ивать на булыжнике мостовой. Выругавшись вполголоса и
потирая ушибленное плечо, старик уселся поудобнее и выглянул в окошко.
  
  Экипаж подъехал к высокой каменной стене, опоясывающей холм, на котором
был построен дворец Пресветлых. Широкая мощеная дорога проскальзывала под
щель внизу массивных двустворчатых ворот. Над ними, на стене, возвышались
караульных будки, так искусно оформленные снаружи, что несведущему человеку
казались лишь украшениями стены. Но Раф-аль-Мон знал, что за узорами и
лепными украшениями скрываются лучники, готовые в случае необходимости
поразить цель размером с ноготь мизинца. Сейчас эти лучники, вне сомнения,
наблюдали за екипажем.
  
  Джулах соскочил со скамеечки позади кареты и подошел к воротам.
  
  - Многоуважаемый Раф-аль-Мон просит аудиенции у Харлина, дворцового
казначея.
  
  Ничто не свидетельствовало о том, что слова Джулаха были услышаны, но
ворота начали открываться. Карета въехала во двор и остановилась перед
двумя стражниками, взявшими лошадей под уздцы. Возница отложил кнут и
покорно спустился вниз, как и остальные слуги - кто слезал, как Джулах, со
скамеечки позади кареты, кто спешивался и придерживал фыркающих коней.
  
  Джулах с поклоном открыл дверцу, и Раф-аль-Мон ступил на камни
внутреннего дворика, щурясь от послеполуденного солнца, бившего в глаза
особенно ярко.
  Он осмотрелся и кивнул стражнику, который, видимо, был за главного.
  
  - Мне нужно увидеться с господином Харлином, - произнес торговец голосом,
не допускавшим каких-либо возражений.
  
  - О вас доложат, господин, - невозмутимо ответил стражник, передавая
поводья подоспевшему конюшему. - Прикажете выпрячь коней?
  
  - Нет, - угрожающее проскрипел Раф-аль-Мон. - Прикажу провести меня к
господину дворцовому казначею. У меня нету времени - я слишком тороплюсь,
чтобы...
  
  - И тем не менее вам придется подождать, - оборвал его стражник. - Не я
писал эти правила, господин. И они одинаковы для всех.
  
  Торговец недовольно покачал головой и вернулся в карету, проклиная все на
свете. Он не любил задержек, подобных этой.
  
  После ожидания, показавшегося старику невыносимо и неоправданно долгим,
явился слуга, - он передал соизволение господина дворцового казначея на то,
чтобы допустить к нему гостя. Раф-аль-Мон снова выбрался из кареты и пошел
во дворец, сопровождаемый двумя стражниками. Во дворике к тому моменту их
набралось предостаточно, чтобы сдержать атаку много большего количества
людей, чем было слуг у торговца. И все же он не мог не отдать должное
профессиональному уровню охраны дворца.
  
  Это, впрочем, не уменьшило его раздражения. Раф-аль-Мон вышагивал по
разноцветным плиткам пола, словно охваченный похотью журавль, высоко
вздымая длинные ноги и покачиваясь всем телом. Старик знал, что со стороны
это выглядит не лучшим образом, но ничего не мог с собой поделать. Он
нервничал... потому что он нервничал.
  
  Харлин сидел в большой комнате, заполненной столами и людьми; люди
постоянно что-то говорили, перелистывали или писали. Над их головами,
словно невидимое облако, сконцентрировалось ровное гудение осиного гнезда.
  И Раф-аль-Мон сейчас сунул туда свою руку.
  
  Дворцовый казначей был невысоким пожилым человеком с намечавшейся лысиной
и прочерками седины - отметинами, которые оставил на нем возраст. Одевался
Харлин был неброско, но удобно: одеяние не стесняло движений, хотя и не
спасало от жары, которая царила в эти дни повсюду. Пот, выступавший время
от времени на испещренном морщинами лбу, дворцовый казначей вытирал
шелковым платком без привычных узоров и надписей.
  
  На вошедшего торговца сперва никто не обратил внимание, и лишь когда один
из сопровождавших его стражников подошел к Харлину и что-то прошептал на
ухо, дворцовый казначей оторвался от бумаг и направился к визитеру. При
этом с лица его ни на миг не сходила усталая озабоченность. На Раф-аль-Мона
Харлину явно было наплевать, и только необходимость (а скорее всего -
отсутствие весомых причин для отказа) вынуждали его принять торговца.
  
  - Приветствую вас, - холодно бросил казначей, вперив свой тяжелый взгляд
в старика. - Мне сказали, вы желаете говорить со мной.
  
  Раф-аль-Мон неопределенно кивнул и протянул Харлину расписку принца:
  Подателю сего... Говорить мне с тобой не очень-то и надо...
  
  Дворцовый казначей пробежал глазами по листку, потом поднял свой взгляд и
внимательно изучил лицо Раф-аль-Мона. А после этого снова уткнулся в
расписку, но читал на сей раз уже не спеша, приглядываясь к каждой
закорючке, к каждой вмятине. Торговец буквально слышал, как поскрипывают,
ворочаясь, мозги под этим лысеющим черепом, выискивая лазейку - как бы
выкрутиться и не выплачивать всю сумму.
  
  - Ну что же, - кашлянул в конце концов Харлин, опуская руку с распиской,
но не торопясь возвращать листок Раф-аль-Мону, - ну что же... Когда вы
желаете получить означенную сумму?
  
  Старик улыбнулся - чуть-чуть, одними уголками губ:
  
  - Сегодня. Сейчас, если точнее.
  
  Дворцовый казначей снова кашлянул и потянулся за носовым платком.
Промокнув лысину, он недоверчиво покачал головой и поднял было руку, чтобы
еще раз перечитать расписку, но одернул себя.
  
  - Сегодня? Но у нас сейчас нет такой суммы наличностью, господин
Раф-аль-Мон.
  
  Старик снова улыбнулся - он знал, чего стоила казначею эта учтивость.
  
  - Ничего, господин Харлин, я готов принять означенную выше сумму
драгоценными камнями. Думаю, так будет удобнее всем нам.
  
  Казначей закашлялся и потянулся к платку, чтобы промокнуть выступивший
пот.
  
  - Как вам будет угодно, - ответил он наконец, преодолевая сильное желание
пинками выгнать старикашку вон. - Только вы, надеюсь, понимаете, что
получите на руки сумму, меньшую, чем та, что указана в расписке?
  
  Раф-аль-Мон вежливо изогнул левую бровь:
  
  - Почему же?
  
  - Налоги и все-такое, - неопределенно махнул рукой Харлин. - Но если вы
желаете опротестовать подобный подход, мы готовы принять ваш протест на
рассмотрение. Правда, это займет несколько дней, - (за которые казначей
сумеет встретиться с принцем и выяснить, за что этому старикашке выдана
такая расписка).
  
  - Нет, господин Харлин, - натянуто улыбнулся Раф-аль-Мон. - Я не желаю
опротестовать подобный подход. Я желаю получить означенную в расписке
сумму.
  
  - С вычетом налогов?
  
  - Да, с вычетом налогов.
  
  Пауза.
  
  - Прошу вас, следуйте за мной.
  
  Не выпуская из рук проклятой расписки, Харлин стремительно вышел из
комнаты. Торговец поспешил за ним, мысленно потирая руки:
   Удалось!
  
  Они, словно два правительственных скорохода, промчались по коридорам
дворца, вспугивая слуг и служанок, потом стали спускаться по витой лестнице
вниз, к сокровищнице Пресветлых. Раф-аль-Мон к этому времени уже задыхался
и проклинал резвость казначея; тот чувствовал себя не лучше. Сзади бряцали
оружием и доспехами стражники: но не отставали ни на шаг.
  
  Но вот дворцовый казначей остановился перед небольшой дверью, рядом с
которой застыли очередные бдящие воины. Ключиком, висевшим на шее, Харлин
отпер дверь, провернул несколько раз большое колесо, выпиравшее из стены
справа от входа, и лишь после этого нажал на створку, отодвигая ее в
сторону. Казначей, а за ним и торговец со стражниками вошли в сокровищницу.
  
  Она оказалась не такой уж большой, какими привыкли расписывать
сокровищницы досужие сплетники. И содержимое ее не было разбросано по всему
полу в изящном беспорядке. Скорее сокровищница напоминала кладовую
бережливой хозяйки - и одновременно закрома деревенской колдуньи. К стенам
ее было пристроено огромное количество широких полок с невысокой окантовкой
по краю, чтобы содержимое случайно не скатилось на пол. В качестве
содержимого здесь были представлены все мыслимые драгоценные камни мира, а
также золотые и серебряные слитки; предметы искусства, изготовленные из
благородных материалов; жемчужины и многое другое. Каждый предмет имел
бирочку, на которой указывалась его стоимость, время и источник поступления
и тому подобные важные сведения. Драгоценные камни и монеты лежали в
специальных пакетиках, тщательно взвешенные и оцененные; к пакетикам также
были пришиты бирочки.
  
  Раф-аль-Мон поневоле восхитился хозяйственным подходом дворцового
казначея к своим обязанностям. Что не мешало торговцу чувствовать к Харлину
одновременно и неприязнь. В особенности эта неприязнь усилилась, когда
старик получил требуемую сумму (уже с вычетом
   налогов и прочего ). Он недовольно скривился, расписался в получении
денег и поспешил прочь из сокровищницы, прижимая к груди несколько
мешочков.
  
  Стражники так же бесстрастно вышагивая позади. В результате Раф-аль-Мон
заблудился. Он раздраженно обернулся и велел одному из болванов провести
его к выходу.
  
  Шагая по лабиринту коридоров, торговец полностью погрузился в свои
размышления, поэтому изумленный возглас, разразившийся, подобно весеннему
грому, над самым ухом, заставил Раф-аль-Мона нервно вздрогнуть. Он чуть
было не выронил мешочки и сердито обернулся, намереваясь высказать наглецу
все, что думает по этому поводу.
  
  - Ты?! - гневно повторили у него над ухом.
  
  Рядом с торговцем стоял еще один старик, одетый в простой полотняный
халат серого цвета и подпоясанный нарагом. Голова незнакомца напоминала
череп, который обтянули загоревшей кожей; причем обтягивали тщательно и со
вкусом.
  Светло-голубые глаза старика смотрели на Раф-аль-Мона с нескрываемым
презрением, а правая рука поневоле легла на рукоять метательного ножа.
  
  - Ты?!
  
  Два возгласа прогремели почти одновременно.
  
  - Что ты делаешь здесь, презренный сын проклятых родителей? - свирепо
вопросил старик у торговца, но тот лишь осклабился в ответ.
  
  - Ступай, куда шел, и не путайся у меня под ногами. Тебя это не касается.
  
  - Возможно, - процедил загорелый. - Но если ты до сумерек, - (он
демонстративно взглянул в окно - там солнце уже опустилось так, что цепляло
одним краем за стену дворца), - если ты до сумерек не покинешь столицу,
боюсь, твое тело завтра утром найдут в какой-нибудь сточной канаве.
  
  - Жрецы Ув-Дайгрэйса замарают себя подобным деянием? - презрительно
скривился Раф-аль-Мон.
  
  - Для этого всегда найдется кто-нибудь попроще, - ответил загорелый. -
Правда, узнай он, кого придется обслуживать , пришлось бы платить больше -
за грязь на руках.
  
  - Согласен, - кивнул торговец. - Платить пришлось бы больше. Но не за
грязь, а за риск.
  
  - Пшел! - прорычал загорелый.
  
  Раф-аль-Мон хмыкнул и гордо зашагал дальше, сопровождаемый стражниками.
Те за все время беседы не проронили ни слова, только прятали довольные
улыбки в густых усах. Им тоже не нравился этот заносчивый старикашка, на их
глазах нанесший урон сокровищнице Пресветлых - так что они не спешили
вмешиваться.
  
  Загорелый постоял, провожая Раф-аль-Мона насупленным взором, потом
продолжил свой путь. Правда, теперь он немного изменил направление и шел к
сокровищнице, чтобы переговорить с Харлином.
  
  Дворцовый казначей как раз запирал двери хранилища. При этом он несколько
раз путался в количестве поворотов колеса, чего раньше с ним никогда не
случалось. Расписка, по которой он выдал сегодня драгоценные камни,
произвела на Харлина сильное впечатление, в особенности же то, что она была
настоящей. Он не мог представить себе, что кто-нибудь в состоянии подделать
подобный документ и явиться с намерением получить по нему деньги, но еще
меньше дворцовый казначей мог представить, что наследный принц способен
выдать такую расписку на самом деле. Боги, да что же такое этот Раф-аль-Мон
продал Пресветлому?! - ошарашенно думал Харлин, запирая дверь сокровищницы.
  
  Наконец он справился с замками, и обернувшись, увидел Тиелига -
верховного жреца Бога Войны. Жрец застыл на последней ступеньке лестницы
черно-серой фигурой и, сложа руки, наблюдал за действиями Харлина. Когда
его заметили, Тиелиг приветственно кивнул казначею и сделал шаг навстречу:
  
  - Добрый день, Харлин. Да будут Боги милостивы к вам и вашему дому.
  
  - Добрый день, Тиелиг, - сдержанно ответил тот. - К сожалению, ваше
пожелание немного запоздало.
  
  - Боюсь, что так, - согласился жрец. - По дороге сюда я встретил старика,
который волочил в своих дрожащих лапах несколько мешочков с бирками
сокровищницы. Но поскольку рядом с ним шагали стражники, я не стал
останавливать его. Надеюсь, я не ошибся?
  
  - Нет, - покачал головой Харлин. - Думаю, не ошиблись. Что привело вас ко
мне в этот предзакатный час?
  
  Тиелиг развел руками:
  
  - Тот вопрос, который я уже успел задать. Что же за услуги Ашэдгуну
оказал этот старик?
  
  - Не имею ни малейшего представления, - признался Харлин, промакивая
лысину скомканным платком. - Я получил расписку от принца и не имел ни
малейших оснований не выплачивать денег.
  
  - Да? - удивился Тиелиг. - Странно, мне всегда казалось, что такой
финансист, как вы, способен изобрести сотню-другую причин, если не найдет
ни одной настоящей. Времена меняются.
  
  - Скорее уж меняюсь я, - пробормотал с ноткой горечи казначей. -
  Проклятье! Хотел бы я знать...
  
  Он замолчал и растерянно уставился на загнутые носки своих туфель.
  
  - Думаю, завтра узнаете, - заметил Тиелиг. - Завтра Талигхилл приедет в
столицу.
  
  - С чего вы взяли?
  
  - Руалнир просил меня приглядывать за принцем и помочь в случае
  надобности. Он собирался говорить с ним лично, чтобы тот на время
  отсутствия правителя
находился в городе, но наследник не приехал. А почти сразу же после отбытия
Руалнира в усадьбу Пресветлых отправился Армахог с письмом к принцу. Думаю,
завтра Талигхилла следует ждать во дворце.
  
  - Вы просто поразительно осведомлены, - слабо улыбнулся Харлин. Последние
несколько часов вымотали его, в том числе и сумасшедший бег по коридорам.
  
  - Ничего поразительного, - пожал плечами Тиелиг. - В конце концов, я
верховный жрец Ув-Дайгрэйса.
  
  Он развернулся и стал подниматься по лестнице вверх, а Харлин задумался.
О том, почему жрец Бога Войны осведомлен о таких вещах, как переезд
наследника в столицу. И еще о том, как Тиелиг станет присматривать за
принцем, который на дух не переносит служителей и любых других упоминаний о
Богах.
  
  Так ни к чему и не прийдя, дворцовый казначей отправился наверх вслед за
верховным жрецом.
  
  /смещение, неожиданное и яркое - как, впрочем, всегда/

  В парке была глубокая ночь, о чем свидетельствовали хоры цикад и
одноглазая луна, наблюдавшая за игрой. На веранде зажгли свечи, а на
столике рядом с принцем и старэгхом поставили вазочки с фруктами и
печеньем. Здесь же отдавали последнее тепло ночному воздуху чашки с чаем -
некогда горячие.
  
  Последняя атака захлебнулась. Талигхилл вывел резервы и добивал остатки
Армахогова воинства.
  
  - Вс„, - неожиданно произнес тот, откидываясь в кресле и протягивая руку
к остывшему чаю.
  
  - Что? - не понял сначала Талигхилл.
  
  - Я проиграл, - ответил старэгх, топорща усы и отхлебывая из чашки. -
Разбит полностью, и армия восстановлению не подлежит. Поздравляю,
Пресветлый.
  
  Принц не сдержался и довольно улыбнулся, надеясь, что пляшущие тени
скроют его улыбку - слишком уж мальчишечьей она могла показаться.
  
  - Ну что ж... - он тоже потянулся за чашкой. - А знаете, в чем ваша
ошибка?
  
  - Нет, Пресветлый, не знаю, - покачал головой Армахог. Хотел было что-то
добавить, но в последний момент все-таки промолчал.
  
  - Все дело в том, что вы... - принц запнулся, подбирая слова, - вы
дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете
целое.
  
   Звучит, как плохо заученная фраза , - почему-то подумалось Армахогу. Он
развел руками:
  
  - Я поступаю так, как привык поступать в жизни.
  
  Талигхилл недовольно скривился, и на сей раз он не хотел, чтобы тени
скрывали его мимику.
  
  - А махтас и есть одно из проявлений жизни, - заметил принц. - Разве не
так?
  
  - Как будет угодно Пресветлому, - поклонился Армахог. - Уже поздно. Я
могу идти?
  
  - Да, разумеется. Если желаете, вам постелят в гостевой, а нет - дадут
эскорт до столицы. Но если останетесь, завтра отправимся вместе - я тоже
еду в город.
  
  - Вряд ли мне потребуется эскорт, Пресветлый, - старэгх отставил чашку с
чаем и поднялся. - Сомнительно, чтобы кто-нибудь решился напасть на меня, а
если такое и произойдет - что же, в мире станет на несколько нечестивых душ
меньше. Спокойной ночи.
  
  Принц проводил Армахога недовольным взглядом.
  
  Потом зевнул и потянулся за яблоком. Случайно заметил лист письма,
которое привез днем старэгх.
  
  Отец уехал.
  
  Неожиданная тоска сдавила грудь, так что принц поперхнулся и с силой
зашвырнул яблоко в темноту. Демоны! что происходит?!
  
  Но он знал, что происходит. Вернее, только догадывался. Догадывался, что
это как-то связано с его снами, но думать о происходящим не желал.
  
  Все образуется.
  
  /Ты же знаешь, что это ложь/

  Все образуется! Сны - чепуха!
  
  /Нет. И ты знаешь это/

  Чепуха! Чушь! Это всего лишь сны.
  
  /У других людей это было бы всего лишь снами. Но не у тебя. Не у тебя.../

  Трудно спорить с самим собой. Значительно проще пойти наверх, в спальню.
  Даже если ты знаешь, что там тебя ждут черные лепестки.
  
  /мельканье радужных перьев - смещение/

  Армахог горячил коня и ругал себя за собственную глупость. Он вполне мог
остаться ночевать в усадьбе. Но последние слова принца о том, что махтас -
это одно из проявлений жизни , задели его сильнее, чем старэгх ожидал.
  Из-за этой проклятой игры наследник не приехал попрощаться с отцом. Из-за
нее...
  
  Навстречу Армахогу из тьмы вылетела карета и, громыхая, пронеслась в
противоположном направлении. В приоткрытом окне на мгновение появилось
лицо, и это лицо показалось старэгху знакомым. Тот старикашка, что
встретился сегодня в усадьбе Пресветлых. Странные совпадения.
  
  Конь всхрапнул под ним, словно сетуя на нелегкую жизнь, но продолжал
скакать в сторону Гардгэна. Армахог еще раз оглянулся, но карета уже
исчезла в ночи, а гнаться за ней старэгху вовсе не улыбалось. Он дал коню
шпор и покачал головой. Тяжелый день. Еще и проигрался в этот треклятый
махтас.
  
  Где-то далеко впереди показались огоньки часовых на башнях города.
  
  Когда Армахог въехал на улицы Гардгэна, предварительно выругав нерадивых
дежурных, что стояли на страже у ворот, он заметил несколько серых фигур,
вышагивающих по мостовой. Но стоило ли чересчур удивляться тому, что в эту
необычную ночь, завершавшую столь необычный день, жрецы Бога Войны
Ув-Дайгрэйса не спят? Наверное, не стоило.
  
  
  ДЕНЬ ТРЕТИЙ

  Я пошевелился, чувствуя, как болит затекшая шея. Да что там шея - все
тело ныло, словно я просидел в кресле целый день. Странно, но в прошлый раз
я таким разбитым себя не чувствовал. И в позапрошлый тоже. Наверное, тогда
сказалось любопытство - все внимание было сосредоточено на том, что
произошло, и о боли я совершенно забыл. А вот сегодня... Демоны!
  
  - Господа, - бесстрастным, как обычно, голосом Мугид привлек к себе наше
внимание. - Господа, боюсь, многим из вас сейчас нелегко. Не удивляйтесь.
  Сейчас - почти полночь. Как я и предупреждал вас, наше повествование
заняло больше времени, чем предыдущие. Это связано с тем, что я не имею
права разрывать его, не завершив до конца тот фрагмент, который вы
внимаете.
  Постарайтесь размяться и отправляйтесь на второй этаж - там вас ждет
ужин.
  
   Академик поднялся и недовольно спросил:
  
  - Скажите, господин Мугид, вы намереваетесь пересказать нам историю
принца Талигхилла или же историю сражения в ущелье Крина?
  
  - Две этих истории слишком тесно переплетаются, господин Чрагэн, -
холодно ответил повествователь. - Я понимаю, что вы все ожидали чего-то
иного.
  Всего лишь иллюстраций к тому, о чем больш