заинтересовал махтас, - проговорил он резким скрипучим
голосом, внимательно разглядывая Талигхилла. Похоже, торговец проверял на
глаз, хватит ли незнакомцу денег, чтобы купить игру, или же не стоит даже
тратить время. Хотя, вряд ли, - Коктар редко ошибался.
  
  Принц кивнул старику, что да, мол, заинтересовал, но не так, чтобы
  слишком. Он был знаком с обычаями рынка: стоит тебе хоть на мгновение
  показать, что
хочешь чего-то, как это что-то поднимется в цене просто неимоверно. И
   скорее из принципа, чем от
жадности, Талигхилл не собирался переплачивать лишние деньги.
  
  - Пойдемте, пойдемте, - проскрипел старик. - Я все расскажу и покажу.
  
  Он приподнял канат так, чтобы клиент мог пройти через ограждение и
выжидающе посмотрел на Пресветлого. Принц склонил голову и перешел на ту
сторону, за ним последовали телохранители с Коктаром. Толпа недовольно
зашумела, когда охранники по приказу старика стали выпроваживать всех из
шатра, помогая самым нерасторопным толчками в спину.
  
  Старик снова уселся в свое кресло и предложил принцу немного подождать:
  сейчас
   парни закончат и принесут точно такое же кресло ему. Талигхилл опешил от
такой неучтивости, хотел было послать все к демонам и отправиться обратно в
усадьбу, но потом передумал. Потому что присмотрелся наконец к фигуркам,
что стояли на доске, и понял: перед ним миниатюрные изображения крепостей.
  А еще - воинов и боевых зверей, колесниц и деревьев. Он не знал, чему
удивляться прежде: тому ли, что все это разительно похоже на живых существ,
или тому, что каждая фигурка размером с сустав его пальца. О том, чтобы
рассердиться и уйти, он уже и не думал.
  
  Стражники тем временем выгнали зрителей, опустили полог шатра и принесли
Талигхиллу кресло. Тот рассеянно рухнул в него, не отрывая взора от доски и
всматриваясь в детали: каждая фигурка отличалась от прочих и несла в себе
столько же индивидуальности, сколько и живой человек. Я знаю, что так
пялиться на товар нельзя, но... А вон тот, вон тот, с надменным лицом и
плюмажем из пышных перьев - хорош, до чего же хорош! Вот только... как в
это играть?
  
  Старик с довольным видом сидел напротив, медленно потирая руки, словно у
него внезапно заломило кости. Он дал покупателю (кажется, уже не
потенциальному, а самому что ни на есть настоящему) как следует рассмотреть
фигурки, а потом чуть слышно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
  
  - Если позволите, я расскажу вам о правилах игры в махтас, - он пытливо
посмотрел на принца, словно подсчитывал, сколько с того запросить.
  
  - Расскажи, - позволил Пресветлый.
  
  - Вот это - игральное поле, - старик указал на расчерченную
восьмиугольниками доску. - Как видите, оно поделено на секторы, а каждый
сектор - на отдельные клеточки. На каждой такой клеточке может уместиться
не больше одной боевой единицы. - Талигхилл вопросительно взглянул на
торговца, и тот пояснил. - Боевыми единицами называются эти фигурки. Так
вот, - продолжал он, - на каждой клеточке может стоять лишь одна фигурка.
  Разумеется, существуют исключения... - старик встал с кресла и,
извинившись, ушел куда-то, бормоча себе под нос.
  
  - Что с ним? - спросил принц у Коктара.
  
  Тот пожал плечами:
  
  - Не знаю, господин. Раф-аль-Мон всегда такой... Немножко странноват.
  
  Вернулся старик с толстенным свитком, который еле умещался в трубчатом
футляре из мягкой кожи. Раф-аль-Мон выковырял оттуда свиток и развернул,
нимало не смущаясь тем, что все присутствующие внимательно за ним
наблюдают.
  
  - Вот! - заявил торговец, указывая пальцем на какую-то едва различимую
строку. На одной клеточке может стоять более одной фигуры в том случае: А -
если происходит сражение по правилу сто семнадцатому (см. выше), Б - если
командиры обмениваются войсками или же...
  
  - Минуточку, - прервал его Талигхилл. - Мне хотелось бы услышать более
общие правила. Об исключениях мы поговорим потом - когда... если я пожелаю
купить эту игру.
  
  - Разумеется, господин, - Раф-аль-Мон поднял кверху обе руки, из-за чего
пергамент стал потихоньку сползать с его худощавых колен. - Разумеется,
вс„, как вы пожелаете. - Старик ловко подхватил пергамент и переложил его
на игровое поле.
  
  - Итак, на чем же мы остановились? - он погладил седую бороду и
  продолжал. - Да, на боевых единицах. Как видите, они разные. Как и в
  жизни, в махтасе
имеются и простые солдаты, и военачальники, крепости, боевые звери и многое
другое. Согласно правилам, боевые единицы взаимодействуют друг с другом,
стремясь к одному: уничтожить противника и занять все крепости. В махтас
можно играть как с одним или несколькими живыми людьми, так и самому с
собой. Конечно же, интереснее сражаться с кем-то, но иногда полезно
оттачивать мастерство именно в поединках с самим собой. Если станете
покупать, я обещаю сыграть с вами несколько раз, дабы вживую объяснить
правила и помочь сориентироваться, что к чему.
  
  - И сколько же стоит эта игра? - бесстрастно произнес принц. Он
догадывался, что сумма, которую назовет Раф-аль-Мон, ему не понравится, а
еще меньше она понравится дворцовым казначеям; но также он догадывался о
том, что купит махтас, сколько бы тот не стоил. Кажется, только что
Талигхилл отыскал то единственное лекарство, которое было способно излечить
его от невыносимой скуки.
  
  Раф-аль-Мон назвал цену. Принц сокрушенно покачал головой и начал
торговаться. Впрочем, даже после долгих и упорных переговоров сумма все
равно осталась немыслимой, лишь чуть-чуть приблизившись к приемлемой. Тем
не менее, Талигхилл сказал, что покупает махтас. Раф-аль-Мон наклонился,
скрывая появившуюся на устах ухмылку, и спросил, когда принц пожелает,
чтобы игру доставили во дворец.
  
  Не во дворец, а в усадьбу, поправил Талигхилл, и не доставили, а доставил
- лично Раф-аль-Мон; заодно и играть поучит, и расписку на выплату денег
получит. Торговец как-то незаметно проглотил ухмылку и спросил, когда же
являться.
  
  - А зачем тянуть? - сказал Пресветлый. - Завтра утром и являйся.
  
  Торговец заверил, что да, непременно; принц принял заверения и встал с
кресла - пора было возвращаться в усадьбу. Он с жалостью поглядел на доску
с фигурками, кивнул телохранителям и пошел к выходу из шатра.
   Парни Раф-аль-Мона услужливо распахнули клапан и проводили покупателя
почтительными взорами. Не глядя на них, принц покинул шатер и забрался в
паланкин. Коктару он только молвил: К выходу , - и весь оставшийся путь
провел в молчании, опустив занавеску и невидящим взглядом скользя по
подушкам в такт покачиваниям.
  
  У границы рынка с остальными районами города проводник остановился и
выжидающе посмотрел на паланкин. Принц поначалу даже не понял, почему
возникла задержка, выглянул из-за занавески, поморщился и велел Джергилу
расплатиться. Коктар благодарно кивнул - совсем не так подобострастно, как
раньше, - и исчез в людской толпе.
  
  - Куда теперь, господин? - поинтересовался телохранитель.
  
  - В усадьбу.
  
  Носильщики пустились в обратный путь, а он покачивался на подушках и
думал об игре. Возможно, махтас поможет разогнать скуку, пока не вернется
отец. А потом - на север, как можно дальше в горы, забраться в какой-нибудь
охотничий домик, просыпаться с рассветом, скакать по склонам и стрелять в
горных козлов; выслеживать барсов, купаться в студеных ручьях - все, что
угодно, только бы подальше от этой сводящей с ума жары.
  
  /И снов/

  Да, и снов. Хотя, от них-то не скрыться даже в горах.
  
  Разумеется, покачивания привели к тому, что Талигхилл снова заснул. А
иначе и быть не могло. Не ломать же себе голову над тем, что значили те
черные лепестки на туфлях...
  
  Скорбь. Великая скорбь и великие заботы. Лепестки липнут к подошвам, и их
не стряхнуть. Разумеется, подошвы. Это же сон. Это же просто сон! Но скорбь
здесь все равно чувствуется, как наяву. Она переполняет душу, и Талигхилла
трясет от нахлынувших чувств. Трясет. Проклятые лепестки!
  
  - Вставайте, Пресветлый. Мы уже вернулись, - это, разумеется, Джергил.
  Странно все-таки, как может наш разум преобразовывать внешние
  раздражители
в сновидческие образы.
  
  Талигхилл потер висок, удивляясь этой чужой мысли, потом посмотрел поверх
плеча телохранителя и увидел сереющее небо. Приближался вечер. В саду уже
раздавались одиночные трели цикад; очень скоро они сольются в общий
стрекот, приветствуя бледный лик луны. Если ты не хочешь поднимать Домаба с
постели, чтобы извиниться перед ним, - стоит поспешить.
  
  Вынув из специального отделения сверток, принц зашагал к дому. Позади
слуги похрустывали разноцветными камешками дорожки, унося паланкин. Храррип
и Джергил, наверное, отправились на кухню промочить горло. Талигхилл
понимал их и сам с удовольствием занялся бы тем же, но прежде всего
следовало покончить с досадным недоразумением, случившимся сегодня утром.
  
  Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за
металлическое кольцо, открывая массивную створку двери.
  
  Талигхилл вошел в зал с высоким потолком, и многочисленными украшениями
на стенах: трофейными шкурами и головами убитых на охоте диких зверей,
оружием, гобеленами, скульптурами и многим другим. Здесь горели свечи, а в
дальнем углу трещали в камине дрова - как будто и так вокруг не было
невыносимо жарко! Широкая, покрытая богатым ковром лестница вела на второй
этаж - в комнаты, которые занимал принц. Там же, наверху, иногда
останавливался отец или подобные ему высокопоставленные особы, когда
наведывались в усадьбу. Была там и комната покойной матери - в ней
единственной всегда жила пустота и ничего не менялось с того трагичного
дня, когда Пресветлая умерла; только слуги ежедневно чистили ковры и
сметали пыль с мебели. А на первом этаже размещались кабинеты отца и самого
Талигхилла, хозяйственные помещения, комнаты слуг и, разумеется, столовая,
гостиная и музей. Сейчас Пресветлый стоял в гостиной и прикидывал, где
имеет смысл искать Домаба. Статуэтка, завернутая в шершавую бумагу,
оттягивала руку к полу, и принц положил ее на ближайший столик.
  
  В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький лысеющий
мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но не богатом халате с вышитыми
по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к потрескивающему
камину и устало опустился в кресло перед огнем, вытянув в сторону пламени
ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая и
подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же стоял
на прежнем месте и все никак не решался заговорить.
  
  Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в
кресле, нарочито громко ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на
это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до
полной беззвучности.
  
  - Домаб... - Талигхилл надеялся, что в его голосе не отражалась та
нерешительность, что была сейчас в сердце.
  
  Мужчина в халате с вепрями взглянул через плечо и тихо вздохнул, так как
резкое движение причинило ему боль.
  
  - Это ты, Талигхилл? Храррип говорил мне, что вы ходили на рынок. Каково
там, в столице? Так же прохладно, как здесь?
  
  Принц удивленно развел руками:
  
  - Домаб, там так же жарко, как здесь.
  
  - Разумеется, - кивнул управитель, соглашаясь. - Разумеется, вам,
молодым, жарко. А я вот, видишь, даже позволил себе маленькое самоволие и
растопил камин - мерзну.
  
  - Домаб... - Талигхиллу очень захотелось дернуть себя за ус или
потеребить бахромчатый конец пояса, - но сдержался. - Сегодня утром я был
резок с тобой - и совершенно не имел на то оснований. Когда умерла мать, ты
заменил мне и ее, и отца, воспитывая меня и помогая мне. Демон! - я не умею
говорить красиво, я просто хочу сказать, что не должен был срываться
сегодня утром!
  
  Принц вздохнул:
  
  - Ну вот, я снова сорвался. Это все проклятая жара. Знаешь, ведь я даже
не помню, по какому поводу, собственно, накричал на тебя.
  
  - Садись, - Домаб указал на кресло рядом с собой. - Я напомню тебе.
  
  - Я не думаю, что...
  
  - Мы говорили о снах, Талигхилл, - управитель посмотрел прямо в лицо
этому тридцатилетнему мужчине, которому рано или поздно предстояло стать
правителем страны. Другие трепетали перед взглядом Пресветлого, но Домаб
уже привык к этим излишне бесстрастным, словно неживым глазам. И он привык
говорить принцу ту правду, которой тот не хотел слышать. - Речь шла о снах.
  Твоих вещих снах. Я спросил, не приснилось ли тебе сегодня ночью
что-нибудь подобное - слишком уж мрачным было твое лицо. А ты стал
утверждать, что тебе никогда ничего подобного не снится. Ты взрослый
мужчина, Талигхилл.
  Пора посмотреть правде в глаза: Пресветлые - не просто династия
  правителей. Каждый из... вас обладает теми или иными Божественными
  способностями,
дарованными свыше.
  
  - Домаб, подожди, - принц поднял руку, словно желая оградиться от этих
слов. - Я знаю про способности. Это что-то связанное с наследственностью,
но, демон! не нужно говорить о богах.
  
  Управитель тяжело вздохнул и покачал головой:
  
  - Ты столь же упрям, как и раньше. Боюсь, даже мне тебя не переубедить.
  Жаль. Жаль, потому что лучше бы переубедил я, чем жизнь. А уж она-то рано
или поздно примется за тебя.
  
  - С жизнью я как-нибудь разберусь, - натянуто улыбнулся Талигхилл.
  
  - Дай-то Боги, - снова покачал головой Домаб. - А что это у тебя в руке?
  
  - Это? - переспросил принц. - Подарок. Я решил, что одних извинений будет
недостаточно, и выбрал вот это.
  
  Он стал разворачивать сверток. Домаб наблюдал, и по мере того, как
статуэтка освобождалась от объятий бумаги, на губах его все явственнее
проступала легкая ироничная улыбка.
  
  - Как ты думаешь, кто это? - спросил управитель.
  
  - Мудрец, наверное, - Талигхилл повертел в руках свой подарок. - А что?
  
  - Да нет, ничего особенного, - улыбнулся Домаб. - Просто это изваяние
Бога Мудрости, Оаль-Зиира. Удивительное совпадение, не правда ли?
  
  Принц не нашел, что ответить.
  
  /Так вот почему она казалась знакомой/

  - Кстати, - заметил он, - чуть было не забыл. Сегодня на рынке мне
удалось купить удивительную игру, которая называется махтас. Представь... -
и он стал пересказывать все, что произошло с ним сегодня в городе.
  
  - Интересно будет взглянуть, - согласился Домаб.
  
  - Ну что же, - сказал он, поднимаясь, - большое спасибо за подарок; и за
слова добрые - тоже спасибо. Пойду, поставлю его куда-нибудь, где он будет
чувствовать себя хорошо, - управитель улыбнулся, но улыбка тотчас покинула
его лицо. - Но мне все-таки кажется, что сегодня у тебя был вещий сон. Не
знаю... - он постоял, опустив взор книзу и рассеянно двигая губами. - Не
знаю, почему, но мне хочется предостеречь тебя от чего-то - одни Боги
ведают, от чего. Наверное, обитая бок о бок с вами, Пресветлыми, поневоле
получаешь частицу вашего Божественного дара. И холод этот опять же...
  Пойду, - вымолвил он наконец. - Но если захочешь поговорить со мной -
буди посреди ночи, - буди, когда пожелаешь.
  
  - Хорошо, Домаб, - кивнул ему вслед Талигхилл. - Обязательно.
  
  Управитель ушел, унося с собой фигурку Оаль-Зиира, а принц отодвинулся от
огня и задумчиво посмотрел на листы оберточной бумаги, разбросанные по
полу. Я уже взрослый человек, а этот мужчина заставляет меня почувствовать
себя несмышленым мальчишкой. Пожалуй, стоит пересмотреть свое отношение к
нему.
  
  Он думал так уже много раз, но все оставалось по-прежнему. И останется,
наверное, еще на очень долгий срок.
  
  Принц поднялся с кресла - он только сейчас почувствовал, что очень
  голоден. Если задуматься, он даже еще не обедал!
  
  Талигхилл вызвал слуг и велел накрывать на стол, а сам вышел на веранду
и, облокотясь на ограждение, слушал нарастающий стрекот цикад. В парке
похолодало, пускай и не сильно. Принц поплотнее запахнул халат и с досадой
подумал, что все равно станет ворочаться ночью с боку на бок, изнывая от
духоты. Подумал было о наложнице, но тут же поморщился: слишком жарко, да и
сонный он сегодня какой-то - не стоит. На самом-то деле ты боишься, что она
услышит твое бормотание и перескажет Домабу. Что ты станешь шептать во сне
на сей раз? Вероятно, что-нибудь о черных лепестках, прилипших к твоим
туфлям.
  
  - Все готово, господин, - сообщили за его спиной. - Извольте ужинать.
  
  - Изволю, - кивнул Талигхилл. - Уже иду.
  
  Принц с аппетитом принялся за еду и был искренне рад, что та хоть
ненадолго отвлекла его от тягостных мыслей. Но рано или поздно все
заканчивается, и Пресветлый направился в спальню, уже заранее предчувствуя
то, что ожидало его в снах.
  
  Фигурка Оаль-Зиира стояла на небольшом мраморном постаменте перед той
лестницей, что вела на второй этаж, в покои Талигхилла. Принц не
сомневался, что местоположение для статуэтки выбрано Домабом намеренно. И
ведь не потребуешь, чтобы переставил - обидится.
  
  Принц миновал уже половину лестницы, когда что-то под ногами приковало
его взгляд. Он посмотрел вниз, на свои туфли - к правой прилип черный
овальный листок. Наверное, прицепился, когда Талигхилл стоял на веранде.
Принц вздрогнул и наклонился, чтобы содрать его и швырнуть подальше.
Некоторое время Пресветлый наблюдал, как листок, медленно кружась, падал на
ковер гостиной; потом продолжил свое восхождение.
  
  Он вошел в спальню и сел на кровать, уставясь прямо перед собой невидящим
взором. Потом лег на покрывала и погасил светильники. И уснул.
  
  В снах его, разумеется, поджидали черные лепестки.
  
  
  
                                ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

  Тишина вокруг меня буквально взорвалась разноголосым гамом - все спешили
поделиться впечатлениями от первого повествования. Я, между прочим, тоже.
  
  - Боги, как жарко! У вас нету чего-нибудь попить?
  
  - Эти лепестки. И голоса. Они же говорили на древнеашэдгунском! Я же не
знаю древнеашэдгунского, разве только чуть-чуть, в пределах школьной
программы! Но я понимал все, что говорил Талигхилл!
  
  - Согласитесь, господа, это... впечатляет! Но как же здесь жарко! Нет ли
у кого-нибудь с собой воды?
  
  Сидевший справа от меня журналист расстегнул один из своих многочисленных
карманов и извлек оттуда флягу. Он надолго приложился к ней, потом
предложил Карне, глядя поверх меня, словно я вовсе не сидел здесь. Девушка
с благодарной улыбкой приняла флягу, а этот хлыщ тем временем покачал
головой:
  
  - Боги, ну и ну! Никогда не верил в подобное до конца. Тысячу раз слышал
рассказы внимавших, а не верил. Демоны! я чувствую, этот репортаж получится
на славу.
  
  Я саркастически хмыкнул и повернулся к девушке:
  
  - Ну, как вы после такого? С вами все в порядке?
  
  Она мило улыбнулась и передала мне флягу:
  
  - Спасибо. Вроде бы, все нормально. Хотя, конечно, берет за душу.
  
  Я сунул полупустую флягу журналисту (разумеется, не отпивши ни глотка) и
хотел было снова повернуться к Карне, но неожиданно этот писака цепко
схватил меня за руку:
  
  - Погодите, Нулкэр. Вас ведь зовут Нулкэр?.. Только не говорите мне, что
не чувствуете жажды. Пейте, с меня не убудет. Пейте, чудак-человек, и не
обижайтесь на меня за вчерашнее.
  
  Я сухо поблагодарил, но воды отхлебнул. И впрямь, жарища в комнате стояла
невыносимая. А может, просто так казалось после повествования. Как бы там
ни было, я отдал-таки проклятую флягу журналисту и снова повернулся к
Карне. Девушка утешала сидевшую рядом с ней полную женщину с большими
испуганными глазами и сильной одышкой; женщина постоянно хваталась за
сердце и мотала головой из стороны в сторону, отчего растрепавшиеся
кудряшки крашеных волос хлестали ее по лицу. Остальные внимавшие тоже
находились под впечатлением от повествования и не умолкали ни на секунду.
  
  Мугид дал нам выговориться всласть, потом встал со своего каменного трона
и попросил тишины. Тишину ему