лепе.
  
  Я согласился с этим ее высказыванием, но сам подумал о том, что в
комнатах холодно и так.
  Если еще и дождь пойдет, я точно замерзну или простыну. Или - и то, и
другое.
  
  
  Не успел я как следует поесть, а в зал уже ввалился Данкэн, весь сияющий,
как лампа-факел с первого этажа нашей распрекрасной
   Башни . Взглядом отыскал меня и чуть ли не обниматься полез - б-болван!
Я, конечно, сверкнул на него глазами, но журналисту - как с гуся вода.
  Бухнулся рядом, начал накладывать себе в тарелку все, что только видел,
да еще при этом какой-то мотивчик мурлыкал под нос.
  
  - Что с вами, Данкэн? - спросила Карна. - Чему вы так необычайно
радуетесь?
  
  Он вскинул голову, несколько секунд растерянно изучал лицо девушки,
словно видел ее впервые в жизни, а потом сообщил:
  
  - Представьте, здесь есть библиотека! А там... Там такие книги! Уф!
  
  Завершив свою речь этим многозначительным высказыванием, он уткнулся в
тарелку. Я заметил, как удивленно вытянулось лицо господина Чрагэна, а сам
он наклонился к уху своего соседа, жилистого седовласого мужчины - этакого
генерала в отставке. До меня донеслось сказанное академиком : молодежь
просто удивительная - представьте, интересуются книгами! Генерал в отставке
скептически хмыкнул и расчленил тушку куропатки, хищно орудуя ножом и
трехзубцовой вилкой. Я вздрогнул и поежился.
  
  Карна уже прощалась с нами. Я кивнул и слабо улыбнулся, что должно было
означать поддержку... ну и все такое прочее.
  
  А сам подумал: опять придется выслушивать бред Данкэна. Что, интересно,
он откопал на сей раз?
  
  
  Но журналист так ничего вразумительного и не сказал. Я не стал
дожидаться, пока он доест, пожелал спокойной ночи и тоже удалился. Завтра
будет тяжелый день, и стоит выспаться.
  
  
  Я даже не догадывался, насколько был прав.
  
  
  
                                  ДЕНЬ ПЯТЫЙ
  
  Всю ночь шел дождь. В комнате мгновенно стало еще холоднее и неуютнее, я
закрыл окно заглушкой, но выстукивание дождевых капель все равно было
слышно. А потом...
  
  Даже не знаю, как это описать. В первый момент я подумал, что башня
рушится - началось землетрясение или что-нибудь в таком духе. Все
вздрогнуло, меня подбросило на кровати, как детский надувной мячик. Я
ощутимо приложился к каменной стене и помянул всех предков до седьмого
колена - надо же, угораздило меня оказаться в этом месте в это время! Нет,
чтобы дома сидеть, в потолок плевать - поехал деньги зарабатывать. Жить
надоело, идиоту!.. - ну и все такое прочее. Потом выпутался из одеял,
впрыгнул в одежду, содрогаясь от ночной прохлады, и подумал, что надо бы,
наверное, выйти и поинтересоваться, в чем, собственно, дело.
  
  Вышел. Коридор выгибался дугой, а из соседних комнат не выглядывала ни
одна озадаченная рожа. Наверное, меня поселили на этом этаже одного. По
крайней мере, никого из гостей я здесь не замечал (кроме себя, разумеется).
  
  В общем, тихо в Башне , тихо и благодатно было в эту пору. Что уже само
по себе казалось неправильным.
  
  Я вернулся к себе в номер, обулся и вышел снова, мысленно одобряя свой
последний поступок. Не шаркать же шлепанцами по х-хол-лодному полу!
  
  
  Когда я выбрался на лестницу, до меня долетели наконец первые признаки
того, что землетрясение (или что это там было?) мне не приснилось. Хотя
лучше, наверное, если б все-таки приснилось.
  
  В общем, чей-то громкий голос вопрошал: В чем, собственно, дело?! Я
   требую объяснений!
  Кажется, это был господин Валхирр. Впрочем, я вполне мог и ошибиться -
эхо и все такое.
  
  Кто-то вторил вопрошавшему: Да! Кто-нибудь здесь способен
  прокомментировать
случившееся?!
  
  Ну, Данкэн, понятно, был при исполнении. Прокомментировать случившееся !
   Да тут бы
хоть кто объяснил, что вообще случилось!
  
  
  Я начал спускаться по лестнице вниз, к голосам, все еще поеживаясь от
холода. Тем временем к беседе подключилась и Карна:
   Представьте, у меня в комнате была мышь! Это просто...
  
  Я захохотал. Надо было, конечно, сдержаться: во-первых, не прилично,
во-вторых, не по-мужски это как-то - смеяться над испуганной девушкой, а
в-третьих... В общем, надо было сдержаться. Но не смог.
  
  Они все так и уставились на меня, а я хохотал и хохотал, присев и
схватившись руками за живот.
  
  - По-моему, он свихнулся, - заметил Данкэн со свойственной ему
непосредственностью.
  
  Я мысленно поаплодировал.
  
  - Что с вами? - строго и как-то обиженно вздымая кверху выцветшие брови,
вопросил господин Чрагэн. - Вам нездоровится?
  
  Я расхохотался пуще прежнего.
  
  Потом все-таки нашел в себе силы и простонал сквозь смех:
  
  - Простите... Просто... Тут вся Башня трясется, а... Мышь!..
  
  Карна первой поняла, в чем дело, и засмеялась, весело и задорно.
  
  - А ведь он прав! - заметила она, немного успокоившись. - Здесь земля
трясется, а я мыши испугалась.
  
  Остальные по-прежнему смотрели на нас с изрядной долей неодобрения. Но у
меня словно гора с плеч свалилась: Карна не обиделась на мой бесцеремонный
смех. А мнение остальных меня мало заботило в тот момент.
  
  Появился Мугид, аккуратный и собранный - словно не спал вовсе, а так,
  стоял где-нибудь в
темной нише и дожидался утра; но случилось непредвиденное, повествователю
пришлось покинуть нишу и присоединиться к нам. Прежде всего - чтобы
успокоить встревоженных и всех отправить по номерам, убеждая и заверяя, что
к утру все непременно выяснится. А завтра - день тяжелый, так что вместо
того, чтобы мерзнуть на морозе, шли бы вы, гости дорогие, спать. И не
путались бы под ногами.
  
  Уж не знаю, как ему удалось, но старик действительно всех успокоил.
Утихомирил Валхирра, окоротил журналиста, пообещал Карне непременно извести
всех мышей, сколько их есть в окрестностях Башни и в самой гостинице, - в
общем, я даже не заметил, как все разбрелись по номерам. Но им-то как раз
было хорошо, они здесь жили, на третьем, а мне еще до четвертого нужно было
топать и топать. Под пристальным взглядом мугидовых глаз.
  
  И я потопал. А этот старик все глядел мне вслед, словно на спине у меня
было написано, сколько ему жить осталось, мелким таким почерком написано, и
он все силился разобрать - потому и всматривался.
  
  Вошел я к себе в номер, рухнул на кровать, завернулся в одеяла и стал
размышлять о том, что же все-таки произошло. Так ни до чего не додумался, и
только решил, что завтра и так выяснится.
  
  Выяснилось.
  
  Утро было какое-то неприятное - полусонное и серое. Все сидели за столом,
как травленые Мугидовым ядом мыши, разговаривать разговоры не желали,
только изредка вяло скородили вилками да ложками по тарелкам.
  Наверное, не я один исстрадался, ломая голову над тем, что же это так
знатно громыхнуло. Теперь вот досыпали и додумывали.
  
  Только Данкэн вел себя как-то не так. (Он всегда вел себя как-то не так ,
  но на сей раз
это как-то не так отличалось от уже привычного). Журналист тоже сидел,
опустив голову, и ни с кем не разговаривал - но ел тщательно, базисно так
ел: словно впереди у него было несколько недель поста и он набивал брюхо
впрок. Меня это наблюдение словно подхлестнуло, и я тоже с удвоенным
старанием налег на еду. В особенности потому, что вспомнил: Мугид
предупреждал - некоторые повествования могут затянуться от рассвета до
заката. Грех не внять таким словам. Еще больший грех - не сделать из этого
соответствующих выводов. Может, и Данкэн поэтому наминает за двоих?
  
  
  Выяснить сие до повествования мне не удалось. Мугид (видимо, предчувствуя
возможные вопросы касательно ночного происшествия) скоренько построил нас,
вывел вниз, в повествовательную комнатку, усадил в кресла и начал
повествовать. Мы, не то чтобы там вопросы задавать, и оглянуться не успели,
как уже началось.
  
  
  
                             ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТОЕ
  
  Тиелиг оказался сильным игроком. С ним было интересно, потому что жрец
играл... нет, играл-то он по правилам. Только не по тем, что были в свитке
Раф-аль-Мона, а по другим. У него имелся свой стиль... вернее, стиля, как
такового, у Тиелига как раз не было. Жрец оказался непредсказуемым. В
отличие от Талигхилла. И - в отличие от Талигхилла - он не любил играть в
махтас. Принц заметил это еще в тот, первый раз, когда застал Тиелига в
желтой комнате за разглядыванием игрового поля и фигурок бойцов.
  
  Жрец тяготился игрой - но играл. И почти никогда не отказывался от
предложений Пресветлого сразиться на расчерченной правильными
восьмиугольниками деревянной доске.
  Талигхилл знал, что происходило это не потому, что он - Пресветлый. В
чем-нибудь другом Тиелиг, пожелай он того, отказал бы принцу, и сделал бы
это абсолютно без страха за собственную жизнь. Он был жрецом, а это многое
дозволяло. В том числе - отказывать наследнику.
  
  Но он играл. Садился в кресло, или на коврик, или на подушку, откладывал
в сторону высокий деревянный посох и начинал двигать по доске фигурки - но
при этом лицо Тиелига застывало, словно маска. И только внимательно
приглядевшись, можно было заметить в прорезях-глазах огоньки неодобрения.
Может быть, даже ненависти.
  
  Впрочем, принц старался не присматриваться.
  
  Минула неделя, плавно перетекла в другую - такую же жаркую и суетливую,
наполненную многочисленными делами, делищами и делишками государственной
важности. А еще оставались обязательные тренировки с оружием, после которых
впору было лезть в бассейн с благовониями и долго отмокать - так бренное
тело пропитывалось потом за эти несколько часов. А еще - церемонии и охота.
  А еще - махтас, хотя для него-то оставалось все меньше времени. А еще -
черные лепестки, не желавшие покидать сны принца.
  
  Жизнь продолжалась.
  
  В один из таких душных дней, когда все просители были одарены, бумаги
подписаны, а улыбки розданы; когда наставник довольно кивнул и сообщил, что
на сегодня тренировок достаточно; когда выдалось несколько свободных от
людей часов, Талигхилл велел вынести доску с фигурками в сад и установить
там в тени каких-нибудь подходящих для этого деревьев. Дворцовый сад,
конечно, не чета приусадебному парку - поменьше и поправильнее, но здесь
все же лучше, чем во дворце. Да и отыскать здесь принца, наверное, будет
посложнее.
  
  Тиелига не нашлось - кажется, сегодня проводились очередные служения в
честь Ув-Дайгрэйса - так что играть пришлось в гордом одиночестве.
Разумеется, сражаться с живым противником в сотни раз интереснее, но иногда
не мешает и вот так - сам с собой. И пускай победит сильнейший!
  
  Он сидел в саду, в легком соломенном кресле, и раздумывал над очередным
ходом, когда прямо на игровое поле рухнул белый голубь. То есть, это
когда-то птица была белой, теперь же она истекала кровью. Голубь рухнул в
самый центр сражения, разбрасывая хрупкие фигурки крылом и вздрагивая всем
телом. Сверху на птицу упала легкая тень, принц поднял взгляд и увидел
сокола.
  Тот, напуганный присутствием человека, не стал преследовать добычу
дальше, он сделал над головой Талигхилла круг, пронзительно вскрикнул и
улетел в тень деревьев. Там сокол отыскал подходящую ветвь и уселся,
внимательно наблюдая за происходящим.
  
  Принц снова посмотрел на игральную доску. Голубь продолжал биться на ней,
расшвыривая воителей и башенки в разные стороны.
  Видимо, когда падал, он сломал себе крыло, и теперь никак не мог понять,
почему же ему так больно. Талигхилл осторожно протянул руки и взял в ладони
маленькое липкое тельце. Голубь еще несколько раз ударил крыльями и затих.
Тогда принц приподнял его и внимательно осмотрел. На лапке птицы он нашел
то, что искал - миниатюрную бамбуковую трубочку, залитую с обеих сторон
воском. Он отвязал трубочку от лапки голубя, а птицу уложил обратно на
доску. Сокол потоптался на месте, наклонил голову сначала так, потом этак,
присматриваясь к человеку. Спасшаяся добыча безжизненно лежала на доске,
вывернув левое крыло.
  
  Сцарапать воск и выбить на ладонь плотно свернутую трубочку было делом
одной минуты. Потом принц развернул послание, прочитал, перечитал еще раз,
дернул шеей, словно на нее села докучливая муха - затем медленно отложил
записку в сторону.
  
   Этого не может быть... Отец мертв? То есть... Руалнир - мертв? Война?
Войско хуминов уже движется к границе? Бред какой-то!
  
  Талигхилл встал с кресла и направился к дворцу расшатанной походкой
дряхлого старика.
  
  Голубь почувствовал, что теперь его уже ничто не спасет, снова забился на
доске, сполз почти к самому ее краю, когда сокол решил наконец, что
опасности нет, и слетел со своего наблюдательного поста. Он рухнул на
добычу, ударил клювом, потом еще раз, и еще - для верности, после тяжело
взлетел с безжизненным телом в когтях и отправился подальше в сад, чтобы
беспрепятственно пообедать.
  
  Подбежал встревоженный Джергил.
  
  - Что с вами, господин? На вас кровь.
  
  - Не моя, Джергил. Еще не моя.
  
  Телохранитель пронзительно свистнул, в галлерее появилось несколько
охранников, и все они помчались в сад, выяснять, что же произошло.
  Талигхилл стоял, схватившись за плечо Джергила и не замечая, что тот едва
сдерживается от вскрика.
  Телохранителю было больно. Принцу было больнее во сто крат.
  
  /смещение, от которого во рту остается горький привкус. У горла - колючий
ком/

  Храмовый район Гардгэна, как и столичный рынок, жил своей жизнью,
обособленной, но не изолированной. В нем размещались все храмы и строения,
связанные с той или иной религией.
  Кроме, разумеется, запрещенных культов Фаал-Загура и его жены.
Приверженцы этих культов до сих пор считали, что Бог Боли и Богиня Отчаянья
живы, хотя на самом-то деле, конечно... Ну, положим, как было на самом
деле, знали одни Боги, но уж они-то точно правды не скажут. Боги вообще
крайне молчаливы. Для того и существуют жрецы - чтобы говорить вместо
Богов. А в случае чего... - там уж между собой как-нибудь разберутся.
  
  Вэтнэкл редко бывал в этом районе. Ув-Дайгрэйс, которому он поклонялся,
  не требовал
от своих приверженцев ни частых посещений храма, ни обильных
жертвоприношений. Раньше было совсем по-другому. Но времена меняются, и
Боги достаточно мудры, чтобы не требовать от людей невозможного.
  
  Молодой воин ступил на мощеную черным булыжником улицу Церемоний. На
этой, самой широкой и длинной улице храмового района, сейчас почти не было
прохожих. Где-то вдалеке брели два монаха Оаль-Зиира - тощие фигуры в белых
халатах, постукивающие хэшагами - традиционными для служителей этого культа
посохами. У облупленной стены храма Гээр-Дила, Бога Удачи, сидел низенький
обрюзгший человечек и торговал амулетами. Заприметив Вэтнэкла, он набрал в
грудь побольше воздуха и крикнул:
  
  - Молодой человек! А, молодой человек! Мне кажется, вам сейчас не
  помешает немного
удачи. Могу кое-что предложить.
  
  Вэтнэкл отмахнулся от продавца и поспешил дальше. Удача, конечно, ему
сейчас не помешала бы. Но вряд ли у торговца найдется что-нибудь
по-настоящему эффективное - особенно, если учесть масштаб того, что
надвигается...
  
  Молодой воин помотал головой: думать об этом сейчас не стоило. Он и не
знает-то всей правды. Вот только брошенные мимоходом фразы, которые
довелось услышать Вэтнэклу... их было достаточно. Пре-достаточно.
  
  Храм Ув-Дайгрэйса стоял по левую руку, среди наиболее богатых и
почитаемых храмов.
  Впрочем, даже он выглядел не так ослепительно, как когда-то... Широкие
фиолетовые ступени вели к портику перед входом, обрамленному с трех сторон
витыми колоннами. Распахнутые створки ворот приглашали: Входи, прохожий!
  
  Вэтнэкл взбежал по ступеням, остановился на мгновение перед раскрытыми
створками, вызывая в душе необходимое почтительное состояние - потом ступил
в храм.
  
  Внутри оказалось не так жарко, как на улицах; в изящных подставках
дымились ароматные палочки. Когда Вэтнэкл входил, в помещении не было ни
души, но через мгновение рядом с ним уже стоял мускулистый парень в
традиционном одеянии младшего жреца Ув-Дайгрэйса.
  
  - Бог Войны приветствует вас, господин, - пророкотал жрец. - Что...
  
  - Мне нужно видеть Тиелига, - оборвал его Вэтнэкл. - Сообщение от
Пресветлого Талигхилла. Срочное.
  
  - Ступай за мной, - велел жрец.
  
  Он направился к алтарю - высокому, со скульптурным изображением
Ув-Дайгрэйса, - приоткрыл маленькую дверцу, скрывавшуюся в стене, и жестом
пригласил Вэтнэкла входить.
  
  Молодой воин колебался всего мгновение. Нагнувшись, он шагнул сквозь
дверной проем и оказался в узком коридоре. Коридор выгибался натянутым
луком, а концы его скрывались за поворотами. Сзади кашлянул жрец, Вэтнэкл
смущенно отошел от двери, и тогда в коридор пробрался его провожатый. Он
запер за собой дверцу и, не задерживаясь, направился в левый отрезок
коридора. Вэтнэкл последовал за жрецом.
  
  Они шли недолго, и за все это время повстречали всего одного человека.
Жрец удивленно посмотрел на Вэтнэкла и его проводника, но смолчав,
отправился дальше по своим жреческим делам. А проводник уже стучался в
невысокую деревянную дверь.
  
  - Не заперто.
  
  - К вам посланник, господин, - сообщил проводник. - От Пресветлого
Талигхилла.
  
  - Пускай войдет.
  
  Вэтнэкл вошел.
  
  Келья, в которой он очутился, была не слишком просторной, но достаточной
для жизни одного человека. Этот самый человек сидел сейчас у стола и
прихлебывал из пиалы душистый чай.
  Тиелиг внимательно посмотрел на молодого воина и кивнул:
  
  - Приду. Вот только чай допью.
  
  Скороход - уже усатый, но еще юнец - покачал головой:
  
  - Срочно, господин! Пресветлый Талигхилл велел...
  
  Жрец оборвал его небрежным жестом левой руки. Пиала в правой даже не
покачнулась.
  
  - Ты слышал мой ответ. Ступай.
  
  Младший жрец мягко подтолкнул посланца к выходу, поклонился Тиелигу и
закрыл за собой дверь, оставляя верховного наедине с собственными мыслями и
недопитым чаем.
  
  
  И как только таких молодых пускают с подобными поручениями?
  
  
  Тиелиг отогнал прочь вздорную мысль, оказавшуюся здесь совершенно
некстати.
  
  
  Началось.
  
  
  Эта мысль тоже была некстати - здесь и сейчас. Но зато - весьма
актуальная.
  
  Он допил чай, отставил пиалу и стал собираться. В общем-то, особенно
собирать было нечего: посох, нараг с ножами, несколько мешочков с чаем,
бальзамы всякие, то да с„. Мудрый живет долго, наживает мало. Потому,
кстати, и живет долго.
  
  Тиелиг вышел из кельи и прикрыл за собой дверь - не плотно, так, чтобы не
нанесло через порог мусор. Воровать в храме некому. Тем более у верховного
жреца. Да и уходит он не навсегда. Просто дела, скорее всего, потребуют его
присутствия во дворце - в течении нескольких дней. Руалнир ведь просил
приглядывать за сыном.
  А если судить по лицу скорохода, приглядывать за Талигхиллом придется. И
очень внимательно.
  
  
  
                                  ДЕНЬ ПЯТЫЙ
  
  - А что же дальше? - требовательно спросил кто-то, и я с минутным
запозданием узнал дрожащий голос Карны.
  
  - Госпожа, - немного укоризненно проговорил Мугид. - Вам ли, историку,
этого не знать?
  
  - Но в летописях нету упоминания о верховном жреце Ув-Дайгрэйса, Тиелиге,
- возразила девушка. - И о многом другом тоже.
  
  - Да, разумеется, вы правы, - согласился старик. - И обо всем том в
узнаете в свой срок.
  Просто я хотел, чтобы мы все пообедали перед тем, как продолжим.
  
  - Сегодня? - уточнила Карна.
  
  - Сегодня, - заверил ее повествователь.
  
  Девушка, кажется, немного успокоилась. Все стали нехотя подниматься из
  кресел и
выходить наружу. Меня - кажется, это уже стало дурной привычкой! - ухватил
за рукав Данкэн и вынудил приотстать.
  
  - Пойдем-ка, прогуляемся, - предложил он мне. - Конечно, это лишит нас
обеда, а в сложившихся обстоятельствах сие не очень хорошо, но зато я
покажу вам кое-что, достойное внимания.
  
  - Надеюсь