Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Овчиников Всеволод. Ветка сакуры -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -
Многократно пытался я поселиться на несколько дней в японской семье, чтобы непосредственно вникнуть в ее быт. Но этикет всякий раз отгораживал меня от семейных будней словно ширмой. Меня держали в почетном одиночестве, будто гостиничного постояльца. Хозяйка приносила на подносе завтрак, обед и ужин. Хозяин заходил по вечерам обменяться парой вежливых фраз и выпить сакэ. Но посадить меня за общий стол с детьми и домочадцами, сделать меня участником общих разговоров им представлялось совершенно недопустимыми нарушениями правил гостеприимства. При всем обновлении форм жизни домашний очаг по-прежнему остается у японцев крепостью старого этикета. Не говоря уже о семейных торжествах, даже в будни рассадка за столом следует незыблемому порядку. Каждого, кто уходит из дому или возвращается, принято хором приветствовать возгласами: "Счастливого пути!" или "Добро пожаловать!" Мне часто доводилось видеть, как японцы встречают в Токийском аэропорту родственников, возвращающихся из далеких заграничных поездок. Когда муж сходит с самолета, жена приветствует его глубоким поклоном. Никакие объятия или поцелуи на людях немыслимы. Муж отвечает жене кивком, гладит по голове сына или дочь и почтительнейше склоняется перед родителями, если те соблаговолили его встречать. Мы привыкли подчас больше следить за своим поведением среди посторонних, чем в кругу семьи. Человек, который дома преспокойно возьмет в руки кусок жареной курицы, часто постесняется сделать это в гостях или в ресторане. Японец же за домашним столом ведет себя гораздо более церемонно, чем где-либо. Он преспокойно разденется до нижнего белья перед незнакомцами в поезде, но, если кто-то из родственников придет к нему домой с визитом, он станет поспешно переодеваться, чтобы принять его в подобающем виде. Неважно, если делать это приходится в той же самой комнате: считается, что до официального обмена приветствиями ни хозяин, ни гость не видят друг друга. Иностранца, пожалуй, в равной степени поражает как церемонность японцев в домашней обстановке, так и их бесцеремонность в общественных местах. Уже говорилось, что человек, который безукоризненно ведет себя с родственниками и друзьями, перевоплощается в собственную противоположность среди людей незнакомых. Вслед за вежливостью рано или поздно раскрывает приезжему свою изнанку и японская чистоплотность. Слов нет, японцы поистине боготворят чистоту. Но всегда ли это качество проявляется в одинаковой мере? Можно сказать, что японцы чистоплотны в том смысле, в каком это касается чистоты их плоти, подобно тому как их учтивость проявляется лишь в личных отношениях и не распространяется на область общественного поведения. На иностранца, который разгуливает в шлепанцах по своей комнате в японской гостинице, смотрят с изумлением и ужасом, как мы глядели бы на человека, шагающего в галошах по постели. Однако японец просто не представляет себе, чтобы какое-то помещение, где не нужно разуваться, могло быть чистым. В кинотеатре, в вагоне, в конторе люди преспокойно швыряют на пол окурки, пустые бутылки, банановую кожуру, обертки от конфет и прочий мусор. Насколько опрятность присуща японскому жилищу, настолько неряшливой выглядит японская контора. Важно понять, что изнанка японской учтивости и японской чистоплотности порождена все той же двойственностью взглядов на жизнь. Японская вежливость -- это отнюдь не верность определенным нравственным принципам уважения к окружающим. Это нормы подобающего поведения, выдрессированные в народе острием меча. Если на Западе вежливость в значительной степени выросла на религиозной почве, отталкиваясь от понятия греха, то в Японии она сложилась на основе феодального этикета, нарушение которого считалось тягчайшим преступлением. Черты этой древней дисциплины доныне видны в поведении японцев. Грациозность, с которой они садятся на циновки или встают, принимают или передают что-нибудь, -- все это доведенные до рефлекса предписанные жесты учтивости. Отношения по вертикали -- между повелителем и подданным, между отцом и сыном, между старшим и младшим -- были четко определены, и мельчайшие детали их общеизвестны. Однако японская мораль почти не касалась того, как должен вести себя человек по отношению к людям незнакомым, что на Западе считается одной из основ подобающего поведения. Японская вежливость -- это, если можно так выразиться, вежливость не по горизонтали (человек -- общество), а по вертикали. Она как бы предписание устава, который обязывает солдата отдавать честь офицеру, но вовсе не каждому встречному. "В обхождении японцы всякого состояния чрезвычайно учтивы:" вежливость, с какою они обращаются между собою, показывает истинное просвещение сего народа. Мы жили с японцами, которые были не из лучшего состояния, но никогда не видали, чтоб они бранились или ссорились между собой. Горячо спорить почитается у японцев за великую неблагопристойность и грубость; мнения свои они всегда предлагают учтивым образом со многими извинениями и с знаками недоверчивости к своим собственным суждениям, а возражений никогда ни на что открыто не делают, но всегда обиняками и по большей части примерами и сравнениями. "Записки капитана В. М. Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах" "x x x" Наш этикет начинается с изучения того, как предлагать человеку веер, и заканчивается правильными жестами для совершения самоубийства. "Какудзо Окакура, Книга о чае. Токио, 1906" "x x x" Японцы по праву слывут чистоплотным народом, о чем свидетельствует их привычка ежедневно мыться в бане, содержать полы в безукоризненной чистоте. Но чистоплотность эта резко обрывается за порогом их жилищ, за пределами непосредственно окружающей их среды. "Итиро Кавасаки, Япония без маски. Токио, 1969" "x x x" Японцы вовсе не ожидают от иностранца, что он будет вести себя в соответствии с их правилами. Однако, даже предоставленный самому себе, он скоро почувствует, что ослепительная улыбка, атлетическое рукопожатие или проникновенный голос, которые делали его неотразимым дома, в Японии отнюдь не приносят ему лавров. Что станет он делать, когда, придя с визитом в японский дом, он увидит перед собой прекрасно одетую женщину, распростершуюся у его ног! Поскольку ее коленопреклоненная поза не позволяет ей смотреть наверх, улыбка гостя остается незамеченной. Ладони японки касаются пола, так что его протянутую руку никто не пожимает. Как же должен иностранец, спрашивает он себя, поступать в такой ситуации! Должен ли он принять этот чрезвычайный знак почтения! А если да, то как! Ведь не тем, чтобы наступить ногой на ее шею! Должен ли он отвергнуть это архаическое приветствие, встать на колени и нежно поднять женщину с пола! А если да, то что сделать потом: наделить ли ее своими приветствиями, улыбкой и рукопожатием! Во всяком случае, ясно, что при первом же столкновении с японским этикетом его неуклюжесть была очевидной. Причем отчаянность положения усугубляется неразрешимой загадкой: кто эта женщина -- служанка или хозяйка дома? "Бернард Рудофски, Мир кимоно. Лондон, 1966" "Почему молчание красноречивее слов" Помните детскую игру: "да" и "нет" не говорите, черного и белого не покупайте... Прежде чем ехать в Японию, весьма полезно потренироваться в ней. Казалось бы, знакомство с любым языком начинается со слов "да" и "нет", как самых простых и ходовых. Оказывается, однако, освоить слова "да" и "нет" в японском языке отнюдь не такое легкое дело. Слово "да" каверзно тем, что вовсе не всегда означает "да". А слова "нет" надо остерегаться еще больше, потому что его положено обходить стороной, как в упомянутой выше игре. Узнать и запомнить первое из этих двух ключевых слов легче всего. Достаточно хоть раз оказаться рядом с японцем, который разговаривает по телефону: непрерывно кивая головой невидимому собеседнику на другом конце провода, он без конца твердит: "хай", "хай", "хай". Если вы спросите, что значит это слово, всякий ответит: "хай" по-японски "да". Однако со временем вы убедитесь, что считать всякое "хай", сказанное японцем, за утверждение, то есть за слово "да", значит проявлять непростительный оптимизм. К примеру, вы остановились в японской гостинице. И наутро вместо традиционного японского завтрака -- сушеных водорослей, риса и супа из перебродившей бобовой пасты с мелкими раковинами -- вы попросили сварить вам пару яиц. На все это вам ответили "хай" и утром действительно принесли яйца, хлеб и термос с кипятком. А поскольку баночка с растворимым кофе лежит у вас в чемодане, вы предвкушаете завтрак по-домашнему. Но тут оказывается, что яйца нечем посолить. Вы просите по телефону принести вам соли, на что снизу бодро отвечают "хай". Проходит пять, десять, двадцать минут, полчаса... Вы давно позавтракали, спускаетесь вниз, чтобы расплатиться. И только тут выясняется, что соль не появилась, ибо ее вовсе не было, да и не могло быть в японской гостинице (вместо того чтобы солить кушанья, японцы добавляют к ним по вкусу соевый соус). Никто не хотел "терять лицо", объясняя иностранцу такие сложности. А когда вам говорили "хай", имелось в виду совсем другое. Слово это гораздо чаще, чем "да", означает: "слышу, понял". Пожалуй, ближе всего соответствует ему флотское "есть", происшедшее от английского слова "йес". Японец, который на каждую фразу откликается словом "хай", отнюдь не всегда выражает согласие с вашими словами, а просто говорит: "Так, так, продолжайте, я вас слышу". Еще больше сложностей таит в себе слово "нет". Начать с бесчисленных казусов, которые происходят на чисто грамматической почве, потому что двойное отрицание, весьма обиходное в русском языке, совершенно невозможно в японском. Вы возвращаетесь домой и спрашиваете переводчика: -- Мне никто не звонил? -- Да, -- отвечает он. -- Кто же? -- Никто. В разговорах люди всячески избегают слов "нет", "не могу", "не знаю", словно это какие-то ругательства; нечто такое, что никак нельзя высказать прямо, а только иносказательно, обиняком. Даже отказываясь от второй чашки чая, гость вместо "нет, спасибо" употребляет выражение, дословно означающее: "мне уже и так прекрасно". Другой житейский случай -- ответить на приглашение: "Нет, к сожалению, не смогу". Чтобы избежать этих запретных слов, японцы рассылают открытки, в которых вас просят обвести чертой одно из слов: "присутствую" или "отсутствую", и вновь бросить такую открытку с оплаченным обратным адресом в почтовый ящик. Если токийский знакомый говорит: "Прежде чем ответить на ваше предложение, я должен посоветоваться с женой", -- не нужно думать, что перед вами оказался поборник женского равноправия. Это лишь один из множества способов не произносить слова "нет". К примеру, вы звоните японцу и говорите, что хотели бы встретиться с ним в шесть вечера в пресс-клубе. Если он в ответ начнет переспрашивать: "Ах, в шесть? Ах, в пресс-клубе?", и произносить какие-то ничего не значащие звуки, следует тут же сказать: "Впрочем, если вам это неудобно, можно побеседовать в другое время и в другом месте". И вот тут собеседник вместо "нет" с превеликой радостью скажет "да" и ухватится за первое же предложение, которое ему подходит. Свой обычай во что бы то ни стало избегать слова "нет" японцы распространяют и на область деловых отношений. Это доводит до белого каления американцев с их представлением о деловитости как о безукоризненной четкости, прямоте, пунктуальности. Представим себе, что американский торговец обувью прибывает в Японию, желая заказать партию сандалет. Он выясняет, кто именно является ведущим производителем данного товара, и вступает с ним в контакт. Перво-наперво он излагает свои рекомендации о том, как приспособить эти сандалеты к запросам американского потребителя. Ну, скажем, увеличить максимальный мужской размер с 38-го до 44-го или, к примеру, сделать так, чтобы ремешки не продевались между пальцами, как у японцев, а крепились каким-нибудь другим способом. Производитель сандалет имеет вполне достаточный внутренний рынок для этого сугубо японского вида обуви, и ему нет никакого расчета менять технологию производства ради экспортного заказа. Но напрямик ответить на предложение словом "нет" у японца не поворачивается язык. Он считает непременным долгом проявить видимость интереса к заявке из-за океана и от имени своей фирмы приглашает американца поразвлечься. Сначала гостя потчуют обедом в самом дорогом ресторане, потом обходят с ним два-три кабаре и завершают кутеж в японской гостинице с большим количеством псевдогейш. Щедрость представительских затрат убеждает американского импортера, что японская фирма весьма заинтересована в сделке с ним, и он на другой же день приступает к деловым переговорам. Обувщик с самого начала уверен, что браться за заказ не будет, но предпочитает, чтобы американец догадался об этом сам. Японец внимательно прислушивается ко всем пожеланиям и разъяснениям, даже приказывает подчиненным делать необходимые заметки, но как только американец уходит из конторы, он разом забывает о нем, списывает расходы за предыдущий вечер как неоправданные издержки производства и начинает заниматься текущими делами. Когда иностранный заказчик назавтра напоминает о себе, его просят подождать пару дней, и тут же снова о нем забывают. Если импортер звонит опять, ему сочиняют невероятную историю, что на фирме произошла забастовка, пожар, наводнение или еще какое-нибудь другое стихийное бедствие. Если американец даже после этого не понимает, что к чему, и не отвязывается, его успокаивают, что фабричные образцы товара только что отправлены ему с курьером. Бесплодно прождав их до вечера, он узнает, что посыльный попал в автомобильную катастрофу, образцы сгорели вместе с машиной и придется подождать еще неделю, пока изготовят новые. Покупатель партии сандалет, который все это время ежедневно оплачивает гостиничный счет долларов на пятьдесят, помогая тем самым японской экономике создавать валютные запасы, в конце концов теряет терпение и улетает в Гонконг, чтобы совершить свою сделку там. А ведущий японский производитель сандалет блистательно завершает, таким образом, сложные переговоры, уклонившись от заказа без произнесения слова "нет". Вежливость японцев подобна смирительной рубашке, стесняющей словесное общение между людьми. Если не считать хайку -- пожалуй, самой сжатой и емкой поэтической формы в мире, -- японцы отнюдь не кратки в выражении своих мыслей. Там, где вполне можно обойтись одним словом, они обрушивают на собеседника целые каскады ничего не значащих фраз. Каждое предложение нарезается на тоненькие ломтики и сдабривается огромным количеством приправы из вводных вежливых оборотов. Умение ясно, четко, а тем более прямолинейно выражать свои мысли мало совместимо с японским представлением об учтивости. Смысл фраз преднамеренно затуманивается оговорками, в которых заложены неопределенность, сомнение в правоте сказанного, готовность согласиться с возражениями. Японцев из поколения в поколение приучали говорить обиняками, чтобы уклоняться от открытого столкновения мнений, избегать прямых утверждений, способных задеть чье-либо самолюбие. Сами японцы подметили, что иностранцы, овладевшие их языком, способны выражать на нем свои мысли куда более стройно и точно, так как над ними не тяготеет обычай изъясняться только обиняками. Нечто подобное ощущают и японцы, в совершенстве изучившие зарубежные языки. Один из выпускников Университета дружбы народов в Москве признавался мне после возвращения в Токио, что многие вещи ему легче высказать по-русски, чем по-японски. Японский этикет считает невежливым перелагать бремя собственных забот на собеседника или высказывать избыток радости, тогда как другой человек может быть в данный момент чем-нибудь расстроен. Быть учтивым -- значит не только скрывать свое душевное состояние, но порой даже выражать прямо противоположные чувства. Если фразу "у меня серьезно заболела жена" японец произносит с улыбкой, дело тут не в каких-то загадках восточной души. Он просто хочет подчеркнуть, что его личные горести не должны беспокоить окружающих. Обуздывать, подавлять свои эмоции ради учтивости японцы считают логичным. Но именно эта черта чаще всего навлекает на них обвинение в коварстве. В Токио мне часто приходилось слышать, как то иностранные, то японские коммерсанты сетовали на недостаток искренности друг у друга, однако каждый по-своему. Если обычно под этим словом понимается честность и прямота, отсутствие притворства или обмана, то для японца быть искренним -- значит всей душой стремиться к тому, чтобы никто из партнеров не "потерял лица". Это, стало быть, не столько правдивость, сколько осмотрительность и тактичность. Японцы сами признают, что им трудно общаться друг с другом из-за правил поведения и жестких норм "подобающего места". Не случайно в деловом и политическом мире Японии принято решать наиболее сложные вопросы не на заседаниях, а за выпивкой, когда опьянение позволяет людям на время сбрасывать с себя эти путы. Возможно, такой добровольный отказ японцев от откровенной беседы привел к тому, что у. них, словно осязание у слепцов, развита интуиция. На Западе много писали о загадочной улыбке японцев, об их искусстве скрывать свои мысли. Надо, однако, отметить и другое. Часто поражаешься, как, обменявшись с иностранцем лишь несколькими неуклюжими фразами, японец чутко улавливает настроение собеседника, его невысказанные мысли. В условиях, когда язык как средство общения оказался скован этикетом, японцы преуспели в умении понимать друг друга без слов. Эти дни -- очень странные дни. Японцы, даже мои друзья, не говорят -- нет, этого не допускают их традиции, -- и когда надо сказать -- нет, они не понимают и не слышат меня. "Борис Пильняк, Корни японского солнца. Ленинград, 1927." "x x x" На Западе люди либо говорят вам правду, либо лгут. Японцы же почти никогда не лгут, однако им никогда не придет в голову говорить вам правду. "Боб Данхэм. Искусство быть японцем. Токио, 1964" "x x x" Японцы довели свой язык до уровня абстрактного искусства. Им не нравятся поэтому неуклюжие иностранцы, которые добиваются от них разъяснений и уточнений, хотят докопаться до сути дела, пока не вскроют его до конца. Японец же считает, что не беда, если мысли не высказаны или если слова не переведены. Нюансы этикета для него куда важнее тонкостей синтаксиса или грамматики. Вежливость речи ценится выше ее доходчивости. И не удивительно, что высшим средством общения становится, таким образом, молчание. "Бернард Рудофски, Мир кимоно. Лондон, 1966" "ИХ БЫТ" "В тени под навесом" Японский дом -- настолько самобытное сооружение, что трудно сказать, кто на кого повлиял: то ли обитатель этого жилища выразил через него сво

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору