не
похожи. Она обрисовала положение с беспощадной честностью,  которую  он  в
ней уважал, хоть и считал чрезмерной. В  сложных  житейских  вопросах  она
проявляла подлинно военный гений.
   Они стояли в гостиной  в  Сетон-Блейзе.  Погода  опять  наладилась,  по
высокому небу были разбросаны редкие белые облачка, и сад в разгаре  лета,
вымытый недавними дождями, высушенный солнцем и  легким  западным  ветром,
сочетал в себе чистую, первозданную свежесть с буйством тропического леса.
   - Конечно, - сказал Феликс, - твои предсказания могут и не сбыться.
   - Ты хочешь знать будущее во всех подробностях, -  сказала  Милдред.  -
Может быть, это вообще свойственно военным. Но так не бывает. -  Голос  ее
звучал устало, она присела на диванчик  в  оконной  нише.  Солнечный  свет
отыскал желтые нити в растрепавшейся шапке ее пушистых  седых  волос.  Уже
близился вечер, а она все еще была в плотном шерстяном костюме, в  котором
примчалась из Лондона.
   - Бывает, когда дойдет до дела, - сказал Феликс. - В том-то и беда.
   - Не говори загадками. Руководствоваться можно только  вероятностью.  -
Из вазы на столе она вытащила белую наперстянку и нервно ею помахивала.
   Феликс, до сих пор расхаживавший  по  комнате,  остановился  у  окна  и
увидел Хамфри - тот стоял на дальнем  берегу  речки,  неподвижный,  словно
вписанный в пейзаж художником, откинув  голову,  как  человек,  который  с
минуты на минуту ждет крика или выстрела. Его белые волосы ярко выделялись
на сплошном зеленом фоне.
   - Хороши мы трое! - сказала Милдред, проследив за его взглядом.  -  Все
влюблены. Бедный Хамфри, ему-то всегда нужно не только недозволенное, но и
недосягаемое! И он хоть старается. Не сидит сложа руки.
   - Вероятность - это не главное, -  сказал  Феликс  и  опять  зашагал  в
глубину комнаты, куда не доставал теплый вечерний свет.
   - О господи, а что же главное? Ведь  ты  согласился,  что,  если  Рэндл
уйдет, у тебя будет больше шансов на Энн, чем у меня на  Хью,  если  Рэндл
останется. - Она стала общипывать наперстянку.
   Феликсу эта формулировка не понравилась. Он  вообще  был  против  того,
чтобы договаривать все до конца. И то, что в сложившейся ситуации  Милдред
видела всего лишь столкновение его и своих интересов, не  только  убеждало
его в ее проницательности, но и пугало.
   - Я хочу сказать, - возразил он, - что мы не  с  той  стороны  к  этому
подходим. По-моему, самое важное - это Хью и Рэндл. И по-моему, ясно,  что
затея Хью непристойна, невыполнима.
   -  Станет  выполнимой,  если  Хью  ее  выполнит,  -   сказала   Милдред
раздраженно. - А ему этого до смерти хочется. Это пленяет его воображение.
Ты забываешь, что в каком-то смысле это был бы хороший поступок. Тут  дело
не только в наших с тобой планах. Для Хью это было  бы  нечто  благородное
само по себе, независимо  от  результатов:  решительный  шаг  за  другого,
символическое искупление прошлого.
   - Мне как раз и не нравится, что ты на  это  смотришь  только  с  точки
зрения наших с тобой планов. И мне непонятно, почему мы  должны  равняться
на романтические идеи Хью. Шестьдесят  тысяч  фунтов  -  дорогая  цена  за
прошлое, а духовные блага все равно ни за какие деньги не купишь. Но  даже
если оставить это в стороне, как же Рэндл? Для  него-то  это,  безусловно,
плохо.
   - Ты меня удивляешь, - сказала Милдред.  Она  оборвала  со  стебля  все
цветки и теперь раскладывала их на  столе.  -  Во-первых,  духовные  блага
_можно_ купить за  деньги,  ты  сам  это  поймешь,  если  дашь  себе  труд
подумать. Во-вторых, сейчас тебе, право же, не время  радеть  о  моральном
облике твоего соперника. Об этом  он  уж  как-нибудь  сам  позаботится.  -
Помолчав, она добавила: - Должна  сознаться,  что  Рэндл  меня  восхищает.
Мерзавец такого масштаба - в этом даже есть что-то возвышенное.
   В отношении Феликса к Рэндлу царила теперь полная сумятица. Перед мужем
Энн он невольно чувствовал себя виноватым. Он  придавал  большое  значение
праву собственности, которым брак наделяет законного супруга, и знал, что,
хотя  у  него  не  было  даже  поползновения  нарушить  седьмую  заповедь,
десятую-то он, несомненно, нарушил. Ревность,  зависть,  презрение,  гнев,
чувство вины и полная неспособность понять, которая была  отчасти,  но  не
совсем сродни восхищению, -  все  это  смешалось  воедино  и  положительно
распирало его.
   - Так что, видишь, - продолжала Милдред, - картина прояснилась. И наш с
тобой разговор очень этому способствовал.  Теперь  я  все  вижу.  Не  надо
мешать Хью совершить преступление. Верно? - Она  раздавила  пальцами  один
цветок, другой, третий...
   - А мне так ничего не ясно. - Феликс опустил руку в  карман  и  нащупал
письмо  Мари-Лоры,  на  которое  он  все  еще  не  ответил.  -   По-моему,
отвратительно, что такой важный вопрос должны решать деньги.
   - Так или иначе, его решит насилие. А деньги - один из  видов  насилия.
Некоторые предпочитают вопли и кровопролитие - это уже дело вкуса.
   - Не сбивай меня, Милдред. Мне просто отвратительно  говорить  о  таких
вещах в связи... с Энн. Что она-то подумает?
   - Энн об этом не узнает, - сказала Милдред невозмутимо.
   - Ну нет, узнает! Я сам ей скажу, если другие не скажут.
   - Дорогой мой, ты сможешь ей об этом сказать,  только  когда  дело  уже
будет сделано.
   Феликс стал коленями на диванчик и посмотрел в сад. Доски скрипнули под
его тяжестью. Хамфри был теперь еле виде