с начнется истерика. И
направлена она будет на старика.
  
  
  Но я ошибся. Толстуха только тяжело нервно вздохнула и почти простонала:
  
  - Скорее!
  
  - Автобус уже вызвали, - мягко произнес Мугид. - Но скажите - если вас не
затруднит, конечно, - что стало причиной подобного решения.
  
  Толстуха вздрогнула напуганным желе и неуверенно потянулась к сумке.
  
  - П-понимаете... - она задохнулась от страха и схватила сумку,
загородившись ею от старика.
  
  - Успокойтесь, прошу вас, - сказал он тихим, но в то же время властным
тоном. - Ничего страшного не случилось.
  
  От этих слов толстуха затряслась еще больше.
  
  - Не случилось, - кивнула она истерично. - Но случится. И я должна
  предотвратить это!
  
  - Что?
  
  - Мне снилось, что мой сын... Боги - НЕТ!!!
  
  Глаза толстухи закатились, и она стала заваливаться на бок. Видимо,
чересчур живо вспомнился сон. Если учесть то, что рассказывал Данкэн...
  
  
  Он стоял рядом и ошарашенно наблюдал эту сцену. Правда, хвала небесам,
пока молчал.
  
  Слуги подхватили обморочную и не дали ей упасть. Наверное, заботились о
том, чтобы в полу не образовалась вмятина.
  
  Я скривился от собственных неуклюжих попыток пошутить и бросил осторожный
взгляд на старика. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как слуги приводят
толстуху в себя.
  
  Она очнулась довольно быстро. Судорожно глотнула воздух, икнула и
  уставилась
на Мугида большими выпученными глазами - рыба, попавшая на сушу. Только
рыбы не икают.
  
  - Так что же вы видели? - повествователь спросил об этом как ни в чем не
бывало. Словно ему
  - ему, а не ей! - пришлось на минутку отлучиться, и вот он вернулся к
прерванному разговору.
  
  - Я видела, как он умирает, - ослабевшим голосом произнесла толстуха. -
Понимаете - умирает!
  
  - Понимаю, - успокоил ее старик. - Думаю, автобус уже прибыл.
  
  Слуги распахнули перед ним входную дверь, и Мугид, а после - толстуха -
вышли на площадку. Я последовал было за ними, но один из слуг настойчивым
жестом остановил меня:
  
  - Не сейчас, господин.
  
  Я вынужден был согласиться с этим. Вряд ли мое присутствие чем-нибудь
помогло бы, скорее - наоборот.
  
  Резкий пронзительный звук, родившийся в ущелье, поначалу напугал меня.
Данкэн тоже вздрогнул, да и остальные внимавшие - они к этому времени тоже
выбрались из комнатки и наблюдали за происходящим - покосились в сторону
площадки.
  С минутным запозданием я все же понял, что это гудел автобус.
  
  Толстуха, поддерживаемая под локоть Мугидом, стала спускаться по
лестнице.
  
  Когда они исчезли из поля зрения, я повторил свою попытку выйти наружу, и
на сей раз мешать мне никто не стал.
  
  На площадке было холодно и ветрено - как, впрочем, и всегда. Я перегнулся
через парапет и увидел далеко внизу красный коробок автобуса.
  Мугид с толстухой преодолели уже примерно четверть пути и потихоньку
продолжали спускаться дальше. Молодец старик. Не дал ей окончательно впасть
в истерику.
  
  
  Рядом появились другие люди, они тоже наблюдали за тем, как
повествователь и толстуха спускались. Но с меня было довольно - я уже
насмотрелся досыта. Зато выпал случай поговорить с Данкэном.
  
  Я тронул его за локоть. Журналист мгновенно откликнулся и отошел в
сторону, словно только дожидался моего знака.
  
  - Вы поняли? - спросил я.
  
  Он кивнул. Конечно, он понял. Толстуха была следующей в очереди на
суточное обладание даром Пресветлых. Ей на долю выпала способность видеть
вещие сны. Или то, что она сочла вещими снами, если точнее. Вряд ли они
имеют какое-то отношение к действительности.
  
  
  Но нам-то от этого не станет легче. Кто следующий? И что выпадет ему?
  
  - Мне страшно, Нулкэр, - неожиданно прошептал журналист, кутаясь в свой
кожаный жилет с карманами. - Я начинаю жалеть, что вообще попал сюда.
  
  - Вы не одиноки, - хмыкнул я. - Но что поделать? Отправляйтесь, если
желаете, вслед за ними, - я кивнул в сторону ущелья. Разумеется, отсюда не
было видно ни автобуса, ни старика с толстухой, но Данкэн понял. - Еще
успеете догнать.
  
  Он вздохнул.
  
  - Знаете, - говорит, - теперь я понимаю, что чувствует обезьяна, когда
сует лапу в ящик с апельсином. Вам, должно быть, известна эта старая
охотничья уловка. Поимщик берет ящик, раскрашивает его как можно ярче и
кладет внутрь апельсин. Делает отверстие - такое, чтобы обезьяна могла
просунуть внутрь руку, но вытащить ее с апельсином, зажатым в кулаке, была
уже не способна. Считается, что обезьяна настолько глупа, что не может
додуматься и сбежать. Глупости! Я только теперь понял: она не бежит, потому
что ей интересно. Какой-то частью сознания животное догадывается, что все
это неспроста, и его, скорее всего, убьют. Но есть более сильный импульс,
инстинкт - называйте это, как угодно - любопытство! Ей любопытно - и она
остается, дожидаясь поимщиков. Я сейчас - такая обезьяна.
  
  - А вот идет поимщик, - я кивнул в сторону лестницы.
  
  Не знаю, как Мугид ухитрился так быстро довести толстуху до автобуса, но
он уже возвращался. Лицо его не выдавало ни единого чувства. С таким бы
лицом в карты играть!
  
  
  Данкэн вздрогнул и оглянулся. Потом замолчал.
  
  А я подумал, что этим трюком избавился от его вопроса, на который было бы
очень сложно придумать правдоподобный ответ. Скажите, Нулкэр, а почему
остаетесь вы?
  
  - Господа, - сказал Мугид, оказавшись на площадке и снова окидывая всех
взглядом опытного пастуха. - Поскольку нас так неожиданно...
  прервали, предлагаю пообедать прежде, чем мы продолжим наше
повествование.
  
  
  Итак продолжим? Тем лучше, поскольку сие означает, что все это закончится
для меня раньше. Может быть, уже сегодня.
  
  
  Конечно, я бессовестно врал себе. Сегодня я бы не рискнул. Мугид и так на
  взводе. Опасный человек.
  
  
  Обед прошел в гробовом молчании. Как говорится, атмосфера сгустилась и
готова была разразиться бурей. Правда, обошлось без бурь.
  
  После обеда мы продолжили, как и...
  
  
  
                              ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЯТОЕ
  
  Как Талигхилл и ожидал, во дворце было еще хуже. В смысле, жарче,
многолюднее и утомительнее. Плюс ко всему - здесь приходилось возобновлять
то, от чего он был благополучно избавлен, находясь в усадьбе: тренировки по
владению оружием, занятие делами государственной важности, светские приемы
и еще много всякого... непотребства. Но это оставалось пока в недалеком
будущем. Слуги распаковывали багаж, а он шагал по длинным коридорам дворца,
то и дело встречаясь с вельможами и увязая, как в патоке, в пустых
разговорах о здоровье и непостоянных ценах на воду.
  
  Талигхилл каждый раз мысленно кривился и старался поскорее вырваться из
лап очередного сахарно-улыбчивого собеседника, но уйти, совсем не
поговорив, практически не удавалось. Что, разумеется, мало способствовало
поднятию настроения принца.
  
  Впрочем, о каком-таком настроении могла идти речь? Он несколько часов
назад узнал о том, что является, по сути, бастардом, пускай и по
материнской линии. Его отец - управитель имения Пресветлых! Разумеется,
все, что наговорил Домаб, могло оказаться неправдой - могло бы! эх, могло!
  Вот только было - принц знал это, чувствовал - было правдой.
  
  Очередной коридор вильнул хвостом, подобно нашалившему псу, и Пресветлый
оказался в крыле, где находились его покои. Кроме них, здесь также
располагалась дворцовая библиотека, кабинет принца и все такое прочее. Но
уж никак не храм Ув-Дайгрэйса, поэтому Тиелиг, отделившийся от тьмы одной
из ниш и направляющийся к Талигхиллу, был здесь, мягко говоря, неуместен.
Но кажется, принц сейчас не был расположен говорить мягко.
  
  - Добрый день, господин, - поклонился жрец.
  
  - Возможно. Но я этого пока не заметил, - бросил Пресветлый. - Это все,
чем вы хотели порадовать меня сегодня? В таком случае, счастливого пути. И
пускай этот день будет к вам по-прежнему добрым.
  
  - Благодарю вас, Пресветлый, - Тиелиг снова поклонился. - Но это не все.
  
  - Что же еще?
  
  - Вас хотел видеть Харлин. И он просил меня, чтобы я поинтересовался у
вас, когда вы сможете его принять.
  
  - Дело, разумеется, не терпит отлагательств? - предположил принц. - Ну, с
Харлином я, положим, сам все решу, а вот что вы, любезный, здесь делаете?
Неужели, работаете у дворцового казначея на полставки посыльным?
  Непохоже на вас. Или, может быть, пожертвования в храм стали поступать в
значительно меньших количествах? Неужели горожане поумнели?
  
  - Нет, хвала небесам, - покачал головой Тиелиг. В его голосе не было ни
капли раздражения или неодобрения от сказанного Пресветлым. - Нет,
пожертвования поступают все с той же регулярностью. Горожане не поглупели.
Просто, господин...
  
  И Тиелиг внезапно замолчал.
  
  Принц с удивлением отметил, что впервые за долгие годы знакомства со
жрецом наблюдает его растерянным.
  
  - Так что же, Тиелиг?
  
  Жрец помотал головой:
  
  - Ничего, Пресветлый. Простите, что потревожил ваш покой.
  
  - Ты уверен, что ничего?
  
  - Нет, Пресветлый, не уверен, - Тиелиг медленно, словно в тяжелом
раздумье, снова покачал головой. - Совсем не уверен...
  
  - Тогда говори, - велел принц.
  
  - Не буду, господин, - ответил жрец Ув-Дайгрэйса. - Именно потому что не
уверен.
  
  Талигхилл пожал плечами:
  
  - Ну, как знаешь...
  
  И пошел к себе, заинтригованный необычным поведением Тиелига.
  
  А жрец еще некоторое время стоял, продолжая недоверчиво качать головой.
  
  Принц вошел в свои покои, рухнул на просторную кровать и пообещал самому
себе до завтрашнего дня не заниматься никакими делами - даже делами
государственной важности. В конце концов как-то же с ними Харлин
справлялся, пока Талигхилл не приехал. А один день погоды не сделает.
  
  В дверь постучали. Уважительно, но в то же время настойчиво: мол, знаю,
что ты здесь, и нечего притворяться, будто не слышишь - открывай.
  
  Талигхилл проигнорировал стук и продолжал лежать, пялясь в алый шелк
балдахина. Нужно было сказать Джергилу, чтобы никого не пускали.
  Неизвестный выждал некоторое время и снова постучал.
  
  - Входите, не заперто! - крикнул принц, понимая, что не отвяжутся.
  
  В комнату вошел Харлин. Отыскал взглядом Пресветлого, поклонился и сразу,
с порога, начал говорить о неотложных делах .
  Талигхилл прервал его взмахом руки и приподнялся на локте:
  
  - Подожди, не торопись. Что-то на самом деле важное есть? Нету - знаю,
что нету. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в
покое, а с завтрашнего дня - так уж и быть - тирань меня, сколько позволю.
И не спорь.
  Все, ступай.
  
  Харлин поклонился:
  
  - Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос - и я уйду.
  
  - Ладно, - великодушно согласился Талигхилл. - Один вопрос. Слушаю.
  
  - Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее, как вчера, он явился ко мне
с распиской на получение... некоторой суммы денег. Расписка была выдана
вами.
  
  - Верно, - подтвердил принц. - Мной. А что тебя смущает? Некоторая сумма
? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего
понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось.
  
  - Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра...
  
  - Завтра, завтра, - лениво проговорил Талигхилл. - И никак не раньше.
  
  - Как будет угодно Пресветлому, - казначей поклонился и вышел.
  
  На пороге он столкнулся с Джергилом - телохранитель пропустил Харлина и
вошел в комнату:
  
  - Ваши вещи распаковали, Пресветлый.
  
  - И махтас?
  
  - Да, как вы и приказывали - в желтой комнате.
  
  - Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало
бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что
вашей вины в том нет.
  Ступай.
  
  Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и
стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не
привык. Некоторое время он лежал на кровати, пытаясь разобраться с
собственными чувствами и постановить, как же относиться ко всему,
сказанному управителем.
  Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с
тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас...
  
  
  Не прогуляться ли мне до желтой комнаты?..
  
  
  Талигхилл поднялся с мятого покрывала и решительно направился к двери.
Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся:
  
  - Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже.
  
  Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем - они
переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался.
  Талигхиллу, впрочем, было все равно.
  
  Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул
дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи.
  
  - Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели - и
смогли - обсудить.
  
  Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился:
  
  - Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, - Тиелиг
указал на махтас, - и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него.
  
  - Где я вас и застал, - завершил за него принц. - Удивительно, как много
вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Ходите там, где ходить
вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых - просто поражаюсь тому,
как вы...
  осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе?
  
  - Не большую, чем раньше, - ответил жрец. - Я, видимо, должен просить у
  вас прощения за свои
действия.
  
  - Должен, - согласился Талигхилл. - Но ведь не просите. Да и что мне в
ваших просьбах?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные
игры?
  
  - Мне не полагается: сан, - с поклоном ответил жрец. - Но, позволю себе
заметить (если вы имели в виду махтас), что это - не азартная игра. По
крайней мере, в нее мне играть не запрещается.
  
  - Да, я имел в виду махтас, - согласился Пресветлый. - Так что же,
сыграем?
  
  - Как пожелаете.
  
  - Пожелаю сыграть, - сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. - Итак,
начнем со знакомства с правилами игры...
  
  - Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, - сообщил Тиелиг, также
устраиваясь в кресле.
  
  - Да? - удивился принц. - Откуда же?
  
  - За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными
вещами, - уклончиво ответил жрец. - В том числе и с махтасом.
  
  - Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок?
  
  - Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я -
младенец.
  
  - Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем.
  
  - Начнем, - согласился жрец.
  
  Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на
крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло
быть ничейной территорией, а потом...
  Потом - как получится.
  
  
  
                                ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
  
  После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился -
только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же, в молчании. И
взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о
толстухе.
  Кроме, разумеется, меня. То есть, я тоже думал о ней, но совершенно
иначе, чем все. Я был ей благодарен.
  
  Потом я заметил Карну - она медленно поднималась по лестнице и выглядела
очень печально. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя
собеседница сегодня сошла с ума.
  
  Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:
  
  - Мне очень жаль.
  
  
  Снова банальности, старина.
  
  Мельчаешь.
  
  
  - Да, - согласилась она, - жаль ее. Но может, это и к лучшему. Как знать,
вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына?
  
  - Вы верите в то, что ей снился вещий сон? - удивление в моем голосе не
пришлось имитировать - я на самом деле был обескуражен такой суеверностью -
глупо верить всуе, в то, чего не может быть. А еще историк...
  
  
  Девушка внимательно посмотрела на меня:
  
  - А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное
невозможным?
  
  - Почему же, считаю возможным. Было возможным. Но только не в наше время.
  
  
  Кривишь душой.
  
  
  - Почему?
  
  - Потому что Боги ушли, древний Ашэдгун слился с Хуминдаром, а Пресветлых
больше нет. Вот почему. Время Богов миновало, Карна. И теперь не стоит
надеяться на сверхъестественные силы. Мы сами становимся Богами, изобретая
самолеты, пароходы, телевизоры и многое другое, мы летаем в небесах и
спускаемся под землю. Мы, если вам будет угодно, заняли ту экологическую
нишу, которая до сих пор была прерогативой Богов. А сами Боги вымерли.
Поэтому их чудеса стали невозможными, хотя раньше были объективной
реальностью; теперь же наши самолеты-телевизоры превратились в такую
реальность - а тогда они были невозможными. Вот такие пироги.
  
  - Да, - согласилась она. Ну, по крайней мере, кивнула так, будто
согласилась. - Но сон-то ей приснился.
  
  - Мне сны тоже снятся, - признался я. - Некоторые даже сбываются.
Конечно, не полностью, но все же...
  
  Понимаете, если я очень хочу приобрести, скажем, дачу на одном из
живописных берегов Ханха , как принято об этом писать в рекламных
проспектах, - так вот, если я очень этого хочу, думаю об этом все время, то
и присниться мне эта дача может запросто, даже не раз и не два. Ну а
удивительно ли будет то, что в конце концов я накоплю денег - или, скажем,
ограблю банк - и приобрету-таки эту свою двухэтажную мечту? По-моему,
вполне закономерное явление.
  
  - Но Сэлла не мечтала о том, чтобы ее сын погиб, - заметила девушка.
  
  - Да. Не мечтала. Но она могла, предположим, беспокоиться о нем, бояться,
что такая катастрофа произойдет. Вот и приснилось.
  
  Карна остановилась и внимательно посмотрела мне прямо в глаза.
  
  - Нулкэр, вы же не верите ни единому своему слову. Тогда зачем говорите?
Чтобы утешить меня, да?
  
  
  Не знаю, насчет историка, но психолог из нее великолепный. А утешитель из
меня...
  
  - Верю, - сказал я. - Верю, Карна. Потому что если не верить в мои слова,
тогда - что же остается?..
  
  - Наверное, раскрыть глаза и посмотреть на правду. Сделать то, чего так
боялся Талигхилл.
  
  Карна развернулась и ушла, а я некоторое время так и стоял, с некрасиво
отвисшей челюстью. Поговорили, значит. По душам. Только твои слова ее ни в
чем не убедили, даже не утешили, а ее - шарахнули тебя по темечку.
Только... я же не Талигхилл! Я же знаю: происходит что-то непонятное. Я
даже сам догадался про то, что это очень похоже на божественный дар
Пресветлых.
  Тогда почему?...
  
  
  - Судорога челюстных мышц? - участливо осведомился Данкэн.
  
  Я отстраненно посмотрел на него, но смолчал. Рот, правда, закрыл.
  
  - Вы сейчас куда? - поинтересовался журналист.
  
  - К себе, - неприязненно ответил я. - Расслабьтесь, Данкэн. Пока все
нормально.
  
  Помолчал, а потом добавил:
  
  - Да и изменить сейчас мы ничего не в силах.
  
  Он молча кивнул и ушагал. Наверное, вспомнил про свою работу и пошел
разглядывать выставку древнеашэдгунского фарфора - или что здесь еще
имеется, в Башне ?
  
  Я тоже вспомнил про работу и решил, что до ужина было бы неплохо ею
заняться. Ну и занялся в меру сил, исписал несколько листов, наговорил
целых две кассеты. Потом пошел ублажать чрево.
  
  За столом было тихо и задумчиво, словно у нас там поминки справляли. Я
пристроился рядом с Карной и злорадно отметил, что Данкэн еще экскурсоводит
самого себя по выставкам Башни .
  
  Девушка улыбнулась мне - мягко и искренне:
  
  - Простите, что сегодня сорвалась. Нагрубила, вы, наверное, обиделись. Вы
  ж хотели
как лучше, а я... - она сокрушенно махнула рукой.
  
  Я - тоже.
  
  - Оставьте, мне досталось поделом. Просто день сегодня такой... Тяжелый
  день.
  
  - Это точно. Знаете, хочется, чтобы пошел дождь. А то в воздухе так...
сухо, что ли.
  Словно в ск