, конечно, предоставили, хотя в ней, словно на
сетчатке глаза после того, как смотришь на яркий свет, остались следы наших
голосов.
  
  - Итак, господа, - молвил сей удивительный старик, - сегодня мы начали
знакомство с историей ущелья. Впереди нас ждет еще много повествований, но
на этот день, думаю, достаточно. Все вы, как и Талигхилл, наверное,
проголодались и с удовольствием поужинаете.
  
  - Пообедаем, - поправил его кто-то.
  
  - Я не обмолвился, - покачал головой Мугид. - Поужинаете. Повествования
отнимают огромное количество времени. Сейчас уже вечер, господа. Прошу вас
проследовать в Большой зал. Думаю, стол уже накрыт.
  
  Мы стали подниматься и, не прекращая обсуждать пережитое, направились к
выходу из комнатки. Я чуть подзадержался, пропуская впереди себя дам, а
потом неожиданно почувствовал чью-то крепкую ладонь на своем плече.
  Обернулся.
  
  - Господин Нулкэр, - проговорил Мугид, глядя мне прямо в глаза, словно
хотел просверлить во мне две сквозные дыры. - Господин Нулкэр, я
повествователь со стажем. Поэтому мне доступны многие вещи, о которых иные
люди могли бы лишь догадываться. Будьте поосторожнее, господин Нулкэр, не
вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить.
  
  - О чем вы, господин Мугид? - недоумевающе спросил я. - Что вы имеете в
виду.
  
  - Вы знаете, что я имею в виду, - с нажимом произнес старик. - Повторяю,
не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить. Бесполезное
занятие. Я бы даже сказал, вредное.
  
  С этими словами он легонько подтолкнул меня к выходу и, словно в
насмешку, произнес:
  
  - Приятного аппетита, господин Нулкэр.
  
  - И вам того же, - сказал я, не поворачивая головы. - Но я не понимаю...
  
  Сзади заскрипела дверь, и твердые шаги застучали по камням, удаляясь
прочь.
  
  Я оглянулся. Повествователь не шел вместе со всеми к лестнице, он
приблизился к одному из гобеленов, откинул матерчатый прямоугольник и исчез
в проеме за ним.
  
  Что он имел в виду?
  
  - Вы идете, Нулкэр? - это была Карна.
  
  - Разумеется, иду, - я помахал ей рукой и стал подниматься на второй
этаж, к нашему ужину. Пока поднялся, понял, что зверски голоден, и поэтому
не сразу обратил внимание на то, что Мугид уже сидел во главе стола. Но он
же остался внизу! Наверное, какой-то скрытый лифт.
  
  Конечно, это была полнейшая ерунда - насчет лифта, но ничего более
разумного на тот момент в голову мне не пришло. Я откинул все загадки этой
проклятой Башни и вплотную приступил к еде. Об остальном у меня будет время
подумать и после.
  
  Когда все поужинали и сидели, медленно расправляясь со сладким и делясь
впечатлениями, повествователь встал, сообщил нам, что завтрашний сеанс
начнется примерно тогда же, когда и сегодняшний, после чего пожелал всем
спокойной ночи и удалился. Я проводил его пристальным взглядом, но старик
так и не обернулся. Не вглядывайтесь чересчур пристально . Да пошел он!..
  
  Он-то пошел, но я остался - и снова угодил в лапы к журналисту. Этот хлыщ
прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:
  
  - Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня. Наверное, я не имел
права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но...
  
  Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать. В конце концов,
человек пытается извиниться.
  
  - Эта дурацкая обстановка, - он обвел вилкой зал и растерянно покачал
головой, - эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня - они произвели
на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне
показалось, вы тоже почувствовали... Простите, - снова возвращаюсь ко
вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не преставился. Ваше-то имя я
знаю - поделилась Карна, - а вы мое - нет. Данкэн, журналист, пишу для
нескольких столичных изданий, в том числе и для...
  
  - Прошу прощения, что перебиваю вас, - вмешалась подошедшая Карна. -
Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпровождения.
  
  Она очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно
выругался. Опять Данкэн лез со своей беседой в самый неподходящий момент.
  Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал
себя на полуслове и сокрушенно покачал головой.
  
  - Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.
  
  - Во что это ? - похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка
раздражения. - И почему вы считаете своим долгом признаться во всем этом
именно мне?
  
  - А кому еще? - чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал,
указывая на расходящихся потихоньку гостей. - Кому? Той толстухе, что
тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому
очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые
стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому
старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после второго-третьего
сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв компенсационных денег.
  А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.
  
  - Тогда расскажите Карне, - посоветовал я. - Или ее вы тоже относите к
людям второго сорта ?
  
  Данкэн покачал головой:
  
  - Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто у
каждого своя нервная система, и у некоторых она послабее, чем нужно для
всех этих повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.
  
  - И?..
  
  - И она поняла меня. И даже сказала, демон меня забери! что она
почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице - и
потом, позже.
  
  Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким
образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную
окраску.
  
  - Подождите. Что нечто подобное ей привиделось? И почему вы рассказываете
обо всем этом мне?! Почему?! демон вас забери!
  
  - Потому что я не могу держать все это в себе! - отчаянно прошептал,
наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн. - Вот почему! Потому что я
боюсь - и сам не знаю, чего именно.
  
  Неожиданно он откинулся на спинку стула и покачал головой:
  
  - Что же касается нечто подобного , то, думаю, вы сами прекрасно
понимаете, что я имел в виду.
  
  - Нет! - прорычал я, взбешенный. - Я не какой-нибудь растреклятый
Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в
открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с
расшалившейся фантазией, навыдумывавший демоны знает какой чуши и
пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам что,
мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую атмосферу,
скажите на милость?! Неужели только за тем, чтобы можно было написать
крутой
   репортаж из проклятой башни ?
  
  - Вот! - сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих
  глаз. - Вот! Вы только что сами признались.
  
  - В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!
  
  - В том, что здесь тяжелая атмосфера, - заявил он, невозмутимо уставясь
на меня своим блестящим черным взглядом. - И теперь вам не отвертеться.
  
  И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я
рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его
удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал
его по плечу и встал:
  
  - Мне не от чего отворачиваться . Если желаете, - если вам будет от этого
легче, - я готов тысячу раз повторить: здесь тяжелая атмосфера . Вы
довольны, дружище? Надеюсь, что да, потому что больше мне нечем вам помочь.
  Приятного времяпрепровождения. Надеюсь, за завтраком мы с вами не
увидимся.
  
  С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. Сумасшедший день и
достойное его завершение.
  
  В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно
заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и
одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно
притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться моих
команд. Но спать еще было рано.
  
  Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того,
нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти.
  Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом
свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не
фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.
  
  Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и наощупь потушил
свет. Конечно, нужно было еще обдумать все, случившееся сегодня после
повествования, и обдумать серьезно, - но сил на это уже не было. Сон
проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких
черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было
выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.
  
  
  
  ДЕНЬ ВТОРОЙ

  Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил,
что пора завтракать, и что сразу после завтрака начнется повествование, так
что если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал уточнять,
что именно если я не хочу пропустить - завтрак или повествование, - просто
сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал пропускать ни того, ни
другого.
  
  Спустившись в Большой зал, с некоторым удовольствием заметил, что за
столом собрались не все. Вот Данкэна, например, нет. Мелочь, а приятно.
Небось спит без задних ног после вчерашних откровений. Наверное, и напился
еще, как сапожник.
  
  Я опустился на стул с львиными лапами вместо ножек и улыбнулся Карне:
  
  - Привет! Как спалось?
  
  Она мило сморщила носик:
  
  - Спасибо, не очень. В этих комнатах или слишком жарко, или слишком
холодно. Вчера мерзла всю ночь под одеялами, а сегодня - наоборот.
  Почему-то кажется, что отчасти в этом виновато давешнее повествование.
  
  - Не исключено, - согласился я, накладывая себе салат. - Помните, как
вчера сразу после него всем захотелось пить?
  
  - Точно. Я тогда еще удивилась, а потом забыла - столько было
впечатлений.
  
  - Да, - кивнул я, - впечатлений предостаточно.
  
  Даже больше, чем хотелось бы.
  
  - Кстати, вы не видели Данкэна?
  
  Я покачал головой:
  
  - Нет. Мы расстались с ним вчера, и с тех пор - не имел чести. А что?
  
  - Да ничего, в общем-то. Просто я подумала, что он - единственный, кого
сегодня нет за столом. Странно, не так ли?
  
  - Ну, эта странность - ничто по сравнению с ним самим, - ответил я,
немного злорадствуя. - Он ведь сам - одна большая ходячая странность.
  
  - Он не понравился вам, - констатировала Карна. - Почему?
  
  При этом она пытливо посмотрела на меня, словно желала видеть, когда я
скажу неправду.
  
  - Данкэн говорит странные вещи, - осторожно произнес я. - Неприятные и
непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе. Психически
неустойчивый человек.
  
  - Может быть, - задумчиво прошептала девушка. - Может быть, вы и правы.
Но все-таки, почему его нету с нами? Странно.
  
  Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что
Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли раздражали,
но я напомнил себе, что нахожусь здесь не за тем, чтобы ухлестывать за
молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В конце концов,
стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет. Тогда ничто не
помешает даже отыскать Карну и попробовать продолжить все в совершенно
другой обстановке.
  
  От этих мыслей меня оторвал чей-то ощутимый толчок. Я обернулся, почти на
сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа -
растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с
крашеными завитыми волосами - та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо,
дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу
замаха на тот искромсанный кусок мяса, что лежал в ее тарелке. Теперь
женщина приложила к своей необъятной груди ладонь и стала извиняться. Я
уверил ее, что все это сущие пустяки и поспешил отвернуться. Паршивое
настроение. Сегодня, похоже, решающий день. Нужно быть внимательным и
собранным, и не отвлекаться на мелочи... Где же этот Данкэн?
  
  Толстуха что-то лепетала у меня под ухом. Кое-кто стал даже
оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит.
  
  Я взглянул на Мугида. Тот сидел, прямой, словно наглотался шпаг, и
бесстрастный, как скала. Он и не думал вести нас в ту комнатку. А толстуха
все не переставала болтать.
  
  Когда терпение уже готово было покинуть меня, старик поднялся со стула и
попросил всех следовать за ним. Я вздохнул с заметным облегчением и чуть ли
не бегом покинул зал. Карна, как это ни удивительно, осталась позади и даже
поддержала беседу с той надоедливой теткой. Я велел себе не обращать
внимания - есть цель поважнее.
  Внизу у гобеленов нас поджидал Данкэн - эту долговязую подвижную фигуру
было трудно не узнать. Он выглядел так, словно его шарахнули по голове
чем-то тяжелым. Другими словами, начал наконец-то соответствовать своему
поведению.
  
  Стоило ему заметить нас, журналист нервно дернулся, замер в
нерешительности, а потом шагнул навстречу всей честной компании.
  
  - Доброе утро, господин Данкэн, - поприветствовал его Мугид. - Вы решили
сегодня не завтракать?
  
  - Да, - пробормотал тот, краснея. - Решил.
  
  Никогда бы не подумал, что этот хлыщ умеет краснеть, но не верить
собственным глазам не было никакой причины.
  
  Все вошли в комнатку и разместились там же, где и вчера. Данкэн при этом
сидел, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько смог, и бросая
время от времени в мою сторону настороженные взгляды. Кажется, он
окончательно сошел с ума.
  
  - Начнем, господа, - проговорил Мугид, усаживаясь в каменное кресло. -
Все ли чувствуют себя в состоянии внимать?
  
  Мы закивали, и он...
  
  
  
                           ПОВЕСТВОВАНИЕ ВТОРОЕ

  - Он пришел уже давно, Пресветлый. Просто никто не решался вас будить.
  
  Талигхилл нетерпеливо вздохнул и покачал головой. Разумеется, они не
решались его будить! Раф-аль-Мон уже давным-давно ждет его, а они не
решались его будить! Принц энергично откинул край одеяла и начал одеваться.
  Слуги сунулись было помочь ему, но Пресветлый свирепо глянул, и те отошли
в сторонку, больше на подобное не претендуя. В этой скучной жизни хотя бы
привилегию одеваться самостоятельно Талигхилл оставлял за собой. Отец
ворчал, что это блажь, но ему-то легко говорить. Руалниру было чем
заняться, все-таки он - правитель. Конечно, это означало прежде всего
колоссальные заботы, но лучше заботы правителя, чем ничегонеделание
наследного принца. По крайней мере, Талигхилл считал именно так. И поэтому,
даже торопясь, он одевался самостоятельно. Да и кто сказал, что слуги
оденут вас быстрее?
  
  - Велите, чтобы накрывали на стол и пригласили господина Раф-аль-Мона
позавтракать вместе со мной.
  
  Один из слуг низко поклонился и исчез за тихонько скрипнувшей дверью.
  Принц, щурясь от яркого света, залившего всю спальню, разбирался с
шелковыми штанами. Черное пятнышко на них вызвало очередную волну
раздражения, но менять одежду уже не было никаких сил. Талигхилл наконец
попал ногами в штанины и прорычал:
  
  - Да задерните же хоть немного шторы, вы, изверги!
  
  Слуги бросились исполнять приказ и перестали наконец на него пялится так,
словно за последние несколько лет одевающийся принц был для них самым
впечатляющим зрелищем.
  
  Наконец он справился с проклятой одеждой и сбежал вниз по лестнице, на
ходу запахивая халат и чувствуя, как под ложечкой посасывает от нетерпения.
  Махтас уже был где-то здесь, и принцу больше всего на свете хотелось
сейчас же приступить к игре. Но, к сожалению, существовали еще такие
условности, как необходимость позавтракать. В животе капризно заурчало,
подтверждая то, что да, позавтракать было бы неплохо.
  
  Спускаясь, принц скользнул взглядом по фигурке Оаль-Зиира и недовольно
скривился.
   Боги ! Что Домаб понимает о Богах? Что вообще кто-либо из них, верующих
, на самом деле знает о предмете своей веры?
  
  Эти мысли настолько не соответствовали радостному и солнечному утру, что
принц отпихнул их подальше и благополучно обо всем забыл. До урочного часа.
  
  В столовой - огромном гулком зале, как и гостиная, украшенном богато и со
вкусом - на столе уже дымились различные блюда. На месте Талигхилла сидел
Раф-аль-Мон и заинтересованно принюхивался к тому, что стояло прямо перед
ним: супница была неплотно накрыта крышкой, и из-под нее наружу проникал
завораживающий запах. Перед тем, как войти, Пресветлый замедлил шаг и
придал лицу соответствующее выражение. После - вошел и не спеша приблизился
к столу, лениво раздумывая, согнать ли торговца со своего места или же
приберечь сей сюрприз до конца завтрака и сообщить уже потом, когда менять
что-либо будет поздно. То-то старик сконфузится.
  
  Решив, что все-таки подобный поступок был бы не к лицу Пресветлому,
Талигхилл сел в кресло рядом с Раф-аль-Моном и знаком приказал слугам
начинать. Те стали поднимать крышки с блюд, и букет аппетитных запахов
наполнил всю столовую. Желудок принца заурчал - совсем не величественно.
  Раф-аль-Мон сделал вид, что ничего не заметил, и слабо улыбнулся.
  
  - Доброе утро, - сказал принц. - Надеюсь, вы приятно провели время,
дожидаясь меня?
  
  - Разумеется, - кивнул торговец. - Просто чудесно. Ваши слуги столь же
обходительны сколь и гостеприимны.
  
  - Да, - согласился Талигхилл. - Этого у них не отнимешь, - даже если
очень постараться. - Ну что, приступим к трапезе?
  
  Раф-аль-Мон недоумевающе посмотрел на Пресветлого, и тот сообразил, что
старик, как и каждый истинно верующий, перед тем, как принять пищу,
возносит молитву Богам.
  
  - О, - усмехнулся принц. - Простите, не обращайте внимания. У меня свое
отношение к тому, что называется религией. Молитесь, если вам так угодно -
меня это не смутит.
  
  Старик выглядел растерянным.
  
  - Но... Это не мне угодно, Пресветлый. Это угодно моим Богам.
  
  - Разумеется, - кивнул Талигхилл. - Разумеется, вашим Богам. Так молитесь
им. Повторяю, меня вы этим не заденете.
  
  Раф-аль-Мон снова покосился на принца, но встал со стула, вытянувшись в
струнку и воздевши глаза к потолку. Принц негромко постукивал ложкой,
выбирая из своей тарелки куски получше и вполуха слушая ту чепуху, которую
бормотал торговец. Он не понимал, как можно верить в подобную чушь - Боги .
  
  Сейчас Раф-аль-Мон очень напоминал ему того священника, что читал
погребальную молитву над гробом матери - точно так же свисала к земле и
судорожно подергивалась при каждом слове белесая борода, точно так же
подобострастно глядели в небо широко раскрытые глаза. И все вокруг
маленького Талигхилла тоже смотрели в небо, а он - он один - смотрел на
лицо мамы. Ее укусила - подумать только! - ее укусила бешеная собака,
неизвестно каким образом пробравшаяся в усадебный парк. Какая нелепая
смерть! С тех пор, разумеется, ни одна тварь не могла приблизиться к
усадьбе ближе чем на сотню шагов, не рискуя быть подстреленной из лука
охранниками или же изрубленной ими в капусту. Но маму-то это не спасло. Не
оживило. И о каких Богах - всемогущих и справедливых - могла идти речь в
таком случае? Они не уберегли самую светлую и невинную душу во всем мире -
его мать. У нее был удивительный для Пресветлых дар - она лечила болезни.
  Смертельные болезни. А вот себя вылечить не смогла. Отец, дар которого
заключался в способности выигрывать в азартных играх, только кусал себе
губы от бессилия, а Талигхилл... У Талигхилла как раз накануне ее смерти
впервые был вещий сон. Но он не верил в Богов. Несмотря на сны, несмотря на
все прочее, он все равно не верил в Богов. Нету их - всемогущих и
справедливых, нету и не было. И уже никогда не будет. И поэ