адных в таких повелительных
выражениях, которые на японском языке прямо-таки немыслимы в  устах  женщин.
Но он  тем более  не узнал бы  их в новогодний вечер.  В  комнате заводского
общежития, украшенной ветками сосны, бамбука  и  сливы, чинно сидели кружком
ожившие красавицы  с картин Утамаро. Пусть не  черепаховые,  а пластмассовые
гребни украшали их сложные прически; пусть узорные праздничные  кимоно  были
не из тканного вручную  шелка, а  из нейлона. В каждом жесте  молодых японок
была  та  же изысканная  женственность, которую прославил  когда-то  великий
художник.
     На  первый взгляд могло показаться,  что в  руках  у девушек две колоды
карт.  Но это  были не  просто карты. Рабочее общежитие состязалось в знании
древней поэзии. Семьсот лет назад были отобраны сто лучших стихов ста лучших
поэтов за семьсот предыдущих лет. Они  обрели такую популярность, что доныне
остались  у молодежи  темой излюбленной новогодней  игры. На одной колоде из
ста  карт целиком  напечатано  каждое четверостишие, имя и портрет поэта; на
другой, которая раскладывается на столе, лишь завершающие строфы. Выигрывает
тот, кто, услышав начало стиха, первым найдет и прочтет его окончание.
     Еще сто лет назад  игра в  сто четверостиший была единственным случаем,
когда  юношам  и  девушкам  приличествовало  находиться  вместе. Нынче таких
возможностей куда  больше. Однако  картину с  Драгоценным  кораблем  все  же
положила себе  под  подушку  каждая обитательница рабочего общежития. И хотя
девичьи  мечты  легко угадать, ибо  они  очень  схожи во все века  и  у всех
народов, рассказывать о них было бы нескромно.
     А поэтому  обратим лучше  взгляд на ту  из подруг,  которая  год  назад
встречала праздник в общежитии, а минувшим летом вышла замуж.
     Молодая пара, о которой  пойдет  речь, медленно двигалась по тротуару в
потоке  гуляющих.  Гиндза  сверкала  в  новогодний  вечер  куда ярче  своего
старинного имени. Даже слова "Семицветный ряд" были бы слишком  тусклыми для
этого  безумства  огней.  Одни витрины являли собой бездну вкуса, другие  --
бездну безвкусицы. Но все  вместе взятое  рождало ощущение неизъяснимой,  но
несомненной красоты.
     Молодожены  шли, искренне восхищенные неоновым  сиянием. Оба  они редко
бывали здесь с тех пор, как сняли комнатку на окраине, в полутора часах езды
на электричке.
     Возле  прозрачной  цилиндрической   башни  все  останавливались,  чтобы
посмотреть, какими огнями  светится ее  вершина: сочетание цветов менялось в
зависимости от завтрашней погоды.  Но всегда неизменно горели  среди них три
красных ромба, которые видятся в Японии чаще, чем хризантема  с шестнадцатью
лепестками  --  официальный герб  императорского двора.  Эмблема  "Мицубиси"
словно давала  понять, что  именно  эти три  красных ромба  делают погоду  в
стране.
     Молодой  муж   с  увлечением  рассказывал,   чем  объясняется  странная
конструкция здания без этажей, с  полом, спускающимся  по  спирали. Башня из
стекла и металла построена на самом дорогом в Японии куске земли. Участок на
перекрестке  двух оживленнейших улиц  Токио обошелся владельцам  по миллиону
триста тысяч иен за квадратный метр.
     --  Заплатили  по  миллиону триста, так  хоть  владеют. А мы  отдаем по
тысяче триста иен в  месяц  за  циновку,  с которой  нас в любое время могут
согнать,  -- грустно  пошутила жена, нарушив зарок  не касаться под праздник
этой темы.
     Дело  в том,  что  молодая пара без гадалок  и  прорицателей знала, что
Новый  год сулит им  прибавление  семейства. А домовладелец, у  которого они
снимали комнату из четырех с половиной татами, включил в двухлетний контракт
условие: пока не будет ребенка.  Пугали не только поиски, но и необходимость
вновь платить при въезде две месячные  ставки в качестве "благодарственных",
да еще четыре -- как залог.
     Под  праздник хотелось гнать  от себя заботы. Впереди было три выходных
дня. Они  взяли в  рассрочку  экскурсионный тур на остров Кюсю  с заездом на
вулкан Асо -- место паломничества молодоженов и самоубийц.
     "Пусть  все будет  как есть, лишь бы не стало хуже",  -- думала молодая
женщина, покупая картину, сулящую счастливый сон.
     Возле кратера вулкана  Асо коротал новогоднюю ночь полицейский патруль.
Один из  полицейских  попал сюда  впервые и, как  большинство  людей, увидел
совсем не то, что ожидал. Вместо огнедышащей горы, вместо вздувшегося нарыва
перед ним была болезненная язва на теле Земли. Вокруг громоздились пепельные
груды  шлака. Они напоминали лунный пейзаж. И  это сходство усиливалось тем,
что большие пористые глыбы были неожиданно легки -- их можно было в одиночку
сдвинуть, даже поднять.
     Патруль у кратера был выставлен на  этот  раз не затем, чтобы  в случае
извержения сгонять экскурсантов под бетонные колпаки с надписями "Укрытие на
60 человек"  (будет ли кто-нибудь тогда считать: 59-й он  или 61-й?). Вулкан
был безлюден. Но охранять  его в новогоднюю ночь приходилось от тех, кто  не
хочет класть себе под подушку картинку с Драгоценным кораблем.
     Взбалмошный  толстяк Хотэй  -- бог судьбы,  поступки которого настолько
непредсказуемы, что заставляют ошибаться даже профессиональных гадалок, лишь
перед Новым годом как бы  раскрывает карты. За  365  дней  у людей на улицах
могут  быть разные поводы радоваться или горевать, нестись сломя  голову или
брести  в задумчивости. Но  заранее известно,  что  из всех пятидесяти  двух
недель  года  именно  две  предпраздничные  оставляют наибольшее число жертв
уличного движения. Никакие меры не в  силах повлиять на подобную статистику,
которую иногда хочется назвать мистикой.
     Таков  уж  неотвратимый  рок  этой  лихорадочной поры. Ведь  Новый  год
приносит не только надежды, но  и  заботы. Заново  раскрывая в  книге  жизни
чистую  страницу,  он  в  то  же  время служит порогом,  за  который  нельзя
переносить  невыполненных  обещаний, неоплаченных  долгов.  Людям приходится
спешить,  отчего  и  множится в  предновогоднюю  пору  число  катастроф  как
дорожных, так и жизненных.
     Но  вот  и  подошла новогодняя  полночь. Затаив  дыхание прислушиваются
японцы  к  раскатистому басу бронзовых  колоколов. Считается,  что каждый из
этих ударов изгоняет одну из  ста восьми бед, которые  омрачают человеческую
жизнь.
     Что, если это  было бы действительно  так! Удар --  и колючая проволока
американских военных баз  превращается  в ветки зацветающей сливы. Удар -- и
хищные  силуэты  "фантомов"  уступают  японское  небо  белокрылым  журавлям,
символизирующим покой и долгую  жизнь. Удар -- и вместо американских атомных
подводных  лодок  у берегов  Японии появляется  Драгоценный корабль  с семью
богами счастья...
     Каких только чудес не  сотворила  бы тогда в Японии  народная фантазия!
Глядь --  с каким-то из ста восьми ударов господам  капиталистам пришло бы в
голову хоть На десятую часть сократить "деловые кутежи": тогда можно было бы
освободить  от платы за обучение всех студентов  страны. Ну,  а  если  бы со
следующим   ударом  колокола  бизнесмены  образумились   вовсе  и   порешили
обходиться  при  сделках  одним  лишь  чаем,   то  на  сбереженные  шестьсот
миллиардов иен  можно  было  бы  обеспечить  жильем семьсот  пятьдесят тысяч
семей, то есть ежегодно делать счастливыми три четверти молодоженов.
     Если  бы  торжественно-неторопливый  звон  действительно  был  способен
изгонять из жизни японцев беду за бедой! Подобные чудеса происходят, однако,
лишь в новогодних сказках...

        "Власть голубых теней"
     Эта картина, увиденная как-то под вечер из окна вагона, накрепко запала
в память.
     Поезд мчался по бесконечным предместьям  слившихся  воедино городов. Он
словно взрезал собой плотный пласт человеческих  жилищ. Домики  теснились  к
самым путям. Их оконные створки были раздвинуты, как бы открывая взору жизнь
в разрезе.
     Час за часом стучали колеса, проносились мимо названия станций. А перед
глазами  было  все  то  же:  в  густеющих   сумерках  голубели  бесчисленные
прямоугольники телевизионных экранов.
     Они  были вездесущи,  как иконы. И  порой начинало казаться, что фигуры
людей перед ними молятся какому-то новому, неведомому божеству.
     Зримо оживала, наводила на раздумья знакомая цифра. Число телевизоров в
Японии перевалило  за двадцать миллионов. Какое место  занял голубой экран в
жизни японской семьи? Что нового внес он своим появлением?
     Спору нет,  жилище обрело  еще одно  окно  в окружающий  мир. Многое  в
японском  телевидении  заслуживает  доброго  слова.  Это  прежде  всего  его
оперативность, стремление не только рассказать  о  событиях  дня,  но и пока
зать их.  Что бы  и  где бы  ни происходило, автомашины с  телекамерами  или
репортерские вертолеты  неизменно  оказываются  в  числе  свидетелей.  Часто
бывает: едва успеешь  вернуться домой  с какой-нибудь бурной демонстрации, а
ее уже показывают на  экране. Тут  сказывается и техническая оснащенность, и
высокая профессиональная выучка людей.
     Можно  согласиться с  мнением японских журналистов, что по  сравнению с
газетами телевидение  как источник новостей не только более оперативно, но и
менее  тенденциозно.  Факт,  поданный зрительно,  уже тем  самым  становится
объективнее. Ему труднее дать превратное толкование.
     Бесспорной похвалы заслуживают образовательные передачи, документальные
телевизионные фильмы в форме лирических репортажей с мест. Владельцы  студий
не  могут  не  считаться  с  такими  чертами  национального  характера,  как
любознательность японцев,  их  чуткость  к явлениям  природы.  За  тем,  как
движется по японской земле цветение  сакуры, когда ложится  на вершину Фудзи
первый снег, телевидение  следит столь  же  внимательно,  как за  важнейшими
политическими событиями.
     Итак,  голубой  экран  расширяет кругозор людей.  Почему же тогда стали
крылатыми слова видного публициста Сиоити Оя:
     -- Развитие  телевидения  превращает  Японию  в  страну  ста  миллионов
дураков...
     Мысль  умышленно  заострена слишком резко.  Но  в  ней  звучит тревога,
вызванная  подоплекой этого бума, движущие  силы которого лежат в стороне от
положительной, прогрессивной роли современного телевидения.
     Денежный  мешок сразу же оценил  всепроникающую  силу голубого  экрана,
меру его воздействия на человеческие умы и сердца.
     Влияние этого  порой дает  о себе знать совершенно неожиданным образом.
Пожалуй,  лишь при выборе новогодних подарков и обращаются теперь в Японии к
древнему  календарю, где  года  имеют названия  двенадцати животных  и  пяти
стихии,  образуя шестидесятилетний цикл. Некогда бытовало поверье, что в год
Лошади и Огня лучше не иметь детей, ибо рожденная в этом году женщина  якобы
сулит несчастье своему мужу и никто не станет за нее свататься.
     Казалось бы: кому  теперь дело до средневековых предрассудков?  А между
тем  статистика засвидетельствовала,  что японские женщины стали даже  более
суеверными,  чем  шестьдесят  лет назад.  Причем не  только  пожилые,  но  и
молодые; не только в сельской глуши, но и в городах 1966 год ознаменовался в
Японии самым  резким  после войны падением рождаемости: почти на полмиллиона
младенцев, или на двадцать  пять процентов, тогда как в 1906-м,  то  есть  в
предыдущем  году  Лошади  и  Огня,  рождаемость  снизилась  лишь  на  четыре
процента.  Опрос, проведенный министерством здравоохранения, показал,  что о
"роковом" годе Лошади и  Огня  подавляющее большинство женщин впервые узнало
из телевизионных передач, высмеивавших это суеверие.
     Для  жителя Токио предназначено около  ста двадцати часов телевизионных
передач в сутки. Они начинаются  в шесть  утра и продолжаются за полночь  по
семи каналам. Четыре из  них принадлежат частным компаниям, которые все свое
время вплоть до секунды распродают "спонсорам", или "попечителям".
     К  примеру,  фирма,  выпускающая  часы,  оплачивает   поверку  времени,
кофейный трест --  утренний  выпуск новостей,  компания  по продаже лечебных
препаратов -- эстрадный концерт и так далее.
     Закупив шестьдесят  минут эфира, "попечитель"  может использовать шесть
из них на рекламу, нашпиговав ею передачу по своему усмотрению Вторжения эти
настолько назойливы, что владелец одного из токийских отелей задумал создать
свою  домашнюю  телестудию, чтобы соответствующей  прибавкой к  счету  гости
могли оградить себя от рекламы.
     Но главный порок коммерческого телевидения даже  не в том, что  вставки
эти  мешают смотреть. Куда  опаснее, что и  содержание остальных  пятидесяти
четырех минут  за вычетом  шести рекламных оказалось в зависимости от выбора
"спонсоров".
     Пусть даже драматург или публицист встретили на телестудии талантливых,
честных прогрессивных  людей, чтобы передача попала в  эфир,  должен найтись
"попечитель", который согласился бы оплатить ее как подходящий фон для своей
рекламы.
     Компания,  выпускающая  автомобили,  охотно  возьмет  фильм  о  гонках.
Торговцы  косметикой -- сцены с балами и красавицами. Но  кто заинтересуется
серьезной социальной темой?
     Каждая секунда рекламы на  голубом экране стоит более ста  долларов, то
есть близко к месячному заработку квалифицированного рабочего или служащего.
Ни один капиталист не станет зря  швырять  деньги в эфир, то  есть, попросту
говоря, на ветер. И если  уж выкидывает,  то хочет, чтобы эффект от этого во
что бы то ни стало был максимальным.
     "Спонсора"  прежде  всего  интересует:  сколько  людей  будут  смотреть
купленную им передачу? Не перехватят ли телезрителей конкуренты?
     Чтобы  поставить  этот  вопрос  на  научную основу,  не поскупились  на
расходы.   Был   сконструирован   специальный   видеотайпный   счетчик.   Он
подключается к телевизору и  записывает все передачи,  которые семья смотрит
за  неделю.   На  основании  этих  выборочных  данных   рекламные  агентства
рассчитывают "коэффициент зрительности" для каждого канала в различные часы.
     Выяснилось,  что  в будничный день  средний  японец  32  минуты  читает
газеты, 35 минут слушает радио и 2 часа 40 минут смотрит телепередачи.
     Днем телевизор включается лишь урывками, и редко бывает, чтобы какая-то
программа привлекла более двадцати процентов зрителей.  Но с семи  до девяти
вечера,  в  так   называемые  "золотые   часы",  голубой   экран  становится
олицетворением   домашнего  очага.   Перед   ним  собирается  вся  семья,  и
"коэффициент зрительности" поднимается за пятьдесят процентов.
     Как ни странно, именно в "золотые часы" передачи больше всего  поражают
однообразием. Куда ни  поверни переключатель --  всюду блеск и звон клинков,
стоны и хрип, искаженные яростью  лица. Это зримое воплощение битвы в эфире,
которая именно в эту пору доходит до предельного ожесточения.
     Ни одна компания не желает пускать тут дело на  самотек, чтобы  человек
пошарил наугад  по каналам и  выбрал что-то понравившееся на этот раз. Почти
по всем программам в "золотые часы" идут многосерийные передачи в расчете на
то,  чтобы  семья  привыкла  смотреть  их  постоянно,  как  читают  роман  с
продолжением.
     Торговцы  лечебными препаратами,  кстати сказать,  подозрительно  рьяно
рвущиеся в эфир, наперебой ухватились за жанр, который можно определить  как
"самурайский детектив". Серии типа "Таинственный  воин  с мечом" прославляют
ниндзя -- средневековых лазутчиков, умевших виртуозно владеть любым оружием,
причем не на поле боя, а в стане врага.
     За выбором этим стоит целый стратегический замысел.
     -- Мы  исходили из того, -- поясняет представитель фирмы  "Танабэ",  --
что в  ранние вечерние часы выбор  программы  обычно предоставляют детям. Но
мало  захватить детское воображение. Нужно, чтобы передача была  интересна и
для  взрослых,  то  есть  покупателей,  для  которых  предназначена  реклама
лекарств.  Мы  сделали  ставку  на  "Таинственного  воина  с   мечом"  и  не
ошиблись...
     Говорят,  что  бусидо  --  старинный  кодекс самурайской  чести  --  не
распространялся на лазутчиков в  тылу. Судя по всему, не распространяется он
и на тех, кто ведет нынешнюю  войну  в эфире. Любые  приемы считаются  в ней
дозволенными -- лишь бы рос "коэффициент зрительности".
     --  Нет  лучше  клева, чем  на  приманку с  гнильцой!  --  двусмысленно
подмигивают  коммерсанты  экрана,  наводняя  эфир  эротическими   сценами  в
послеполуденные "женские" часы.  А  потом сами же кивают на  счетчик: как ни
странно,  куда  больше  домохозяек  смотрят  драмы  о  неверных  женах,  чем
образовательные передачи, идущие в ту же пору дня...
     "Коэффициент   зрительности"  подменил   собою   все;   художественную,
познавательную,  воспитательную  ценность  передач, все критерии  искусства,
всякую меру добра и зла.
     Есть нечто символичное, выражающее самую суть коммерческого телевидения
в  том, что  следом за крупнейшими  электротехническими концернами в  списке
наиболее щедрых "спонсоров" идут фармацевтические фирмы.
     Расходы на рекламу составляют львиную долю непомерно раздутой стоимости
медикаментов.  Причем   рекламируются,  так  сказать,  лекарства   массового
потребления:  всякого  рода  эликсиры бодрости, средства  от  переутомления,
нервного расстройства, бессонницы.
     Одурманить  человека,  вбить ему в голову,  что от житейских тягот  его
могут  избавить некие  сомнительные панацеи, --  не такую  ли  роль  отводит
голубому экрану денежный мешок?
     Много труда и таланта вложил японский народ,  создав двадцать миллионов
голубых  экранов. Но чем больше  подпадает телевидение под власть коммерции,
тем явственнее обращается  в  свою противоположность. Оно начинает оглуплять
человека,  вместо того чтобы просвещать его; оно  насаждает  пороки,  вместо
того чтобы утверждать добродетели.
     Именно об этом и предостерегает крылатая фраза Сиоити Оя.

        "Слезы экрана"
     Трудно было поверить глазам: знакомый кинотеатр на перекрестке выглядел
как разоренное  гнездо.  Выломали  ряды  стульев в зрительном  зале, сорвали
витрины  в  фойе, поснимали  двери.  Рабочие долбили в стенах  новые проемы,
бетонировали пол. Случайно уцелел только рекламный щит  наверху: то ли о нем
забыли, то ли еще не дошла очередь.
     Капли дождя  сбегали  по  нарисованному на фанере женскому лицу, словно
оказавшаяся бездомной кинозвезда Фудзико Ямамото оплакивала свою участь.
     Что здесь теперь будет?
     "Пачинко",   зал   игральных   машин,  где   люди   часами   следят  за
зигзагообразным падением стального шарика по доске, утыканной гвоздями.
     --  Через  неделю открытие,  приходится  спешить, -- говорит  прораб  в
желтой каске. -- Но ничего, управимся, дело привычное.
     Да, подобные заказы давно не в  новинку, ибо  поступают не десятками  и
даже не сотнями. В Японии пущено на слом и переоборудовано под "пачинко" три
с  лишним тысячи  кинотеатров,  то  есть больше  половины всех  имевшихся  в
стране.  Покровительница  искусств Бентен вынуждена уступать  свои  владения
богу наживы Дайкоку.
     К  концу  пятидесятых годов  Япония  вышла на первое  место в  мире  по
производству фильмов, выпуская по 600 полнометражных картин ежегодно. Причем
в  отличие  от  Голливуда  японская  кинематография  могла не заботиться  об
экспорте. Вместе с ее развитием неуклонно увеличивалось число кинозрителей в
стране. В 1958 году  оно  достигло  1130 миллионов  человек. Японцы показали
себя  заядлыми любителями ходить  в кино: на каждого жителя  пришлось  по 12
посещений в год!
     Но  в ту же пору, когда  кинематография Японии стала самой плодовитой в
мире,  кривая  посещений  вдруг поползла  вниз. За  шестидесятые годы  число
кинозрителей сократилось вчетверо. Почему?
     Чаще  всего  пытаются  объяснить  это конкуренцией других видов досуга:
если  в   первом  послевоенном  десятилетии   кинематограф   служил  главным
развлечением,  то  потом  появились телевизоры,  получил небывалое  развитие
туризм.  В